***
-Риш, а его здесь точно нет? — снова удобно обвившись лозой вокруг меня, спросил Мано. -Точно, — лениво зевнув, ответила Риш. -Точно-точно? — подозрительно переспросил он. -Хочешь лично проверить? — усмехнулась ласточка. -Ой, да Лит меня упаси опять твои сиськи трогать! — хохотнул рыжий. Здрасьте, Твари Закатные! Ещё вчера поручиться мог, между ними ничего такого нет, а сегодня виконт «всех зову на «вы» Манро называет груди герцогини Окделл «сиськами», попутно признаётся в том, что трогал их, и имеет наглость намекать, что они ему не понравились. Ну да, у Ришки они небольшие, но все равно, разве можно дорите такое в лицо говорить? -И чем же это они тебе не угодили? Интересно. Герцогиня «всем «смирно», я — будущий маршал Талига» Окделл, не то, что не одернула его, а подтвердила его слова, да ещё и с исконно девичьей обидой в голосе! Счастье-то какое! Ласточка моя, не слушай дурака, грудки у тебя очаровательные, и сама ты красавица… будешь. Потерпи, сестрёнка, в себя приду, встану, и объясню это рыжему, в картинках, если надо будет. Ох!.. …А ещё я ему объясню, раз уж проклятые Манрики не удосужились, что опасно начинать ухаживания с упора коленом в яйца, и что есть великое множество других обоюдно приятных способов дать человеку понять, что он тебе нравится… Минуточку! Если фиалка наша теперь с Ришкой, то о какой любви с первого взгляда шла речь и что у него за непонятные поползновения на мое тело? Вот же, ызарги мстительные. Мистерию устроили, а я чуть не купился… Предки, голова просто пухнет уже от этой парочки… Нет уж, драгоценные мои, какой угодно бред несите, что хотите со мною делайте, но знайте, театралы вы, хреновы, этот урок я выучил на «отлично». Ты, рыжий, можешь хоть руками ко мне в штаны лезть, все равно не поверю, пока ты чётко и ясно, без любимых в Талиге метафор, не скажешь, что именно тебе от меня надо. И ты, ласточка, можешь хоть… -Да всем они мне угодили, даже слишком! — отмахнулся от нее рыжий. — Не сомневаюсь, что Кэналлийский Ворон их тоже успел оценить, но меня сейчас не твои прелести волнуют. Скажи пожалуйста, как мы с него наши шестнадцать тысяч получать собираемся? …И серебристые контуры облаков на моих в ужасе выпученных глазах подернулись багрянцем… УБЬЮ, CABRON!!! Наш соберано — первый и достойнейший из рэев Кэналлоа, а не растлитель малолетних и не грязный рабовладелец!!! -Риш, а Паоло-то, вроде в себя приходит! — чуткая рыжая сволочь погладила меня по голове, отделила прядку волос на виске и принялась накручивать на палец. -Слава тебе, отче Литэ! — порадовалась Ришка. — Ну, как, как… — пожала плечами она. — В Олларию приедем, свяжемся с Суавесом, а дальше уже не наши проблемы. Где-то внутри у меня просыпающейся тварью тяжело заворочалась, и больно цепляясь когтями за что ни попадя, стала карабкаться наружу горькая обида. Может, сплю, все-таки? Ушедшие, пожалуйста, пусть это будет кошмарным сном, а? Почему? За что? Только что лежал и радовался их присутствию, возносил благодарственные молитвы за их благополучное возвращение и на, тебе! На глаза опять навернулись слезы. -Риш, ты умная, но иногда такая… — он замялся, подыскивая слово, — наивная. Золотые слова, господин виконт Манро. Простите, я даже в мыслях не имел права так вас называть. Хорошо, что вы не умеете их читать, потому сейчас я что угодно для вас сделать готов, лишь бы вы отговорили ласточку от этой затеи. -Во-первых, откуда ты знаешь, что он тебе настоящее имя назвал? — спросил Мано. — Во-вторых, что тебе известно об этом Суавесе помимо его должности? Вдруг он решит, что от тебя легче избавиться, чем платить такие деньги? Ты и не представляешь, насколько прав, дружок. Хотел бы я знать имя распустившего язык при мальчишке идиота, не объяснившего ему, что такое шестнадцать тысяч для кэналлийцев. Объяснившего! Себя считаные секунды назад вспомни, ведь голыми руками душить бы начал, забыв и про долг перед ним, и про воинскую честь. Так что лежи, Паоло, и радуйся, дурак, что у бодливой коровы Абвении рога на время забрали. Объяснившего? Да у кого вообще язык повернётся поделиться с посторонним человеком столетиями позора собственного народа? К нам это знание приходит мягко, c колыбельными, считалками и сказками на ночь, и только к малому совершеннолетию подросткам дают самим читать хроники Великого Переселения, пестрящие такими подробностями, что откопав в свои десять лет на чердаке аккуратно прибранную в ларец красивую толстую книгу с картинками, я с отцом потом неделю в одной кровати спал. -Не переживай, Мано, имя настоящее, — успокоила его Ришка. — Ты же не думаешь, что я попросила тебя открыть узы и стала сходу его лапать просто так? Он нам не врал, я бы почуяла. Насчёт Суавеса тоже не волнуйся: поспрашиваем, понаблюдаем пару дней, если покажется подозрительным, то обратимся напрямую к его господину. Или ты полагаешь, у соберано не найдётся для нас шестнадцати тысяч таллов? Риш, ласточка, соберано прежде всего воин Кэналлоа, а потом уже герцог Алва, Первый маршал, Безумный Ворон, Потомок Вешателя или кого он там ещё считает нужным изображать из себя для придворной камарильи в Олларии. Знать не хочу, что у него найдётся для явившихся с таким требованием внука политического противника и дочери убитого им мятежника. Размеренно вдохнув и выдохнув, я отправил нарисовавшуюся у меня в голове картину выпотрошенных и брошенных на поругание тел ласточки и рыжего прямиком за дверь. Окинув мысленным взором конструкцию, добавил второй засов. Продержись ещё немножко, надёжная моя, буду должен… -Найдётся, — согласился Мано. — Да вот только вместе с ними у него найдётся ещё и несколько весьма неудобных вопросов к нам с тобой. -Каких ещё неудобных вопросов? — раздраженно спросила Ришка. — Мы с ним честь по чести обошлись, нам скрывать нечего! Не понял. Они там, в горних далях, на соберано