Much darker

       2 декабря 2012 год        Вино всегда помогало забыться. Не снимало боли, но помогало забыть. Если конечно, вообще возможно забыть о близости смерти.        Врачи не разрешают ей пить вино. Когда у тебя рак, запрещено, пожалуй все, даже дышать рекомендуют медленно. Плевать она хотела на запреты. Ее жизнь – бесконечный свод правил, бесконечные «нельзя». Нельзя влюбляться и проявлять свои чувства, потому что даже самый порядочный мужчина плюет на твои чувства, всякий раз после любви уходя к своей возлюбленной, пусть и надоевшей, жене. Нельзя плакать, потому что просто не остановишься и утонешь в собственном горе. Нельзя не улыбаться, потому что никто не думает, что проститутка может грустить. Нельзя сказать девочкам, что умирает, потому что у них начнется паника. Отверженные в обществе, покинутые и часто проклинаемые семьями, они не нужны больше никому. Она не может оставить их одних.        Жизнь в борделе – череда постоянных запретов. Бесконечных «нельзя».        Сегодня она совсем в дурном расположении духа. И желудок страшно болит. Мисси храбрится, утешает себя, что это – всего лишь изжога, но это не так.        Бесполезно себя успокаивать и пытаться перехитрить смерть. Болезнь рано или поздно возьмет свое.        Мисси жмурится. Как бы отчаянно она не пыталась об этом не думать, не получается. Все мысли заполнены только этой идеей, только безотчетным страхом смерти, который просто невозможно преодолеть. Надо будет попросить Марка убить ее, если станет совсем невмоготу. Она качает головой, мысленно поправляя себя. Не так. Надо будет попросить Марка убить ее, КОГДА станет совсем невмоготу. В чертовом псевдодемократическом мире эвтаназия запрещена, считается убийством и многие думают, что продолжать мучить умирающего намного гуманнее. Но Мисси знает – верный Марк сделает для нее все, что угодно. Даже это.        Настроение ни к черту, усталость не скроешь ни под какими тональными кремами, не замаскируешь никакой пудрой. Вздохнув, она оставляет бокал с недопитым вином в сторону. Закрывает глаза, пытаясь хоть немного прийти в себя.        Выпито сегодня много, но она не пьяна. Боль крепкая еще и потому, что из-за вина она не будет пить таблетки. Хотя… это неплохой способ уйти. Напиться, а затем выпить дозу, чуть больше обычной, и навечно закрыть глаза. Мысленно Мисси помечает это для себя как возможный вариант. На тот случай, если будет не в состоянии попросить об этом Марка.        Проведя кисточкой по уставшим, слегка воспаленным векам, Мисси прячет усталость под дорогими тенями от Диор. Дорогая мишура, без которой обойтись просто нельзя. Люди любят мишуру, мужчины – особенно.        Поразмыслив, что вовсе не хочет слышать запах собственного пота, который от возраста ли, или от болезни, начал приобретать все более дурной оттенок, Мисси проводит карандашом дезодоранта с усилием, куда большим, чем обычно и, раздевшись догола (ненавидела спать в одежде) юркнула в постель. Старая потрепанная книга Стругацких, зачитанная до дыр, снова манит к себе. Читать о том, чего нет – едва ли не единственное по-настоящему любимое занятие.        Беруши в ушах не особо помогают. Нет, она ничего не слышит, но давно уже знает каждый звук в своем борделе. За стенкой стонет Мила, развлекаясь с любимым дантистом, славная девочка с невинными по-младенчески щеками.        Наверху, наверняка не пустует комната Тильды и остается лишь удивляться, почему она совсем не нуждается в отдыхе. Ненасытная как пантера, она была курицей, несущей золотые яйца. Мисси бы не удивилась, если бы обезумевшие от страсти, уставшие от брюзжащих жен и однообразного короткого секса в одной позе мужчины, вдруг вздумали петь песни под гитару у ее окна. Все, во всяком случае, к тому шло. В главном зале джазист играет Фитцджеральд и плачет дорогая скрипка молодого скрипача. Иногда сладко поют клавиши рояля. Веселые девчонки гадают, кто из них сегодня ночью будет при деле, пока мужчины спускают деньги, отложенные на черный день, в карты или рулетку. Вино льется рекой.        Яркая жизнь, полная соблазна и красоты. Любой бы мечтал. Каждый бы позавидовал. Перевернувшись на живот, чтобы хоть немного заглушить проклятую щемящую боль, Мисси вздыхает. Золушка пьяна и устала от бала. Куда сильнее она желает сейчас измазаться в золе, никому не нужная и не интересная.        Разболелась голова. Тишина давила похлеще любого шума. Вздохнув, Мисси выскальзывает из кровати голой и садится на пуфик перед зеркалом, подперев лицо рукой. Освободившись от беруш, Мисси впускает в комнату миллион знакомых звуков, среди которых, приглушенный от музыки, звучит женский стон и мужской всхлип, сразу после оргазма.        