Трудно быть Фукутайчо.

- Ну и что нам делать-то теперь? - выдохнул Ренджи, раздражённый тем, что по итогу именно на него возложили всё равно казавшуюся ему достаточно сомнительной почесть таскать труп положившего себя на алтарь своих практически удавшихся шпионских игр Гина Ичимару. Разумеется, едва до него и Рангику с Бьякуей окончательно дошло, что Шухей скоренько упылил от них, предпочтя им не сообщать, куда конкретно он направляется, все бросились на поиски товарища (ну для Мацумото самого-самого любимого лейтенанта, того самого, с кем ей за радость было заставлять живущих в соседних с шухеевским домиках бойцов на перекуры выбегать, слушая по ночам её крики страсти, которую только Хисаги умудрялся распалить в ней до такой степени, что она даже не могла заставить себя быть хоть чуточку потише). Так как капитан Гин Ичимару бегать вместе со всеми по следам, которые Шухей намеренно запутал, не мог в силу того, что был окончательно и бесповоротно мёртв, разумеется, кому-то предстояло носить его на собственном плече. Рангику, как девушку, причём, ещё и израненную девушку, сразу же из списка претендентов на звание носильщика трупа капитана третьего отряда вычеркнули, Бьякуя, решив отомстить таким образом своему пока ещё лейтенанту за все его косяки в настоящем, прошлом и возможном будущем, гордо вздёрнув свой замаранный в крови убитых им Пустых аристократический нос, холодно отчеканил, что он, как среди них с Абараем вышестоящий по званию, носить труп погибшего Ичимару категорически отказывается... Вот и остался в итоге один лишь Ренджи. Бурча и ругаясь себе под нос, красноволосый всё-таки взвалил на своё крепкое плечо мёртвого капитана Лиса и помчался догонять уже ударившихся в шунпо Рангику и своего капитана, которого бедный Ренджи мысленно уже не единожды площадной бранью обложил. Носились-носились они в поисках умчавшегося от них Шухея... Сначала всех раздирали противоречивые чувства, когда они видели оставленные их израненным обладателем лужицы крови, уже начинающие темнеть на холодных песках. Вроде как и радость была от осознания того, что они идут по правильному следу, но в то же время всех охватывала оторопь чистейшего страха, когда они понимали, что ничего хорошего такая кровопотеря Хисаги не предвещает. - Он точно помрёт, как только Казешини в ножны загонит, - покачал головой Абарай, пробормотав эту свою фразу под нос себе так, чтобы трясущаяся от страха за любимого и от изнеможения после тяжёлой схватки Рангику ничего не услышала. Не хотелось Ренджи сейчас подругу морально добивать. - Если Айзен раньше не прибьёт, конечно же... Но вот цепочка следов внезапно начала водить трёх синигами, не считая покойного четвёртого, по одному и тому же ужасающему своим однообразием кругу. И то, первым это заметил Ренджи. - Капитан Кучики, - обратился он к настороженно осматривавшемуся в поисках беглеца брюнету. - У меня такое подозрение, что мы тут уже были. Видите вон ту лужу крови? - дрогнувшая под тяжестью мёртвого Ичимару на плече рука указала в сторону багровеющих, но уже подсыхающих кровавых разводов на танцующем под ветром песке. - Она стала темнее и суше с той поры, как мы её видели в прошлый раз, а располагается и выглядит она абсолютно так же, как и та, которую мы видели два прыжка назад. И с предыдущими, по-моему, всё то же самое происходит. Не знаю, может, мне и кажется чего от усталости... - Чёрт побери, да Шухей попросту запутал след, чтобы мы на него не вышли! - после того, как они раз десять прошлись по одним и тем же местам в одной и той же убогой последовательности и убедились в правдивости предположений глазастого Ренджи, осознал капитан