Великая жертва

Гилберт постучал в двери кабинета Хедервари: — Можно? — Нужно, — раздался ответ. Девушка сидела за рабочим столом, а перед ней стояли две кружки с кофе. — Я дурак и вообще отстойная личность, — Гил опустился на стул перед девушкой. — Я не вожусь с отстойными личностями, — Элизабет подвинула ему кружку кофе. — Так что это не прокатит. — А как еще меня можно назвать? Великий эксплуататор? Я же о близких вспоминаю только когда мне что-то нужно, — Байльшмидт​ отпил кофе. — Божественный нектар! — Спасибо, — улыбнулась Элизабет. — Знаешь, мне действительно не стоило тебя заставлять. Сейчас ты должен все время находится рядом с Феликсом, а не подчиняться установленным правилам. — Знаешь, я действительно дерьмо. Довожу всех как скотина. Тебя, Феликса… — он вновь отпил. — Амброзия! — Ну, надо же было как-то заставить меня отстать от тебя, — Хедервари усмехнулась. — И в том, чтобы вспоминать о друзьях, когда нужна помощь, нет ничего зазорного. Друзья для того и нужны, чтобы помогать. Очнись. Я, Франциск, Антонио с Ловино, Аличе, ты в конце концов — мы все занятые состоятельные люди и, если будучи студентами могли позволить частые посиделки на выходных, то теперь у нас есть только несколько праздников в году, чтобы проводить их вместе. Если честно, ты вспоминаешь обо всех чаще, чем мы друг о друге. Францска, например, в последний раз я видела лишь на Пасху… Помочь другу — лишний раз его увидеть. — Спасибо, конечно, но это маленькое утешение. — И как сделать его большим? — заинтересовалась шатенка. — Никак, мое ничтожество успокаиваться не хочет. — А если я твоему ничтожеству отвешу пиздюлей, оно заткнется и упокоится? — спросила Элизабет. — Нет, оно впадет в еще большее уныние и нытье, — Гилберт смотрел в окно. — Знаешь, я понимаю почему Ловино не любит Гая. — Почему? — хоть девушка сама прекрасно знала все от Аличе, ей была интересна версия альбиноса. — Потому что этот старый зануда навешивает комплекс вины на раз, — Гилберт зевнул, — и ведь правильно говорит, но так занудно. — Ты с ним смог поговорить? — Смог, он конечно говорит правильно, но не всегда по делу. Да и времена нынче другие. — Да, конечно, — согласилась Элизабет. — Ты удивительный, Гил. — Чем же, эльфенок мой, я так удивителен? — Байльшмидт вертел чашечку кофе. — О, много чем, дорогой мой, — Элизабет лукаво подмигнула. — Хотя бы тем, что снишься отчаянной лесбиянке в эротических снах. Мы вчера с Аличе кое-что обсудили и хочу спросить как смотришь на идею о тройничке? — Хм, во сне? — Гилберт лукаво прищурился. — Или тебе так понравилось во сне, что хочется на яву? — Конечно хочется. И Аличе тоже очень заинтересовалась, — Элизабет не разрывала зрительного контакта. — Ты ведь сможешь доказать, что на яву ты гораздо круче, чем в моем нетрезвом воображении? — Смогу, только… — Гил придвинулся к ней. — Только проблема в том, что тот Гилберт не был нытиком и ничтожеством, — проговорила ему в губы шатенка и отпрянула, задумчиво вокрутив волнистую прядь. — А так хочется быть с тем властным и смелым красноглазым альбиносом… — Только вопрос с Гаем будешь улаживать сама, — усмехнулся Гилберт. — И еще: что будет, если в результате нашего эксперимента появится результат? — Я не смогу общатся с призраками. Тем более я уже сказала, что мы будем с Аличе, — шатенка усмехнулся. — А от «результата» можно и нужно предохраниться. — Сами будете или мне? — Так ты согласен? — Если наш драгоценный ничего не узнает, то почему бы и нет, — Байдьшмидт допил кофе. — А добавки можно? Девушка кивнула и подала вторую порцию кофе. — Но ты понял условия. Будешь ныть и хандрить — ничего не выйдет и ты лишь разобьёшь сердца двум красивым девушкам. Ты же не хочешь этого? — она посмотрела на Байльшмидта щенячьими глазками. — Это ты этого не хочешь. А я пожалуй пойду к Эмилио. Глядишь, он это выправит. — Вот как, — девушка печально вздохнула. — Видимо, я сделала все, что могла, извини. Сходи конечно, нельзя тебе таким оставаться. Но сначала постучись. На всякий случай. — А что