тень за троном.

      Вэрел в который раз кланяется королю, и лишь благодаря этому Адален вспоминает, что это входит и в его обязанности. Он медлит, не спеша распрямляться, пытаясь унять сердечный ритм и нормализовать сбившееся после бега дыхание. — Мой король, — собравшись с силами, Махариэль наконец поднимает глаза на молодого Тейрина. Алистер улыбается глупо и не торопится говорить. Он жадно гуляет взглядом по лицу своего бывшего командира и инстинктивно отмечает про себя все изменения, произошедшие за время их добровольной разлуки: торчащие в стороны пряди неровно остриженных волос; новый шрам в аккурат над правой бровью, свежий, по-прежнему кровоточащий; едва различимый румянец, который приобретала так хорошо изученная им бледная кожа всякий раз, когда Адален выбирался из духоты каменных крепостей на лоно природы. — Ты постригся? — невпопад говорит Тейрин, озвучивая свои мысли, и Адален рефлекторно касается взъерошенных волос на затылке, опуская взгляд обратно на свои сапоги. Напряжение, вставшее между ними давно, с первыми словами возвращается на место и становится таким плотным, что, кажется, все присутствующие могут пощупать его руками. — Я хотел бы говорить с тобой лично, — не дожидаясь ответа, вставляет блондин, добавляя скорее для Вэрела, чем для долийца. — Это государственное дело повышенной секретности. Махариэль, как по щелчку, выходит из ступора и молча кивает. Он отсылает сенешаля проводить эскорт короля, которого до отбытия из Амарантайна обязуется сопровождать лично, и уводит его, по старой привычке следующего за долийцем без возражений, в гостевое крыло Башни. Он плотно прикрывает за собой дверь и подпирает её спиной, разворачиваясь лицом к королю, который с любопытством изучает убранство интерьера. — Я вижу, — по-прежнему улыбаясь, заключает Тейрин. — Что в хорошей жизни Хоу себе не отказывали. Вы только посмотрите, какая резьба… — Что, — стальной тон вынуждает Алистера перестать глазеть по сторонам и перевести взгляд с потолка на собеседника. — Что произошло? — Ничего, — как можно беззаботнее парирует блондин, старательно игнорируя все вербальные и невербальные сигналы, исходящие от эльфа и проникнутые одной главной мыслью: «Что ты здесь делаешь». — Ничего? — бессмысленно переспрашивает Адален и покидает безопасную гавань около двери, делая шаг навстречу Алистеру. — Твоя жена, должно быть, рожает сейчас, а ты стоишь здесь, потому что «ничего не произошло»? Адален злится, заводится с пол-оборота, с каждым словом повышая тон, и наступает на блондина, как грозовой фронт на беззащитного человека, улыбающегося всё шире вопреки всякому здравому смыслу. — Да, — Алистер капитулирует, сдается без боя, складывая всё оружие к ногам стоящего напротив разгневанного эльфа. — Должно быть, она уже родила, как раз когда я пытался пробраться к тебе в неприступную крепость. — Ты шутишь? — Адален гневно сдвигает брови и скрещивает руки на груди, всем свои видом давая понять, что шутить с ним сейчас опасно. — Нет, — Алистер отрицательно мотает головой, отчего корона слегка спадает ему на лоб. — Я поступил ужасно, оставил молодую жену, и я абсолютно уверен, что обязательно отвечу за эти грехи перед лицом Создателя, но, с другой стороны, если бы Он и впрямь не хотел вводить меня в грех, незачем было знакомить с тобой. Глаза Адалена на секунду сужаются, пытливо вглядываясь в лицо напротив, и тут же распахиваются в удивлении, когда он осознает, что Алистер действительно не шутит. Он вспыхивает до кончиков острых ушей и делает шаг назад, в то время как Алистер начинает идти ему навстречу. — Адален, — Тейрин переходит на вкрадчивый полушепот и меняется в лице, становясь серьезным и неожиданно постаревшим в проступившей усталости. — Что должен сделать человек, чтобы завоевать сердце свободного эльфа? Адален удивляется тому, что Алистер помнит слова тех историй, которые он нашёптывал ему по ночам в холодной лагерной палатке, где они лежали вдвоем без сна, целуясь после любви. Среди множества легенд о древних богах и рассказов о героях ушедших времен, Алистер каждый раз выбирал балладу о любви между человеческим мужчиной и долийской охотницей, и Адален усердно переводил длинное стихотворение с неизменно грустным концом, периодически нашептывая блондину в самое ухо мелодичные эльфийские слова. И каждый раз, когда лирический герой спрашивал у долийки: «Что должен сделать человек, чтобы завоевать сердце свободной эльфийки?», вместо ответа Аделен нашептывал: «Lath», после отказываясь переводить, что вызывало у Алистера неизменное возмущение. Адален сам не заметил, как вновь уперся спиной в дверь, тем самым отрезав себе все пути для отступления, и Алистер подошел к нему вплотную, не решаясь, правда, протянуть руку. — Я наконец выяснил, — Алистер был единственным, кто до сих пор нарушал воцарившуюся тишину. — Что означает твоё сокровенное слово. Скажи мне теперь, что должен сделать непутевый человек, чтобы вернуть своего эльфа? — Lath, — Адален шёпотом произнес заветное слово, прикладывая ладонь к грудной клетке блондина и ощущая подушечками пальцем его учащенное сердцебиение. — Любить.