Анекдот ходячий. Вернуться в Талиг.

Рамон Альмейда. -Еще Круга не прошло, как Марикьяра под вашу руку вернулась! — напомнил я недовольно воззрившемуся на меня Росио, а когда тот попытался сбросить мою руку — непедагогично влепил ему подзатыльник: -Мы все настолько тебе надоели, что ты решил остаться единственным кэналлийцем Кэртианы?       Ожидаемого понимания у крокодила на лице не возникло. Более того, его взгляд нехорошо подобрел — точь в точь, как у моего отца… после того, как я в первый и последний раз в жизни попросил его проверить, не поселилось ли у меня под кроватью что-нибудь страшное! -Забыл, что тебе в четырнадцать лет снилось, чудовище? — уже всерьёз обеспокоился я, но ызарг лишь смешливо зафыркал мне в ладонь, а промеж прядей его волос издевательски показался кончик уха. М-да. То ли ночь сегодня особая какая, то ли проклял меня кто — сюрприз за сюрпризом, и один другого гаже.       Ума не приложу, что на него опять нашло и как мне на это правильно реагировать. Нет, я согласен: возвращение из горних далей, грядущая свадьба, смертельный испуг от осознания собственной ошибки — у Росио множество причин желать сбросить стресс. Но должно же в этом поганом мире оставаться хоть что-нибудь святое?! А кое-кто мне ещё и пел: «Ах, он не ребёнок»! «Ну прости, ошиблась.» — повинилась упомянутая любительница непрошенных советов. — «Ухо видишь? Так чего ждёшь?»       Смеёшься, подруга. Тех шлюхиных сынов, которым хватает… уж не знаю, чего именно, чтобы шутить на тему слова соберано, за уши не дерут. Их даже в круг не зовут, а незатейливо мутузят прямо на месте преступления, до тех пор, пока те не проникнутся правильным отношением к ситуации. Поверить не могу, что прежде, чем заниматься воспитанием должных моральных устоев у Твари, мне придётся и нашему собственному, простите Абвении, главному герою, заново объяснять, что значит Родину любить! А времени на это, между прочим, нет совсем — Хулио с ее будущей милостью нас уже небось ждут — не дождутся… Предки!..       От вспыхнувшей в мозгу догадки я невольно зажал Воронёнку рот ещё крепче. Неужели то место, где пребывал всю последнюю неделю его дух, все же взяло с него плату за постой, и память Росио необратимо пострадала? Если так, то масштаб возникшей проблемы осмыслению не поддаётся. «Помнишь, что он тебе сегодня обещал?» — тьфу, и вправду! Спасибо, керида. «Обращайся.»       Прикрыв глаза, я заставил себя глубоко вдохнуть и выдохнуть: в страхе за малыша я, кажется, перестал дышать. Сам себя, дурак, напугал. Пожалуй, на переподготовку к отцу съездить все же будет надо — пусть отставка передо мной больше и не маячит, но над навыками критического мышления в стрессовых ситуациях мне явно стоит поработать, да и досконально разобрать со стариком порядок действий при внезапном появлении угрозы, подобной сегодняшней тоже не помешает. Успокоив дыхание, я открыл глаза, и…       Наверное, если бы все девять кэцхен явились в кафедральный собор Хексберг к воскресной службе и объявили о своём желании принять олларианство, я бы и то, удивился меньше — вокруг Росио вновь переливался сияющий кокон, а пробегающие по нему волнами сполохи света были мгновенно и уверенно распознаны мной как… недоуменно-обиженные!       Здравствуй, ментальный феномен. Прости — при первом появлении я почти не обратил на тебя внимания, ведь в отличие от гордости воина Кэналлоа ты делаешь свою работу молча. Хочу сказать, что ты очень, очень полезный. А если ещё и окажется, что срабатывать ты будешь не только в присутствии Росио, то открывающиеся перспективы твоего использования… «Рамон, клянусь, я тебе слова поперёк больше не скажу!» — тихонько всхлипнула где-то в моем сознании гордость воина. — «Руку только от его пасти не убирай, умоляю! Мне страшно!» — а мне, она думает — нет?! Или считает, что я задаюсь тут вопросами о природе ментальных феноменов исключительно из научного интереса?!       Кокон Росио вдруг полыхнул злостью и пропал. Да чтоб тебя!!!..       Отдернув укушенную руку и нанёся Воронёнку короткий удар под дых, я выдернул у него из-за пояса перчатку и снова зажал ему рот… не хватало ещё, чтобы он и вправду ляпнул что-нибудь в сердцах! Развернув спиной к себе, взял его в болевой захват и стал думать, каким образом я должен донести до него знание, с которым живут и умирают уже многие поколения наших соотечественников.       Думать получалось плохо — в голове крутилась одна сплошная монотонная нецензурщина, сводящаяся к единственному вопросу: как? Как властитель страны может не представлять, на чем держится его власть над подданными? И как мне, будь оно все неладно, найти сейчас слова, способные убедить разумного взрослого мужчину в том, что-то, что он считал, и, судя по его реакции, до сих пор продолжает считать детской страшилкой, на самом деле таковой не является?       У нас, кэналлийцев, хватает тайн, о которых обычно мы не говорим даже между собой. Причин этому множество — начиная с желания казаться друг перед другом сильнее, чем мы есть, и кончая чувством самосохранения. Большинство этих тайн постигается нами в детстве — трюки сознания, Хроники Великого Переселения, Стража Кэналлоа — но лишь эта осознается и принимается каждым индивидуально.       Полный рот холодного ветра со снегом заставил меня подавиться прорвавшимся сквозь ступор истерическим хохотом — и в кошмарном сне присниться не могло, что настанет день, когда я горько и искренне пожалею о том, что ритуал кровного вассалитета больше никому не даётся, потому что ради такого я бы на него решился. Будь я хоть на йоту уверен в успехе, я бы провёл его прямо здесь и сейчас, без малейших угрызений совести, в отчаянном порыве заставить Росио понять и прочувствовать истину моих слов.       Всегда смеялся, слыша о том, что кто-то из Ызаргов Чести в очередной раз пытался заставить сработать это извращённое наследие Ушедших и думал, что вот уж я бы — да никогда! А оказалось, что решиться на это совсем просто — достаточно спросить себя, что будет, если ты этого не сделаешь. Ну, и в подробностях представить результат твоего бездействия, конечно. Впрочем, особо напрягать воображение не придётся — результат этот я, как и другие до меня, наблюдал лично и с полным эмоциональным погружением… Хм.       А ведь это может и сработать — раз трюки сознания мне противопоказаны, то почему бы не попробовать, как говорят в Талиге, вышибить клин клином? Надеюсь, старый страх поможет мне справиться с новым, или хотя бы заставит соображать побыстрее.       