Кучики. От досады мужчина аж по окровавленному песку клинком шарахнул, словно после этого тайна исчезновения лейтенанта девятого отряда раскрылась бы, восстав бесплотным призраком или каким-нибудь волшебным клубочком, который повёл бы их всех по настоящему следу Шухея. Да, со всеми этими злоключениями он, кажется, стал сдавать, стал поддаваться эмоциям. Начал становиться прежним, несдержанным, вспыльчивым, но способным и тот и свет на уши ради своих поставить Бьякуей Кучики. Тем Бьякуей Кучики, которым он некогда был... был, пока жила Хисана, пока жил его лучший друг, покойный ныне лейтенант тринадцатого отряда Кайен, на чьём месте сейчас и служила будущая супруга Абарая. Неужели горе, перспектива потерять очередного хорошего... да нет, мать его, практически неубиваемого бойца, снова стали толчком для пробуждения того, что Кучики, казалось, умело запечатал внутри?.. Ладно, не об этом сейчас, раздражённо спохватился капитан. От его психоза из-за того, что твёрдо уверенный в том, что его друзья и любимая не должны видеть то, как он бьётся с Айзеном, Шухей запутал след, да так умело, что, сами того не ведая, они всё это время прыгали по повторяющимся друг за другом трём участкам Уэко Мундо, ничего точно не выяснится. А вот на вопрос понявшего, что они и правда заплутали в замкнутом круге, Ренджи, ответить надо бы. - Придётся идти в Готей 13, - тяжело вздохнул Бьякуя, возвращая меч на место. - Вы с Мацумото и покойным Ичимару идёте в Готей, а я всё-таки попытаюсь разыскать Шухея... - Но... Кучики-тайчо, - в ужасе воззрился на него Ренджи, - как же вы тут в одиночку справитесь? - А как, по-твоему, Мацумото, еле живая, справится с тем, чтобы добраться до Готея, да ещё и с мёртвым Ичимару на руках? - вопросом на вопрос отвечать для военного столь высокого ранга, как капитан целого отряда в Готей 13, да ещё и аристократа, чья знатность происхождения превосходила все мыслимые и немыслимые пределы, вообще-то, считалось крайней степенью невежливости, но сейчас на своего разрывающегося между нежеланием бросать Рангику и боязнью оставить своего капитана лейтенанта Бьякуя иначе никак не повлиял бы, это он прекрасно понимал. - Я сопровожу Рангику и доставлю Ичимару в Готей, а потом вернусь за вами сюда, - нахмурился Ренджи, подбираясь и беря попытавшуюся возразить и вознамерившуюся продолжить гонку по пескам в поисках отправившегося на самоубийственный бой Шухея Рангику под руку. - Надеюсь, не только с вами всё будет в порядке... Надеюсь, и Шухеича мы отыщем. - Я тоже на это надеюсь, - кивнул Кучики двум синигами на прощание. И вот крепко державший смотрящую в немую даль Уэко Мундо Рангику под локоть Абарай сиганул, используя Мгновенный шаг и оставляя Бьякую наедине с незнанием того, куда же ему нужно двигаться в поисках Хисаги Шухея, и невесёлыми размышлениями о том, как же потом сообщать Мацумото, что её возлюбленный, даже если каким-то чудом Айзена и одолеет - при любом раскладе после укуса ожившего мертвеца не жилец. *** Шухей и хотел было спросить своего мучителя, зачем ему понадобились его воспоминания о том, как Кенсей-тайчо обрёл свободу после приговора суда, по которому бывшего капитана девятого отряда ожидала смертная казнь... Да только, болтаясь подвешенным на пропущенных через его же собственные раны цепях, он только и мог, что булькать горлом да чувствовать, как кровавая слюна ползёт по подбородку из полуоткрытого рта - даже нормально разговаривать сил не осталось. А тут ещё Айзен, завидев его жалкие попытки что-то ему ответить, словно поиздеваться решил. Нет, он даже не бил его, не резал... Он просто взял и ненавязчиво так начал подёргивать то тут, то там, цепи, на