тень за троном.

      Он обживает Башню Бдения с такой поразительной быстротой, словно несколько поколений его рода, а не рода Хоу управляли этими землями. Через пару недель каждый сундук в чулане и каждый камень в бесконечных подвалах несет на себе отпечаток его присутствия: он заполняет собой всё пространство Башни, старательно находя всё новое и новое применение свободному времени, внезапно настигшему его. К счастью, дел у него хватает. Впервые за долгие, долгие месяцы, которые теперь кажутся ему какой-то отдельной — и чужой — жизнью, он чувствует себя раскованным и уместным. Его легкие ноги в поношенных кожаных сапогах неслышно и проворно снуют по хорошо изученным коридорам, его испещренная шрамами грудь мерно вздымается под невесомой рубашкой изо льна, а ладони с растрескавшейся, иссушенной кожей куда радостнее сжимают тренировочный лук, чем канцелярские перья. В одну из вылазок его изрядно отросшие волосы путаются под шлемом, и по возвращении он срезает их прямо во дворе одним движением наотмашь, вызывая массу критики со стороны Андерса. Он слушает его, притворяясь серьезным, но смеется глазами. Он аккуратно приручает Натаниэля, входя в его зону доверия так же, как гномьи загонщики входят в клетки с дикими бронто. Он такой же упрямый и своенравный, этот новый Хоу, который тоже желает ему стремительной смерти, но Махариэль подкрадывается к нему иначе, надеясь на то, что этого получится взять живым. Он достаточно терпелив, чтобы дать ему время, и по-прежнему помнит, как в Бресилианском лесу часами загонял добычу в силки. Хоу поддается нехотя, для порядка бодается, осторожничает, но Адален замечает робкий прогресс каждый раз, когда Натаниэль бросается прикрывать его с тыла или предлагает потрепанному командору свою последнюю целебную припарку. Однажды он говорит как будто между прочим: «Твоё желание для меня — закон», — и у Махариэля на секунду заходится сердце от аналогии; он замирает, точно пораженный парализующим заклинанием, и бестолково хлопает ресницами, и, как рыба, хватает воздух ртом, потому что мучительно хочется раскричаться — ему, ветерану Пятого Мора, мужчине и командиру. Он судорожно сглатывает и мотает головой: «Спасибо, не нужно». Алистер бодрится день ото дня всё старательнее, растягивая искусственную улыбку как можно шире и отвлекая себя нескончаемой чередой просителей и делегатов. Он умышленно избегает контакта с теми делами, за которые незадолго до своего отъезда брался Махариэль и которые он не успел завершить. Он не ходит в те покои, где совсем недавно располагался его остроухий канцлер, не читает те книги, которые он так любил перечитывать, не ходит его маршрутами и даже не смотрит на его бывших слуг. Он изо всех сил делает вид, что Адалена больше не существует. Алистер сдается на третью неделю. Он входит в покинутые покои, запертые на засов с самого отъезда Махариэля. Он втягивает носом летающую в воздухе пыль и едва различимые нотки чужого запаха, касается ладонью основательной деревянной тумбочки и обреченно падает на старательно заправленную кровать. «Как на него похоже», — проносится в его золотой голове, отягощенной короной, и он прикрывает глаза, с легкостью представляя себе, как его эльф суетится в этой каменной клетке: расчесывает волосы, забирается с ногами на постель или высовывается из окна почти наполовину, чтобы вдохнуть пряный ночной воздух полной грудью. Он помнит, что роды его молодой жены ожидаются в конце этого месяца. Он знает, что не успеет добраться до Амарантайна и вернуться в срок, даже если загонит до смерти пару самых резвых коней. Несколько бессонных ночей он нарезает круги по слабо освещенной библиотеке, пытаясь отговорить себя от безответственного поступка, на который уже решился. Стараясь не афишировать свой отъезд, он с рассветом крадется в крыло для прислуги, чтобы выскользнуть через один из боковых выходов и незаметно покинуть город. Банн Теган перехватывает его в тот самый момент, когда он тянется к ручке кухонной двери. — Алистер? — Теган сперва сомневается в том, можно ли верить своим глазам, но тут же отбрасывает все сомнения прочь, видя знакомое выражение на лице короля. Алистер не спешит разворачиваться к своему названому дяде, пытаясь на ходу придумать убедительную ложь.  — Проголодался? — подсказывает ему Геррин, и Алистер охотно цепляется за эту подсказку, кивая и демонстративно поглаживая себя по животу. — Да, — соглашается он, наконец повернувшись к банну лицом. — Такой жор одолел, чтоб его. Спать не даёт! — Я надеюсь, — Теган щурится, оценивая недвусмысленно походную амуницию Тейрина. — Ты не собирался покинуть дворец под каким-нибудь сомнительным предлогом и отправиться в Амарантайн? — Что? Нет, — Алистер всем своим видом старается выказать абсурдность дядиной идеи, — С чего ты мог бы такое… — Алистер, твоя жена, — блондин морщится, точно ему наступают на кровавую мозоль. — Собирается рожать. Ты не можешь. — Я только одним глазком, — перебивает король, умоляюще глядя на своего советника. — Одна нога здесь, а другая там. Проверю, как идут дела — и сразу обратно! — Алистер, об этом не может быть и, — начинает Геррин, но неожиданный переполох, который устраивают подслушивающие в чулане слуги, отвлекает его внимание на долю секунды, чего хватает Алистеру для того, чтобы проскользнуть на кухню и спешно ретироваться через тайную дверь под удивленные восклицания переполошенной кухарки.