Приняв решение, я мысленно потянулся за давно и надёжно упрятанным в глубины памяти знанием и начал вспоминать… …-Nunca más! — полоснув себя по руке кинжалом, вскричал пьяный от счастья Диего Алва, открывая первый всенародный праздник на отвоёванной земле, лишь пару месяцев назад получившей имя «Кэналлоа». -Lo juramos, nunca más! — поддержал его ор сотен глоток столь же опьяненных обретённой свободой соратников, повторивших его жест. -Я — ваш король. Так ли это? — вопросил он. -Истинно так! — проревели соратники. -Вправе ли король одарить своих поданных? -Истинно так! -А раз так, то да будет ведомо всем: в сей светлый день и радостный час я приношу своим подданным дар. Отныне и навсегда вы все — короли (1)!       Велев открыть выставленные бочки с вином, Диего щедро сдобрил каждую текущей с ладони кровью: -И пусть никто не посмеет сказать, что в вас нет благородной крови! Испейте, мои доблестные рэи, и да начнётся праздник!»       Не отказался никто — ни мужчины, ни женщины. Мой же собственный предок вошёл в историю, умудрившись в один заход и закрепить наш семейный статус при Алвах, и заложить основание для сохраняющегося и по сей день весьма настороженного отношения кэналлийцев к носящим фамилию Альмейда. Вскарабкавшись на помост, он схватил Диего в охапку, поставил на бочку и во всю луженую глотку проорал: -Коль мы — короли, то ты — наш суверен (2)! — и спросил, обернувшись к народу: -Клянёмся? -Клянемся!!! — радостно поддержал его народ.       Так с тех пор и повелось: все воины Кэналлоа — короли, и горе тому, кто об этом забудет…       Двадцать два года назад, с горем пополам переварив открывшуюся мне в ночь после малого совершеннолетия страшную истину, я едва не на месяц поселился в библиотеке, пытаясь понять как могло случиться то, что случилось, но сделать это мне удалось лишь много позже. Только заняв свой теперешний пост и лично поварившись в котле придворной политики, я понял: мориски намеренно не стали просвещать поселившихся у Южных границ владений шадов подозрительных чужаков о том, насколько большое значение имеют в Кэртиане кровь и клятвы. Сейчас, когда отношения с Багряными Землями потеплели настолько, что покойный соберано не стал препятствовать браку своей дочери с нар-шадом, в кругах наших любителей истории стали находиться умники, на полном серьёзе поддерживающие версию добросовестного заблуждения. Мол, откуда было знать «добрым людям», что пришельцы из иного мира, изначально не являющиеся детьми Кэртианы, все равно окажутся подвластными ее законам?       Однако, мои собственные семейные хроники содержат неоднократные упоминания о попытках шадов взять то с одного, то с другого из тогдашних королей кровную клятву в обмен на право называть тот или иной клок земли из разряда «вот тебе то, что мне не гоже» собственным. И то, что первое упоминание об этом совпадает со временем правления праправнука Леона Скитальца, лишь подтверждает мою правоту — пятое из известных морискам поколений правящей династии и четвёртое из рождённых в Кэртиане.       Ну, а что до непосредственных участников последовавшей трагедии — на момент Великого Переселения о том, кто такой «король», знал весь народ, а вот о том, кто такой «суверен» и с чем его едят, помимо самих Алва, смутно помнили лишь Альмейды, Салины, Дьегарроны да Бадильо с Эчеверриями — рыцарские семейства ещё доисходных времён. Никому из них и в голову не пришло, что потомственным пастухам, крестьянам и ремесленникам, лишь волей давнего мистического катаклизма ставших воинами, а королевским достоинством обязанным алвовской любви к красивым жестам, подобные тонкости вассальных взаимоотношений могут быть неведомы. А так как в период освоения отвоёванной земли бесконечно далёких от королевских забот хватало у них у всех, то ликвидация правовой безграмотности коллег-королей так и не состоялась.       Объединившей тогда народ идеи всеобщего равенства хватило примерно на полтора столетия…       …Хебедио Бикуньо был нагл и зол — сенешаль Алвы выгнал его за порог едва выслушав и велев на прощанье не маяться дурью. Да он вообще только из соседской вежливости проинформировал его о своих намерениях! Король — хозяин в своём королевстве, и запретить ему вооружённую охрану собственных границ, как и введение денежного сбора за право провоза товаров по своей земле — никто не вправе. А если Салины и Бадильо не согласны, то пусть строят себе флот — море пока общее. Хорошо, что он и его люди встретились по дороге с возвращающимися из Гальтары соберано и его свитой. Сейчас он этому выскочке все выскажет, а коль возражать начнет — в круг его позовёт, благо свидетелей полно.       Стоящий перед ним в дурацких плетенках на босу ногу, завёрнутый в одну короткую простыню с фибулой на плече Рикардо Алва — был просто зол. Его еще отец предупреждал, что такое количество королей на одну квадратную хорну площади государства рано или поздно кончится плохо, но он оказался вынужден сосредоточиться на внешней политике. И что теперь ему делать? Развязывать гражданскую войну — не вариант. Не тогда, когда его визит к анаксу завершился не запланированным договором — твари подери ту похотливую дрянь, а безобразным скандалом. И не тогда, когда через пару недель ему предстоит оставить родную землю ещё кошки знают, как надолго, чтобы нанести давно запланированный визит в Багряные Земли, всенародная ненависть к которым до сих пор ничуть не уменьшилась, и обезопасить Кэналлоа от набегов шадов ещё хотя бы лет на пять!       И ведь этот ызаргов выкидыш в чём-то прав — королю, действительно, никто не указ. Впрочем, вспомнил Рикардо, конкретно этот король имеет над собой ещё и суверена, на мнение которого он только что наплевал и из-под руки которого вознамерился уйти. А суверен, да простят его поколения воинственных Предков, не может себе позволить даже в круг с отступником выйти — именно сейчас права рисковать жизнью он не имеет. Пусть ызарг пока играет, решил великий дипломат. По возвращении он с ним разберётся, пока же… -Я понял, что тебе с нами больше не по пути, рэй Бикуньо. — настоящему королю, действительно, никто не указ, так кто он, Рикардо Алва, такой, чтобы стоять на пути у истинного величия? — Выше настоящего рэя лишь Абвении, а посему, отныне и навсегда ты больше не станешь звать меня «соберано». Услышу от тебя иль твоих это слово — в круг до конца дороги позову, как за оскорбление. Хочешь быть независимым — будь, Четверо со всем доисходным ангельским сонмом тебе в помощь, соберано же у тебя больше нет. Я сказал. -Я услышал, — выплюнул тот. — Невелика потеря. — и, презрительно хмыкнув на прощанье, отбыл восвояси.       