Much darker

       Он ни капельки не изменился. Она помнила его еще мальчишкой, помнила, как подшучивала над его кустистыми бровями, а он злился и бурчал. Они были детьми однажды, как и все на свете, и бегали вместе по траве в огромном доме его родителей, поедая сливы из сада. И его кустистые брови хмурились всякий раз, когда ветер трепал густую копну волос, потому что он ненавидел расчесываться, а ветер путал волосы.        Он ни капельки не изменился, но теперь перед ней – взрослой, сидел взрослый мужчина, в чьих кучерявых некогда волосах серебрилась седина, и изгиб кустистых бровей стал еще суровее. И все же – он ни капельки не изменился.        Она узнавала этот лучезарный взгляд и немного растерянную улыбку всякий раз, когда он ее дарил, сыпля шутками – думая, что очень остроумными, на самом же деле – нет. Он был уставшим, постаревшим мужчиной, которого, так же, как и ее саму, изрядно потрепала жизнь. И все же он был прежним – мальчишкой из ее детства, вдумчивым и серьезным не по годам.        Вино горьковато и она хмурится, отмечая про себя, что надо бы отчитать поваров – испортились и разленились. Пригубив совсем немного, скорее, из вежливости, нежели из желания, она отодвигает бокал на другой край стола, по-кошачьи мягко смотря на знакомца из прошлого. Как все же хорошо, что он видит в ней исключительно ту, какой она теперь стала. Когда разговариваешь с малознакомым человеком, с которым завтра расстанешься, возникает желание исповедоваться ему. Не то, что в разговоре со старым другом.        Она слушает удивительные истории из его детства, часть которых пережила вместе с ним – как он разодрал коленку, падая с соседской яблони, когда воровал яблоки. Как старшая сестра надевала на него, кроху, свои платья. И как он развелся с женой, застав ее с другим в их постели.        Проститутка – сложная и универсальная профессия. Только глупые молодые девочки думают, что это не так. Когда спишь с мужчинами и берешь за это деньги, должна быть готова к их душераздирающим (как им кажется) историям о не сложившейся семейной жизни, стерве-жене и эгоистах-детях. Еще – о том, какая черствая у них мать, какой тиран отец, какой козел начальник. О том, что он мог бы быть великим пианистом, но судьба распорядилась иначе, и вот он загнан в объятья финансов и цифр, которые люто ненавидит, несчастный, сломленный, одинокий. И она, проститутка, за час наедине с которой он платит безумные деньги, - едва ли не единственная радость в его ужасной жизни.        Впрочем, доктор Твелви вовсе таким не был. Информацию о жене и разводе с ней он подал очень сухо, скорее, констатируя факт, чем желая пожаловаться, о себе рассказывал много и с охотой, и улыбался немного по-детски. Улыбка тоже осталась из прошлого.        - А вы, Мисси? Что привело вас сюда?        Он обращался к ней на «вы» - никаких «тыканий» и фамильярности. Умный, воспитанный мальчик превратился в умного воспитанного мужчину. Однако, рассказывать ему или кому бы то ни было о себе, в ее правила не входило.        Поэтому, улыбка сползает с лица Мисси, едва он заканчивает свой вопрос.        - О нет, мистер Твелви. Моя биография – это запрещенная территория. То, что остается только со мной.        - Вы полны секретов, Мисси, - мягко возражает он, качая головой.        - Думаю, как и каждый из нас, доктор.        Он придвигается к ней ближе, осторожно беря за руку и поглаживая длинные пальцы. Кожа отзывается мурашками на эту приятную ласку. Кажется, в детстве он играл на гитаре и, видимо, не растерял навыков нежных прикосновений.        Она улыбается, смотря на него из-под ресниц и ожидая, что же будет дальше.        - У вас пальцы аристократки, Мисси. И очень нежная кожа.        