нарвались, что ли? -Да? Думаешь, когда к нему на приём заявится пара очень юных дворян, и сообщит, что требует выкуп, он не удивится? Не поинтересуется сопутствующими обстоятельствами? Не попросит, скажем, предъявить ему пленника? Фу, напугали, ызарги. Что ж, дело проясняется. Они кого-то взяли в плен. Нет, не кого-то, а кэналлийца, если за выкупом они собрались к соберано. Пленник-кэналлиец, с которым обошлись честь по чести. Зная ласточку, верю. Но если оснований для мести у него не было, как тогда получилось?.. Кусочки головоломки сошлись, и меня замутило. Есть некий кэналлиец, либо предложивший им такой выкуп сам, либо промолчавший в ответ на названную кем-то из них сумму. Кэналлиец, чётко представляющий себе последствия подобного шага и знающий, что никому никаких денег ни платить, ни получать не придется, зачем покойникам деньги, право слово… Решивший убрать свидетелей своего поражения чужими руками, и не просто чужими, а руками соберано, тем самым сделав его детоубийцей. Или еще хуже: изменник, воспользовавшийся случаем подвести соберано под меч королевского правосудия. Предки, откуда среди нас взялась такая подлая тварь… -М-мм… Хорошо, не выкуп, а виру. А сопутствующие обстоятельства он уже должен знать от самого напавшего. Знаю я этот ласточкин тон. Денюжка мысленно уже получена, тщательно пересчитана, распределена и наполовину потрачена на Множество Очень Нужных Вещей. Не забыть бы потом спросить, чего Ришке так хотелось, до дома доберемся — утешительный приз ей куплю. -Твоя вера в людскую честность меня умиляет, — покачал головой рыжий. — Хорошо. Предположим, он поставил соберано в известность о том, что провинился, напав на нас, во что лично я не верю. Ты считаешь, он поделился с ним всеми деталями? Я бы вот на его месте не решился. Задумайся: девчонка навешала взрослому парню, заставила признать себя пленником и отпустила на все четыре стороны без гарантий. Решится он рассказывать про такое? Не перебивай, — остановил он уже набравшую воздуха для ответа Ришку. — Я тебе и так скажу: нет, потому что рассказать означает одновременно признаться, что он первый к нам полез. Поступок, прямо сказать, бесчестный, учитывая твой пол и наш с тобой возраст. Следовательно, рассказывать обо всем соберано придётся нам с тобой. Я не удивлюсь, если именно из этих соображений он так легко и быстро признал себя твоим пленником, знал, поди, чем дело кончится. Спроси себя, что о нас подумает соберано, если ты, честно глядя ему в глаза, сообщишь, что где-то между Рассветом и Закатом мы с тобой повстречали неспровоцированно напавшего на нас его соплеменника. И нет, ты не можешь узнать в лицо доблестного рэя, который был на тот момент вороном, а если рэй Аррохадо тоже станет утверждать, что видит виконта Манро и герцогиню Окделл первый раз в жизни, так это потому, что виконт на тот момент был фламинго, а герцогиня — Закатной Тварью! ЧЕГО??? КЕМ??? -Почему Тварью-то? -Я тебе потом объясню. Для соберано же и ворона с фламинго хватит, чтобы… -Ой… -Дошло? И это ещё не худший вариант разговора. Представь, он спросит, как получилось, что Манрик и Окделл путешествовали вместе? В Олларии нелюбовь наших родов друг к другу известна достаточно широко, и такой вопрос обязательно встанет. Ну, а любой ответ на него, кроме прямого и наглого вранья, на которое ты неспособна, породит множество других вопросов. Ты готова на них отвечать? Кстати, да. Если уж я, знающий их теперешнюю манеру общения, едва не купился, то соберано и подавно может решить, что Ришка собралась замуж за Мано, и Манрики с Окделлами теперь в союзе против него. -Да мать твою, виконтессу! — вскипела ласточка. — Где ты раньше был со своими умными мыслями?! -Графиню… И вообще, скажи спасибо, что я хоть сейчас сообразил, не то с тебя бы сталось так и поступить. Спасибо тебе, чудо наше, рыжее, ты мне камень с души снял. Ришкина голова ткнулась в мое плечо и она всхлипнула. -Да ладно тебе, эрэа, — Мано отпустил мои волосы и принялся наглаживать ласточкины. Рыжий, если ты ещё и ногу с меня уберешь, все будет просто сказочно. — Не надо плакать. Мы этих денег не видели, не нюхали, в руках не держали, а ты убиваешься, словно мы их сначала получили, а потом по собственной глупости профукали… Ну, Ри-иш, ну хватит, я не умею утешать эрэа… Паоло, ты говорить уже можешь? — заглянув мне в лицо, спросил он. — Если можешь, то скажи ей, пока она опять задыхаться не начала! Вот он, момент! Украдкой пересчитав языком все зубы я понял: да, могу. О, и шевелиться тоже. Может, получится даже рыжего отцепить… -Во-первых, чтобы это был первый и последний раз, когда я слышал от вас слова «кэналлийский» и «ворон» в одном предложении, — спокойно, чтобы не напугать их раньше времени, но очень серьёзно, чтобы они правильно восприняли все остальное, начал я. — Никогда не смейте оскорблять соберано, вам ясно? -Паолито, мы не… -Цыц! — прикрикнул я на ласточку. — Я не закончил! Во-вторых, у любого из рэев Кэналлоа за шестнадцать тысяч для вас найдутся не вопросы, а острый нож или, на худой конец, крепкая веревка и высокое дерево. Шестнадцать тысяч — страшнейшее оскорбление. За такое убивают. Риш, ты слышишь меня? Не в круг зовут, не вызов бросают, а просто убивают на месте, как бешеную собаку. А все, кто услышит, помогут без просьб и ссылок на Кодекс. Мано, ты тоже забудь про эти деньги, понял меня? И последнее, mis hijos ignorantes (1). Знайте, тот, кто подал вам идею просить у соберано подобный выкуп — ваш худший враг. -Ну вы и варвары! — высказался рыжий, но я даже не рассердился на него, зацепившись за оборонённое имя. Аррохадо. Никогда не слышал раньше. Значит, к списку дел в Алвасете нужно добавить визит к тамошним стражам, пусть они выясняют, изменник родины он, или просто редкая тварь. Ришка зарыдала в голос с надрывом. Как бы и в самом деле до приступа не дошло, сил помочь ей у меня сейчас может и не хватить. Очередное рыдание оборвалось свистящим хрипом. Тьфу, накаркал!!! -Мано… -начал было я, но закончить не смог, заорав от боли. ДА ЧТОБ ТЕБЕ, МОРДА РЫЖАЯ… оушедшиенемогунемогу… щапроклянужопятьсукинасына… И ДАЛЬШЕ ТАКИМ ЖЕ БЫСТРЫМ И УМНЫМ БЫТЬ, пожелал я вслед метнувшемуся к Ришке бессовестному гаду и свернулся калачиком. -Р-Р-РИСЬЯ!!! ДЫШИ!!! — пробился сквозь пелену боли вопль изверга. -ДЫШИ, ГОВОРЮ!!! ПАОЛО ПЛОХО! Блякакжебольното…***
