Глава 109
15 октября 2019 г. в 05:34
Старая женщина, потратившая весь вчерашний день на уборку дома ради гостей, с утра занималась другими оставленными хозяйственными делами и мало чего замечала и слышала вокруг.
Гилберт улыбнулся и позвал ее:
— Тетушка Анна! — он в руках держал огромный букет роз, чьи кончики кончались в горшочках. — Здравствуй. Прости, пожалуйста, я не смог привезти Феликса. Он умудрился заработать вывих и сотрясение на ровном месте. Я познакомлю тебя с ним позже.
— То-то мне казался бледным и слабеньким этот желторотик, — старушка поцеловала Гилберта в щеки. — Совсем его не кормишь.
— Он сказал, что за месяц набрал лишку и теперь сидит на диете, вот теперь думаю, чем бы его таким порадовать... Желе что ли сделать?
— Пойдем в дом, я ему гостинцев приготовила, но их потом возьмёшь, вместе с обедом, — женщина медленно пошла к дому.
Гилберт посмотрел на нее:
— Тетушка, может помочь чем? Прости меня, я так мало с тобой общаюсь.
— Все в порядке, Гилберт, я со всем сама справляюсь, — улыбнулась Анна. — Лучше, правда, пообщайся со мной.
— Я даже не знаю с чего начать, — альбинос потупился.
— Начни с супчика грибного, — старушка наполнила глиняную тарелку горячим супом. — Ну и расскажи о сынишке приемном.
— Познакомился я с ним лет пять назад. Бойкий, веселый, даже проказливый.
— Совсем как ты в детстве, — усмехнулась старушка. — А как работа?
— А вот тут мы попали по полной, — Гилберт вздохнул и принялся рассказывать, опуская подробности. — ... так что теперь мы лишь ждем последней жертвы и пытаемся найти молитвы против этой нечисти.
Тетушка Анна внимательно слушала его, не перебивая и, когда он закончил, пошла на кухню за котлетами.
— В разных письменах и на ваших интернет-формах о нечисти говорится одно и тоже?
— Об этой да. Феликс даже молитвы учит.
— Это правильно. Молитвы детской души бывают сильнее молитв священников.
— А ведь ты права, он хоть и младше меня на восемь лет, но душой ребенок.
— Скажи, Гилберт, что ждет сатанистов?
— Не знаю, но я бы отправлял их в рай в качестве дворников, по-моему это было бы им хуже желанного ада, — Гилберт закончил с обедом.
— Убить таких людей — сделать хуже лишь себе, но, как ты говоришь, они могут исчезать и появляться неизвестно куда и откуда, кто знает, случиться ли эта ужасная история вновь, — женщина налила в кружки морса.
— Очень надеюсь, что не повторится. Мы, когда на фабрику ходили, — Гилберт усмехнулся, — молитв понатыкали, где только можно.
— Я не сомневаюсь, что они надежно спрятаны. Вы с Елизаветой были мастера игры в прятки.
— Ох, мой зеленоглазый Эльф... — Гилберт тоскливо вздохнул. — Да уж, с ней мы школу имели не хило.
— Хорошо, что ты не женился на ней, — улыбнулась старушка. — Брак сильно меняет людей.
— Почему хорошо? — недоумевал Гилберт.
— Вы слишком сильно подходите друг другу.
— И поэтому нам нельзя быть вместе?
— Да, — кивнула старушка. — Как друзья вы любите друг друга, но как муж и жена вы бы ненавидели друг друга.
— Я учту это, спасибо. Но знаешь, я ее люблю и лишь недавно понял насколько сильно.
— Это хорошо. Любить всех это прекрасно, — улыбнулась женщина. — Елизавета тоже тебя любит. Она частенько навещает меня и всегда говорит, что очень по тебе скучает.
— Я знаю, что я свинья, — Гилберт вздохнул. — Всех забросил.
— У тебя большое сердце, Гилберт, — морщинистая рука погладила Байльшмидта по плечу. — Ты сам выбрал такую жизнь, где каждый находит место в твоей душе. Но это трудно, никого не обидеть вниманием. Поэтому тебе лучше отказаться от такой способности.
— Не могу, слишком много уже завязано.
— Тогда не сдавайся. Ни о ком не забывай, не смей допустить, чтобы о тебе забыли. Приходи в гости к друзьям не за корыстью, а от чистого сердца. Ты ведь так и поступал со своими друзьями, да?
— Не всегда, Тетушка, ох не всегда.
— Ты приехал ко мне за самогоном, к Елизавете — ради спасения жизни Феликса, к своим университетским друзьям — по работе, — спокойно перечислила женщина.
— Знаю. Я полный гад.
— Еще не поздно все исправить. Трать силы на добрые дела, а не на оскорбление себя. Уныние — один из смертных грехов.
— Я знаю, поэтому думаю довести дело и поменять работу, — Гилберт допил морс и улыбнулся.
— Суровое детство воспитало в тебе ответственность, Гилберт, — с улыбкой заметила Анна.
— И этим все пользуются, — Гилберт улыбнулся. — Зато мне кажется, что я нужен.
— Так и есть. Верь в это.
Он улыбнулся.
— Спасибо, мама.
Женщина улыбнулась и покраснела:
— Пожалуй, мне все же нужна твоя помощь по хозяйству.
— Я с удовольствием помогу, — Гилберт засиял. — Ведь, кто знает, каким бы я вырос, если бы не ты.
— Пойдем на двор. Я придумаю тебе задания.
Гилберт пошел за ней.
— Нужно листья в яму компостную сгрести, дрова наколоть... — перечисляла обязанности женщина, а потом спохватилась: — Ты только переоденься в рабочее! Жалко портить такой костюм!
— Хорошо, мамуль, — Гил вытащил одежду для ремонта, переоделся и стал сгребать листья.
Соседки Анны смотрели на него через забор, завидуя женщине и вместе с тем сетуя на альбиноса за такое долгое отсутствие.
— Матушка, листья я убрал, а топор где? — он подошел к колодцу попить воды.
— В сарае у стеночки стоит, — ответила женщина, заполняя корытце для свиней.
— Хорошо, а тебе для дома или баньки?
— Для дома. Осень воно какая холодна получается. А ты хочешь попариться?
— Мамуль, а может тебе котел поставить?
— Я думала вам баньку растопить, да только не угодить боялась.
— Поверь, угодила бы, только лежит бедолага Фел с притянутой рукой и постельным режимом. Правда, смотрит сериальчик.
— Одиноко малышу, наверно. А я тут тебя работой загружаю, время твое трачу, — вздохнула старушка и зашла в курятник.
Гилберт оглянувшись посмотрел вокруг. Приняв какое-то решение он улыбнулся.
За работой в деревне теряешь ход часов, полностью забывая, что такая штука, как время, существует. Лишь только по потемневшему небу можно было понять, что наступает вечер. Гилберт доделал дела и, поужинав, поехал к Стефану.
— Не забывай никого. И тебя не забудут, — сказала на прощание тетушка Анна.
Гилберт, обняв её, поцеловал.