Она улыбается – не дешевой, наигранной улыбкой, искренно, может, чуть более искренне, чем надо бы. Видимо, умение делать удивительные комплименты он тоже взял из детства. Мисси привыкла слышать нечто вроде: «Классная задница», или «Неплохо потрахались, детка», потому что все депутаты и их сыночки, бизнесмены и аристократы мало чем отличались от уличных торговцев гамбургерами в этом плане. Заполучив секс, становились, в их понимании бруталами, на самом же деле – обычными хамами. Очарование медийной персоны, способной вызывать восторг у многих женщин и уважение у других мужчин, имидж ласкового отца и хорошего мужа, образ защитника слабых и униженных, любителя животных и великого мецената – все исчезало, едва дело доходило до секса. Как правило, спешный, не особо умелый секс, нацеленный исключительно на получение собственной порции удовольствия, пачка денег, положенная на прикроватный столик, очень редко с чаевыми, и самодовольная ухмылка на прощание – вот и все, что представляла из себя красивая обертка под названием «Успешный мужчина». Но доктор Твелви не был бы собой, если бы не умел делать комплиментов и не знал, как угодить женщине. Даже если в итоге все равно заплатит ей за любовь. И Мисси не могло не радовать, что в чем-то этот мужчина с кустистыми бровями и сединой в висках остался прежним, которого уже и сам не помнил, наверное. Зато она помнила и лучше, чем думала.        Она поднимает на него глаза, мгновенно замечая, что его взгляд изменился. Теперь в нем все больше неприкрытого, откровенного желания. Наконец, он решил завершить вечер тем, чем завершают его все мужчины, сюда приходящие.        Наклонившись вперед, так, чтобы он мог получше рассмотреть ее грудь, Мисси тихо спрашивает:        - Вам известны мои расценки?        - Я готов заплатить больше, если согласитесь провести со мной всю ночь, Мисси.        - Это дорого.        - У меня есть деньги, Мисси.        - Не сомневаюсь, - улыбается она, желая смягчить его обиду, отчетливо читающуюся в глазах, - однако, далеко не каждый мужчина готов выложить часть своего состояния за ночь с проституткой. Богатый мужчина далеко не всегда означает мужчина щедрый, доктор.        - Смею вас заверить, что это не мой случай.        Он встает, прыгучим, кошачьим движением подходя к столу, и протягивает ей руку. Как и много лет назад, когда они, детьми, гонялись за воздушным змеем, а она, совсем маленькая, просто не могла угнаться за его стремительным шагом, когда он тащил ее следом за собой.        Поправив одежду, Мисси поднимается, ласково и совсем легко касаясь его сухих теплых пальцев своими и, продолжая очаровательно улыбаться, уводит его в сторону комнат.        Девочки оживились, с интересом смотрят на них, тихонько обсуждая, что Мамочка снова отхватила самый сладкий кусок пирога. О, этот кусочек положен только ей и только ей причитается. Если бы доктор немного прибавил шагу, заметил бы довольную улыбку, расцветшую на ее лице.        Быстро поднявшись по извилистой узкой лестнице, она приводит его в спальню. Красная комната, точнее бордовая, где под цвет кроваво-красного абажура она танцует на кровати с бордовым бельем танец страсти за деньги. Проститутка – это всегда в первую очередь прекрасная актриса. Задача шлюхи – сделать так, чтобы ей поверили и клиент, платящий за любовь и удовольствие, смог их в полной мере получить. Хотя, возможно, сегодня ей не придется ничего изображать.        Она откидывает покрывало и резко снимает одеяло с кровати, куда тут же падает он, растерянно оглядываясь. Подойдя к зеркалу, Мисси быстро снимает украшения, аккуратно вынимает серьги из ушей, кладет на стол часы. Волосы выпущены из плена резинки и красивой волной спадают на острые плечи. Только теперь она решилась посмотреть в зеркало и, вглядевшись, видит преждевременно постаревшую, изъеденную болезнью и далеко не самой легкой из возможных жизнью, и бывшего беззаботного паренька, воровавшего фрукты в соседском саду, уже с сединой в висках. Зеркала отражают правду и иногда она очень горькая.        Отвернувшись, встряхнув головой, чтобы не думать об этом, Мисси подходит к постели, на которой он безуспешно пытается совладать с пуговицами рубашки.        Молча, она расстегивает поочередно пуговичку за пуговичкой, запустив пальцы во вьющиеся на груди волосы, легко погладив открывшийся ей живот и, уперев руки в бока, смотрит на него, в ожидании платы.        Доктор тянется к пиджаку, лежащему на кровати, и, достав купюры, протягивает ей. Пять тысяч долларов. Даже больше, чем нужно. Закусив губу, она отрицательно качает головой, готовясь отказаться от щедрых чаевых. Он не знает, но от него чаевые ей не нужны. Но доктор резко поднимается, накрыв ее губы ладонью.        - Нет. Я так хочу.        - Ладно – спокойно соглашается она. Никогда не сомневалась в его щедрости, почему-то всегда знала, что именно таким он однажды станет. Правда, вряд ли думала, что он будет платить за любовь проститутке – ей, о это уже дело десятое.        