Напуганные мертвецы, или Новое дело Шерлока

      За свою жизнь Шерлок побывал во множестве переделок. Он неоднократно спасал людей. Часто — ради пользы дела, реже — по личным соображениям. Чтобы разгадать очередную загадку, он готов был рисковать своей и чужой жизнями, проникать на засекреченные объекты, входить в логова самых опасных преступников. Он мог добровольно подставиться под удар, а в случае необходимости убивал, не колеблясь. Но всегда, в самых опасных ситуациях, рядом с ним был Джон. Тот, кто на самом деле защищал и спасал. Для Шерлока люди были просто фигурами в игре, для Джона — живыми существами, нуждающимися в помощи, заботе и поддержке. И Джон дарил свою заботу бескорыстно и с непоколебимой уверенностью в своей правоте. Но самому Джону никогда не нужна была чужая забота. Или же Шерлок просто не замечал этого. Джон не болел, молча терпел боль и всегда спешил на помощь другим. А когда помощь понадобилась ему, Шерлок не знал, что делать.       Он несколько минут просидел на коленях возле своего друга, тщетно пытаясь остановить кровь, хлещущую из обрубка пальца, и суя под нос нашатырь. Джон не приходил в себя, кровь не останавливалась, и Шерлок терял надежду. Первым его порывом было вызвать скорую, и пальцы уже набрали на телефоне «911», но он остановил себя. Состояние Джона не было обычной болезнью, чем-то, с чем справились бы простые медики. Джону навредили другим способом, с помощью магии, которую Шерлок уже начинал ненавидеть всем сердцем.       Другу нужна была помощь волшебников, а Шерлок не мог с ними связаться. Они не пользовались телефонами, не сидели в интернете, предпочитая общаться с помощью фальшивых монет, которых у Шерлока не было, или отправлять друг другу светящихся животных.       В отчаянии Шерлок обвёл взглядом комнату, и остановился на камине. «Идиот!», — прикрикнул он сам на себя, и уже спустя минуту делал самую отвратительную вещь в своей жизни — засовывал голову в зеленое пламя. Это было отвратительно. В разы хуже простого перемещения через камин или трансгрессии. Он теперь мог точно сказать, что чувствуют гильотинированные люди — жуткое ощущение отделения головы от тела.       Но уже спустя несколько секунд он со странного ракурса увидел гостиную в доме Гермионы и сразу же крикнул: «На помощь!». По его опыту, на такой призыв спящий человек отреагирует быстрее, чем на простой крик.       Объективно говоря, ему повезло. В эту ночь Гермиона так и не заснула. После безумного дня, за время которого она едва не потеряла единственную дочь, её нервы были так напряжены, что она даже не сумела закрыть глаза, несмотря на сумасшедшую усталость. К её напряжению добавлялись и невесёлые размышления. С тех пор, как Драко признался ей в измене, она не находила себе покоя. Безмятежная семейная жизнь в совершенно идеальном браке с лучшим на свете мужчиной вдруг оказалась миражом, увиденным сквозь розовые очки. Единственным реальным существом оставалась Роззи, но и её не было рядом. Конечно, Драко был прав, забирая её в мэнор, но где-то в глубине души Гермиона чувствовала эгоистическое желание удержать дочку возле себя. Чтобы самостоятельно её защитить. Чтобы не сойти с ума от одиночества. К счастью, она смогла это желание подавить и вчера крепко поцеловала Роззи, передавая ее под опеку бывшего мужа.       И осталась одна в огромной пустой квартире. Снова одна. Сначала она пыталась работать с бумагами, надеясь, что её посетит озарение, и она найдёт способ вычислить мерзавца, поднявшего руку на Роззи, но увы, буквы расплывались у неё перед глазами, и она едва понимала, что читает.       Потом она слонялась по комнатам, вручную стирала пыль с полок, несколько раз чувствовала, как по щекам текут слёзы, но всякий раз брала себя в руки и успокаивалась. А уже под утро пришёл Шерлок.       