Великая жертва

— ... это последнее, — облегченно вздохнул блондин и посмотрел на часы. — Без десяти. Дописывай, сохраняй, печатай и погнали. — Слава богу. — Едва Гилберт нажал сохранить, как в здании вырубили свет. — ДАБЛЪ!!! Феликс, выгляни, это только у нас или по улице? Блондин присел около окна, вглядываясь в сумерки октябрьского вечера, сквозь которые едва видными молниями мелькали фары машин. — Уличные фонари не работают, — он всмотрелся в дом напротив. Почему-то в этих сумерках было очень плохо видно. — В доме напротив света тоже нет. Раздался треск стекла. Большая трещина прошлась по окну сверху вниз, расходясь тонкими паутинками в разные стороны. Феликс едва успел отползти от окна. Гилберт прижал его к себе, повернувшись спиной к окну. Вой ветра ударил по ушам. — Я-я уже и з-забыл, что у нас т-типа такая ересь тотально творится. Хонда этот т-тотальный пранкер-пугалкер, — заикаясь, проговорил блондин. — Я-я установил в текстовой программе автосохранение каждую минуту, все тотально можно будет восстановить. Небо было покрыто темно-серыми густыми облаками, но именно над их районом висела страшная, комкообразная чёрная туча, с каждой секундой разрастая и создавая в своем ядре электрические заряды, которые еще не были видны на земле сквозь черную завесу. Буря разрасталась и снижалась. Быстро снижалась. Всего за минуту она поглотила крышу и верхний этаж офисного небоскреба. — Вот же гадство! Идем-ка к начальству, нефиг тут торчать, пусть побывает в нашей шкурке. — Гилберт под раскаты грома и треск молний вывел блондина из кабинета. — По ходу ночевать мы будем на работе. — Тотально, электрички с такой погодой типа вряд ли запустят, — согласился Лукашевич, но потом предложил: — У меня съемная квартира недалеко. Сам знаешь, что всего ничего дворами пройти, подвозил же. У тебя диван на двоих не предназначен, а у меня он тотально раздвигается. — А ты хочешь стать курочкой-гриль? — Гилберт впихнул его в кабинет Ивана. — Ну что, шеф, собрание будет? Иван в темноте выглядел ходячей горой. — Будет, но его цели поменялись. Погода нарушила работу диспетчерских всех спасательных служб. Незапланированные ночные патрули и суточные дежурства этой смене обеспечены. — Кажется мы превратимся в жаренных лягух, — Гилберт вздохнул. — Пойдем одеваться, солнце мое, у меня в шкафу болтаются резиновые сапоги и плащи химической защиты. — Неужто два комплекта? — удивился блондин. — Иван Степанович, так нам что делать-то? — Одеваться и собираться у пропускной, — Брагинский вздохнул. Блондин пошел за Байльшмидтом. — Спасибо Эльзе, у нас тотально есть еда на ужин. — Это факт, и ведь не дозвонишься сейчас в такую-то погоду. — Тотально повезло, что самолет Аличе был дневным рейсом, — Феликс смотрел в окно, но на расстоянии. — И не говори. Идем, я тебя одену. — А я сам не могу что ли? — Феликс подошел к шкафу. — Ну выбирай сам, — Гилберт достал сапоги и плащ. Плащ был слишком широкий и больше походил на платье, а сапоги на несколько размеров больше. — Я типа пока в этих кирзах до проходной дотопаю, уже типа утро наступит. — Вот и хорошо, в тепле и топай. Лукашевич еле поднял ногу и сделал небольшой шаг, кое-как притянув другую ногу. — А ты? У тебя же тотально только один плащ и одна пара ботинок. — Вот и хорошо, пока ты дойдешь, все это закончится и мы поедем домой. — На поезде? — уточнил блондин. — Как получится, может и пешком до тебя. Так как Лукашевич еще не дошел даже до лестницы, он достал из кармана телефон и стал гуглить информацию о