которых и висел искалеченный до состояния куска кровоточащего мяса пленник. А вот это было уже переходящей все грани изысканно-болезненных издевательств пыткой. Металлические звенья зашевелились прямо внутри кровавых дыр в теле Хисаги, режущими касаниями распарывая оголившиеся благодаря увечьям мышцы, и едва живой лейтенант снова заклокотал горлом, забившись на этих чёртовых цепях и тем самым удваивая свои мучения. Его словно заживо ошкурили, потом, изрезанного-исполосованного, нашпиговали красным перцем, сжигающим его кровоточащую плоть, а потом сунули в крутой кипяток, начав его с наслаждением потихоньку там вываривать... Всё, что Хисаги Шухей знал о боли до сегодняшнего дня, сегодня превратилось для него в простые царапки по сравнению с той топящей в своих глубинах с головой агонии, в которой он корчился сейчас, дёргаясь на цепях. "Казешини...", - взмолился Шухей, мечтая уже или сдохнуть прямо здесь и сейчас или призвать каким-то чудом свой потерявший последние силы к сопротивлению дзанпакто. Но Хисаги так никто и не ответил, и он обессиленно опустил голову вниз, отупело глядя на то, как кровь с него самого мерно капает на замаранный непонятно чем пол камеры. Негромкий смешок Айзена вызвал новую волну озлобленности, но от боли даже голову поднять не удалось, и, глядя на то, как кровавые капли продолжают срываться с него, глухо шлёпаясь о пол, Шухей и не заметил, как его снова стало уносить именно в те закоулки его памяти, которые сейчас с такой настойчивостью вспарывал капитан-предатель. Раздражённый, нервно озирающийся, словно искренне не желающий быть замеченным кем бы то ни было, Шухей шёл... нет не шёл, бежал к вратам, через которые можно было попасть в мир живых. Да, он знал, что он хоть временно и возглавляет свой отряд, но прав на открытие врат из Готея ему пока никто и не дал, ведь звание его не сменилось, он так и остался лейтенантом, и всё такое. Но сегодня у врат дежурила Рукия Кучики, его хорошая подруга, она могла попросить своего капитана, Джоширо Укетаке, раскрыть врата. Шухей знал, что Укетаке поможет ему, не задавая лишних вопросов. Капитан тринадцатого отряда явно благоволил лейтенанту девятого после одного занятного случая. Сложилось так, что в своё время тогда ещё хаживавший на миссии от Готей 13 студент Академии синигами Хисаги Шухей умудрился его, капитана, зазевавшегося во время совместного задания по неосторожности, спасти от верной смерти, раскроив башку уже мчавшемуся на худощавого болезненного блондина Пустому. Правда, бедолага Шухей сам угодил под жестокий удар чудища, едва не отправившись на перерождение из-за страшной раны в черепушке. Но выжил благодаря усиленной работе капитана четвёртого отряда... ну и тому, что Укетаке успел быстро доставить умирающего парня в Готей. Оценив талант и самоотверженность молодого синигами, капитан Джоширо всегда с неким теплом к нему относился, да и сложилось так, что невольно в разных ситуациях Шухей потом не единожды продемонстрировал ему и прочим то, что лейтенантом его взрывной, но готовый на всё ради своих Кенсей назначил вовсе не зря. Ну так вот, Хисаги хоть и совестно было тревожить тяжело больного Укетаке (причём, что за недуг мучает постоянно кашляющего кровью и время от времени падающего в обмороки капитана, Шухей конкретно не знал), но он понимал, что если не в дежурство его отряда сбегать в мир живых, то потом ждать выхода того же Кёраку Шинсуя, возглавляющего восьмой отряд, который, хоть и был страшным выпивохой и лентяем, но синигами был очень и очень мудрым и сильным, и в благодарность за спасение друга в своё время Шухею, конечно же, в открытии врат не отказал бы... Но