Настоящий мужчина

По выработавшейся за много лет привычке я проснулась перед рассветом. Ночью, исполнив последнюю часть ритуала, мы с теперь уже законным мужем поправили одежду и легли спать спиной друг к другу. Кортел обещание сдержал, был осторожен и даже ласков, своим сиплым шепотом увещевал, что все будет хорошо, держал меня за руку, позволяя цепляться за сильные пальцы. Пытался было поцеловать в губы, но я вздрогнула так, что после он целовал меня только в шею. Рекордное понимание и чуткость для мужчины. Тихо встав, я поморщилась от громкого шороха дорогой ткани платья. Когда-то платья были лишь на юге, северянки носили штаны. Я все детство в штанах пробегала, но после войны и долгих попыток найти себе пристанище среди южан пришлось следовать местным традициям. Тихо вздохнув, я оглянулась на спящего мужа. Его большая кровать была придвинута одной стороной к стене, что вчера меня мимоходом удивило, а теперь я поняла, почему. Хозяин дома спал, забившись в уголок, вроде бы, на боку, но сильно наклоняясь к стене и плотно прижимаясь к ней плечом и бедром. Будто спрятался. Обе руки его лежали так, словно он по-детски сложил кулаки на груди. Я, кажется, на краешке спала, не могла же я во сне его оттеснить, правильно? Но кто же он? Северную знать вырезали едва ли не подчистую, когда мы проиграли войну. А он богат, по осанке видно, что с детства приучен гордо держать голову. Парк и вовсе напоминает слугу, какого всегда приставляли к родовитым мальчикам. Сделав пару шагов к двери, я разбудила шелестом мужчину. Он резко вскинул голову, но не обернулся. — Прости, — смутившись, я опустила взгляд. — Ничего, — как всегда, сипло и негромко. Помявшись на пороге, я хотела было спросить насчет брюк, не нужно ли мне приготовить завтрак, но не решалась приставать с вопросами, — не хочешь выбросить эти южные тряпки? — Хочу, — я рассматривала взъерошенный беловолосый затылок и резко опустила взгляд, когда Кортел перекатился через спину на другой бок и встал. — Не опускай глаза, — аккуратно коснувшись моего подбородка, он поднял мое лицо, — забудь эти южные унизительные догмы. Ты северянка. Прикусив задрожавшую нижнюю губу, я смотрела в красные глаза человека, который переворачивает мою жизнь и дает право существовать так, как я должна была по праву рождения. Сглотнув, я еле заметно отстранилась от его руки, и мужчина отступил на шаг, давая мне пространство. Махнув рукой в сторону шкафа, он как-то нерешительно зачесал пальцами назад свои чуть длинноватые для знатного северянина волосы и вышел из спальни. Еще одно доказательство его высокого происхождения — простолюдины не имеют права стричься всю жизнь, а люди с титулом должны носить волосы не длиннее указательного пальца. У Кортела же они длиной с мою кисть от запястья до ногтей. Отбросив ненужные размышления, я открыла дверцу указанного шкафа. В нем были рубашки и брюки, которые на моего мужа при всем желании бы не налезли. Правда, и мне оказались чуть узковаты, но ходить в них вполне можно было, хоть и на грани приличия. Стянув волосы в тугую косу, я присела на край кровати, пытаясь придумать себе дело. Тимир тот еще соня, завтрак, я так понимаю, готовить не нужно. Чем же мне, в таком случае, заняться? Тихонько постучав, заглянула служанка. Спросила, не нужна ли мне помощь с одеждой, и пригласила к завтраку. В столовой ожидал только читающий какое-то письмо Кортел. — Разбудить Тимира? — я присела на стул по левую руку от хозяина дома, где для меня были приготовлены приборы. — Пока маленький, пусть спит, сколько нужно, это полезно для роста, — даже не глянув на меня, ответил мужчина, продолжая неторопливо читать. Я только легко улыбнулась, переводя взгляд в окно. Думаю, мальчишка и сам скоро проснется, он довольно рано лег, — лучше