сегодняшних поездах. Пальцы бегали по экрану быстрее, чем передвигались ноги в тяжеленных сапогах. — Типа скорей всего придётся тотально идти в гости к бабке. — Мы можем ко мне пойти. — К тебе типа дальше, — заныл Феликс. — Еще типа предложил бы к Стефану пойти. — А к нему ходить не надо, от него машина приедет. Хочешь к нему в гости? — А в машине типа не опасней такой погодой? — задумался Лукашевич, вспоминая уроки ОБЖ. — В машине Стефана? Вряд ли. Блондин таки добрался до лестницы и, держась за перила, стал спускаться. — Это типа от зла надо прятаться у другого зла? — Стефан темный, но не злой. Не путай, — Гилберт улыбнулся. — Я типа не имел в виду, что он злой. Просто клин тотальньно вышибается клином, — снисходительно ответил Феликс. — Или Стефана можно типа назвать добрым? — А что в твоем понимании добрый? — Гилберт его придерживал. — Бескорыстный, милый, дружелюбный, альтруист, — блондин явно начал перечислять положительные качества Толиса, перемешивая их с характеристикой Гилберта, — гуманный, вежливый, хороший... тотально добрый в общем. — Понятно. А как ты охарактеризуешь Стефана? — Корыстный, — на этом Феликс замолк. — А в чем его корысть? — Гил поймал его на последней ступени. — За свою помощь он требует оплаты. — Не всегда. И потом, мне он оказывает услуги, а не помощь. — А есть отличия? — Лукашевич ступил в коридор на первом этаже. — Помощь как ты сказал бесплатная, а за услуги нужно платить, — альбинос подошел к дежурке. — А как их типа различить? По значимости? — блондин ковылял следом, но остановился прямо на углу. У пропускной столпилось большое количество народа со всех отделов. Начальники каждого отдела надрывали связки, перекрикивая шебуршание и галдеж толпы, которая и пыталась следовать их приказам и построится в шеренги, но они то натыкались друг на друга, то не слышали приказа вовсе. — Ну смотри, если ты едешь на такси — это услуга, а если скажем со мной — помощь. Если он приютил девчонку с мальчиком — это помощь, а вот слежка за кем-либо — услуга, — Гилберт вытряхнул из костюма Феликса. — И ради того, чтобы ты меня тотально раздел, я мучился, спускаясь в этих доспехах по лестнице?! — в сердцах воскликнул Лукашевич. — Боже, как ты прекрасен в своем негодовании, — тихий шепот Байльшмидта заставил заткнуться всех. — Шеф, ты кажется что-то хотел объявить? Самое время. Начальники и начальницы всех отделов обернулись к нему, а затем стали искать среди своих, чей же этот борзый работник, хотя они и так прекрасно знали, кто такой Гилберт Байльшмидт и под чьим он руководством. Вот только Брагинский куда-то пропал. — Не, я ему тишину ловлю, а его нет! — возмутился альбинос. Отдел дружно захохотал. В холле наконец стало попросторнее, так как все наконец сумели построится в шеренги, распределившись по отделам. Феликс встал в конец, в дальнем от выхода углу, чтобы не затоптали. Наконец Иван и еще пара генералов-начальников присоединились к шеренге начальников. Казался смехотворным и нелепым тот факт, что из-за простой плохой погоды они сделали такое большущее общее собрание. — Однако походу что-то серьезное, — прошептал Гилберт. — Думаешь, все тотально просекли, что это все проделки злого волшебника и нам сейчас дадут тотальное связанное оружие и тотально отправят на войну света и тьмы? — таким же шепотом ответил ему Лукашевич, совсем не слушая речь, которую завел самый пожилой из всех начальников, на плечах которого не оставалось свободного места для золотых звезд. — Если типа что, я свое прихватил. Он чуть