Великая жертва

— Круто, — без особой радости кивнул Феликс. Несмотря на то, что он тепло оделся и по самое горло застегнул куртку, все равно было неуютно и прохладно. Гилберт его обнял. Им подали роллс ройс. — Карета подана, — улыбнулся парень. Лукашевич пялился на машину. — Типа... Гил, на скольких разных тачках ты тотально приезжал на работу в этом месяце? — На трех по-моему, — Гилберт помог сесть ему в машину и привлек к себе едва машина тронулась. — Это будет четвертая, — усмехнулся Лукашевич. — Пускай. Нас это волновать не должно. — А кого должно? — В принципе никого, — Гилберт поглаживал его волосы. — А мне просто типа интересно, как ты без меня развлекался на работе, — блондин перевел взгляд в окно, поражаясь тому, как много ущерба нанесла городу буря. — Никак, братца твоего домогался, грязно, — Гилберт хихикал. — Жалко, что это тотально все. — А ты предпочел бы услышать еще чего-нибудь? — Ну, типа да, мне нравится слушать о твоих похождениях. Рассказываешь коротко и четко, поэтому мне только и остается, что придумывать подробности самому, — Лукашевич смотрел в окно и, заметив одно здание, вдруг спросил: — А когда мы будем в спортзал ходить? — Как на счет сегодня? — Гилберт обнял его. — В обед или типа после смены? — Феликс помнил, что во время обеда Гилберт, когда ему позволяло отсутствие дел и ненадобность в отчетах, всегда уезжал в спортзал, а когда же был занят, то вечером. — Можно в обед, а можно и вечером. — Это тотально не ответило на мой вопрос, — нахмурился блондин. — Мы подумаем об этом ближе к обеду. Хотя инструктора по йоге обычно занимаются по вечерам и дам там больше чем парней, — Гилберт взъерошил его волосы. — Кстати, а спортивный костюм у тебя есть? — Это тотально очевидно. — Значит в обед мы едем за костюмом, а вечером в спорт зал, — непререкаемым тоном сказал Гилберт. — Согласен, — продолжая смотреть в окно, кивнул Феликс. — Прости, — вздохнул Гилберт. — За что? — Опять я на тебя давлю. — Вовсе нет, — пожал плечами Лукашевич. — А почему опять? — Ну, вечно что-то требую, — Гилберт стал гладить его руку. — Домой на электричке поедем. — Приведи пример, когда ты что-то требовал, — попросил Байльшмидта его же словами блондин. — Да хоть сейчас. — Тотально не считается. — О, доехали, — Гилберт вышел, подовая руку блондину. Феликс закатил глаза, но настаивать на ответе не стал. — Ну что, пойдем посмотрим, что натворила буря? — Гилберт придержал двери. — Я типа и так видел, что не только у нас окна тотально повыбивало. — Вот эту тотальность мы и будем исправлять. — Или ты. Тебе типа надо только распечатать все отчеты, а потерпевших больше не осталось. — Спасибо тебе за это, — Гилберт поцеловал его в щеку. Феликс, заметив, что на них смотрят, сильно покраснел. Гилберт завел его в кабинет. — Т-типа н-ну эт-то, — заикаясь и еще сильнее краснея, Лукашевич пытался собраться с мыслями и силами. — Д-давай пока н-не на людях, ну, этих людях. Ну т-типа просто, ну вот так... — Хорошо, — Гилберт его обнял. — Мда, эти стеклянные крошки нужно убрать. — Я займусь этим! — воскликнул блондин, хватая метлу и совок. Ему было просто необходимо отвлечься какой-нибудь работой. Гилберт стал ему помогать. — Ого, вы тут раньше меня и уже работаете? — Иван посмотрел на парочку, убирающую кабинет. — Дорабатываем. Осколки мы еще вечером должны были тотально убрать, — непонятно чего стесняясь, спокойно и дружелюбно оповестил брата Феликс. — Мда, придется вам менять окно, — Иван вздохнул. — А еще у кого-нибудь разбилось окно? — спросил Лукашевич. — Или только тотально у нас? — Вы 33 несчастья. Единственные и неповторимые, — Иван зевнул. — Отчеты мне на стол. Феликс забрал у Гилберта совок. — Гил, иди восстанови все документы, а я со стеклом сам тотально разберусь. Все равно комп тотально запаролен. Гилберт сел за распечатку документов. Техника приятно жужжала. Лукашевич продолжил уборку. Присутствие Ивана на пороге полностью игнорировалось. Тот, посмотрев на это, хмыкнул и пошел к себе. — Феликс, ягодный мой, а что нам писать по Мэтью? — Он же такой же потерпевший как и остальные, кто эти дни приходил к тебе. Или ты имеешь в виду что-то другое? — Кошечка его у нас живет, — Гилберт посмотрел на него. — Живет... — не весело повторил блондин. — Раз она ест, ревнует Пруберда и мурлычет так, что стекла дрожат, значит живет, — альбинос крутил ручку. — А то, что ее не все видят и она проходит сквозь стены? — Говорит о том, что она призрак, но они тоже живут, — улыбнулся Гилберт. — И как ты собираешься это запротоколировать? Хоть это тотально правда, но тебя типа могут не так понять. Сначала ты домогаешься начальства, потом приходишь на работу пьяный и пишешь о том, что у тебя есть призрак-питомец. — Вот и я о том же. Скрыть? — Гилберт посмотрел на Феликса. — Сильвия — это не только пантера Мэтью, но и еще тотально пара десятков кошек, котят и котов, ты же типа сам об этом сказал. — Это да, именно это и дало ей возможность быть столь высокоразвитым