-Пу-пусти. Пусти меня к нему, я у-уже все. Пусти, сказала! Обалдеть. Просто, как и все гениальное. Не забыть Лусии рассказать, наверняка, пригодится ещё не раз и не два… Баюкая пострадавшую часть тела, я сосредоточился на дыхании, малоуспешно пытаясь расслабиться. -Не трогай его, само пройдёт. -Что пройдёт? -Боль. -Мано, ты что, ему по яйцам дал?! -Я не нарочно! Ты задыхаться начала, а я ногу убрать не успел… -Какого хера она там вообще делала, я так понимаю, спрашивать глупо, да? -А? -Два! До завтра это подождать никак не могло? -Ты про что? -Про ваши брачные игры. Извиняйся, но ближе вытянутой руки не подходи, пока не поймёшь, что он не пришибёт тебя на месте. Как сможет разогнуться, забирай одно одеяло, и валите с ним отсюда до утра. Уж не знаю, правда, что он сможет после такого, но тут ты сам виноват. С Лу я как-нибудь без вас разберусь. -Риш, это не то, что ты думаешь! -Угу. Как скажешь. -Ну спроси меня, я отвечу. Про клятву опять забыла, что ли? -Ладно. Мано, каковы твои намерения по отношению к Паоло? -Благородные и дружеские. -Он тебе нравится, как парень? -Не знаю, я об этом вообще не думал. -Стесняюсь спросить, о чем ты думал вообще. -О том, о чем мы разговаривали с тобой. -К Паоло тогда зачем лез? Он ни остановить тебя, ни слова сказать не мог, а ты… -Успокаивался я об него. -Ты, может, и успокаивался, а вот он… Погоди. Сил у меня мало, но я хочу попробовать… Давай, отойдём от него, от греха подальше. Одеяло возьми… Куда, ызарги?! Мне тоже интересно! Не убью я его, не бойся, ласточка… -Дай обниму тебя, что ли… О, хорошо, далеко они не ушли. -Ну, обними… Нет, не получается. -Риш, а если я?.. -Пробуй… -Все понятно? Вопросы остались? А у меня к тебе появились. В прошлый раз ты решила, что у тебя вся дальнейшая жизнь рухнула. А сейчас тебя что добило? Всхлип. Он ее настолько хорошо чует, что может сказать, о чем она думает?! -Эй, только опять не начинай! Касеры на тебя не напасёшься! Хлюп. Шмыг. Хлюп-хлюп. -Я тебя внимательно слушаю. Это он что, ее мысли читает, а она ему разрешает? Все-таки наш Манрик не исключение, а такое же зло, как и все остальные. Одна паршивая неделя знакомства, два дня разговоров, одно пустяковое… ладно, не пустяковое, приключение, и пожалуйста: он сумел влезть ласточке в душу и принялся вить там себе уютное гнёздышко, морда рыжая! Нагло пользуется ее добротой и верой в лучшее в людях! Эту Ришкину веру даже Замок не смог до конца убить, вон, госпожа Раиса подтвердит, если свидимся, но у него может получиться, ведь чем ближе тебе человек, тем ты перед ним беззащитнее… Вздох. Я попробовал пошевелиться. Получилось. Подать голос или не подать? Спугну ведь, а знать хочется. -Ну, ты даёшь, Риш. Я, вообще-то, тебя просто дразнил и ничего такого в виду не имел. Когда ты успела? Шмыг. -Лэйе Литэ… Ну, теперь молись и кайся, Тварь ты, Закатная! Сам молись и кайся, Манрик несчастный. Встану, и наизнанку тебя выверну. Ты мне все расскажешь, слышишь? Все! А начнешь опять дурака валять — Лусите скормлю. Шмыг, хрюк. -О том, чтобы он никогда об этом не узнал… Да потому, горе мое, что ни один нормальный парень не захочет, чтобы девчонка знала его настолько хорошо! Сердечный интерес? Наконец-то! Лэйе Анэмэ, лишь бы не Аррохадо… Хлюп-хлюп, шмыг-шмыг. -Ну объясни мне, что ты в нем нашла?.. Хм… Ты знаешь, сколько на свете смелых, веселых и отчаянных парней? Может, он и первый из встретившихся тебе, но уж точно не последний… Ч-ЧЕГО?! Прости, чего его не смутило? Хлюп. Хлюп-хлюп-хлюп-хлюп… -С чего ты взяла?.. Шутишь?.. Когда?.. Да ты что!.. Хорошо, ты ему белого линарца, а он чего?.. Вот прям так и сказал?.. И ты ему в наглую рожу не плюнула? Что значит, «да сколько там, этой рожи»? Как, «не доплюнуть было »? Ну, пощёчину хоть влепила?.. Почему, «не до этого было»? Вздох, шмыг. -Ладно, кошки с ним, потом расскажешь. Меня чуешь? Услышишь, если привирать начну?.. Ну, суй… Ай! Ледышка ты! Готова? Тогда слушай внимательно, повторять не буду! Эйриша Роксана Окделл, ты — красавица. Кто будет говорить иначе — или врун, или завистник, или и то и другое одновременно. Все, можешь отцепляться. Вздох. -Как это, я не считаюсь?! Я тоже парень! Паоло, подтверди! Нет уж, продолжайте, ниньос, меня здесь вообще нет. Упрямое сопение. -А он-то почему?.. То есть, раз мы тебя любим, то жалеем и правды не скажем? Ах, мы с ним ещё и сами в это верить будем? Вот, спасибо, объяснила! Паоло, забери от меня эту… Фому Неверящую, и утешай ее сам. Ага, чуть что, так Паоло. А как мыслями делиться, так «пошли отойдём подальше от греха». Иди ты… и дальше ее утешать, рыжий. -Да ну вас, обоих! — взорвалась вслух Ришка. Меня-то за что, ласточка? — Вы ничего, совсем ничего не понимаете! Да, он мне очень понравился, Мано! Но теперь я никогда не узнаю, понравилась ли ему я!!! Только не Аррохадо, только бы не Аррохадо! -Верный вассал таки умоляет первородную дочь колена Рохова вынуть светлую голову из места темного и неназываемого и вспомнить о родичах названых, Полудень домом зовущих! Твоя правда, рыжий, пускай вспоминает. Лучше поздно, чем никогда. Мы полезные. Кого хочешь на чистую воду выведем, тебя в том числе. -А? -Говорю, язык и до Гальтары дорогу найдёт! Поймают Паоло с Лусией Аррохадо этого, притащат ленточкой перевязанного, и будет тебе счастье! Не будет. Несчастье с ним случится, дайте только до дому