приподнял рубашку за подол, показывая пластмассовые самодельные ножны, которые он еще и обклеил тканью. — Обожаю тебя. Но скорее всего это будет что-то типа тревоги. Посидим или подежурим и домой. — В какой из домов? Мы ведь типа так и не решили, — блондину было куда интереснее болтать с Байльшмидтом, чем слушать, что там болтают главные, и строить супер-пупер-мега серьезное лицо с внимательным взглядом. — В любой какой скажешь, — Гилберт очень хотел оказаться где-нибудь в другом месте и спокойно обнять свое сокровище. Феликс задумался: если они пойдут на съемную квартиру, то с них хозяйка двойную оплату возьмет, а транжирить деньги друга не позволяла появившаяся совсем недавно совесть. Если пойдут в холостяцкую квартиру Байльшмидта, там их будет поджидать толпа призраков, которые знают лишь то, что альбинос живет именно там, и только туда можно добраться без помех в виде святой воды или... существ посильнее... Значит... — Если мы переночуем у Стефана... он типа расценит это как помощь или как услугу? — Скорее как экзотику, у него редко останавливаются по доброй воле, — Гилберт не удержался и взял Феликса за руку. — А за экзотику платить тотально надо? — серьезно спросил Лукашевич. — Нет, он будет ошарашен тем, что к нему просятся на постой. Кстати, рекомендую пообщаться с домом. Он удивительный. — Да-да, ты говорил. Живой, милый и детей хочет, — закивал блондин. — Я типа не прочь с ним подружиться. Если типа он меня не съест тотально раньше. Или Стефан типа соврал, чтобы меня напугать? — Нет, он действительно агрессивен к чужакам, но любит всякие мимишности. Можно взять что-то и подарить ему, — Гилберт в наглую зевнул. — И что же? — дождавшись, когда друг закончит зевать, поинтересовался Лукашевич. — Ну, можно картинку, салфетку, книгу. — Раскраски подойдут? У меня тотально целый шкаф их был, — предложил Феликс и заразный зевок передался ему. — Дому раскраски? Хотя мы можем посмотреть и выбрать. — Еще я могу отдать ему свою вышивку, — задумался блондин. — Ну, типа, та, что с лошадкой. — Я думаю можно ограничиться ей, — Гилберт прислонился к стене. — Тотально, надеюсь ему понравится, — усмехнулся Феликс и в кои то веки обратил внимание на распинающегося перед их отделом Брагинского. — Конечно, все же не каждый день дарят лошадок. — Это было бы круто, — мечтательно улыбнулся Лукашевич. — О, кажется Степыч закончил, — улыбнулся Гилберт. Все, выслушав указания, стали расходиться. Феликс припал к стене, чтобы не оказаться затоптанным, и осторожно вместе с толпой исчез на лестнице. Гилберт оглянулся в недоумении и понес сапоги и плащ обратно в кабинет. Преимущество двери, открывающейся вовнутрь, вновь было доказано, так как можно незаметно и без помех оторваться от этой волны. — Куда ты убежал? — Гилберт поставил сапоги в шкаф. — За подарком, — Феликс развернул поверх всего хлама на столе оберточную подарочную упаковку и стал заворачивать в нее картину. — Какого только хлама у меня тотально в шкафах не валялось! — Авось пригодиться? — Гил его обнял. — "Такси" заказал? — усмехнувшись, поинтересовался блондин. — Да. А что? Лукашевич удивился: — Так тотально быстро... — Нас заберут сразу, как отпустят. — А отпустят нас когда? Я типа прослушал. — Отпустят нас как всегда, как только так сразу, — Гилберт уселся на кресло. — Давай гонки устроим? — Давай, — принял вызов Феликс, запрыгивая на второе кресло и крутанувшись на триста шестьдесят градусов. — Гонки или догонялки? — Давай гонки! — Гилберт устроился поудобней. — Сколько