Четырёх дней не прошло, как растаяли за горизонтом паруса уносящих соберано со свитой в Багряные Земли кораблей — и земля затряслась. В небо из вершины Гвардьяна дель Аманесерра ударил столб дыма, посыпались камни и взметнулось пламя. По склону горы медленно стекали потоки жидкого огня, погребая все на своём пути — деревья, кусты, животных, людей, дома. А потом земля содрогнулась в последний раз и ушла. Под воду. Целиком. Марикьярского перешейка, как и сделавших его своим домом семейства Бикуньо, их родичей и слуг больше не существовало. Марикьяра превратилась в остров, а отделивший ее от большой земли пролив получил оправдываемое им по сей день имя: «Мальдита».       …Вернувшимся через полгода из Багряных земель соберано со свитой до берега пришлось добираться вплавь — поднявшаяся над местом гибели клана Бикуньо гигантская волна смыла с лица земли и порт, и прибрежные поселения, а выжившие ушли вглубь полуострова.       Нужно ли говорить, что власть Алва в Кэналлоа больше никто оспаривать не пытался?       «Никто из моих подданных, какой бы не была его вина, не услышит из моих уст запрета называть меня «соберано», — припомнил я наш с Росио разговор по пробуждении. Получается, он обещал нам это не из страха перед возможными последствиями, а из снисхождения к тому, что он считал и продолжает считать глупой национальной фобией. Он, мать его, успокаивал нас с Хулио, как детей!!! Думая, что его взгляд напомнил мне отца я был не так уж и далёк от истины — вот только в отличие от отца он не поднял меня на смех, а, образно выражаясь, слазил под кровать и проверил. Исключительно из доброты душевной!       Однако, никакая его душевная доброта не отменяет того факта, что все прошедшее с момента принятия им власти в Кэналлоа время Воронёнок был, по сути, пороховой бочкой с волшебным самовозгорающимся фитилём, не рванувшей лишь потому, что на фитиль обильно, прицельно и регулярно срали пролетающие птицы! И это при том, что, согласно Хулио, Абсолют не просто слышит Росио, но и слушается его?!.. Да мы все чудом избежали гибели! По слово соберано знают все кэналлийцы, но лишь переступившим порог малого совершеннолетия ведома правда. И если бы не цепь сегодняшних случайностей, никто бы никогда и не догадался, что сам соберано каким-то образом умудрился не войти в круг посвящённых.       Предки, Ушедшие, Создатель, кто-нибудь, вразумите! Я сейчас в таком отчаянии, что готов со всем должным рвением повторить Росиино представление, сам распластавшись перед ним как раб, молящий о милости! Может, и распластаюсь ещё, надо же как-то убеждать его в своей серьёзности. Руку вот только боюсь от его рта отнять, а то бы уже валялся…       Весь мой душевный раздрай вдруг пропал, как ножом отрезанный. Керида, ты?.. «Я. Рамон, меня надолго не хватит. С этого момента — больше никаких душевных потрясений. У тебя остаётся три, максимум — четыре часа, чтобы заняться, наконец, собой, не то нам с тобой каюк!»       Не от меня зависит, детка. Сама видишь, у нас тут на пустом месте локальный конец света нарисовался, с которым я так и не придумал, что делать. «Делай что должно, и будь, что будет.» — скажи что-нибудь новое, подруга… — «И… В общем… Рамон, я хочу, чтобы ты знал: что бы я не плела, на самом деле ты — истинный воин Кэналлоа, и я горжусь тобой. И если все повернётся плохо, пожалуйста, помни… » -ЧТО?! Такого нового мне не надо! Я не готов расстаться с ней вот так… -Отставить пораженческие настроения! — мигом обретя нужный фокус, мысленно рявкнул на неё я. — Соберись, керида. Танцуем. -Росио, я тебя умоляю, никогда больше даже в мыслях не допускай запрета никому из кэналлийцев или марикьярэ называть себя «соберано», — твёрдо и раздельно произнёс вслух я. — Под любым соусом, по любой причине. Даже шутки ради. Кивни, если понял.       Кивка я не дождался — Воронёнка сотрясла дрожь, и по моей руке потекли горячие слёзы.       Я сидел, словно громом поражённый. Ошибиться было невозможно: каким-то чудом малыш действительно смог разделить со мной воспоминание и поверить мне безо всяких мольб и клятв — разом и всецело! Кто из высших сущностей откликнулся на мой зов — мне неведомо, но слава им и вечная моя благодарность!       Отпустив Росио, я потянулся за бутылкой — когда малыш успокоится, вино будет кстати…       Наконец, Росио утёр лицо снегом и обернулся ко мне. -Рамэ, — все ещё густым от слёз голосом сказал он, — спасибо тебе. Кровью клянусь, я не подозревал! И… — замялся он, — Рамэ, я хочу, чтобы ты знал…       Я нахмурился — такое начало я только что слышал, и продолжение мне не понравилось. Что собрался этот артист недоделанный отчудить в этот раз? Заявить, что висящий в его лице над головами соплеменников меч отправится вот прям сейчас на переплавку? Бросить армию и посвятить себя общественному служению? Придумать ещё какую-нибудь романтическую хрень? -Я… — промелькнувшая на лице Росио улыбка была настолько доброй и светлой, и настолько не от мира сего, что я похолодел: не иначе, ызарг задумал решить проблему, убрав себя из расклада навсегда. А как же Излом?!.. А как же мы все?.. -Я не скажу этого вслух, — сжав на моих плечах руки, с беспокоящим одухотворением во взгляде продолжил он, — но я вас всех… ты меня понял, Рамэ. Всех, слышишь? И тебя, и придурка-Ротгэ, и ызарга-Хулио, и твоего отца — хитрого старого хрена, и Диего — напыщенного павлина, и…       В горле у меня встал комок. Взяв в ладони лицо Росио, я поцеловал его в лоб и быстро ткнул носом себе в грудь, чтобы скрыть собственные повлажневшие глаза: одно дело — догадываться, что пресловутый истинно ценный дар тобою уже получен, и совсем другое — получить этому вот такое вот, официальное, подтверждение. -Мы тебя тоже, — нашарив рядом шляпу кузена, неловко проворчал ему в ухо я. — Помни об этом всегда, ты… — нежно натянув ему шляпу на нос, я ласково его поддразнил: -Одинокий ворон в бездне света! -До могильного камня припоминать будешь? — слава всему сущему, вроде бы чуточку ожив, спросил он. -А то! — хмыкнул я, уже стоя на четвереньках и пристраивая на спине одеяло. Сунув ему в руки недопитую бутылку вина, приглашающе хлопнул себя по спине: -Марш в седло, мелочь тощая. Тебя невеста ждёт.

