Анекдот ходячий. Вернуться в Талиг.

Гайифа, 4-е ЗМ, 395 К.С. Паоло.       Первой упала Риш, мигом позже Мано, но невидимая нить, удерживающая мою подругу детства по эту сторону земного бытия, даже не дрогнула. Что бы не послужило причиной теперешнего состояния Лу, ни перекрывшая ей последнюю возможность нормально задышать Ришка, ни заблокировавший ток крови в животе рыжий, хуже, чем есть, не сделали. Минуту подождав и не заметив никаких изменений ни в Лусии, ни в Мано с ласточкой, я рискнул отпустить одну ее руку и, схватив рыжего за шиворот, стянул его с Лу. Еще через минуту спихнул Ришку. И что теперь? Сижу, как рыбак с удочкой, держу нить и жду у моря погоды.       Как все-таки здорово, что я их проклял жить долго и весело. Жить. Не знаю, что бы со мной сейчас было, если бы не это. Дверь бы, точно, рухнула, а дальше… Дальше, даже моего воображения не хватает. Ну, а так — ничего, мы еще поборемся. Вернемся домой, разберемся с Мано, отъедимся, отдохнем. Подучимся с Ришкой у дора Хорхе, попросим у сенешаля соберано направить подкрепления стражам в Кальявэру и отправимся в путешествие. По дороге землеописание изучим, на практике. До чего же полезная, оказывается, вещь. Мы посетим все памятные места: и Багряные Земли, где расскажем укуркам о вреде чрезмерного употребления сакотты, и Гайифу, где сровняем с землей каждый бордель, в котором тратятся на покупку рабов для удовольствий. И будем танцевать танец клинков, и будем петь песню смерти… тоже долгую и веселую. Ради этого вспомню и использую все, чему ублюдки так старательно меня учили…       Дикая мысль непрошенной гостьей ломанулась в обитую железом дверь моего сознания, сдерживающую клокочущие за ней бессильную ярость и отчаяние, едва не снеся ее. Кто мне сказал, что жить долго они будут именно в Кэртиане? Мирам Ожерелья несть числа, доказательством тому картины чужих битв и побед, невиданные звери, странные существа, чьи образы мелькали у нас перед глазами, стоило хоть на секунду дольше задержать взгляд на расплывающихся стенах подвального коридора Замка, ведущего к алтарю с истекающей кровью Гретой. Ушедшие, я не хочу остаться один!       Ушедшие… Ушедшие!!! Четверо покинувших Кэртиану Абвениев… Неужели подобная судьба ждет Ришку, Лу и Мано? Эй, вы, Четверо, слышите меня? Имейте в виду, если что, то я с ними! Слышишь меня, Леворукий, наглая кошачья твоя морда? Я держу Лусию и не отпущу, пока дышу. А как станет трудно дышать — уйду за ними сам, по ниточке, одному мне здесь делать нечего. В Кальявэру соберано найдет, кого поставить главным, а сердце, залогом жизни которого является моя, пусть и дальше бьется ровно, я ведь уйду, а не умру.       Невидимая нить дрогнула, и я потянул то, что было, есть и всегда будет Лусией, ближе. То ли это, что верующие в Создателя зовут душой? Кажется, держать Лу стало капельку легче…       Принимая во внимание мои неожиданно открывшиеся способности и недвусмысленный намек отца, я — эорий по рождению. Кровные вассалы Великих Домов, насколько я знаю, тоже эории. А Ришка вообще, Повелительница Скал… Я уверен, они отправились за Лу туда, где есть доступ к удерживающей её дряни. Трое эориев против одного проклятья, поразившего нашу подругу. Достаточно ли этого, чтобы переломить его? Минутку… Какое еще проклятье? С чего я взял, что в состоянии Лусии виновато проклятье? Чувствую, что прав, но чувства к делу не пришьешь, как любит повторять всем посвященным дор Мануэль Вайехо, управляющий делами Кальявэры и главный дознаватель нашего отряда стражей границы по совместительству.       