до дежурства восьмого отряда, насколько Хисаги помнил, было ещё дней шесть как минимум. А за это время Кенсея-тайчо уже казнят, и будет слишком поздно. - И зачем тебе капитан Укетаке? - нахмурилась сидящая у врат и поигрывающая с порхающими вокруг неё и ею же сплетёнными бабочками Рукия. Она уже слышала про то, что капитана Кенсея схватили, и потому здорово напряглась, когда её друг, старающийся сохранить самый непринуждённый вид (а вместо этого выглядящий так, словно за ним гонится стая собак, и если врата ему не откроют прямо сейчас, то взбешённые псы его точно разорвут), заявил, что ей нужно, чтобы та позвала Укетаке-тайчо для открытия врат. - Да... это... - серые глаза Шухея нервно забегали, и вдруг, словно эта отговорка пришла в его лохматую голову только что (собственно, так оно и было), он выпрямился и выдал: - Да Рангику хочу необычный подарок с Грунта притащить, сама понимаешь, другим капитанам это так муторно объяснять... - Ага, - всем своим видом выражая, что ни единому его слову она не верит, посмотрела на него Рукия. - Кенсея-тайчо арестовали, его отряд остался без капитана, а его лейтенант, который, вообще-то в такую минуту должен быть с отрядом и поддерживать бойцов, надумал вдруг любимой за подарком смотаться... - Именно так, - хмуро кивнул понимающий, что на фоне происходящего его поведение выглядит, мягко говоря, ненормально, Хисаги. - Шухей, ты что же, думаешь, что я такая дура, и поверю, что ты собрался Рангику за подарком? - горестно вздохнула Кучики, искренне переживая за явно задумавшего нечто опасное под названием "спасти капитана Кенсея" и, по её мнению, стопроцентно готовящего для этого какую-то почву в мире живых, друга. - Эти сказки можешь рассказывать кому помладше... - Рукия, - перебил её Хисаги, склонившись над девушкой и не скрывая мольбы в усталом взоре, - ты же меня знаешь. Не поможешь мне ты сейчас - я найду другой способ смыться отсюда туда, куда мне надо. - Вот это-то самое печальное, - покачала головой девушка, поднимаясь и изящным жестом руки разгоняя кружащихся около врат бабочек. Ещё не хватало, подумала девушка, чтобы капитан Укетаке, придя сюда, увидел, какой ерундой она занимается, пытаясь развлечь себя на посту... Хотя, всё равно, ругать не станет, не таков её тайчо. - Побудь у врат, я приду сейчас. - Спасибо, - обнял хрупкую брюнетку разнервничавшийся Хисаги. Та лишь фыркнула, отстранившись и стараясь скрыть, что её трясёт от страха из-за того, что могут сделать с её другом, если выплывет, что он пытался освободить приговорённого к смерти Кенсея. Уходя, девушка буркнула: - Я непременно расскажу Рангику, куда ты отправился. Чтобы потом она не удивлялась, если у тебя не получится то, что ты задумал, за что тебя арестовали. - У нас нынче побег на Грунт за подарком является поводом для ареста? - зачем он продолжал врать и без того всё прекрасно понявшей подруге, Шухей и сам не понимал. Но... как известно - пока не сознался сам, а прямых доказательств намерениям никаких нет, можно до упора стоять на своём. - Ну-ну, - так и не обратив внимания на выкрик Шухея: "Только Рангику ни слова!", Кучики ушла прочь, оставив Хисаги сидеть у врат и нервно курить в ожидании появления её капитана. И всё-таки, хоть она и слова не сказала, что идёт за Укетаке, Рукия пошла навстречу своему отчаянному другу. Высокий худощавый блондин, откидывая назад длинные волосы, приветственно помахал моментально подскочившему Шухею. - Шухей, доброго дня тебе, - тепло улыбнулся он моментально подобравшемуся и протянувшему руку для рукопожатия лейтенанту. Но, стоило двум синигами поздороваться и справиться о состоянии дел друг у друга, как добродушный