***

      Один — догнало, похоже… Два — ниже голову. Три — имеешь право!.. Четыре… раз за час малыш не замёрз… Пять… то не замёрзнет и ещё за лишних… Ше-е-есть — захлопни пасть, ещё не вечер, семь… Восемь… в смысле, не утро. Девять — Хулио с Тварюгой вас полчаса ждали, десять… так подождут и ещё одиннадцать… и двенадцать… и тринадцать секунд. -Рамэ? — и четырнадцать подождут… -Голова закружилась, Рось. — и пятнадцать…       Ничего не хочу, шестнадцать… Только кто меня, блядь, спрашивает?       Решительно оттолкнувшись от служившего мне опорой заднего колеса, я обошёл подпирающего его плечом к плечу со мной Воронёнка, но едва успел протянуть руку, чтобы открыть для него дверцу кареты, как тот хлопнул себя по лбу: -Карьярра! Едва не забыл!       «И что же ты ещё забыл?» — вяло подумал я. Шило у себя в одном месте? Ищи его, малыш, и ни-ку-да не торопись… -Витторио, перо и бумагу мне… Пожалуйста! — Абвении, как же я хочу, чтоб эта проклятая ночь поскорее кончилась!.. Игнорируя сверлящий мой затылок взгляд Витторио, я аккуратно подхватил Росио под руку и усадил его на подножку кареты. Видишь, брат? Все штатно, я ничуть не взволнован, просто писать удобнее сидя, а у соберано — настроение хорошее. -Сию минуту, соберано, — очнулся тот.       Вроде, пронесло, но если малыш станет продолжать в том же духе, то очень скоро псы начнут искать этому причину, и ведь найдут! А этого нам совсем не надо… «Душа моя, опять ты ищешь проблемы там, где их нет.»       Ладони повлажнели, но годы флотской службы взяли своё: все проблемы — настоящие и будущие — отступили перед самой насущной. -Ну что ты, детка, — вкладывая в мысленный голос последние крохи оставшегося оптимизма, вступил в борьбу за живучесть нашего с ней корабля я. — Ну что ты, лапочка. — кошки знают, как мы с ней связаны, и что будет со мной, скатись она сейчас в истерику. — Обещаю, как только мы уложим Росио баиньки… «Тьфу на тебя, паникёр», — грубо оборвала мое воркование неблагодарная. — «Дыши равномернее, мать твою!»       Это на тебя тьфу, балаболка. «Душа моя», это надо же было такое придумать! «Уймись уже, цветовод ты, хренов! Дряква твоя — растение, может, и нежное, но только для своих, а Витторио, будучи твоим ординарцем, под её определение «своих» вполне попадает!»       Да знаю я, но вообще-то у малыша моральная травма. Свежая! «Тише, Рамон», — сбавила тон она, — «тебе сейчас нельзя волноваться. Сам видел, у нас в голове такое понакручено, что я не представляю, во что это может вылиться, потеряй мы оба контроль. Серьёзно, держи себя в руках. Вот увидишь, петух ты-наседка, с остальными твоё сокровище будет вести себя по-прежнему: вежливо и ядовито.» -Благодарствую, дор Эньо, — искренне улыбнулся поднесшему ему фонарь главному нашему цветоводу Росио и обмакнул перо в чернила. «Дор» Эньо? -«По-прежнему», говоришь?.. — почти что ровно поинтересовался у неё я, чувствуя, как теплеют щеки. «Ну, мы же оклемались — оклемается и он», — смутилась моя… ладно, сгорел сарай — гори и хата!.. смутилась моя вторая половинка. — «Оглянись: каждый из присутствующих через это давно прошёл, и ничего! Никто ни храмы в его честь возводить, ни молиться ему не начал!»       Вот именно, керида. Давно прошёл. У нас с тобой было время принять факт того, что выросший у нас на глазах хороший парень, любящий посидеть ночью у костра, не считающий зазорным помочь ни старику собрать рассыпавшиеся по улице фрукты, ни лежачему раненому из своего отряда оправиться — это не только человек из плоти и крови, но и полубожественная сущность, держащая в руках жизни твою, твоих родителей и детей, настоящих и будущих. В отличие от Воронёнка, который теперь небось думает, что народная любовь на самом деле лишь людской страх перед ним. Эх, поговорить бы с ним по душам, помочь расставить все по полочкам. Вот только, когда?.. -Засвидетельствуй по форме, Рамэ.       Забрав у Воронёнка лист бумаги, я поднёс его к свету: Командующему сухопутными силами Западной Придды и Хербстланда генералу Клаусу-Йоргену де Мессьеру. — сразу должен был сообразить. Старею, что ли? Властью данной мне Его Величеством Фердинандом, милостью Создателя королем Талига, я, Рокэ Алва, Первый Маршал Талига, приказываю вам: с момента прочтения и до получения устного распоряжения Его Величества о прекращении даваемых сим приказом полномочий, принять на себя обязанности Проэмперадора вверенной вашему попечению территории… — идеально. Пока Фердинанд лично не отменит этот приказ, у Первого Маршала не будет власти над армией, следовательно, потребуй Тварь у него Хексберг… Стоп, а флот? …и командование объединёнными силами армии и флота. — о, хорошо, меня он все-таки не забыл: флот вместе со мной тоже формально уходит из-под его командования. Ваша задача — поддержание статус-кво в отношении всех трёх пограничных государств. Хексберг, 5 ЗМ 395 К.С. Рокэ Алва. — м-да, все бы хорошо, да вот только… -Ты ж не имеешь права! — прошипел я. -Не имею права спросить с него по закону за провал, — зашипел в ответ он, — но сам титул в чрезвычайных ситуациях дать могу!       Хехехе, вот и славно. Умойтесь, мэтресса Эрисия! Я выхватил у Росио перо: Писано в моем присутствии Первым Маршалом Талига Рокэ Алвой, в здравом уме и твёрдой памяти, о чем свидетельствую», — вывел я, и, подписавшись, приложил адмиральскую печать. -Эньо, по пути домой сделаешь крюк мимо Адмиралтейства и отправишь с курьером. — велел я, протягивая ему сложенную бумагу. — Коней не жалеть. До утра это должно быть прочитано де Мессьером. На словах пусть передаст: Первый Маршал требует письменного подтверждения принятия к исполнению.       Эньо метнул взгляд на карету, и я поправил шляпу, перекосив ее вправо: приказ относительно «нового экземпляра» прежний. -Слушаюсь, дор Рамон.

***

      Устроив Росио в карете, я забрался в неё сам — карьярра!       Почуявший мое беспокойство Хулио прижал палец к губам, приподнял край плаща, и я облегченно выдохнул — хашшина никуда не делась, а упорно продолжала свою мистерию, трогательно прижимаясь к плечу своего защитника и едва слышно посапывая во сне.       Да-да, мэтресса, вы — хрупкий беззащитный цветок, не волнуйтесь, мы поняли. Ещё немного и я поверю, что ваша истинная цель — это Хулио Салина, а не Рокэ Алва. Мысль, впрочем, интересная… Хоть и не настолько, как мне показалось сначала.       Нет, мэтресса, использовать Хулио в качестве замены Росио я вам не дам. Признаюсь честно: что из меня, что из старших псов романтики плохие — профессиональная деформация цветёт в нас пышным цветом. Цените мою доброту: ради вас я готов ходатайствовать перед отцом о смене принципала для Васко с компанией — они всё же помоложе будут. Вам же, дорогая моя, придётся с этим смириться, потому что, по здравому размышлению, в роли марикьярской графини вы устраиваете меня ещё меньше, чем в роли собераны. За собераной хотя бы ежесекундно будет следить множество глаз, а за графиней? То-то и оно, у графини возможностей напакостить окажется куда как больше…       Я дёрнул шнур, давая Витторио сигнал трогать.