призраком, — Гилберт смотрел на двери. — Ты опаздываешь! — призрачная девчонка поплыла в сторону Феликса. Тот ее не замечал, так как стоял спиной к двери и собирал самые верткие и непослушные осколки. — А типа давай так, — стал предлагать Лукашевич, — попросим Сильвию показать, где пантеру убили, возможно типа даже тело найдем, опишем это, но про Сильвию типа умолчим. Гилберт едва не сбил его, вставая между Феликсом и призраком. — Давай, — еле слышно просипел он. На рубашке вновь расползалось пятно. Блондин сразу обернулся: — Т-типа ч-чего сзади подстраиваешься? — А в следующий раз можешь не успеть, — призрак смотрела на альбиноса исподлобья. — Пошла к дьяволу, сучка! — выхватив ее же кинжал, Гил всадил его ей в сердце. — Гадина... Он медленно оседал. Феликс подхватил его подмышки, быстро, но тяжело дотащил до дивана и положил на спину. Расстегнув рубашку, он положил руки на кровоточащие знаки и стал в полный голос читать молитву. Ничего не спрашивал, ничему не удивлялся. По крайней мере к этому он уж точно привык. Гилберт положил свои руки поверх его. — Хватит, спасибо. Вот дрянь мелкая. Надо поторопиться с призрачной инквизицией. Может ее колбасить начнет. Лукашевич огляделся. Он не видел этого призрака, от которого Гилберт страдает. Гилберт вздохнул. — Спасибо, ягодный мой. Феликс вновь посмотрел на него. Крови больше не было. — Т-типа пожалуйста, — смутившись, блондин отодвинулся на другой конец дивана. — В следующий раз тотально предупреди, что она рядом. Я тебя защищу. — А она не мне грозила, — Гил поднялся. Его шатало. Лукашевич аккуратно положил руки ему плечи, упрашивая сесть или даже лечь обратно. — Мне? — Да, эта стерва целила в тебя. Надеюсь, ей сейчас не сладко, — Гил вздохнул. — Это типа получается, что ты мне уже тотально раз десятый спасаешь жизнь, — блондин улыбнулся и крепко обнял друга. — Спасибо. — Задушишь! — Гил обнял его. — Не задушу. Сил типа не хватит. — Ты плохо себя знаешь. — Как скажешь, — Лукашевич не стал спорить и опустил руки. — Но мне нравится, — альбинос поцеловал его в нос. — Мазохист, — прыснул блондин. — Если только ты будешь садистом, — Гилберт все же встал и пошел доделывать отчеты. — Не буду. Мне тотально не нравится причинять кому-то боль. А вот просто тотально пакостить вредным братьям я люблю, — Феликс прошелся взглядом по полу, проверяя, точно ли больше осколков не осталось, а когда убрал уже все досконально, к нему уже зашли первые клиенты. Гилберт, закончив распечатывать бумаги, пошел на доклад к шефу. За ним как обычно со всех сторон наблюдали нерадивые сослуживцы-сплетники, тихо перешептываясь между собой и посмеиваясь. Но конкретно сейчас Байльшмидту было глубоко плевать на всех. Он дошел до кабинета и, убедившись, что начальство одно, в наглую сел на стул и подал бумаги. — Не мерзнете без окна? — так же внаглую, не по уставу, по-дружески поинтересовался Брагинский, забирая документы и деловито начиная пересматривать их. — Вроде нет, мы его вчера фанеркой забили. — Ну хоть это сообразили, — Иван пересматривал протоколы и устало вздохнул от безысходности. — Ждать до первой звезды нельзя, — Гилберт улыбнулся. — И то верно, — Брагинский зачем-то растасовал протоколы в две стопки. Одну положил к остальным отчетам, на другую и смотреть не хотел. От ее содержимого так и хотелось хлопнуть себя по лицу. — Что не так? — Гил кивнул на папку. Брагинский лишь покачал головой. — Скажи, Гилберт, сколько лет ты живешь в России? — Лет двадцать с перерывами. А что? — А то, что ты всегда выделялся из всего отдела тем, что безупречно писал и печатал все отчеты, согласно не только уставу, но и правилам русского языка. Вот это, — он кивнул на меньшую стопку, которую он отставил, — видно, что твоя работа, и сделана она сегодня, на твою трезвую голову. Все остальное, — он вздохнул, — это все Феликс и его безразличие ко всем правилам, законам физики и элементарное отсутствие логики, которой он так кичится. Если тебе не трудно и все равно делать нечего, постарайся привести все это в порядок, чтобы во время проверки показать не стыдно было. — Хорошо, но мне так больше нравится, я б оставил, — Гилберт взял бумаги обратно. — Хоть поржут. — Для поржать есть в магазинах второсортные детективы, написанные собачницами-домохозяйками, — не оценил предложение сотрудника Иван. — Хорошо, хорошо, перепишу. Я могу идти? — Можешь, — кивнул Иван и тихо добавил: — Если вы все же решили работать вместе, то все протоколы и отчеты будут на твоих плечах. — Понял, хорошо, — Гилберт кивнул и вышел. Перешептывания и смех преследовали его до самого кабинета. Феликс, переведя взгляд на Байльшмидта и заметив бумаги в его руках, спросил: — Ты типа чего все назад вернул? — Это не я. Твой братец — тотальный буквоед. Его видите ли не устраивает вольное написание. — Забей, пять лет его это устраивало, а теперь придирается. Завидует просто, — махнул рукой Лукашевич и продолжил общаться с гражданскими. Гилберт кивнул и стал переписывать.