добраться. -Да на хрена он мне сдался, ленточкой перевязанный? -Как это, «на хрена»? А что ж ты тогда убивалась тут, словно по покойнику? Сама-то знаешь, чего хочешь? -Знаю! Шанса! Шанса я хотела, встретиться с ним лицом к лицу! И тогда бы я поняла, действительно ли он меня красивой посчитал, или просто из вежливости «прекрасной доритой» назвал! -Риш, я тебе ответственно заявляю: встретишься, если это хоть в какой-то мере будет от нас зависеть! -МАНО! Найти его я и без вас смогу, а вот на глаза показаться после этих проклятых шестнадцати тысяч я ему не посмею! -О, вот ты о чем. Ну, Риш, ну, кто ж знал… Ага! Давай так: ты его найдёшь и мне пальчиком покажешь, а я подойду к нему, извинюсь и все объясню. -Правда? Ты вправду для меня такое сделаешь? -Ну… Да, сделаю. -Спасибо. Я ценю, честно. Только, знаешь, если с этими шестнадцатью тысячами у них все так серьёзно, то он тебя сначала пришибёт, а потом, если повезёт, выслушает. И не факт, что простит. Да и я буду выглядеть в его глазах трусихой. -Благородной эрэа это простительно, и даже желательно. -Нет, Мано. Защищать вассалов — долг сюзерена, так что прощения просить я буду сама. Но все равно, ты — настоящий рыцарь! -Да ну тебя… -Рыцарь, рыцарь! Скажи, Паоло? -Не скажу! — мстительно скрипнул я. — Настоящие рыцари не пристают к другим рыцарям, да ещё и беспомощным, с неясными намерениями, и не пытаются им потом яйца отдавить! За это, господин виконт, вы мне расскажете все в подробностях, и начнёте, пожалуй, с того, как получилось, что вам довелось потрогать грудь Риш! -Мано, молчи! Паолито, зачем ты так с ним? Я сама все тебе скажу! Ути-пуси, ласточка-защитница. А откуда я тогда узнаю, чем и как рыжий дышит? Медленно поднявшись на ноги, я обернулся к ней: -О, да. Ты скажешь, да так, что не поймешь, то ли он украл, то ли у него украли. Я уж лучше к первоисточнику обращусь. Рассказывайте, господин виконт, по порядку! И помните о своей клятве. Вопросов я вам задавать не собираюсь, но ожидаю правдивого и подробного рассказа. Можете считать это приказом. -Мано, мне остаться? -Нет. То есть, да, оставайся, вдруг Лу очнётся. Мы с ним сами отойдём… куда подальше. -Только так, чтоб докричаться можно было, лады? -Ага. -Сon su permiso, mi comandante. (2) Ришка обиделась, да так, что акцент пропал. Ну и ладно, для неё стараюсь, в конце-то концов! -Consedido. (3)***
Рыжий закинул мою руку себе на плечо, и мы медленно двинулись прочь. -Полежать бы тебе ещё. Заботливый нашёлся. Нет уж, больше не отвертишься. -Переживу. Говори. -Потерпишь, варвар кэналлийский. Сейчас, место найдём, сядем хоть, как нормальные люди… -Заткнись, морда рыжая. С такой заботой сестрёнку мою обхаживать можешь, а со мной твои фокусы не пройдут! -Ми команданте, вы бы определились уже, что ли, заткнуться мне или все же говорить… Погоди. Это ты мне сейчас что, своё высочайшее разрешение на ухаживание за Риш выдал, что ли? Засунь его себе, знаешь, куда? -По танцам соскучился? — едва не зарычал на него я. — Не переживай, и до них дело дойдёт. Вот поговорим, как мужчина с мужчиной, а потом и в кругу станцевать можно будет. -Ещё хороводов я с парнями не водил! — фыркнул он. — Ты в борделе этого нахватался, или по жизни такой? Подсечка, тычок в плечо, и мы уже катимся…вот же зараза хитрая! Перед смертью не надышишься, да? Аккуратно уложив рыжего навзничь, я удобно устроился сверху и терпеливо… портянкой своей клянусь, терпеливо!.. посмотрел в глаза провокатору. -Итак, я слушаю. -Слезь с меня. -Обойдёшься. Начинай говорить, и не вздумай увиливать. Считай, что отвечаешь на мой незаданный вопрос. -Да подавись ты, морда кэналлийская! — прошипел рыжий. — Я же и так собирался тебе все рассказать, но тебе лишь бы… Отвернувшись, он глубоко вздохнул и заговорил: -На обратном пути с охоты мне палка плечо поцарапала. Несильно, но Риш расстроилась до слез, да так, что задыхаться начала… …Madre de puta! Я совершенно не рассчитывал, что мне придётся заводить подобные разговоры в ближайшие лет двадцать, а то и поболе! Дайте мне, Четверо, памяти, сколько там у нас взрослых Манриков насчитывается? Ладно, тессорию, может, и не до того, но отец-то его о чем думал? А дядья? Это ж надо, так забросить ребёнка! Да чтоб у них у самих ничего не стояло, у крокодилов бездушных, пока Мано домой не вернётся! Подавив желание потрепать рыжего по плечу или ещё как его приободрить, я мысленно занёс в список дел долгий и подробный разговор с ним на тему «Десять и ещё один сюрприз тела при превращении из мальчика в юношу.»***
-Все это время я думал, что вы за мной специально пришли, гадал, чем моей семье придётся одаривать соберано за такую услугу, а оказалось, что вы сами оттуда сбежали. Потом Риш мне сказала, что из себя представлял этот Замок, и я понял, что дело обстоит ещё хуже, чем я думал. Вот представь, возвращаюсь я домой, весь такой красивый, и меня спрашивают: «И где ж ты был, сынок?» А я им на это что должен сказать? Что я в гайифском борделе специальный реквизит носить тренировался, в порядке самообразования? Я даже не смогу им объяснить, как спасся! Стоит деду услышать про вас с Лу, и ничто не сможет его убедить, что затея с моим похищением не принадлежала соберано с самого начала. А если я упомяну Риш, то он решит, что меня похитили надорцы! И не дай Лит, всплывёт, что она была в борделе. Если мои об этом узнают, то самое меньшее, что сделает дед, это навяжет ей брак с дядей Лео или с дядей Арни, и я ничем не смогу им помешать. Но гораздо хуже другое. Просочись эта информация наружу, и Риш не жить. Я не знаю, как у вас в Кэналлоа дело обстоит, но во всем остальном Талиге для Честной эрэа такая слава — смертный приговор. Семья Риш принадлежит к эориям, старой знати, называющих себя Людьми Чести, с заглавных букв, а у них свои правила на этот счёт. За достоверность не поручусь, но я слышал не раз и