***

      Карета остановилась у дома Ротгэ, и из-под плаща Хулио выглянуло заспанное личико Твари. Драгоценной Эрисии, поправил себя я. Пора начинать серьёзно работать над собой, пока вслух не ляпнул ненароком. -Мы на месте, дор Хулио? -Совершенно верно, дорита Эрисия. -Если желаете, можно и без «дориты».       Моя бровь удивлённо приподнялась, кончик уха защекотало надеждой, но колено тут же прострелило разочарованием. Ма-а-ть, да сколько же можно! Здравствуй, очередная хрень. «Прости, прости! Сейчас уберу, не обращай внимания.» — да уж будь добра! Нам с тобой только сумасшедшими сейчас прослыть и не хватает!       Снаружи донеслось натужное кряхтение Витторио: -Дозвольте помочь, дорита. Ох, простите старика! -Избавьте меня от бездарных мистерий, любезный. — не понял, драгоценной Эрисии кодекс не писан? Вспоминайте его быстрее, мэтресса. Ночь не бесконечна, а я еще надеюсь хоть чуть-чуть поспать. — Вы всех своих гостей так встречаете? -Нет, дорита Эрисия. Только тех, чьи намерения вызывают у меня вопросы, — деликатно попытался вернуть её на землю я. -Рамон, какого хера? — привычно удивился наглому произволу окружающих Росио… на кэналли! Отличная мысль, малыш. А вот исполнение ее… -В дом сей гостьей званой вхожу, — видишь? И гадай теперь, то ли она сама спохватилась, то ли и вправду поняла. — Клянусь, никому здесь вреда не причиню.       Уже открыв для ответа рот, я осекся — проклятье, неловко-то как! -Понятно. — разочарованно вздохнула хашшина. — Мои вещи, — потребовала она.       Ну, и что нам делать? Хозяина-то здесь нет, а… А есть соберано! Mi casa es tu casa, verdad? Я незаметно подтолкнул ногой Росио: -Достаточно. — догадался продолжить в том же духе тот. — Рамон, отзови своего пса! Хулио, возьми девушку на руки. Эрисия, — по имени-то ее, зачем?! — хозяина нет дома, но он тоже наш родич. Добро пожаловать сюда. — ну и как ты теперь поймёшь, поняла она, или сориентировалась на своё имя и тон твоего голоса?       Хашшина нервно выхватила свои орудия труда у Витторио, успевший обежать карету Хулио подхватил на руки ее, я — Росио, и через пару мгновений двери дома наконец захлопнулись за нами.       Уже шагая вверх по лестнице, я услышал вдруг шёпот Росио: -Рамэ, а где шкатулка с моими регалиями?       Я обомлел: мать его, браслет же!!! -У Васко, — так же тихо ответил я. -Дай ему знать, чтобы принёс сюда, и поскорее.       Толкнув плечом дверь спальни, я не торопясь усадил Росио на кровать: -Сегодня не получится, Рось, — удачно подгадал время ответа я, и потянул за сапог в надежде, что присутствие свидетелей избавит меня от необходимости доносить до соберано детали времяпрепровождения заместителя командира его отряда,. -Издеваешься ты надо мной, что ли? — сердито зашипел Росио.       Спасение пришло в виде опустившейся рядом со мной на пол Эрисии: -Он стесняется вас, дор Рамон, — бестактно заявила она. — Росио, а мне позволишь?       Я обернулся посмотреть ей в наглый глаз.       Полумрак спальни становился все светлее, движения снимающей с малыша сапоги совсем юной, почти незнакомой девчушки — все медленнее, а я все смотрел, и смотрел, и смотрел… «Шлюхи закатные! Все перья повыдергаю сукам паршивым!» — донёсся словно издалека гневный вопль гордости воина Кэналлоа, но мне было уже все равно. Я чуть. Не убил. РЕБЁНКА!!! «Рамон, ты не виноват!»       Я?! Не виноват? А девочке бы это помогло? «РАМОН!!!»

***

-…и у Рамона, и у Хулио есть сведущие люди. — за столом сижу, ни рук, не ног не чую. — Хулио, пошли слугу за своим плотником. — слышу тоже как-то не так… Хм, ещё не дышу? -Очнулся? — мелодичное контральто моей гордости воина Кэналлоа звучит практически рядом. — Сиди тихо и не вздумай опять распсиховаться. Тело постараюсь тебе вернуть, как девочку спать положим.       Ага, вот она, обещанная задница. -Я тебя предупреждала? Предупреждала. Все: быстро подбирай сопли и делом займись уже.       Интересно, каким? Возможности мои сейчас, деликатно говоря, ограничены. Да и не сильно хочется пробовать на прочность окружающую меня невидимую стену, существование которой я чувствую… Даже не чувствую, а просто знаю, что она есть. Да, и насчёт соплей, я бы попросил. Наверное. Когда-нибудь потом, когда отдохнул. -Мелкие без тебя не справятся! — захватчица пытается играть на моих родственных чувствах. Считает, что двое красавцев-рэев не смогут без меня обаять пришлую? Полагает, что первой шпаге Талига и умеющему не терять себя в боевой ярости берсерку требуется подобный мне дрянной телохранитель? -Мне!!! Мне требуется!!! Рамон, ты ж воин, а я — дорита. И я в беде!       Правда? И в какой же? -С телом обращаться не умею. Как до стола дошла, как уселась — понять не успела, сейчас только-только разобралась, как прямо сидеть. Помогай давай, если не хочешь, как малахольная девица, растянуться прямо здесь.       О, как. Ну, что ж, в одном она права — устраивать из себя посмешище я не дам. Осторожно направив своё сознание к границе своего бестелесного «я», заставляю себя мысленно к ней прикоснуться. Опыт получается необычным: ни рта, ни носа нет, но ее упрямая решимость идти до конца ощущается, будто густой кисель, осознание совершенной ею ошибки — вьющимся над ним едким паркóм, а надежда на чью-то помощь — пенкой. Упс, не на чью-то, а на мою. Не стоит, пожалуй, дальше анализировать собственное восприятие, целее буду.       Ладно, дорита и вправду в беде, а я и вправду воин Кэналлоа. Надо соответствовать. -Успокойся, ты все сделала правильно, — мысленно воркую я, и сам себе верю, верю… Верю, я сказал! — Ты ведь дышишь? — чую ее согласие. — Вдохни поглубже и медленно выдохни. Обопрись спиной на спинку стула. — неуверенность. — Отпусти край стола. Не бойся, спинка стула упасть не даст. Дай знать, как справишься. -… есть. -Закрой глаза и расслабься, — продолжаю я. — Тело помнит, как ему двигаться лучше нас обоих вместе взятых. К примеру, ты хочешь глоток вина. Все, что тебе надо — это найти глазами бокал и разрешить себе отпить. Тело вспомнит само. Не думай о составляющих процесса, думай о результате. Не «протянуть руку, согнуть пальцы, согнуть локоть, поднести к лицу», а «пить хочу!» Чем эмоциональнее подумаешь, тем лучше. Пробуй.       Благодарность, согласие, и, наконец, мигом позже тело почти непринуждённо переглядывается с кузенами поверх головы чем-то расстроенной Эрисии, а я с удовлетворением отмечаю, что никто из присутствующих ничего странного во мне не замечает. Интересно, много ли я пропустил, и признал ли Росио долг. -Немного, и нет, не признал. — но что-то она у него попросила?       Гордость воина нервно хихикает: -Ага. Дверь ей починить, прикинь? — глаза моего тела задерживаются на глубоко о чём-то задумавшейся девочке.       Ну конечно, глупо было надеяться на то, что мысль о свадьбе с Росио покинет её вместе с личиной хашшины… Стоп. А с какой такой радости дриксы шастают у нас в Хексберг, как у себя дома? -Какие, к Тварям, дриксы?       