кругов? — сразу же спросил Лукашевич, становясь на линию с альбиносом и мысленно рисуя здесь старт и финиш. — Три. — Улыбнулся Байльшмидт. — Погнали! Несмотря на то, что Гилберт фальстартнул, блондину, при помощи хороших опор и крутых поворотов, во время которых отталкивался то от стола, то от шкафа и комода, ускорился и смог обогнать Байльшмидта на втором круге. Третий альбинос позорно сдал. — Ура! Я выиграл! Я тотально быстрый! — ликовал Феликс, по инерции продолжая катиться и вращаться вокруг себя. — Хочешь реванша? Хочешь, а? Не замечая этого, он катился к окну, которое еще сильнее поросло трещинами-паутинками и было готово расколоться на тысячу осколков даже при легком касании. Гилберт умудрился его оттолкнуть, приняв на себя стеклянный дождь. — Уй, блин! Он успел закрыть голову руками и упасть на живот, поэтому больше половины осколков просто рассыпались по полу и по пиджаку Байльшмидта, сделанного из прочной ткани. Но несколько особо мелких и гадких вонзились в пальцы и пыльную сторону белой ладони. Блондин, после двухсекундного ступора, кинулся к другу, аккуратно смахивая с его спины стекло и тихо, испуганно спрашивая: — Ты как? Встать типа можешь? — Могу. Тащи аптечку. — Д-да, сейчас. С-садись на диван, — заикаясь от волнения и переживая пролепетал Лукашевич, машинально направляясь к тому месту, где, как он помнил, лежала аптечка. Гилберт вытянул руки. Феликс протер пинцет спиртом и начал доставать осколки, складывая их в коробочку из-под спичек. Он доставал осколки, прижигал раны йодом, дул на руку, наклоняясь к ней слишком низко, и обдавал холодным воздухом все ранки. Ненароком он заметил, что благодаря йоду кожа Гилберта становится приближенной к нормальному телесному цвету. Это натолкнуло его на одну идейку, которую рассказывать он пока не собирался, выжидая нужного момента. — Спасибо, Феликс, — Байльшмидт терпеливо ждал. Того количества стекла, которое вытащил Лукашевич, могло хватить на половину маленькой форточки. — Спасибо, что спас, — ответил благодарностью на благодарность блондин. — И прости, что пострадал за меня. — Это не страшно. А вот тебя накрыло бы плотно. Надо бы фанерку надыбать, а то зальет. На это Феликс лишь усмехнулся: — Помнишь я типа сказал, что у меня в шкафу валялась тотальная туча хлама? — Что, и лист фанеры? — удивился Гил. — Сам в тотальном шоке, — закивал Лукашевич. Гилберт заржал. — Круто однако. Мне нравиться. Блондин стал разворачивать бинт. Отмерив нужное количество он ловко отрезал длинную полосу, а потом разделил ее еще пополам. — Больше нигде осколков не осталось? Типа не чувствуешь? — перед тем как начать перевязку, спросил Феликс, еще раз осматривая руки Байльшмидта. — Нет, спасибо, все хорошо, — Гилберт улыбнулся. — Бинтуй. Лукашевич принялся врачевать, делая перевязку в точности, как учили на инструктаже о первой помощи. Зафиксировав обе повязки красивым объемным бантиком из бинта, он заботливо спросил: — Не туго? — Нет, — Гилберт поцеловал его руки, — я теперь в перчатках. — Ага, в красивых перчатках с бантиком, — широко улыбнулся блондин. — Сможешь в них поставить фанеру? — Конечно смогу! — Гилберт пошел к фанерке. — Только прибивать тебе. — Да без вопросов. Молоток у меня тоже типа найдется, — усмехнулся Феликс, ища в коробках инструмент. — А пары миллионов денег не завалялось? — Чего нет, того нет. Хотя возможно тотально все, — пожал плечами Лукашевич. — А зачем они тебе? По сравнению с твоим тотально громадным состоянием, это ведь мелочь. — Мне любопытно, что