не два, что опозоривших род детей родители-эории убивали сами. Поэтому сегодня, когда я услышал, как она уверенно строит планы на будущее, обещает вернуть меня семье и рассказать им все про Замок, мне стало по-настоящему страшно. Риш — замечательная, добрая, надежная и верная подруга, лучшего сюзерена никто бы не пожелал, но, Лэйе Литэ, до чего ж наивная!.. А ты, Паоло Куньо — тупая ревнивая сволочь. Манрик куда благородней тебя: затевая этот разговор он не о собственных раненых чувствах пёкся, а о благополучии своей эрэа. Ты думал, что должен ему жизнь подруги, переживал, чем расплачиваться будешь? Знай, тебе с ним в жизни не расплатиться. Ты лишь воображаешь себя воином Кэналлоа, но на деле ты жалкий недоучка, возомнивший себя ветераном и забывший, что всему на свете есть цена, в том числе и трюкам сознания, помогающим не поддаться панике в бою. Тебе они всегда давались легко, но сейчас один из самых простых и действенных, под названием «подумай об этом позже, когда сможешь» едва не сыграл с тобой дурную шутку: гоня прочь плохие мысли и целенаправленно взращивая в себе веру в светлое будущее ты почти что заставил себя забыть обо всем, что могло бы этому светлому будущему помешать. О, Четверо! Я же собирался в Алвасете с докладом об издержках национального гостеприимства и слезной просьбой о принятии мер, в полной уверенности, что как только я поделюсь нашей с Луситой историей, то дор-сенешаль, а то и сам соберано придумают что-нибудь, чтобы никто и никогда не оказался в подобном положении. При этом я напрочь упустил из виду, во что такой доклад может вылиться лично для меня. Nunca más. (4) Этими словами заканчивается книга хроник Великого Переселения. Nunca más, обещают завершившие обучение воины, принимая оружие из рук наставников. Поэтому воин Кэналлоа, ставший рабом — нонсенс. Воин, ставший рабом для удовольствий в гайифском борделе, отдававшийся всем, кому скажут, и бравший всех, кто попросит, ублажавший собою не по велению сердца, а по приказу хозяев — это позор, о который никто даже рук марать не станет. Я у отца один был, после его Ухода из дома меня гнать никто не вправе, но реши я остаться в Кальявэре… У меня будут четыре стены и крыша над головой, но дома не будет, ведь любая земля — это просто земля, а домом ее делают живущие на ней люди. Реши я остаться, никто со мной одним воздухом дышать не захочет, люди просто бросят все и уйдут с обжитого места. Такого я не смогу допустить никогда, лучше сам уйду, куда глаза глядят. Жалкий трус. Вместо того, чтобы смыть позор своей кровью, я поддался на Ришкины уговоры и смыл его кровью своих врагов, потому что очень, очень хотел жить. И до сих пор хочу. Нет, не только вина за нанесённую ласточке обиду заставила меня поклясться стать её братом. Подспудно я всегда знал, всплыви правда о наших приключениях наружу, и я окажусь с ней один на один. Ришкино неожиданное предложение стало ответом на мое желание обрести настоящую семью, такую, что не отвернётся от меня, узнав правду. Потому что уже знает ее, потому что сами такие. Из последних моральных сил я передвинул в сознании стену вместе с дверью вперёд, прикрыв ими разверзшуюся пропасть, чтобы не маячила, и снова сосредоточился на откровениях Мано. -…До меня дошло, что Лусия умирает, только когда мы с Риш по второму кругу за неё взялись. Глаза закрываю, тянусь почувствовать Риш, а там — сплошная стена. Меня такой ужас взял, что я… Сам до сих пор не пойму, как удалось, но прошёл я сквозь стену ту, будто нож сквозь масло. Глаза открыл — оврага уже нет, а есть пещера какая-то, а в пещере той Риш стоит и смотрит на меня, как на ожившее чудо…***
-Мано, ты о своём гербовом животном хоть что-то, помимо названия, знаешь? — выплюнув комара, поинтересовался я. -Теперь — да. Не перебивай. Так вот, она мне говорит, сможешь отщепить хоть кусочек, извинюсь и помогать буду. Вот что бы ты на моем месте сделал, а? Нет, не отвечай, у тебя на лице все написано. В общем, мы ещё немного поторговались, она мне ветку дала, ну я и… -Поторговались? Да о чем там ещё торговаться можно было? -Не мог не спросить, ворон настырный? Все-то тебе надо знать… Может, слезешь с меня уже? -Посмотрю, как ты себя вести будешь. -Я уже хороший… -Вижу я, какой ты хороший. Не переводи тему. -Ладно, ты только не смейся.***
-Я ЖЕ ПРОСИЛ!!! -Ох… Все. Продолжай… -Открываю глаза и вижу, Риш Лусию с дерева уже сняла, сидит и слезами ее поливает. А в перерывах та-акие интересные вещи рассказывает, что я решил ещё полежать, послушать… Моя маленькая глупенькая и такая отважная ласточка… Вот так, Паолито. В очередной раз судьба голосом Мано сообщает тебе, что есть под этим небом люди, которым твоя никчемная жизнь важнее, чем тебе самому. Хочешь жить? Так живи, сволочь, но помни, что твоя жизнь теперь принадлежит Ришке и остальным. Живи и благодари Ушедших за семью, что так незаметно и ненавязчиво образовалась у тебя… А что это ещё, по-твоему? Конечно, семья. Лусия, что своим вечным «дор Паоло» давала понять, что никакой твой перенесённый позор не заставит ее посчитать тебя кем-то ещё, кроме рэя и достойного воина Кэналлоа. Ришка, прижимавшаяся к тебе всем своим худеньким тельцем в холодном трюме корабля, тихонько плачущая и ищущая поддержки, тогда пробудившая потребность защищать и давшая тем самым причину не покончить с собой на пути в Гайифу, а теперь позвавшая в кровные братья. Мано, Константин Манрик, связанный кровной клятвой с тобой, вассальными узами с той, кого ты называешь сестрой, и твоим проклятием со всеми тремя, делящий с вами тяготы пути, старающийся быть полезным. Ты до сих пор не можешь подобрать слово, могущее обьяснить кто вы с ним друг другу? Расслабься, отныне он тоже твоя семья, нравится тебе это, или нет. -…И вот мажет она Лусии кровью бок, мажет, и вдруг спрашивает: «Ты не замёрз ещё здесь?» А