тон капитана Укетаке сменился уже не скрываемым переживанием: - Шухей, я знаю, что случилось с Кенсеем-тайчо. Я знаю, на что ты готов ради него пойти. И потому я просто обязан перед тем, как открыть тебе врата, тебя спросить: не врёшь ли ты сейчас мне и Рукии, что намерен наведаться в мир живых за подарком для Рангику? Сдаётся мне, на самом деле ты хочешь что-то провернуть в мире живых для того, чтобы потом осуществить операцию по вызволению капитана Кенсея из тюрьмы. - Никак нет, Укетаке-тайчо, - упрямо покачал головой Хисаги, внутренне начиная закипать от того, что он вынужден был непозволительно много тратить столь драгоценного времени на эти расспросы, и нервно размышляя, что же ему делать, если Рукия всё Рангику расскажет. - Возможно, я вас удивлю, но в своих предположениях вы ошибаетесь. Я, как единственный, пока оставшийся за старшего, в категорической форме приказал бойцам своего отряда не вмешиваться в это дело. И сам не стану - как Совет рассудил, так тому и быть. - Вот оно как, - понимающе кивнул Укетаке, в глазах которого явственно читалось: "Ну-ну, и с каких же это пор вечно встревающий в конфликты с Советом ради защиты своих провинившихся в чём-либо бойцов Хисаги Шухей так безоговорочно вдруг решил принять столь суровый приговор для своего капитана?". Но вслух капитан тринадцатого отряда сказал лишь: - Весьма похвальна твоя такая ответственность, Шухей. Только вот... тем более странно, что на фоне таких событий ты столь легкомысленно оставляешь свой отряд и бежишь в мир живых за подарком для Рангику. Не находишь? - Никак нет, Укетаке-тайчо, - словно заучившему одну лишь спасительную фразу Шухею уже взвыть хотелось. Стыдно, стыдно было врать ему такому светлому и мудрому человеку, как капитан Джоширо... но и правды он сказать не мог. Внезапно все трое встрепенулись, ощутив просто бурлящую, словно кипяток в кастрюле, реацу одной очень энергичной, когда дело касалось гулянок, боёв или походов по магазинам, и превращающейся в умирающего лебедя, стоило Тоширо Хицугае, капитану десятого отряда засадить её за работу с бумажками, рыжеволосой синигами. Очевидно, узнав о том, что стряслось с капитаном Кенсеем, Рангику, понимая, что её любимый мог наворотить дел на фоне столь печальных событий, бросилась по духовной энергии выслеживать его и всеми методами пытаться остановить и удержать от неосмотрительных поступков... - Капитан Укетаке, - взмолился Шухей, с перепугу чуть ли не за грудки бедного Джоширо схватив, - умоляю, откройте врата, Рангику же идёт! Тяжело вздохнув, капитан тринадцатого отряда всё же выполнил просьбу сиганувшего в раскрывшиеся по мановению его худой руки врата Шухея, и так и замер, с тоской глядя ему вслед... Внезапно перед глазами висящего на цепях парня начала было сгущаться тьма забытья, которое сейчас было для него наивысшим пределом мечтаний, но град хлёстких болезненных пощёчин привёл его в чувство, снова заставив загибаться от ощущаемой во всех красках ужасающей боли. - Э, нет, Шухей, - сдавил ему горло Айзен, смотря с улыбкой на то, как расширяются от удушья налившиеся кровью серые глаза пленённого лейтенанта. - Не пытайся улизнуть от меня. Я тебя из любого забытья вытряхну, и, пока ты не покажешь мне всё, что мне нужно, я тебя в покое не оставлю... Хисаги и хотел было прошипеть, чего он от всей души желает Сосуке, хотел было выплюнуть ему в лицо подробное матерное описание направления, в котором он послал бы капитана пятого с превеликим удовольствием... но сил хватило лишь на жалкую попытку сделать вдох, пока Айзен спокойно взирал на то, как он тут корчится, израненный, подвешенный и придушенный с его же лёгкой руки.