можно у тебя найти. — Можешь типа сам посмотреть, — флегматично ответил блондин. — Я тотально ничего не прячу. — Не дуйся, — Гилберт приставил лист фанеры к раме. — Я не дуюсь. Я просто тотально не знаю, что могу сам от себя ожидать. Фанера подходила просто идеально к французскому окну, так что крепко прибить ее не составило труда. — Ну вот, теперь идем доложимся начальству, авось домой отправят. — О да, только что мы сделали самые тотально важные вещи для спасения гражданских, — саркастично сказал Феликс, закатив глаза. — Ну пошли, а то доберемся до твоего "больше, чем друга" к тому времени, когда нужно будет тотально опять на работу. — И это так, он хоть и не спит, но приезжать поздно тоже не хорошо, — Гилберт приоткрыл дверь к Ивану пропуская Феликса. Тот, заметив, что брат один, решил не париться насчет устава. — Янка, можно мы типа уже пойдем? Последняя электричка тотально скоро отправится. — А что у тебя с руками, снеговичок? — Иван с интересом посмотрел на них. — Производственная травма, — ответил за Гилберта Лукашевич. — Он меня тотально уже который раз тотально спас. — И что на этот раз? — Иван вздохнул. — Окну в кабинете тотальный дзен. — Понятно. А почему? — Магия. — Ну значит магия вам его и починит. Свободны! — Иван кивнул на двери. — Так точно! — Феликс побыстрее ретировался за дверь, в нетерпении дожидаясь, когда наконец сможет уйти от работы подальше. Почему-то он был уверен, что за сегодня отработал весь свой больничный. — Идем быстрее, пока начальство не передумало. — Первое слово дороже второго, — блондин быстро, через ступеньки, а то и вовсе съезжая на перилах, спустился на первый этаж и стал дожидаться Гилберта, который, как ему казалось, был тотально очень медленным. Однако Гилберт вызывал машину. Как он и предполагал, Стефан очень удивился, узнав про неожиданных гостей, но после обрадовался, и то, что вместе с альбиносом приедет еще и Феликс, его совсем не заботило. Гилберт помог забраться Феликсу в катафалк. — Гробик на колесиках готов. — Фу, мерзость, — передернулся от отвращения Лукашевич. Он думал, что их подвезут на том мустанге, на котором пару недель назад к их РУВД подъезжали посыльные вампира. — Ну почему же? Зато не придется платить сторожу. И потом, это самая неприметная машина из всех. — Да уж, — фыркнул блондин и замолк. — Никто не думает, что можно провернуть под такой ширмой. Феликс не ответил, но во взгляде яро читался вопрос. — Люди часто стараются не замечать такие машины. Лукашевич понимающе кивнул. — А между тем мы в свое время основные операции под такими машинами и откатали. Зеленые глаза загорелись любопытством. — Потом, все потом. Феликс опять кивнул, вновь ничего не сказав. Гилберт гладил его руки. Блондин старался разглядеть через тонированные стекла дорогу, но густая тьма на улице и темные стекла машины делали эти попытки бесплодными. Гилберт прижал его к себе. Феликс был очень рад, что рядом с ним Гилберт. Не будь его рядом в такую непогоду, будь он совсем один, буря бы не дала себя игнорировать и своей тьмой и неизбежной тишиной до икоты напугала бы Лукашевича. Гилберт напевал ему песенку, чем ужасно смущал блондина. — Кстати, — прервал он песню, — а у тебя родители есть? Феликс молча кивнул. — А познакомишь? Или чем они дальше, тем лучше? Катафалк остановился и водитель, подав рукой знак, пригласил их выйти. Едва Лукашевич оказался у заднего двора особняка с горгульями, вновь заговорил нормально: — Если хочешь, то познакомлю. Тотально типа после того, что покажу тебе.