расскажи мне об его отце. Вздрогнув, я потупилась, рассматривая свои нервно сплетающиеся пальцы. Но Кортел имеет право знать, раз уж он взялся воспитывать Тимира, правда? — Он сын тех людей, у которых я работала, — едва не зашептала я, — изнасиловал меня, когда мне было семнадцать, а потом был убит какими-то ворами, я не знаю. Его родители позволили мне остаться и содержали Тимира, были довольно ласковыми бабушкой и дедушкой. — Ему повезло, что он уже сдох, — без эмоций просипел мужчина. Когда я робко подняла взгляд, он смотрел в одну точку письма, но на лице ничего не отражалось, — прости за напоминание. — Ты имеешь право знать, — пробормотала я, сглотнув. Наконец-то посмотрев на меня, Кортел протянул руку ладонью вверх. Немного поколебавшись, я вложила пальцы в его ладонь. — Я буду защищать свою семью до последнего вздоха, — очень тихо произнес он, глядя прямо мне в глаза и ласково сжимая мою руку. — Молодожены нашли общий язык, как мило, — я вздрогнула и отняла руку, краснея, а довольно хихикающий Парк устроился за столом напротив меня. Как раз служанка принесла блюдо с фруктами и небольшую кастрюльку каши, — Кортел, ты снова забыл о тренировках. — Начну вместе с Тимиром, — мотнул головой мужчина, виновато отводя взгляд. Меня, разумеется, не спросили... Но я и не против — мой сын полноправный северянин, а значит должен уметь обращаться с мечом и стрелять из лука. Если бы не эта традиция, наше маленькое княжество не было бы захвачено ценой жизней южных солдат, количество которых превышало население Севера почти втрое. Днем Кортел выпроводил меня вместе с несколько измотанным утренней пробежкой и не слишком сложными упражнениями Тимиром на рынок. Нужно было купить ему одежду, тренировочный затупленный клинок и побольше бумаги для упражнений в письме вместе со специальным детским пером с тонкой ручкой. Примерку вещей мальчишка вынес стоически, пусть и закатывал глаза; в книжной лавке с восторгом тянулся потрогать все, что только попадалось ему на глаза, но воспитание заставляло его сперва спрашивать разрешения, чему я была несказанно рада. В лавке при кузнице я уже сама себя мысленно одергивала — в детстве мы с отцом очень много времени тренировались фехтовать, я просто обожала оружие. Пока хозяин подбирал учебный меч под рост и силу Тимира, я любовалась тонким, узким клинком с простой гардой и обмоткой рукояти сыромятной лентой. Тусклая серебристая рукоять была покрыта выгравированным узором, немного напоминающим северную вязь. Прикрыв глаза, я вздохнула, вспоминая ощущение безграничности крутых голубоватых склонов, охватывающих три четверти горизонта зубчатой каймой, сводящий зубы холод талой воды в ручьях, никогда не замерзающих. Как жаль, что мой сын так и вырастет в этих удушливо-пыльных сухих степях, не переночевав ни разу у запашистого от трав костра и не зачерпнув ладонью нежный туман облака, прицепившегося к склону. Вечером возбужденный Тимир никак не хотел ложиться спать, и Парк вызвался рассказать ему одну из старых сказок северян. Я присела в кресло у камина, чтобы тоже послушать, потому что не помнила уже ни одной сказки целиком. И только на середине повести, завороженная, словно тоже ставшая ребенком, заметила стоящего в дверях Кортела. Он прислонился плечом к косяку, прижался к нему виском, скрестил руки на груди и мечтательно-рассеянно улыбался, закрыв глаза. Я впервые видела его лицо таким расслабленным и спокойным, без сосредоточенной морщинки между бровей. — Мама, почему ты мне никогда не рассказывала про великана Латирашу? — возмутился Тимир. — Ты ведь знаешь ее? Я была захвачена врасплох и не сразу осознала, что сказка уже кончилась. — Сынок, это было так давно, — улыбнувшись, я села рядом с ним, укутывая плотнее в одеяло, — и я была такая же маленькая, как