Так. О проблемах с памятью сейчас не думать, а просто принять как данность, что она у моего тела теперь девичья, и смириться с тем, что над плодом долгих мук эстерриората под непритязательным названием «Кесария Дриксен: что надо знать путешественнику, чтобы не попасть впросак» я чах в одиночку. -Р-р-рамон!.. -Не злись, радость моя, сейчас поясню. Судя по всему, Эрисия — никакая не Эрисия, а скорее уж Эрна или Эрика. Засланка, не очень опытная. Скажи ещё спасибо, что не из благородных — традиция починки аккуратно снятой с петель родичами невесты двери будущего семейного гнездышка, демонстрирующая оной умение и готовность жениха поддерживать его в жилом состоянии, среди гусей-дворян хождения не имеет. -Тьфу, — расстраивается она, но оптимизм возвращается к ней быстро. — Ну, ничего, девчонка совсем молоденькая, до свадьбы всяко успеем перевоспитать.       Только на то и надежда. Тут моя гордость воина заливисто смеётся: -Бедный Росио! — поясняет она. — Столько переживаний и такой облом!       Абсолютно согласен, по всем пунктам. -Не нравишься ты мне что-то, Рамон. Ни меня никак ещё не обозвал, ни над малышом за компанию не посмеялся.       Обзывать ее? Она — моя гордость воина. Пусть я сейчас ни гордости этой, ни всего остального и не испытываю, но умом-то понимаю, что мы с ней одно. Смеяться над Росио, которого кэцхен заморочили так, что он на полном серьёзе собрался жениться на ребёнке? Это после того, как я сам позволил им убедить меня, что передо мной ведьма-хашшина? Единственно, жаль, что я не видел его лица в момент, когда он осознал нашу общую ошибку — думаю, это помогло бы мне понять, как он собирается теперь поступить. -Не переживай, удар держать твоё сокровище умеет. Планы новые на лету клепать — тоже.       Это я знаю и сам, но хотелось бы понять, нравится она ему все же, или… Ох! Было б тело, превратилось бы в лепёшку. -Да твари твоего сколопендра знают! — рычит гордость воина.       Понежнее со мной, пожалуйста. И орать не надо, я отлично слышу. А… -А ее — тем более! Рамон, пока к тебе не вернутся эмоции в полном объёме, будь добр не размышлять на эту тему — с твоим помешательством на малыше я сейчас не справлюсь. Нам и без этого есть о чем подумать: дрикса, не дрикса, но с девочкой что-то не то. — наш взгляд перемещается с затылка Эрисии на окно спальни.       Действительно, в новом ракурсе видно: разговаривая с Росио, девочка смотрит то ли сквозь него, то ли вообще в себя. -То есть, ты хочешь сказать, что единственная вещь, известная тебе под названием «дверь» — это та, чей ремонт требует плотницких навыков? — наконец, спрашивает она. -Хаймито, сынок, так это тебе соберано сказал, что крокодилы летают? - передразнивает ее тон гордость воина. — Ну, что скажешь? — уже мне.       Скажу, что дрикса, прозрачно намекающая на трюки сознания, повод вовсе не для смеха, керида. -Даже если так, не занимается же она ими прям здесь и сейчас!       Сплюнь и постучи, пока не накликала.       Тело послушно скашивает глаза вниз и символически стучит по ножке стола. Вот же, нахалка мстительная. -Всепрощением не страдаю, — подтверждает та.       И злопамятная, вся в меня. Плеваться, надеюсь, она не вздумает?       Гордость воина обиженно фыркает: -Не учи мать яйца готовить. Мне достаточно того, что ты проникся. Ты же проникся? — с надеждой уточняет она.       Да-да, едва не застеснялся. Хватит отвлекаться, для нас с тобой время тянется, может, и медленно, но оно не бесконечно. -А ты знаешь о какой-то другой? — тем временем, осторожно закидывает удочку Росио.       Искренне надеюсь, что нет. А ну-ка, подруга, вспоминай дословно, как звучал первоначальный вопрос? -Можешь подсказать, как дверь починить?       Так. Значит, не дрикса со свадебными планами, уже хорошо. А вот жирный намёк на трюки в вопросе плюс расфокусированный взгляд — плохо, очень плохо. -Рамон, ты что, серьёзно думаешь, что малышка в теме? -А ты — нет? — дружно удивляемся мы: Эрисия вслух, а я про себя. Наш хор пронимает гордость воина до глубины души: -Но… как?! — вырывается у неё растерянный вопрос. Меня же больше занимает, «кто»? -О какой двери ты говоришь? — тоже решает расставить точки над хотами Воронёнок. -Я первая спросила! — давит на него гостья, и тот вынужден сдаться: -Да, я знаю о другой двери, — признается он. -Твое сокровище с ума сошло?! — гордости воина противна даже мысль о том, что пришлой могут быть известны истоки безумной отваги, которой славятся воины Кэналлоа, и я ее очень хорошо понимаю.       Росио я, к сожалению, тоже могу понять: выбора у него, по сути, нет. Пока долг не признан и плата не назначена, отказывать гостье ни в чем нельзя — вдруг окажется, что от этого зависит ее жизнь? -Пожалуйста, скажи, как ее починить, — молит его Эрисия, а теперешняя хозяйка моего тела вдруг заливается хохотом.       Я склонен разделить ее веселье: юной дорите стоило бы сначала починить себе голову. Слышу звон — не знаю, где он, называется. -Ой, не могу! Рамон, хоть ты не начинай, а то я с вас со всех сейчас лопну!       Объяснись. -Это ж Росио! Он, как золотой талл, нравится всем женщинам. А к этой он ещё и сам целоваться полез! Ей понравилось, а Росио детишки в этом плане не интересны. Она это чует, но все равно старается его заинтересовать, не мытьём так катаньем.       Короче, я опять дурак. -Кончай комплексовать, я этого не говорила. — гордость воина опять косится в окно.       От умоляющего взгляда малышки дрогнет любое сердце, только вот у Росииной подушки, на которую он сейчас устремлён, сердца нет. Слабо видящая? Всегда, или только не при дневном свете? Утром надо будет лекаря для неё позвать. Она молодая, может, что-то ещё можно с этим сделать. -Ы-ыыы, — стонет от смеха гордость воина — Ладно, уговорил, берём.       Неизвестно как изучившую кэналли пришлую, с подозрением на знакомство с трюками сознания? Сильную мистически одаренную, в чью сторону мы даже дышать должны осторожно? Да куда мы денемся, с корабля, в открытом-то море? Конечно, берём.       Простите старого морского волка, дорита Эрисия. Разрешите представиться: Рамон Альмейда, Первый Адмирал Талига и кузен вашего сердечного интереса. Целую ручку и снимаю шляпу перед тактическим гением. Признаю, уловка ваша просто великолепна. Лучшей темы для гарантированного привлечения, а главное, дальнейшего удержания внимания любого из воинов Кэналлоа, чем трюки сознания, придумать сложно. Кто поглупее, начнёт подробно объяснять, как и почему это невозможно. Кто поумнее, начнёт аккуратно выяснять как и от кого прекрасной дорите досталось сие омрачающее ее чело морщинками…о, нет, простите, конечно же, нет, мне показалось!.. и не стоящее ее бесценного внимания знание. Но вам-то всё равно — ваша цель уже достигнута. А уж умению пудрить парням мозги и тянуть время в бессмысленной, но бесконечно очаровательной болтовне, наивно хлопая глазами, никого из ваших товарок учить не надо. Впору порадоваться, что традиция запрещает обучение девочек трюкам сознания. Страшно подумать, что подобное оружие может сотворить в ваших нежных ручках и хитрых головках… Ну, малыш, не подведи. -Насколько мне известно — никак. Так почему ты спрашиваешь? — не подводит Росио. -Брату помочь хочу.       