такое? — Гилберт заинтересовался. — Пациентов у него нету, однако кое-кто зачастил ходить к нему и пропадать по несколько часов. Уж столько всего у бедняжки накопилось. — Вот как, тогда, пожалуй сделаю проще, — он взял ее руку. — Прости пожалуйста, что мало уделяю тебе внимания просто так и очень часто обращаюсь за помощью. — Не извиняйся. Я ведь не смогла тебе помочь, хоть ты и просил, — покачала головой Элизабет. — Возожно кто-то другой тебе поможет. Сам решаешь к кому ты прислушаешься и кого послушаешь. — Дай телефон. Пожалуйста. Хедервари кивнула на красивую деревянную подставку-зайку, которую Гилберт когда-то подарил ей. На ней подзаряжался телефон и цифры на экране оповещали о девяносто девяти процентах зарядки. Байльшмидт стал звонить. — Франц? Привет, я что звоню прости меня пожалуйста, что я такая скотина и вспоминаю только когда ты нужен. — Тебе сейчас что-то нужно, мон шер? — поинтересовался Франциск. — Прошу, говори быстрее, мне нужно закончить один заказ к пяти. — Я хочу пригласить тебя на посиделки в субботу к семи у Эльзы. — Я с радостью приду. Посиделки — это моя стихия, — Бонфуа загорелся энтузиазмом. — Тогда жду в пять вечера, — Гилберт улыбался. — Будем праздновать твое увольнение? — хихикнул Франциск. — Все может быть, все может быть. Так что жду. — Я не подведу тебя, — пообещал Бонфуа. — А теперь прости, замок сам себя не выгравирует, — послав на прощание воздушный поцелуй, Франциск отключился. Следующим Гилберт набрал Антонио. Элизабет улыбнулась. — Я тогда займусь вашим фильмом, — она уставилась в монитор. — Ох, Элизабет, слушай, все не так, как ты думаешь! — едва Антонио поднял трубку, так сразу начал опрадываться. — Я заплачу столярам, а лучше куплю новый стол, да! Не думал, что ты так скоро увидишь надпись, которую сделал Ловино… — Ку-ку мой страдающий друг. Это я! — Гилберт улыбнулся. — Короче, в субботу намечается сабантуйчик. Часиков в пять. И это. прости, если что. — Ах, Гил, это всего лишь ты, — Карьедо облегченно вздохнул. — Странно, что ты звонишь с телефона Элизабет. Но ведь в субботу у вас шабаш, верно? — Шабаш с утра, а сабантуй вечером. Так что, приезжайте и по поводу не переживай. — У нас корпоратив намечается, — Антонио призадумался. — Но мы попробуем приехать. Спасибо за приглашение. — Хорошо, но мы вас ждем. А Ловино далеко? — Извини, у него сейчас совещание с коллегами и конкурентами, — извинился Карьедо. — Ему что-то передать? — Да, мои извинения. — Ох, эм, — Антонио немного расстерялся. — Я так поминаю вы оба будете друг перед другом постоянно извинятся? Лови просил передать тебе такие же извинения. — Я его прощаю, — Гилберт улыбнулся. — Он тебя тоже, — шатен улыбнулся. — Ты заслужил его прощение. — Пока, пока. Созвонимся. — Кого еще приглашать будешь? — не поднимая головы от компьютера спросила Элизабет. — Тетушку Анну. — Ее номер есть в Контактах. — Один я сволочь, хорошо, — Гилберт стал звонить. Тетушка Анна хорошо ладила с техникой, хоть и редко, предпочитая традиционные методы как в работе, так и в общении. — Да? — Матушка, привет, — Гилберт говорил нежно. — Ах, Гилберт, здравствуй, — счастливо поздоровалась женщина. — Как дела? — Хорошо, матушка, ты придешь в субботу к нам? — Приду, а во сколько? — К пяти вечера, — улыбнулся Гилберт. — Это торжественное мероприятие? — Нет, это сабантуйчик для близких. — Так ведь там все твои друзья будут. Я не буду лишней? — Как мама может быть лишней? — Ну, знаешь, не вписаться в коллектив, как говорится. Гилберт был явно в недоумении и не замечал, что Элизабет уже отвлеклась. — Я сказала что-то не то? — по-своему расценила молчание Анна. — Ты и не вписаться? По-моему это не возможно. Ты же всегда всюду вписывалась. Старушка засмеялась. — Хорошо, Гилберт, убедил. Я обязательно приду, а еще порадую Елизавету, надев ее подарок. Он давно ждет своего часа в шкафу. — Конечно одевай! — Гилберт был рад. — Прости что почти не бывал у тебя. — Ничего страшного. У тебя сложная работа и полно других забот. Спасибо, что находишь