Проклятие, но не мое. Кто удружил? Кто посмел? Вопросы без ответов, но я найду тех, кому их задать, и они пожалеют, что на свет родились. Она — моя, вы слышите? Моя!       Лусита, подружка, не уходи! Я же тебе замуж выйти пожелал, ты же Ришке обещала сестрой быть. Ты — то немногое, что связывает меня теперешнего с тем, кем я был один бесконечно долгий год назад.       Нить снова поддалась и, странно потяжелев, застопорилась. Я бросил взгляд на Мано. Ладно бы, рухнула одна Ришка. С ласточкой мы бросили считать кто, кому, что именно и сколько раз должен то ли после третьего, то ли четвёртого раза. Мано же… Увенчайся их авантюра успехом, я буду ему должен, сильно должен. Сначала он меня простил. Взял вот, и простил проклявшего его человека, без условий, без скандала, небескорыстно, но тем не менее. А теперь этот му… мужественный парень ринулся за Лусией.       Неужели она настолько ему нравится? Он же Манрик, por el amor de mierda! Манрик! Рисковать собой-любимыми не в их правилах. Или же все проще? Лу ведь говорила, он почему-то считает всех нас… да-да, и её, и Ришку тоже… воинами соберано. Боится его мести, если с нами что-то случится? Так он с детьми не воюет, и тем более, не мстит им! Как ему вообще такое могло в голову прийти, лично я представить затрудняюсь. Лу прямо сказала ему, что это не так, Ришка в его присутствии ясно упоминала про бордель, а сам соберано никогда не примет на службу запятнавших себя таким занятием! Я, например, даже проситься к нему теперь не собираюсь, хотя раньше и мечтал о такой чести.       Быть должным одному из Манриков — незавидная перспектива. Сведения, почерпнутые мною из материалов допросов засланцев о господине тессории, его семействе и их интересах, ясно говорят: Манрики — зло. Значит, Мано тоже зло, пусть и гораздо меньшее…       Вечереет… Приятная прохлада вот-вот сменится пронизывающим холодом. Куртку бы… Поежившись, я снова посмотрел на Мано. Тоже в одной рубахе… Я-то сижу, а он на голой земле лежит, и колет его на Ришке. Не простыл бы хоть, морда рыжая… Цыть! Сказано «зло», значит, зло… Я кому сказал, цыть!!!       Нет, не могу. Ну и пусть, зло. Умное, смелое, за словом в карман не лезущее, ришкооберегающее, лусиюобожающее и очень мне симпатичное. Как есть, оно! Отпустив одну руку Лу и приподнявшись, я выпрямил ему ноги. Сколько им с ласточкой валяться — неизвестно, а пролежи он так еще минут десять, и встать с первого раза у него точно не получится. Да и со второго тоже.       Прикрыв глаза и сосредоточившись, я медленно собрал в один ком все свои сомнения на его счёт и переместил их за стену с дверью. Разбираться в чувствах буду позже.       Взглянув на Ришку и оценив ее позу, я переместился поближе к ней. Выпрямил ноги, поправил руки. А это ещё что? Рана! Поперёк ладони, словно она со всей дури голой рукой за лезвие ножа схватилась! Когда успела? Аптечка далеко, перевязать нечем, остается разве что поднять ей руку повыше и ждать.       Сколько ждать? Странно как: кровь на Ришкиной ладони даже не собирается сворачиваться. Может ли это быть отражением происходящего с ней где-то там? Ласточка моя, не вздумай. Не вздумай покупать жизнь Лусии ценой своей. Стойкий ты мой солдатик, не надо, умоляю. Не надо, сестренка. Не после всего, что ты для нас уже сделала, такой долг я не смогу отдать никогда. Возвращайся, керида, я буду ждать до последнего.       Этим я и занялся, отправив за спасительную дверь свой страх за сестренкину жизнь и пристроив её руку поудобней.