вокруг, вообще-то, жара стоит. И меня как обухом по голове, сколько ж она уже крови потеряла, пока я валялся? И мне стало страшно, а вдру… -Чшшш, — я прижал пальцы к губам Мано, оборвав его на полуслове. — Прервись. Передохни. -Боюсь, если передохну, то уже не решусь дальше рассказывать. Тем более, Риш просила. -Чего просила? -Не говорить никому о нашей дурости. -Да ладно, вы ещё хорошо держались. Вставай, пойдём хоть горло промочим. Я протянул ему руку, помогая подняться, он встал и мы направились к заводи. -Ты больше на меня не сердишься? — тихо спросил он. -Нет. -Даже за то, что я чуть Риш не… Я не удержался и потрепал вселенское зло по голове. -Даже за то. Тем более, стыдиться тебе нечего, главное ты сделал правильно, а именно, не стал ей себя навязывать. -Правда, нечего? — недоверчиво переспросил он. -Правда. Если хочешь, завтра мы с тобой пойдём прогуляемся и подробно обсудим, как меняется тело, когда мы растём и что именно происходит между мужчиной и женщиной. И да, под «обсудим» я имею в виду «обсудим». С практическими занятиями тебе придётся обождать до Талига. -Серьёзно? -Серьёзно, придётся подождать. Он пихнул меня кулаком в плечо: -Дурак. Я, вообще-то, про разговор. -Знаю, — усмехнулся я. — Я так понял, ты согласен? -А то! -Ну что, готов продолжать? -Не готов, но надо. Иначе ты так и будешь думать, что мы с Риш, упоминая кэналлийского ворона, оскорбляем соберано. Да и с деньгами этими тоже неудобно получилось. -Об этом не переживай. Ты ей все правильно сказал, я найду этого Аррохадо. Только не за тем, чтобы к ней отвести. Прости, что я так на вас обрушился, я не предполагал, что кто-то из наших на такое способен… -Ну, мне неоткуда знать, кто у вас на что способен, но в данном случае ты не прав. -То есть? -Слушай, что было дальше…***
-…и мне просто жалко его стало, понимаешь? Мало того, что от девчонки получил, мало того, что в плен попал, так она ему ещё и свитерок под видом медицинской помощи организовала, да такой, в котором, прости, ни поссать, ни посрать без посторонней помощи невозможно. Думаю, ладно, сброшу ему ещё пару тысяч за моральный ущерб, отвлеку Риш, а он за дерево тем временем скок-поскок, и клювом свитерок по ниточке и распустит. Говорю ей: «Ну ты как, в «одень своего жениха» наигралась уже?» -Во что, прости? -Ты её сейчас слово в слово повторил, поэтому сразу говорю, речь не о костюмированных играх. Богатым девчонкам покупают кукол, больших таких… -Чего? — поразился я. Век живи, век учись, все равно дураком помрешь. Не понимаю, как фиалка наша при таких вольных нравах умудрился невинность сохранить. — Знаешь, Мано, я все это время был уверен, что у вас благородные эрэа в первый раз замуж выходят ещё девственницами. -Ну, да, а что? Так вот, девчонки специальные одёжки шьют или покупают, а потом конкурс устраивают, у кого лучше получилось… -Тьфу на тебя. Я уж подумал, они с ними тренируются! -ЧЕГО?! -Завтра расскажу, после разговора, если не передумаешь. -Ладно, проехали. Так вот, ты подумал, а она не только подумала, но ещё и высказалась. У вас, говорит, совсем что ль стыд потеряли? Невинные девчонки, и в костюмированные игры? Мне, говорит, сестёр замуж ещё отдавать, а у вас там такое? -О, Предки. Ну, и?.. -И все мои усилия пропали даром. Аррохадо, вместо того, чтобы делом заниматься, уши развесил. Услышал про костюмированные игры, и хмыкнул, знаешь, громко так, со значением. Тут до Риш дошло, что и при ком она ляпнула, и… Ой, ну ты ж сам понимаешь. Сидит она, красная, как свекла, а Аррохадо ей, ехидно так: «Ну что вы, прекрасная дорита, не стоит меня стесняться!» А потом понеслось. Минуты не прошло, как Лу шевелиться начала. Тут уже не до смущения, Риш заставила Аррохадо клюв в своей крови измазать, сунула его себе за пазуху, сказала мне хвататься за Лу, и все. Я едва успел ему про шестнадцать тысяч крикнуть. -Вот оно, значит, как… — сказал я, чтоб показать, что слушаю. Мысли кружились в бешеном танце, и я тщетно пытался поймать хоть одну, чтобы не торопясь ее додумать. -Что-то ты не радостный какой-то. Колись давай, теперь-то что не так? Соберано никто не оскорблял, за деньгами никто не собирается, чего тебе ещё надо? -Аррохадо меня беспокоит, — ухватил я первую попавшуюся в надежде додумать ее вслух в разговоре. — Пленником он себя признал, говоришь? -Да. -Значит, честь требует заплатить выкуп. -Ну и что? Мы с Риш теперь ученые, просто не возьмём у него эти деньги, скажем пошутили, или оговорились, или ещё чего. -Ничего себе, шутки. Дело не в этом, Мано. Он даже не спросил сумму выкупа, сразу сказав, что все оплатит соберано, значит, либо у него у самого денег нет, что, учитывая его манеру речи, маловероятно, либо он у него на службе состоит. А ты ему напоследок сказал лично передать, что с соберано причитается… -Ну и что? Ты же сообразил, что мы не нарочно, так он и подавно сообразит. -Даже если и сообразит, то честь воина все равно потребует сделать, как вы сказали. Вот и придёт горемыка к соберано, и начнёт ему сказку сказывать про птиц чудных говорящих, да про тварей закатных, а под конец денюжку попросит. И кто ему поверит, что он не нарочно, что не рехнулся, что не оскорбляет соберано? Самый лучший исход — соберано решит, что у него не все дома и выгонит его со службы. Но это вряд ли. Скорее всего, он его убьёт на месте. Или не он, а его охрана. -Паоло, я не верю, что все так серьёзно. -Дело твоё. Ладно, скажи мне, что там у Риш с ним. -Дурь у неё с ним. -Поконкретнее. -Она считала себя некрасивой, а тут Аррохадо нарисовался. Сначала бросился на неё, потом нахамил, а потом… Ой, ты б видел, как он хвост перед ней распускал! Тут тебе и «прекрасная дорита», и придворные поклоны… Нет, ты представь: большущий ворон, крыло висит, больно ж, поди! А он повернулся, хитро так, и здоровым крылом перед собой, будто рукой, да так ловко, мне аж завидно