время. — Мы ждем тебя. Помощь никакая не нужна? — Ты вчера очень хорошо помог, не переживай по этому поводу. — Хорошо. Тогда до субботы. — Показать кое-что интересное? — спросила Элизабет, когда Гилберт сбросил вызов. — Давай, — тот повернулся к ней. Элизабет щёлкнула на одно из давних видео с камеры в танцевальном зале. Дата показывала прошлое воскресенье, а время ранее утро. В зал зашел Феликс. Он постоянно оглядывался, осторожно выглядывал из окон, а потом, убедившись, что никого нет, подключил телефон к динамику и достал из шкафа чешки. Видео было со звуком и стало ясно, что все это время Лукашевич танцевал под одну и ту же музыку один и тот же танец. — Ты не хотел покупать его, вот я и решила прорекламировать это чудо, — шатенка остановила видео и включила на том моменте, где к Феликсу врывается Гилберт и то, как газель, испуганно отскакивает в сторону и хватается за сердце. — Эээ? — Гилберт смотрел непонимающе. — Хочешь сказать, все было не так? — Хедервари не поняла его реакцию. — С другой стороны это смотрелось иначе, — Гилберт смотрел дальше. — А в каком смысле покупать? — В прямом. Я предлагала выгодную сделку: ваша «сказка» и утренняя «зарядка» пупса по цене одного. К тому же здесь в серединке самое интересное и неожиданное. — И что же такого интересного и неожиданного? — Гилберт посмотрел на девушку. — Ладно, так уж и быть, — она вернула видео назад и нажала паузу. На стоп-кадре замер Феликс, вращавшийся на одной ноге, отчего длинное платье кружилось вместе с ним, и с высоты камеры он был похож на диковинный цветок. — Так что же ты там интересного увидила? — Для тебя Феликс в платье это нормальное явление? — шатенка удивилась. — Для меня да. А что? Может он роль репетировал, — Байльшмидт пожал плечами. — меньше от этого я его любить не стану. — Какую такую роль? — Ну это уж я не знаю. — Тогда почему говоришь так? — Я не стану хуже относится к людям из-за того, что они одели одежду не своего пола. Ты же ходишь в брюках. Прячешь свои восхитительные ножки. — А кому здесь нужны мои ножки, — усмехнулась Элизабет. — В общем, будешь покупать танцы или за бесплатно копии примешь? — Поскольку я тебя люблю. То куплю, называй сумму. — Два видео по цене одного водопроводного крана, — Элизабет протянула ему флешку. — На твою карту переведу, не против? — Смотри только без сдачи, — усмехнулась Элизабет. — И фильм ваш готов. — Спасибо, родная, — Гилберт чмокнул ее в щеку. — Все ради тебя, — улыбнулась Элизабет. — Еще кофе? — А есть? — Байльшмидт улыбнулся. — Для тебя все есть. — А для Аличе? — он оперся на стол. — Тоже. — А для себя? — Гилберт погладил ее по щеке. — В отличие от тебя, я себя не обижаю и не хандрю без повода. — Ну, сейчас я восстановил свое душевное равновесие, почти, — улыбнуся альбинос. — А чтобы «почти» стало «полностью», вот тебе тирамису к кофе, — она подставила к нему пирожное. — Не-не, мое почти упирается в Феликса, — вздохнул Байльшмидт. — Опять что-то не так? — Он вбил себе в голову, что бесполезен и глуп, — Гилберт вздохнул. — Почему ты не можешь выбить это оттуда? Ты творческая личность и должен найти творческий подход. — Потому что у него сейчас постельный режим, депрессия и угрызения совести. — Тебя это когда-нибудь остановливало? — Нет, — он ее поцеловал в щеку и ушел. В комнате тихий час еще не закончился. Более того, животные тоже присоединились к этому мероприятию. Гилберт же сел у окна и стал рисовать. Он продолжил свой комикс об ангеле и демоне. О человеческих проблемах с которыми пришлось столкнуться героям и которые они просто обязаны преодолеть вместе. Байльшмидт рисовал неуверенного в себе ангела и помогающего ему чертика, рисовал их танцы, их сказку и силу притяжения. Он нарисовал какой-то праздник. Судя по елке, это было Рождество или Новый Год. Ангел попросил чертика закрыть глаза и подвел к зеркалу. Потом надел на его голову обруч-нимб, а на спину повесил белые крылья. Себе же надел обруч с красными рожками. Чертик смеялся и прижимал к себе такого родного и сияющего ангела.