***

      Уже стемнело, когда зажатая у меня промеж колен ласточкина рука сжалась в кулак. Я затаил дыхание, боясь спугнуть удачу. -Prisa, tonto! (1) — вдруг рявкнула на меня даже не открыв глаз, Ришка. -Еstás hablando? (2) — дернувшись от неожиданности и чуть не выронив руку Лусии, растерянно спросил я. Совершенно не так я представлял себе их возвращение из горних далей. -Соберано передашь: с него шестнадцать тысяч таллов!!! — требовательно проорал с другой стороны Мано. Я чуть не поперхнулся. Рor supuesto, El Pelirrojo. Voy y le digo, tan pronto como ambos a la vez. Y entonces hablaremos… Detalle. En el tema «Como se debe respetar el soberano»(3). А потом я аккуратно и не торопясь выясню, от кого из наших ты мог нахвататься подобной гадости, найду ту скотину двуногую, поймаю его, привяжу покрепче, медленно отрежу ему поганый язык и запихаю в…       Ришка дернула меня за штанину: -Клювом хватайся, за нее или за меня! — велела мне она. Jódete al nuestra barranco(4), от души пожелал раздраженный нелепостью происходящего я рыжему с ласточкой. Кэналлийцы, они говорят! А сами-то, способны испортить момент даже в сознание не придя толком… Осторожно потянув удерживавшую Лусию нить, я понял, что помимо Лу, Мано и Ришки тащу кого-то еще. Узнаем, пообещал себе я и дернул изо всех сил. В глазах у меня потемнело и голова стала очень легкой. Mierda! Мы же сегодня так и не пообедали, оседая на землю рядом с ласточкой, вспомнил я. -Мано, — словно через толстый слой корпии, закрывающей уши, донёсся до меня голос Ришки. — Лусия? -Так же. -Сесть помоги… Спасибо. Быстрей, руки опять на нее, и жми сильнее, я считать буду. -Ага… -Начали! Один… Два… Три…       Я лежал кулем, не в силах двинуться с места, из последних сил продолжая сжимать руку Лу, и пытался не дать вспыхнувшей в сердце искре надежды на благополучный для всех нас исход этой дикой истории превратиться в пожар, грозящий уничтожить мое самообладание. -Десять… Одиннадцать… Двенадцать…       Только бы не отпустить раньше времени снова полегчавшую нить. Только бы хватило сил. Я и не заметил, как начал дышать в ритме Ришкиного счета, вслушиваясь в ее голос. -Двадцать один… Двадцать два…       Рыжий дышит тяжело, ласточкин голос начинает хрипеть, а я могу лишь держать нить. Слабак бесполезный… -Тридцать! Anda!       Лусия закашлялась. Спасибо вам, Четверо. Спасибо, сестрёнка. Спасибо, Мано. -Все… Мы сделали все, что могли. Теперь глянь быстрей, что с Паоло.       Подошедший Мано усадил меня, и его рука тронула мой лоб. -Не знаю, Риш. Он холодный, почти как ты тогда… -Руку ему на шею положи, попробуй пульс найти… -Чего найти? -Место, где жила близко к коже, и бьется. На шее, почти под челюстью… -Вроде есть что-то. -Он Лу ещё держит? -Держит. -Отцепи его от неё, разверни головой к ручью и сунь ему что-нибудь под ноги. Потом принесешь из-под тента одеяла для Лу и для нас. Ее переложишь на одеяло и накроешь, ему сахара отколупнешь с полпальца, а нам принесешь попить и по паре… не знаю… абрикосов, наверное…       Мано опустил меня на землю и отошел. Мерзость какая: все слышу, все вижу, но ни рукой ни ногой шевельнуть не могу. -Держись, Паолито. — Ришка нашла мою ладонь и схватилась за нее. — Сейчас, хороший, сейчас все будет…       Сама держись, сестренка. Лапка у тебя холоднее моей, и я уверен, ты сейчас не камни слушаешь. -Глинтвейна бы сейчас, или клюквы в сахаре…       А я бы «Крови» выпил, попытался сказать я вслух, но язык слушаться тоже не пожелал. -Не засыпай, пока не поешь, ага?       Постараюсь, ласточка. -Говорить не можешь? Пожми мне руку, если слышишь.       Сил хватило лишь на слабое шевеление пальцами.       Вернувшийся Мано поднял меня за руки, развернул и перекатил на расстеленный плащ. Ловко снял сапоги, сунул их мне под ноги и накрыл одеялом. Гордость воина Кэналлоа попыталась дать мне знать о неприемлемости такой заботы, но я велел ей лежать тихо. По сравнению с долгом, что у меня теперь образовался перед ним, это — такая мелочь… -Риш, ползи к нему под бок, нечего на голой земле лежать, простудишься.       Мано улегся слева, справа устроилась Ришка, нам поправили одеяло, и в рот ко мне нашёл дорогу маленький кусочек сахара. Мелочь, конечно, мелочь, но до чего же приятная…