стало. -О, как… Значит, говоришь, он ей понравился. А она ему, как ты считаешь? -Не знаю. Я бы на его месте бежал от неё, как от огня. Ну, не бежал, конечно, а куртуазно откланялся… Не знаю, честно. Вроде бы нет, но в то же время, в свитерок он полез, как милый. Не клевался, не царапался, лапы по команде поднимал… -Даже так… И чего она в нем нашла… -Не слышал, что ли? Смелый он, оказывается. Веселый и отчаянный. -И как она это разглядела? -Не уверен, что смогу внятно объяснить. Вроде бы вслушалась в него, как в свою стихию, пока возилась с ним, или ещё как почуяла. -«Молись и кайся», ты это имел в виду? -Ага. Паоло, может хватит об этом? Что мы с тобой, как сплетницы? Обмануть ее он не сможет, а с остальным она сама разберется. -Мано, если у неё серьёзно, то все может плохо кончиться. -Почему? -Потому что Аррохадо может решить, что вы ему так изощрённо и жестоко отомстили за хамство и издевательство. Потерять свой кусок хлеба, а может и жизнь от рук соберано и своих собственных соратников — чересчур суровое наказание за неумение вовремя промолчать, тебе не кажется? Мано обиженно надулся и замолчал. -О чем задумался? — поинтересовался я через пару минут. -Пытаюсь понять, настолько ли глубока задница, в которую я его запихнул, насколько ты считаешь. И если да, то надо ли его оттуда доставать. И если надо, то насколько быстро. -Очень глубока, очень надо и очень быстро. -Паоло, ну зачем он нам, а? — обернулся ко мне он. Я прижал ладони к глазам, пытаясь отогнать обе подступающих головных боли. Та, что притаилась за глазными яблоками, отступила, а та, что умудрилась понравиться моей своеобразно логичной, очень практичной и недоверчивой сестренке, подобралась поближе, позволяя оценить свой экстерьер и стати. Да иди ты к котятам, родной, с тобой мне и так все понятно. Суметь довести до слез виконта «я рот открою, а ты сам решай, обтекать тебе, или впитывать» Манро требует настоящего таланта и редкого артистизма. Иди, иди, хороший мой, мне нужно смириться с мыслью о твоём присутствии в нашей жизни. -Паоло, ну пожалуйста! Ведь это ж искать, извиняться, по-настоящему знакомиться. Наверняка ещё и в морду получать… Не хочу. -А надо, Мано, надо, — приобнял я его. — Или ты собрался сидеть, сложа руки и ждать, пока Риш у соберано маршальскую перевязь уведёт? -Нет, конечно. Мужа ей искать буду, как домой вернусь. Ну, или хотя бы наследника родить уговорю. -Сдурел? Она первые крови ещё двух недель не прошло, как бросила! -Э-ээ, чего сделала? Предки, за что? Не хочу об этом говорить, но придётся. -Завтра объясню. Рано ей ещё. А мужа ты ей не найдёшь, даже не пытайся. После года в борделе она по доброй воле не подпустит к себе никого. А раздвигать ноги по обязанности ей не дам я. И принуждать ее к браку тоже не дам, даже тебе. Понимаешь теперь, почему я так неровно задышал к Аррохадо? Может статься, это Ришкин единственный шанс, и я не хочу, чтобы она его по глупости, гордости, случайности или какой другой причине упустила. -Ты знаешь, что она девственница? -Я-то знаю, а ты откуда? -Она сама сказала. Я к чему веду-то, если она девственница, то ничего ещё не потеряно. Самого страшного с ней не случилось, а дома она в себя придёт, отдохнёт, и глядишь, сама встретит кого-то… -Мано, если у девчонки himen (5) до сих пор на месте, это не значит, что самого страшного с ней не случилось. Поверь, случилось, и продолжало случаться, день за днём. -Я верю, но… Ни она, ни Лусия не выглядят… Не знаю, как обьяснить. -Я понял тебя. Они не выглядят жертвами насилия. -Вот, точно! -Они обе очень сильные духом. Возможно, сильнее нас с тобой вместе взятых. Тем не менее, если они этого не показывают, это не значит, что для них все прошло бесследно. Лусию я лет с четырёх знаю, мы с ней вместе росли. И сколько я ее помню, у неё была одна мечта: правильно выйти замуж. Так, чтобы и муж любящий, и дом полная чаша, и дети, и все прочее. Вы сегодня ушли, а мы с ней поспорили. Ну, и докопалась она до меня, как она умеет. Так я ей бросил, чтоб если уж проклясть, то с пользой, а не как вас, ненароком: «Да чтоб тебе замуж выйти!» Так она побледнела и разве что не шарахнулась от меня. Глянула глазищами своими, и, робко мне так… Нет, ты вдумайся: Лусия, и робко!.. «Ой, не надо!» Я аж растерялся, ты ж всегда хотела, говорю. А она мне: «Перехотела». Я, конечно, виду не подал, но на ус намотал. И ты имей это ввиду, чтоб не ляпнуть ей чего подобного. А за Риш мне вообще страшно. Когда мы с ней только познакомились, я даже не понял сначала, что она девчонка. В трюме темно, холодно, я портки с сапогами на ней нащупал, и больше не думал ни о чем, кроме ещё одного тёплого тела рядом… Как до параши дело дошло, так разобрались, конечно, но всем было на это плевать. Народ вокруг нас каждый день дох, убирать не успевали, но нам с ней повезло, загрузились одними из последних. Она так плакала, у меня сердце разрывалось. Вот тогда я и начал учить ее держаться, как учили меня в Кэналлоа. А потом мы стали друг с другом по-своему говорить, я ей кэналли, она мне надорлэнг, просто чтоб с ума не сойти… А потом нас купили, перегнали на другой корабль, отмыли и учить принялись. Я-то ещё в Кэналлоа успел с женщиной лечь, ну и с парнями мы, бывало, помогали друг другу, а вот Ришка… Ее увели от меня в первый же день. Думал, все, не свидимся больше. А к вечеру она вернулась. Ноги еле переставляет, глаза большие, слезы ручьём, а она их не замечает. Села, сидит и молчит. Я ей: «Риш, Риш!» А ей по хрену. Я ее трясу, а она как не здесь вообще. Мне со страху талиг отшибло, я ее по-нашему звать стал: «Эрисия, Эрисия, Эрисия…», но она как сидела, так и сидит. Я… я тогда голову потерял. Заорал, как ты сегодня: «РРРРИСЬЯ!», и затрещину ей влепил, со всей дури. Она очнулась, меня увидела и говорит дрожащим голоском: «Ой, Паолито, замучили они меня, совсем. Не