Мисси бросает его всего на миг – чтобы вернуться к зеркалу и капнуть немного духов себе на шею и на грудь, затем же снова возвращается, становясь лицом к лицу с ним.        - Чего ты хочешь? – спрашивает она, рассудив, что в такой интимной атмосфере и после полученной оплаты можно перейти на «ты». Было время, когда они разговаривали без всех этих условностей, вот только смешной доктор с кустистыми бровями этого уже не помнит. И не нужно. Это будет только ее воспоминанием.        - Что ты умеешь? – спокойно спрашивает он. – На твое усмотрение. У меня нет запретов.        - У меня есть – спешит предупредить она. – Никакого анального секса.        - Хорошо – без каких-либо эмоций отвечает он. – Больше ничего?        - Ничего.        Некоторое время они все еще стоят, смотря друг на друга, будто решая, кому начинать первым. Его робкий, неуверенный, пробующий ее губы поцелуй, дает подсказку. После же он смотрит на нее, явно ожидая ответных действий. Она не может не понять этот взгляд, рассудить его как-нибудь по-другому. Только как призыв к действию.        Дабы отвлечь его от созерцания своего серьезного лица в зеркало, что он даже не пытается скрывать, Мисси подается вперед, легко толкая его обратно на кровать. Склонившись перед ним, она осторожно расстегивает ширинку брюк и ныряет между разведенных ног, остановившись только тогда, когда во рту ощутимо остался его вкус. Много курит и много нервничает. Еще одно умение проститутки – знать о любовнике по состоянию его спермы.        Он смотрит на нее – довольно, как мартовский кот, проводя пальцами по ложбинке между ее грудей и, притянув за руку, опускает на кровать рядом с собой.        И пока быстро раздевается, буквально срывая с себя одежду, Мисси мысленно благодарит его за эти пару секунд, в течении которых она может любоваться все еще густой, хоть уже и тронутой сединой, копной его волос и быстрыми проворными руками.        От него пахнет сигаретами и одиночеством, очевидно, у него давно не было женщины, потому что одежда хранит только запах порошка и отбеливателя и никаких следов женских духов. В его взгляде тревога, но это, конечно, не волнение от нежелания облажаться. Просто, видимо, жизненные неурядицы съели его, возможно, он живет, как в аду, и барахтается в глубоком штормовом море, не зная, как и когда выберется на берег. В уголках его глаз навечно затаилась печаль и, когда он припадает к ее губам, словно к целительному источнику, она крепче обнимает его, касаясь пальцами родинок на спине: ничего, доктор, я помогу забыть.        … Он спит, распластавшись на подушках, широко раскинув руки, и почти не оставляя места для нее. Рассвет бьет в окно, темные занавески слабо справляются с наглым утренним солнцем, которое так и норовит заглянуть в комнату и Мисси, почти не сомкнувшая ночью глаз, провожает своего старого знакомца, беззащитно прибившегося на ее постель, словно в гавань, долгим, полным нежности, взглядом.        Легонько проведя пальцами по его лицу, задержавшись на щеке, где виднеется глубокий порез, очевидно, от бритвы, и ощутив подушечками пальцев колкость проступающей щетины, она тихо шепчет:        - Доктор…        «Мой доктор», подсказывает сознание, и Мисси закрывает рот ладонями, чтобы не сказать этого вслух, качая головой, пытается отогнать от себя подобные мысли.        Его время истекло, он скоро должен уйти и она не может быть уверенной в том, что он еще вернется. Когда ты шлюха, даже самая дорогая, самая элитная, ты не можешь быть уверенной ни в чем, кроме того, что у тебя нет СПИДа и других венерических заболеваний. Больше уверенности по статусу не положено.        Осторожно выскользнув из постели и накинув на плечи шелковый халат, Мисси проходит к зеркалу, где на трюмо так и лежит его плата за ночь и, отсчитав лишнюю сумму, аккуратно кладет ее назад, в карман пиджака, висящего на стуле.        Сев в кресло, она медленно расчесывает волосы, спутанные после проведенной ночи и глотает две таблетки, изъятые из верхнего ящика тумбочки, запивая их водой.        Зеркало раздражает ее, она предпочла бы не видеть своего взгляда сейчас. Мисси натягивает чулки и платье и, завесив зеркало, в котором слишком много нежеланной правды, выходит из комнаты, убегая на улицу.        Когда доктор проснется, ее рядом не будет.