ты. Не помню уже совсем ни одной сказки, — коснувшись кончиком пальца его носа, я тут же его туда поцеловала, — а теперь надо спать, иначе завтра на тренировке будешь слабым. Погасив свет и пожелав приятных снов, мы с Парком вышли, я плотно прикрыла дверь. — Любимая сказка Кортела, — усмехнулся пожилой мужчина, потирая щеку, — он в детстве мечтал пойти в горы и найти Латирашу. Спокойных снов, Теира. — Спокойных, — откликнулась я, понимая, что мой муж слинял совершенно бесшумно. Ополоснувшись и переодевшись в ночную рубашку, я легла первая. Отодвинулась к стене, повернулась к ней лицом, зарываясь носом в мягкую подушку, пахнущую свежестью. Северная традиция мыться каждый день и часто менять постельное белье воспринималась на юге с брезгливостью, как ни странно. И это учитывая жару и пыль. Как так можно... Тихо открылась дверь. Шаги мужчины выдавал только еле заметный шорох ткани. Он забрался на кровать, лег и... И будто в камень превратился — было слышно лишь совсем тихое дыхание. То есть, он даже не поворочается, не поерзает, устраиваясь удобнее? Я вот не такая стойкая — затекла рука, пришлось переворачиваться на другой бок. Кортел лежал на животе, снова спрятав руки под грудь, повернув голову затылком ко мне. Неужели ему так удобно? Принюхавшись, я непонимающе нахмурилась. Сладковатый душок, как от гниющего мяса, или все же кажется? Может, это... Подавшись вперед, я осторожно понюхала своего мужа. Запах, определенно, усилился. — Кортел? — негромко позвала я. — Да? — он так резко приподнял голову, что я даже вздрогнула. — Ты... Ты ранен? — я протянула было руку к его плечу, но не решилась коснуться. Глядя на светловолосый затылок, я вернула ладонь на подушку. — Просто... — Извини, — сипло, глухо, без выражения, — я забыл сменить повязку. Встав, он подошел к столику, где стояли кувшин с водой и тазик для умывания, зажег свечу. Стянув широкую рубаху через голову, Кортел неловко попытался не поворачиваться ко мне спиной, но я все же увидела. Огромный шрам на всю спину, барельеф, выжженный тавром, которым клеймили лишь князей при вступлении на престол. В неровном свете всего не разглядеть, но это не может быть ничто другое. Лишь герб рода, много поколений назад объединившего северные племена. Я, конечно, слышала, что княжич пережил войну, но... Но... — Чтобы быть князем, нужно княжество и народ, — сухо бросил он, разматывая ткань, закрывающую рану чуть выше локтя. — Нет, я... Я ничего, — опустив глаза, я и вовсе уткнулась носом в подушку. То есть, я теперь княгиня. Хотя этот титул и не существует уже, Кортел прав. Но ведь княжич становится князем, как минимум, в шестнадцать, княжества не было уже почти десять лет к тому моменту! Значит, он решил отдать дань традиции, хотя мог и не выжигать герб на своей спине. Какая же это, наверное, боль... Услышав недовольное цыканье, я встала. Одной рукой, да еще и левой, не так просто сделать самому себе перевязку. Нет, он цыкал не потому, что не мог завязать узел. А потому, что в ране медленно копошились белые жирные опарыши. Мужчина дернулся, будто хотел прикрыть это безобразие, но все же не стал, не слишком дружелюбно глядя на меня исподлобья. Подойдя к шкафу, в который уже сложила свои вещи, я достала небольшую сумочку, набитую всем тем, что необходимо, если растишь непоседу, вечно расшибающего коленки. Плотно стискивая губы и стараясь не сглатывать горькую вязкую слюну, я взяла ножичек, которым обычно нарезала травы. Кортел все понял и устроил рану над тазиком. Аккуратно сковыривая личинок и совсем уж гнилые кусочки плоти, я отчаянно боролась с тошнотой. Мужчина не подавал виду, что ему больно, безучастно наблюдал. Закончив, я отложила испачканный в сукровице нож и достала узкий длинный кусок хлопковой ткани. Оторвав кусочек, сложила