Тело без подсказки смотрит в окно, и я убеждаюсь, что облик девочки с прошлого раза изменений не претерпел: гостья точно не наших кровей. Ну, и как у нас кэналлиец может оказаться братом северянки? -Через брак.       Молодец, соображает. Брак с пришлой — отличная зацепка. Узнать, кто у нас такой разговорчивый нашёлся, будет несложно. -С чего ты взяла, что ему нужна помощь, и тем более, от тебя? — очень правильный вопрос, Воронёнок. -А больше не от кого.       Совсем-совсем? Наставник вашего брата скоропостижно скончался, все родичи мужеска пола внезапно от вас уехали, а на соседей — мор напал? Ужас какой. -Не ёрничай, Рамон. У нас здесь вообще-то Хексберг, а не Кэналлоа, так что все может быть. -Приводи, посмотрим.       Да-да, приводите, пожалуйста. Мы с огромным удовольствием вправим мозги и ему, и вашему горе-папаше, пока тот нам второго Вальдеса тут не воспитал. Заодно спросим, что его вступивший в возраст для обучения сын до сих пор делает здесь, когда должен быть давно в Кэналлоа. -Росио, я бы рада, но…       Дави ее, малыш. Шутки шутками, но дело вырисовывается нехорошее. -Не доверяешь? — давит тот. -При чем здесь это? Не могу, — убедительно разводит руками личинка хищницы. — Ты в Хексберг, а мы — твари знают, где. Это тело только выглядит, как мое, а вообще-то мне его горная ведьма дала поносить на время, — добавляет тумана она.       Зря, по-моему. Спасённой жизни Росио и трюков сознания для обеспечения заинтересованности малыша ей хватило бы за глаза, и ещё осталось. Впрочем, чувство меры к ней должно прийти с возрастом. -Не порть ребёнку Шедевр, Рамон! Лучше смотри и мотай на ус, как правильно заинтересовать собой мужчину. Ты же знаешь, Росио падок на всякие тайны, а уж на мистические и подавно. Вот увидишь, сейчас он резко передумает докапываться до истоков ее знаний о трюках и начнёт выяснять мистическую часть истории.       … Все-таки хорошо, что у меня сейчас нет тела, иначе наслаждался бы всеми сопутствующими эффектами мерзкой догадки напрямую. Я не говорил ещё гордости воина, что она у меня умница? А надо было! -Да какая там, умница! — мило смущается та, уловив мою последнюю мысль по счастью без контекста. — Рискнуть решила я, понимаешь? Думала, раз уж мы оказались там, где есть из-за эмоциональого потрясения, то и обратно вернёмся так же. Ты должен был обрушить на меня громы и молнии — либо за намёк на то, что ты можешь захотеть заинтересовать собой мужчину, либо за мое неверие в способность Росио распознать ее игру — и душевным порывом выпихнуть меня из тела.       И вправду, умница. Расцеловал бы, если бы мог. -Ты начинаешь меня пугать, Рамон. Что я такого сказала?       На мысль ты меня навела, mi vida. -Знать не хочу, чего ты там ещё себе надумал, — надувается романтичная моя. — Рамон, кроме шуток, что плохого, если девочка сможет захомутать Росио? Смотри, как старается, и даже выходит что-то! -Ты сказала: «…ты же знаешь, что Росио падок на всякие тайны», — словами думаю ей я. — Тебя ничего в этом не смущает? -Разве что твоя прогрессирующая паранойя. А тебя? -«ты же знаешь». -Знала бы — не спрашивала! -Нет, ты сказала: «ты же знаешь», и была права. Росио не афиширует глубину своего интереса к мистике Кэртианы. Считая его самого об этом известно только нам троим. Ещё тем псам, что пасут его в Олларии и здесь. Возможно, ещё его многократно проверенным слугам с улицы Мимоз. Заметь, Эрисии в этом списке нет. -Дерьмо. -Керида, ты же дама, выражайся прилично. Не дерьмо, а утечка информации на высочайшем уровне. Глаза на неё переведи, будь добра.       Явно расстроенная девочка собиралась уходить. Ни Росио, ни Хулио так и не собрались с мыслями для достойного ответа на её заявление, и павшая духом Эрисия уже успела обуться и теперь сматывала с головы широкий мужской пояс. -Ой! — пискнула гордость воина Кэналлоа, стоило лишь нашему объекту наблюдения сдёрнуть стягивавшее над ухом несколько косичек в хвостик кольцо, обычно служащее для ножен.       Ничего не «ой», все подтверждается. Волосы русые — следовательно, родство действительно через брак. Причём не с моряком, те не владеют информацией о личных пристрастиях соберано. Значит, с одним из псов, причём недавний и тайный, иначе я бы уже знал… -Рамон, сухарь ты, чёрствый! Нельзя её в таком виде на улицу отпускать — простудится!       Переживёт, ей же кэцхен тело одолжила. -И вообще, давай ее себе оставим, а? Покормим, обогреем?       Чтобы Росио ещё сильней заинтересовался ею? -Допросим по-человечески! — искушает она. — «Обеспечение безопасности жизни», все, как соберано велел!       Уговорила. Как можно чётче представляю себе последовательность движений: -Поймай, пожалуйста, взгляд Эньо и сделай вот так… Теперь за ней проследят. Довольна? -Спасибо тебе, — немым укором стóя у кровати, говорит Эрисия. — Давай, я руку твою посмотрю и пойду уже. -Неужели он ее так и отпустит? — переживает гордость воина.       К сожалению, нет. -Брату помогать уже не собираешься? — ехидно интересуется Воронёнок. — И ты не ответила на вопрос: откуда ты об этом знаешь? -Собираюсь. Скажи, ты собираешься нам мстить?       Ах, да, шестнадцать тысяч. Со всеми сегодняшними делами я и забыл уже, а вопрос, кстати, интересный. До нашей встречи я был уверен, что названная в качестве откупных сумма рабского закупа не что иное, как дикое совпадение. Теперь же ко мне подкрадываются сомнения: счету на кэналли пришлых обучают заменяя число шестнадцать на любую сумму, именно для предотвращения подобных случаев. К тому же, тогда рядом с ней крутился фламинго, а фламинго — это Манрики, которым в последние лет пять в Кэналлоа будто мёдом намазано. И лезут, и лезут — они через границу, а отец с Хавьером и Хильермо — на стены. А где Манрики, там и хитрые планы.       С учётом этого, предварительная версия вырисовывается совсем дрянь — кто-то из псов с подачи Манриков заключил тайный брак с пришлой, обнаружил у падчерицы мистическую одарённость и принялся целенаправленно готовить из ребёнка Росиин идеал. -Да ладно тебе, решил мужик на старости лет в «жени соберано» сыграть, экая невидаль!       И ради этого не побоялся раскрыть ребёнку пару государственных секретов? Ладно, знание языка — она член семьи, под личную персональную ответственность, имел право. Но как девочка, проживающая в Хексберг, может знать о рабском закупе? Хроники запрещены к вывозу из Кэналлоа! А трюки сознания? Он, получается, учил им сына у неё на глазах? Я уже молчу про то, почему его сын вообще здесь, а не в Кэналлоа! Потрясающая безответственность! -Рамон, ты как мальчик, ей-ей. Нет у него никакого сына, а если и есть, то не здесь. Он просто дал девочке темы и обозначил ключевые слова и реакции, не посвящая её в подробности.       