***

      Глядя в небо на чуть светящиеся под луной рваные края облаков, я осторожно сглатывал мгновенно наполнившую рот сладкую слюну и чувствовал, как медленно и неохотно отступает тошнотворная слабость. «Неужто, живы?» — осторожно позволил задать себе долго гонимый прочь вопрос я. Живы… Мы все живы! И Лусия, и ласточка, и рыжий, и я!! Вот они, Ришка справа, он слева, живые, фруктами чавкают… Как не было ничего. Спасла ли их удача, или мое проклятие? Как им удалось вернуться, да еще и не одним, если я держал только Лусию? Ришкина рука с неведомо откуда взявшейся раной и часами не останавливавшейся кровью словно наяву встала перед глазами, и моя дверь дрогнула. О, Предки..!       Поздновато вы испугались, дор Паоло. Не желаете поделиться, зачем вам понадобилось из пушки по воробьям палить? Что-что? Лицо потерять боялись? И перед кем? Ришке вас и не таким случалось видеть. Перед господином виконтом Манро вам захотелось выпендриться, вот и весь сказ. Радуйтесь, довыпендривались.       Предки, помогите мне! Дор Хорхе предупреждал, что держать такую дверь закрытой долго нельзя, и ключи всегда должны быть под рукой. Вот только создавая её, я совершенно не рассчитывал на то, что по окончании ни один из них не окажется в пределах досягаемости. В пляс не пустишься, в круг не выйдешь, выпить у нас нечего, и любовью заняться тоже не с кем! Прям как в песне: «Хошь пой, хошь волком вой…» Я бы и спеть сейчас согласился, Ришке с рыжим на потеху, да сил нет совсем.       Дверь затряслась. Помню, Эсте, наш вечный растеряха, спросил его тогда: «Дор Хорхе, а что делать, если ключи… э-э, потеряются?» А тот, отсмеявшись, ответил ему: «Вот тогда и узнаешь. Я же вам, ребятки, только одно скажу: любой воин Кэналлоа ой как много даст за то, чтобы никогда не оказаться в подобном положении». Кажется, я начинаю понимать, что имел в виду наш наставник… О, Предки… Я ведь слезами при всём честном народе сейчас умоюсь, как трагическая героиня какая-нибудь!!!.. Правы вы были, дор Хорхе. За то, чтобы не показаться слабым перед рыжим, я б…       Не смей, Паоло. Знаешь же, цена твоим сказанным в сердцах словам — чья-то судьба. В душе у тебя сейчас настоящая буря, и эта буря - не чета той простой и понятной обиде, что дёрнула тебя проклясть своих самых близких людей. Ты можешь поручиться за то, что даже просто подуманное тобою в таком состоянии не обернется пророчеством, сглазом, или ещё какой мистической дрянью? Не можешь, и этим все сказано.       Эх, стыд-то какой… Я - почти что взрослый воин. И я… я ни отвернуться не могу, ни лицо хотя бы спрятать! -Шлушай, Риш, — вдруг заговорил блаженно глухой к разворачивающейся рядом с ним душевной драме Мано. -У? -Я тут подумал, а если у Лу внутри еще чего осталось? Может, нам кровью ее напоить? — дожевав, спросил он. Я мгновенно обратился в слух. Только этого нам не хватало! Никак, совсем с головой поссорился, а, рыжий? -Мышли мои читаешь прошто… — прошамкала в ответ ласточка, и мои до сих пор никем не замеченные слезы высохли в секунды. Хорошо: проклятая дверь перестала трястись, и рыдать я пока больше не собираюсь. Плохо: соберись они это и вправду сделать, ни зубы им заговорить, ни силой их остановить, я не смогу. Плохо: сроку для принятия решения у меня только пока Риш не дожует… Плохо: все мои расклады полная ерунда, что бы я ни решил сейчас, воплотить это в жизнь все равно не смогу. -Только знаешь, если из нас сейчас еще и крови нацедить, то сознание потерять можем. Давай подождем, пока она очнется, а там посмотрим, да и мы с Паоло в себя хоть немножко придем. -Как скажешь, Риш.       Так… Хорошо: кровь цедить собираются не только из меня. Хорошо: мне дадут время прийти в себя. Непонятно, хорошо или плохо: весь диалог похож на продолжение разговора, начало которого я не застал. Вывод?.. Вывод простой: близким людям стоит доверять больше, а свою фантазию на привязи держать крепче. Снова расслабившись, я устало прикрыл глаза…