Не в реальности, разумеется, на самом деле он наверняка крепко спал у себя в квартире или сидел возле камина и изучал книги о волшебной истории. Шерлок появился в её голове. Совсем как настоящий: лохматый, но не словно бы свалившийся с метлы, а элегантный в своей небрежности. Одетый в маггловский костюм. С очень настоящим пронизывающим взглядом. Покрутившись вокруг своей оси, он удобно расположился в её мозгу, закинул ногу на ногу, медитативно-молитвенно сложил руки и о чём-то задумался. Оставалось сказать спасибо, что скрипку с собой не притащил. Оценив эту картину, Гермиона вслух истерично хихикнула (или всхлипнула). Кажется, ей пора было записываться на приём к Луне. Возможно, миссис Снейп нашла бы у неё новый тип астральных существ. Шерлоконидов, например.       «Ты что здесь делаешь?», — спросила она у воображаемого Шерлока. Тот очень натурально пожал плечами и ничего не ответил. «Ты мой глюк, — возмутилась Гермиона, — так что изволь со мной поговорить!». Разумеется, у глюка характер оказался ничуть не приятней, чем у оригинала, поэтому он только хмыкнул, но после непродолжительного молчания заметил: «Всё дело в невнимательности. Люди видят, но не замечают очевидного. Уж ты-то должна была это заметить, Гермиона».       А потом её разбудил крик: «На помощь!». Оказалось, что тяжёлая, вязкая дрема одолела её в гостиной. Она подскочила на ноги, выхватила палочку, но сразу же опустила её, увидев в камине голову Шерлока.         — В чём дело?         — Джон. Ему срочно нужна медицинская помощь, — ответил детектив кратко и тут же исчез из огня. Не колеблясь ни секунду, Гермиона переместилась на Бейкер-стрит.       Джону явно было плохо. Гермиона вытащила из безразмерного кармашка — памяти о военных годах — бутылочку с бадьяном и сразу же полила его травмированную руку, параллельно через зачарованный галеон вызывая Гарри. Тот прибыл через десять минут тоже камином в компании угрюмого сонного Голдстейна и неприлично бодрого Майкла.       Посовещались, помахали над Джоном палочками.         — Империус, — сообщил Голдстейн отстраненно. — Надо забрать в Мунго, палец ему отрастить и мозги подлечить.       На этих словах Шерлок сорвался. Ярость била в нем горячим, обжигающим ключом, от неё щекотало кожу и свербило в носу. Он с размаху опрокинул злосчастный журнальный столик и почти прошипел:         — Какого дьявола с ним произошло?         — Империус, — повторил Поттер.         — Я не глухой! — рявкнул Шерлок. — Я спрашиваю, какого дьявола это означает и почему мой друг всё ещё без сознания!         — Он потерял много крови, к тому же, у него болевой шок, — так же спокойно сказал Голдстейн. — Гермиона, вы останетесь?         — Да.         — Мы в Мунго.       И в голубоватой вспышке маги исчезли, забрав с собой Джона.       Шерлока всё ещё трясло от ярости, и он повторил свой вопрос:         — Что. Это. Значит?       Гермиона вздохнула и начала было отвечать:         — Империус, как я уже упоминала, это…         — Что здесь происходит? — раздался громкий голос миссис Хадсон, и дверь в комнату распахнулась. — О, Шерлок! — воскликнула она. — Что ты сотворил с моей гостиной?         — Миссис Хадсон, займитесь своими делами, — раздражённо отмахнулся он.       Домохозяйка поджала губы, посмотрела ещё раз на него, на Гермиону, что-то для себя решила и сказала:         — Хотя бы волшебством своим приведите комнату в порядок!       После чего возмущённо захлопнула дверь.       Мир Шерлока после этой фразы рухнул ещё раз, теперь — окончательно.       Он без сил опустился в кресло.       Гермиона помолчала некоторое время, но всё-таки закончила свой рассказ:         — Это заклятие подчинения. Человек становится марионеткой и безоговорочно выполняет приказ заклинателя. Только люди с очень сильной волей могут преодолевать действие этого заклятия.         — Тогда почему бы тебе не наложить свой «Империус» на кого-то из авроров и не приказать ему найти убийцу?       Гермиона хмыкнула, хотя и невесело:         — Это бесполезно. Даже Империус не может заставить человека думать. Не считая того, что я таким образом выпишу себе билет до Азкабана. Кстати, — она отвернулась к окну, — ты мне сегодня приснился.         — Вот как? — не будь Шерлок так утомлён, он, пожалуй, испытал бы что-то среднее между удивлением и смущением. — И что я сказал?         — Почему ты думаешь, что ты что-то говорил? — удивилась Гермиона. Он пожал плечами:         — Я всегда много говорю.         — Ты сказал что-то вроде: «Всё дело в невнимательности. Люди видят, но не замечают очевидного».       Шерлок поражённо уставился на нее.         — Я действительно это сказал?         — Да…         — Поразительно. Разумеется, если исходить из очевидного, то всё становится ясно. Снейп.         — Что? — переспросила Гермиона. Она даже не пыталась отследить ход его мысли, понимая, что это невозможно.         — Снейп был вашим профессором, да? И учил всех твоих подчинённых, да?         — Да, но…         — Идём к нему!       И прежде чем Гермиона успела остановить его, он вскочил в камин и произнёс:         — Дом Снейпов.       И во второй раз за это утро Шерлоку повезло. У Снейпов не было стандартной блокировки камина от всех незваных гостей, вместо этого стояла хитрая защита, определяющая намерения визитёра. Поэтому он смог переместиться и даже удержался на ногах, выпадая из камина.       Северус Снейп тоже не спал этой ночью — сначала никак не мог уложить маленького Ксено, а потом долго беседовал по душам с Эйлин.       Дочь была его любимицей, его гордостью и счастьем. Глядя на неё, никто не сказал бы, что она — ребёнок светловолосой нежной Луны. Она была Снейп на сто процентов, копия Северуса, или, точнее, его улучшенная версия. Её волосы, такие же чёрные, не висели сосульками, а водопадом стекали по плечам. Её нос был не крючковатым, а, как говорят, «с горбинкой». Её характер отличала не угрюмость, а критичность и лёгкая насмешливость. Северус полюбил её всем сердцем ещё до того, как впервые увидел. Сама мысль о том, что у него будет дочь, делала его счастливым, а когда она родилась, он постарался взять на себя все заботы о ней. С Луной Эйлин общалась скорее как с подругой, а вот с проблемами шла к нему. И этой ночью они почти четыре часа проговорили о том, что её тревожило — о друзьях и подругах, о волшебных палочках, и… о Джеймсе Поттере.       От мысли о том, что его дочь влюбилась в человека по имени Джеймс Поттер, Северуса корёжило. Но, будучи по жизни человеком суровым и категоричным, он просто не мог ничего запретить дочери. Всё, что ему оставалось, это объяснять. И он не жалел сил и слов, чтобы донести до девочки, что люди с фамилией Поттер — потенциально опасные психи с гриффиндором головного мозга. Эйлин очень по-снейповски улыбалась, кивала и пропускала все предостережения мимо ушей. Разговор закончился ничем, и Северус, поцеловав дочь в лоб, велел ей засыпать, а сам вышел в гостиную. Каково же было его изумление, когда в шесть утра из его камина появился раздражающий маггл-детектив, а следом за ним — Гермиона.         — Какого Мордреда вам здесь понадобилось? — прорычал он.       Гермиона хотела было что-то ответить, но Шерлок, стремясь проверить посетившую его догадку, быстро спросил:         — Голдстейн, Макмиллан и Паркинсон учились у вас?       Снейп не пережил бы своё шпионство в стане Волдеморта, если бы не умел отличать пустяковые вопросы от жизненно важных, поэтому быстро кивнул.         — Голдстейн — замкнутый немногословный учёный, нацеленный на результат, верно?         — Да.         — Макмиллан — напыщенный индюк, но за дело готов жизнь положить?       Снейп снова кивнул.         — Паркинсон — криворукая растяпа, не способна удержать в голове больше одного приказа за раз?         — Что за чушь! Она была одной из лучших на зельеварении, а это…       Шерлок посмотрел на Снейпа так пристально, словно тот был неизвестной формой жизни.         — А это очень точная наука, — закончил он за зельевара. — Требует концентрации внимания и предельной аккуратности. Спасибо, мистер Снейп, вы мне чрезвычайно помогли.       Не обращая больше ни на кого внимания, Шерлок шагнул обратно в камин, добавив только:         — Ваша дочь сегодня планирует сбежать на какую-то встречу, думаю, на свидание. Будет не очень хорошо, если она останется без охраны.       После этого он исчез в зелёном пламени.       Гермиона трансгрессировала. «Я была слепа!» — билось у неё в голове. Две картинки никак не складывались у неё в голове: Панси Паркинсон, склонившаяся над котлом со сложным зельем, и та же Паркинсон, роняющая папки и забывающая карандаши.