смогу я больше, наверно. Ты прости уж меня, дуру, за тот гвоздь, знала бы, сама бы воспользовалась. Больно мне, сил нет.» Я ей, от ума большого: «Где больно-то?» А она мне: «Попку больно… Зачем они это делают, Паолито? Ведь так же деток не получится!» В ту ночь мне пришлось ей рассказать, как можно настроить себя переносить каждодневную боль… -Лэйе Литэ… Прости, я не представлял… -Это ты меня прости, что все это на тебя вывалил. Но раз уж ты с ней теперь связан, то лучше, чтоб ты знал. Понимаешь теперь, почему я с Аррохадо пылинки сдувать готов? Он — первое Ришкино поползновение в сторону нормальных отношений, как они должны быть между мужчиной и женщиной, и я очень хочу, чтобы она не разочаровалась. -Ясно…- поддев носком сапога камень, Мано с силой пнул его. — Блядь, как знал, ведь! На одного бешеного ворона в нашей стае все-таки прибыло! Подарок, м-мать его, из солнечной Кэналлоа… -В какой ещё стае?! — обрадовался я возможности сменить тему. -Ой!! Забудь, а? -Мано, не буди во мне зверя… -Похоже, наша с Риш прогулка мне даром не прошла. Прикинь, пернатая розовая метёлка никуда не делась, считает вас своей стаей, а себя — самым главным в ней. Но ты его не слушай, командир из него, как из меня — кэналлиец. -Знаешь, после всего случившегося, я даже не удивляюсь уже… — вдруг мне живо вспомнилась перебирающая волосы его рука, и я быстро спросил: -Слушай, а ты в него и здесь превратиться можешь? -Типун тебе на язык! Не знаю, не пробовал, и пробовать не собираюсь! — заявил он. — Рыцарь я, понимаешь? Не пернатое трусливое водоплавающее, а рыцарь! -Эй, не заводись! — миролюбиво подтолкнул его плечом я. — Нет, так нет, что же я, не понимаю? Но ты меня тоже пойми, вот лягу я спать с тобой под боком, а проснусь с большой красивой птицей и гнездом на голове! -Я тебе покажу, гнездо на голове, морда ты, кэналлийская! -Курлы-курлы-курлы… — хихикнув, не удержался я, и тут же оказался стоящим по середину голени в воде от тычка рыжего. Мано, ты же понимаешь, что это — война? -Уй-йя… — ловко потеряв равновесие, раз уж все равно промок, и жалобно, аж сам чуть не проникся, простонал я, схватившись за больную ногу. Наивная фиалка, не раздумывая, ринулся мне на помощь, и стало совестно. Ладно, пусть будет учебная война, решил я, дав ему подножку и падая вместе с ним в воду. -АА-ААААЙ! — заорал он. — Конец тебе, ызарг! Это мы ещё посмотрим, кому конец, навалившись на него сверху и одной рукой фиксируя в запястьях его задранные руки, подумал я, и пробежал пальцами ему по рёбрам. М-да, в чем только душа держится… -Хи-хи-хи-хи!.. Пусти, я щекотки бою-ууусь! Ну нет уж. Заодно посмотрю, как освобождаться будет, надо же понять, с чего начинать серьёзно им заниматься. Чуть ослабив хватку, я позволил ему высвободить одну руку. -Раз, ребрышко. Два, рёбрышко. Три, рёбрышко… Сдаёшься? -Не…не-ет! -Четыре, рёбрышко… Сдаёшься? -Ри… ри-ри-ри!.. -Это «хи-хи-хи» на талиге? Пять, рёбрышко… -Нет, Риш! -Где? — оглянулся я. -На что поспорим, что в лагере с Лусией? — коварно улыбнулся он. Умничка. Иногда детские приёмы — самые действенные. Я таинственно улыбнулся в ответ и стал ждать его действий. Так, хорошо, ты меня спихнул, вот он, я, лежу, весь твой. Дальше что? Садишься? Ну, предположим… На четвереньки встаёшь? Да ещё и ко мне задом?! Глупый, глаз там у тебя нет, а у меня, может, нож, а то и пистолет! Ладно, на первый раз прощаю. Эй, ты куда? Я с тобой ещё не закончил! Рывок за ногу, и ползущий к берегу рыжий почти падает лицом мне в сапоги… тьфу, ты!!!.. не в оставшиеся в лагере сапоги, а в мои голые беззащитные ноги. Попался… Ну вот, теперь он знает, что я тоже щекотки боюсь…***
Хохоча во все горло и пытаясь отпинаться от вцепившегося мне в ноги мертвой хваткой Мано, я первый раз за долгое время почувствовал, что дышу свободно и в полную силу. Предки, я и забыл уже, как можно просто играть и просто смеяться без единой задней мысли, наслаждаясь мигом упоительного счастья, зная, что мы живы, у меня есть семья, у меня будет дом! Лэйе Анэмэ, Ундэ, Литэ, Астрапэ, спасибо вам за счастливое окончание этого долгого, полного смеха и горьких слез, тяжелых переживаний и захватывающих рассказов, дня. Загляните в сердце мое, Абвении, и узрите: не ропщу, а смиренно надеюсь, что таких долгих и весёлых дней в нашей жизни не будет много… А? Каких-каких дней?!! Долгих и весёлых, Паоло. Весёлых. И долгих. Как та жизнь, что ты пожелал прожить тем, кого признал сегодня своей семьёй. Чтоб вам всем жить весело и долго, клоуны вы, херовы, орал воин Кэналлоа на посмевших не оценить его усилий по поддержанию дисциплины двух дорит и мальчишку. -Паоло, что с тобой? Я медленно сел. Мир вокруг на моих глазах становился из полночно-темного светло-серым. Едва не отправившаяся в Закат Лусия, неподвижные тела Ришки и Мано, нелепая, могущая быть смешной, если бы не была такой страшной, случайность с шестнадцатью тысячами и осознание всего остального почти со слышимым хрустом собрались в единую картину. -Паоло?.. Я не смогу жить, глядя на то, как мое проклятье корежит жизни дорогих мне людей. Сколько раз им ещё доведётся пройти по Грани? В какое ещё дерьмо окунуться и какими из него вынырнуть? Прости меня, Лусия. Прости, Мано. Быть беспомощным зрителем безумного циркового представления, в которое по моему слову превратилась ваша жизнь мне не по силам. Хруст в ушах стал громче и ночь ещё светлее. Хруст?.. Дверь?.. Ага, и дверь, и стена. Ну и твари с ними, живым покойникам стены с дверями ни к чему… Прости, сестренка. Твой несостоявшийся братец — ничтожество, собирающееся воспользоваться твоей добротой в последний раз. Мое зрение приобрело невероятную четкость, а видимые мне теперь каждый листочек на кустах и каждая травинка на склоне оврага — радужный ореол. -Р-Р-РИСЬЯ!!! БЕГОМ СЮДА!!! ПАОЛО ПЛОХО!!! Не волнуйся, Мано. Скоро станет хорошо.