Удивительный момент – секунды после оргазма. Мгновение, когда единственный раз, можно забыть, кто ты, и что за жизнь ты живешь (в ее случае – доживаешь). Любовников, умеющих дарить оргазм, было так мало. В ее жизни – хватило бы пальцев одной руки, пожелай она пересчитать. И все они на вес золота – те, кто в проститутке видит женщину, не просто машину для удовлетворения потребностей, и может подарить ей ответное удовольствие. Девочки умирали от зависти, когда такой посетитель находил свою абсолютную фаворитку и принадлежал только ей. Далеко не всем доставалось такое счастье.        Мисси снова взяла бокал с вином, однако, брезгливо поморщилась, хватаясь за живот от очередного приступа боли. Проклятье. Врачи были правы – придется завязать с вином. Вообще не пить. Ладно, на возможные расспросы девочек есть универсальный ответ: решила вести здоровый способ жизни.        Стук в дверь отвлек ее:        - Мама?        - Да, Анна? – за дверью стояла платиновая блондинка с длиннющими ногами и пухленькими щеками, всегда нуждающаяся в жилетке и беззаветно влюбленная в клиента-прокурора. Мисси поежилась, скрючившись не столько от боли теперь, сколько от нежелания быть психологической службой помощи прямо сейчас.        - Мама, там Клара! К ней пристал клиент, хочет ее на ночь. Она не может отбиться, помоги!        «Там Клара». Этих слов было достаточно, чтобы хозяйка крупнейшего заведения для любовных утех стала Цербером и надзирателем в одном лице. Она бы сделала это и для девочек, но только с Кларой все было совсем иначе.        Она девочкой не была. Точнее, была, но особенной девочкой, призванной удовлетворять желудки, а не члены похотливых мужланов.        Они обычно пялились на эти огромные глаза, в которых еще сохранилось много детской наивности, иногда отпускали глупые шуточки, иногда словно ненавязчиво касались ее, когда она спускалась в зал время от времени. Но никто и никогда не переходил черту.        Мисси быстро надевает халат, выбегая в главный зал, где резко смолкла скрипка и не играют джаз, а последний звук клавиш рояля разносится эхом меж столов.        Она видит его. Усатый, заплывший жиром боров в дорогом дизайнерском костюме, расстегнул ширинку и, вывалив наружу красный, смехотворных размеров член, мерзко хохочет, хватая Клару за руки:        - Танцуй, дурочка! Танцуй и улыбайся!        Клара напугана и бледна, жмурится, как ребенок, увидевший нечто страшное. Словно надеется, что, стоит ей открыть глаза через секунду, весь этот ужас исчезнет. Она возражает тихо, пытаясь пятиться к стене, но не получается: грубые руки борова слишком сильно давят ее маленькое нежное запястье.        - Нет, пожалуйста. Я повар, а не проститутка. Не надо!        - Ну чего ты, дурочка? – заливаясь отвратительным хохотом, гнет свою линию озверевший мелкочлен. Отвратительная рожа, красная от вина и возбуждения, напыщенная от холеной беззаботной жизни, вызывает почти непреодолимое желание в нее плюнуть. Мисси, впрочем, делает иначе.        Выхватив нож на соседнем от ужасного спектакля с особенной Кларой и боровом в главной роли, она одним прыжком оказывается рядом, приставляя нож к безмерно маленькому даже в возбуждении, красному члену.        - Пошел вон!        - Да ты знаешь вообще, кто я? – кичливо и пьяно возражает ничуть не испугавшийся клиент, все же выпуская свою жертву из объятий. Несчастная Клара предпочла убежать наверх, дрожа как осиновый лист.        - Ублюдок, с маленьким хреном! – категорически отрезает Мисси, почти вопя: - Охрана! Какого черта он еще здесь? За что я вам плачу? Чтобы моих девочек унижало любое недоразвитое дерьмо?        - Простите, Мисси. Но это же Уилл Соннерс, он прокурор.        Презрительно сощурившись, Мисси внимательно смотрит на борова, оказавшегося слугой закона.        - А я-то думаю, что это мне твоя рожа знакома. Ну что ж, у нашего закона красная рожа и маленький член.        Девочки хихикают, почувствовав видимое облегчение от ее присутствия в зале. Боров тем временем воспользовался тем, что нож слегка отведен в сторону от его микроскопичного члена, застегнул штаны и возвышается над Мисси, шипя о проблемах, которые им всем непременно грозят. Впрочем, если она отсосет, ведь он слышал, что в этом деле она настоящий мастер…        - Было бы что сосать! – с презрением выплевывает Мисси в его красную рожу, перехватив занесенную для удара руку.        - Охрана! Вышвырнете его отсюда к черту!        - У тебя будут проблемы, сука, - скрепя зубами заявляет Соннерс, - считай себя безработной. Будешь подрабатывать сосалкой в менее обеспеченных местах.        - Мистер Соннерс! – голос, раздавшийся от двери, заставляет Мисси обернуться. – Я только что пришел и, вижу, вам что-то не понравилось. Давайте-ка выйдем, поговорим.        На удивление тот, что еще недавно заставлял танцевать несчастную Клару, радуясь и развлекаясь, выглядит, словно желторотый птенец, встретивший более крупную птицу и покорно плетется за новоприбывшим.        Даже не пытаясь задать себе вопрос, какие дела могут связывать доктора Хмуробровика с отвратительным типом, Мисси поднимается наверх. Нужно посмотреть, как там Клара.        Прогнозируемо, она находит несчастную девочку у себя в спальне. Клара рыдает на ее постели, совершенно разбитая и униженная. Подойдя, Мисси садится на кровать, осторожно обнимая свою маленькую особенную птичку и гладя ее по волосам.        - Он ушел, Мисси? – словно мышонок, только что чудом спасшийся от кошки, попискивает Клара, не поднимая глаз.        - Ушел, дорогая, - Мисси гладит дрожащие плечи, - все хорошо.        - Он большая шишка. Теперь у нас будут проблемы.        - Нет, - перед глазами стоит растерянное, адресованный, адресованный смешному доктору с кустистыми бровями, взгляд, - не будет. Не думай об этом.        - Я виновата. Мне просто нужно было сделать то, что он хочет.        - Минет?        - Да. Он просил только об этом. И чтоб я станцевала для него голая.        - Ну конечно. Ни на что другое он просто не способен. Ты не должна этого делать, Клара. Ты повар, не проститутка. Я бы никогда такого не позволила.        - Прости, Мисси, - Клара, наконец, поворачивается к ней, в следующую секунду кладя голову ей на колени и разрешив запустить пальцы в свои волосы снова, - я не хотела скандала.        - Тебе не за что извиняться. Тебе нужно уходить отсюда, Клара. Беги, щеночек. Здесь нет ничего, кроме боли и разрушений. Такая жизнь не о тебе. Твоя мама бы мне не простила этого.        - Нет, - упрямая Клара качает головой, - я пришла работать к тебе, потому что ты была единственным человеком, кому было не наплевать на меня после смерти моей семьи. Я тебя не оставлю. Не могу оставить тебя одну.        - Детка, - вздыхает Мисси, принимая ее объятья. По-хорошему она однажды расскажет Кларе обо всем – что умирает, что уже приготовила для нее другую, лучшую жизнь, что продумала завещание, что всегда хотела иметь такую дочь.       Однажды она расскажет. Но не сейчас.        Какой-то робкий стук в дверь нарушает их хрупкий покой.        - Входи, доктор! – спокойно приглашает Мисси, точно зная, что за гость стоит сейчас на пороге.        - Дамы, - седая голова доктора Твелви появляется в комнате, затем заходит он сам, как-то по-детски улыбаясь, - я хотел проверить, как девушка, поднялся, услышал ее голос. Я могу чем-то помочь, мисс?        - Клара, - сглатывает слезы девушка, - Клара Освальд. Посмотрите, пожалуйста, мою руку, мне кажется, он ее открутил.        Мисси встает, подходя к окну и не сводя ревностного взгляда с любовника, пока он осматривает напуганную малышку Клару.        - Ничего серьезного. Приложите лед и замотайте на ночь запястье. Если есть согревающая мазь, намажьте. Это снимет спазм.        Он бросает красноречивый взгляд на Мисси, и понимающая Клара, благодарно улыбнувшись, пожелав спокойной ночи, удаляется.        - Что ты ему сказал, этому ублюдку? – Мисси подходит к кровати и садится рядом с клиентом, видимо, сегодня, примерявшим роль спасателя, - он так на тебя смотрел, будто приведение увидел.        - Его карьера зависит от жены, а я – ее лечащий врач. Чуть что, бежит ко мне консультироваться. Она любит болеть, в основном выдуманными болезнями и терапевт ей вовсе не нужен. Но мои уговоры перестать заниматься ерундой пока не действуют. Что, в принципе, к лучшему, потому что я нашептал ему пару ласковых, чтобы он забыл дорогу сюда и даже не думал как-либо испортить вам жизнь. Пусть теперь ищет других дурочек для танцев.        Мисси удивленно приподнимает бровь – высшая мера проявления эмоций, на которые она способна сейчас.        - Что? – еще сильнее, чем обычно, хмурит брови он.        - Ты заботишься о благополучии проституток, дорогой.        - Я забочусь о справедливости и благополучии людей, попавших в беду, - взяв ее за руку и погладив тонкие пальцы, он спрашивает – Мы так и будем разговаривать, Мисси? Я не против поговорить, но чуть позже. Ладно?        Ох, доктор. Улыбнувшись, Мисси толкает его на кровать и, сняв халат, опускается сверху, вползая головой в область паха.        Взрослые игры начинаются.