его в два раза и пропитала отваром, который хранила после того, как у Тимира загноилась ранка от занозы. Он отлично вытягивал гной и снимал воспаление, так что, надеюсь, от повторного образования всяких гадов в этой, как я понимаю, изначально небольшой царапине должен защитить. Приложив компресс прямо к мясу, я прикрыла его кусочком выделанной кожи, чтобы отвар не просачивался через повязку, и в три слоя плотно замотала тканью. — Спасибо, — едва только я закончила с узлом, Кортел попытался взять меня за руку. Я рефлекторно отстранилась, даже слишком резко, испугавшись на мгновение повторения поступков того, чье имя зареклась вспоминать. Спокойные черты лица мужа словно отвердели, заострились, он снова стал холодным и бесчувственным, выпрямился и стал натягивать рубаху. — Прости, я... — прикусив губу, я нервно потеребила рукав ночнушки. Не хочется его отталкивать, он ведь так тянется ко мне, старается подстроиться, уступает, но разве мужчина поймет мои глупые страхи? — Я боюсь. — Я никогда не обижу тебя, — непривычно мягко шепнул Кортел, протягивая ладонь, как утром. Я почти без колебаний приняла его руку, лишь вздрогнула, когда сухие шершавые губы легко коснулись ямочки между костяшками пальцев. В конце концов, как не верить тому, кто принес себя, фактически, в жертву глупой традиции? Разве не будет он соблюдать и другие? Завтрак состоялся не намного позже вчерашнего, но в этот раз за столом были все. У Тимира вдруг появился от меня секрет, который он сообщил на ухо Кортелу. Я одновременно и приревновала, и порадовалась, ведь доверие этого своенравного мальчугана нужно еще заслужить. Их заговорчищеские взгляды были мне как бальзам на сердце, но лицо моего мужа было настолько непроницаемо, что о взаимной договоренности я догадалась только по совершенно незаметным многозначительным подмигиваниям сына. Я и Парк заканчивали завтрак, а эти двое куда-то торопливо усвистали. — Не хочешь взглянуть на тренировку с мечом? — предложил пожилой северянин, бросив на меня быстрый взгляд из-под кустистых бровей. — Кортел учился у лучших мастеров, это приятное зрелище. — Не удивлена, — поджав губы, я стукнула маленькой ложечкой по яйцу. — Он сказал тебе? — внимательно разглядывая появляющийся из-под скорлупы белок, я качнула головой. — Ты увидела, — усмехнувшись, Парк тут же вздохнул, — Кортел заставил меня клеймить его, но, на самом деле, он сильно стыдится своего происхождения, — я непонимающе подняла голову, — стыдится того, что жив, хотя должен был отправиться к богам вместе со своими родителями. — Он слишком строг к себе, — пробормотала я, откусила кусочек яйца. — Так и есть. Все атаки Тимира Кортел буквально игнорировал, даже не утруждая себя поднять меч и парировать. — Чувствую себя девчонкой! — пропыхтел мальчик, размахивая мечом и пытаясь хоть задеть ноги отступающего мужчины. — Не недооценивай девчонок, — негромко усмехнулся муж, уворачиваясь от очередного выпада, — твоя мама дерется уж получше тебя. — Не может быть! — рассмеялся Тимир. — Мамы не умеют драться, так не бывает. — Еще как бывает, — улыбнулась я, — когда-то я побеждала многих мальчишек. — Не растеряла навыки? — спросил сидящий рядом Парк, открывая узкую длинную коробку. Едва только взглянув на содержимое, я перевела взгляд на Кортела. Он, как будто не его рук дело, беззаботно рассматривал крону яблони, но я даже на расстоянии видела, что ему приходится сильно сжимать губы, пряча улыбку. — Ну посмотрим, — обмотанная сыромятной лентой рукоять идеально легла в ладонь. Отлично сбалансированный клинок вел себя послушно и предсказуемо при нескольких пробных взмахах. Разумеется, победить Кортела я не смогла, меч быстро оказался заблокирован, но сопротивление я оказала достойное, вызвав восторг у маленького предателя.