***

-Хорошо-то как… — спустя какое-то время, мечтательно протянул Мано.       Я бы поспорил, рыжий. Сам посуди: Лу в себя еще не пришла, мы с ласточкой беспомощные, гады недочищены… -Эх, Паоло, морда твоя, кэналлийская, знал бы ты, как я по тебе соскучился…       Сунутый в рот второй кусок сахара не дал мне даже задуматься о попытке достойно ответить на обзывалку, последние слова заставили глаза удивленно открыться, а тесно прижавшееся тело, непринуждённо обнявшая и погладившая (!) мне плечо рука вогнали в ступор. Сон наяву, и очень странный… Любви желали, дор Паоло? Так вот она, рядышком пристроилась и ластится, з-зараза… Ну, рыжий! Ну, ры-ыжий, ну нельзя же так! Так внезапно, я имею в виду. Да подменили тебя там, что ли?! -Ты знаешь, как мало, оказывается, нужно для счастья? — философски вопросил рыжий, ласково потерся щекой мне о грудь и сам себе ответил: -Человеческие тела! Прям здесь, рядом, и теплые еще, представляешь? — он стиснул меня в объятиях ещё крепче.       Нет, не сон. Мистерия ужасов.       Вдумчиво сося сахарок, я пытался вспомнить его точные слова. «Отвечать правду, настолько, насколько она будет мне известна», кажется… Я его ни о чем ещё не спрашивал, но разговаривает он явно со мной. Решил проверить границы клятвы? Впрочем, даже если не брать в расчёт клятву, его сочащиеся абсолютной и выстраданной убежденностью слова не оставляют места для сомнений. Ненавижу быть слабым. Ришка-то что молчит? В нынешнем состоянии одному с кровожадным маньяком мне не сладить… Впрочем, молчи дальше, ласточка, может, он забудет, что ты здесь, а как примется за меня всерьез — ты будешь тут как тут. -Знаешь, Паоло, — рыжий скормил мне еще кусочек сахара, — ты мне нравишься. Тихий такой, лежишь себе, сахарок кушаешь… Здорово так… Ты такой хороший, когда молчишь… — он запустил руку мне в волосы и принялся их нежно перебирать. -Ты жуй, жуй, не отвлекайся, мне тебе столько сказать надо… -добавил он, заметив мою реакцию.       Предки, ну чем, чем я провинился перед вами, я вас спрашиваю!!? Если он любовью со мной заняться хочет, то зачем тогда хамит? А если маньяк, то к чему такая трогательная забота? Никакой это не сон, и не мистерия ужасов. Театр абсурда, вот, я вспомнил, как это называется! -Мано, с тобой все хорошо? — заволновалась Ришка. Ну слава мурчащим лапочкам, не мне одному кажется, что с рыжим что-то не то. -Ты помнишь, о чем я тебя просила? -Все просто отлично, эрэа, — успокоил ее тот. -Не переживай, Риш, про твою любовь с первого взгляда я ему рассказывать не собираюсь. -Мано!! -ахнула Ришка. -Ты сам-то знаешь, что такое «конфиденциальность»?!! -Ой, прости! -Так и быть, прощаю… Погоди! — перевесившись через меня, она склонилась над рыжим и принюхалась. -А ну-ка, дыхни на меня! -Ну, Ри-иш… -Дыхни, я сказала!!!.. Та-ак… К касере приложиться успел, пока ходил? -Я только маленький глоточек!!! -Я кому говорила, что касера у нас только… для… медицинских… целей? А если этого твоего глоточка не хватит рану кому-нибудь промыть? А если она потом загноится и этот кто-то помрет? Как ты ему потом в глаза смотреть будешь!!? Рыжий захихикал. -Тьфу! Я имею в виду, как ты остальным будешь потом в глаза смотреть? Хватит ржать!! Я ещё посмотрю, как ты запоёшь, когда загнёшься от пустяковой царапины! -Я… ха-ха-ха… больше не буду! -Это точно, не будешь. Константин Манрик, виконт Манро, я, Эйриша, герцогиня Окделл, запрещаю тебе, мой верный вассал употребление любых алкогольных напитков до нашего возвращения в Талиг! -ЭРЭА!!! -ВЫПОЛНЯЙ!!! -Слушаю сюзерена… Зверюга!!.. -Пьянь малолетняя!!!..       Я лежал, морщась от тычков локтей и колен пытающихся вытрясти друг из друга душу ласточки и её вассала, и точно знал, что мое лицо сейчас расплывается в глупой улыбке. Настоящие Ришка и Рыжий!! Не кровожадные маньяки, не закатные, спаси Анэм, твари-подменыши, а живые и в здравом уме… ну ладно, в более или менее здравом уме, моя сестрёнка и мой… кто? Да плевать, кто, но я счастлив, что он здесь. По дисциплине в отряде с сегодняшнего дня можно с чистой совестью справлять тризну. Какая, к тварям, дисциплина, если сердце командира радуется от искренности чувств и вдохновения в голосах собачащихся друг с другом Мано и Ришки?       Я закрыл глаза. Вернёмся — специально съезжу в Алвасете, найду Эрнандо и в круг его позову, враля махрового. Ах, Паоло, северянки — бесхребетные снулые рыбины, ни уму ни сердцу! Ох, ты знаешь, в Талиге от дворянина слова искреннего не услышишь! Слышал бы он их сейчас! Если не обращать внимания на язык, можно подумать, что ругаются не неделю назад друг друга впервые увидевшие талигойцы, а прожившие лет десять в счастливом браке кэналлийцы. Сколько раз я слышал подобное дома? И услышу ли ещё? Услышите, дор Паоло, конечно, услышите. Спасибо, отец.