Боюсь, нет, керида. Малышку тренировали долго, а значит, решили сыграть по-крупному. Видишь, как она тянет время и избегает прямых ответов? Тот, кто ее натаскивал, не дурак. Он знает, что как только Росио убедится, что ей ничего на самом деле не известно, его интерес быстро пропадает, поэтому малышка если и врет, то по минимуму. Вариант беспроигрышный: любой из воинов Кэналлоа, а соберано — и подавно, заподозрив в любом из пришлых такие знания, сделает все, чтобы эти знания не остались без присмотра и не ушли дальше. Самый простой способ — нарваться на дуэль и убить. Но она девочка и ребёнок, поэтому на ней проще всего жениться или удочерить. Ее учитель отлично знает Росио и уверен, что смерть от его руки ей не грозит. -А удочерение?       Тоже. Увидишь, как только Росио ей об этом заикнётся, она сразу вспомнит про долг жизни и потребует на ней жениться. -Погоди, так это она, или не она его спасла?       Наверняка сможет сказать только Росио, и то, лишь после того, как признает долг. Я же почти уверен, что это она, потому что иначе вся затея теряет смысл. -А как ты сама думаешь? -Судя по тому, как изменился твой тон, думаю, будешь. Поэтому я не собираюсь облегчать тебе задачу, отвечая на твои вопросы. Руку покажешь, или?.. -Неправильно думаешь, — успокаивает ее Росио, и, поколебавшись, признает: -С рукой все нормально. Болит, но перелома нет. -Ну и слава Четверым. Прощай, Росио, вряд ли мы ещё свидимся. — грусть в голосе девчонки режет сердце даже мне. -Рамон, а ведь она его все же не узнает.       Плохо, что не узнает. -Почему плохо-то? Наоборот, он не может не чувствовать, что в ней нет ни страха перед ним, ни предубеждений, что она видит в нем не соберано, не герцога Алва, а просто Росио.       Вот именно. Алва и их девушки в окошках — это диагноз. Малыш, конечно, ещё потрепыхается, но дело, считай, сделано. Он — ее, со всеми потрохами. Дерьмо. -Да почему? Все, как он мечтал! -Отчего же? -Я получила ответ на свой вопрос и не считаю себя вправе дольше отнимать у тебя время. -Дорита Эрисия, разрешите вопрос? — вдруг напоминает о себе Хулио, а Воронёнок, пользуясь тем, что Эрисия отворачивается от кровати, принимается готовить ловушку: его больная рука соскальзывает с груди и чуть свешивается с края кровати, голова безвольно откидывается, глаза закрываются. Готово, теперь ему надо лишь застонать, и ловушка захлопнется. -Как себя чувствует Лусия? — ласково спрашивает девочку Хулио.       Испуганно от него отшатнувшись, Эрисия почти падает на кровать. Гримаса боли на лице Росио непритворна, как и вырывающийся у него тихий стон. -Прости, — быстро взглянув на Росио, извиняется девочка, и снова оборачивается к пытающемуся успокоить ее Хулио. — Кто она вам? — требовательно спрашивает его она. -Ну кто так делает? — недовольно бурчит гордость воина. — Тоньше надо, милая, с мужиками, тоньше!       А кое-кому надо меньше романов читать и больше интересоваться службой! Прием называется «работа на контрасте», чтоб ты знала. Что-то мне становится тревожно за малыша. -И, заодно, не забудь нам сказать, кто она тебе, — напоминает девочке о себе Росио. -Росио, во многая знания — многая беды, — не сводя глаз с Хулио, цедит она, наивно считая себя хозяйкою положения. — Помолчи, Четверых ради! — бросает она малышу и снова берётся за Хулио: -Кто она вам, дор Хулио? -Ой.       Согласен. Пытаться заткнуть рот Ворону — это с головой не дружить, совсем. Впрочем, оно и к лучшему: его игра в Рубена Аррохадо наконец подойдёт к концу, и пользоваться образом девушки в окошке Эрисия больше не сможет. -ВИТТОРИО! ПРИНЕСИ ЕЩЁ СВЕЧЕЙ!!! — гремит Росио. -Силён, однако, — уважительно тянет гордость воина. — Сама чуть за ними не рванула. -Эрисия, твоей наглости предел вообще, существует? — с интересом спрашивает Воронёнок. -А? — удивлённо оборачивается к нему девочка. -Я спрашиваю тебя, ты отдаёшь себе отчёт, с кем разговариваешь? -С дором Хулио, — упрямо отказывается понимать намёк она, и ее внимание снова концентрируется на моем кузене-марикьярэ. — Кто она вам, дор Хулио? -Дурочка, ты под каким камнем всю жизнь прожила?       О, так эта часть плана все ещё актуальна? Рад, душевно рад. -К Тварям ваши планы! Рамон, останови его!       В моем теле, на минуточку, сейчас хозяйничаешь ты, но останавливать Росио я бы все равно не стал. С какой стати? -Да ты на рожу его глянь!       Подумаешь, пара подживших синяков. Дело житейское, а узнать его они ей не помешают. -Росио, не надо! — берет дело в свои руки гордость воина Кэналлоа. Со стороны собственный голос звучит непривычно и странно, но определиться, в чем именно эта странность выражается, я не успеваю — Витторио с подсвечником уже здесь. -Дор Рамон, не волнуйтесь, — грустно улыбается моему телу Эрисия, забирая у Витторио свечи. — Я вошла в этот дом гостьей, и вы можете думать обо мне, что хотите, но что такое «честь» мне известно. Этот… доблестный рэй волен говорить, что хочет, нарваться со мной на круг у него не выйдет, уверяю вас. -Конечно, не выйдет. Пусть только попробует, за уши оттаскаю. И не нежно, как ты, а по-настоящему. Один воин Кэналлоа обзывает дориту дурой, а два других молчат, как будто так и надо! — тело вдруг подаётся вперёд. — Рамон, ты тоже это видишь? — вижу, не слепой. — Кто-то посмел поднять руку на девочку! Почему ты молчишь? Не пугай меня, скажи уже что-нибудь! -Чем лучше я узнаю людей, тем больше люблю животных, — наконец собрав заново картину происходящего, мысленно подаю голос я. — Разберёмся, керида. Охота будет славной. -Рамон, я не знаю, хорошо это или плохо, но я тебя больше не читаю. Поэтому говори со мной, пожалуйста. Избитая девочка — это безобразие, но безобразие поправимое. И основанием для того ужаса, что долетел до меня прежде, чем все пропало, оно являться не должно. Ну, или я всю жизнь недооценивала тонкость твоей душевной организации. -Ты — мое солнышко, лучшая моя половинка. Ты знаешь меня лучше чем я себя сам. Ошибаться во мне ты не можешь по определению. Я тебе сегодня наговорил всякого, mi cielo, но даже не спросил, есть ли у тебя имя? -Я тоже тебя люблю, но давай ближе к делу, — не покупается она. -Мы согласились, что Эрисию к этому визиту готовили на совесть, но считали, что ее участие в плане как минимум добровольно. Поднявший руку на девочку кэналлиец — немыслимо. На что рассчитывал ее отчим-наставник, отправляя ее к нам с настолько криво замаскированным свидетельством рукоприкладства? Получается, одной рукой он воплощает коварный план, а другой — делает все для его провала! Он не мог не знать, что мы заметим ее фингал и примем меры. То есть, посылая ее сюда, он понимал, что мы не успокоимся, пока точно не установим кто, когда, зачем и почему. Значит, именно этого он и хотел. То есть, ее таинственный наставник — не предатель, а, похоже, ещё один пострадавший. Манрики ухитрились как-то выйти на его семью в Хексберг и чем-то держат их с Эрисией. -Бедная малышка. Рамон, мы ведь поможем ей? -Сделаем все возможное, керида.       Кивая в ответ на что-то прочитанное в глазах моего тела, Эрисия оборачивается к Росио. Тело бросает взгляд на окно — вот оно, есть прямой взгляд! Со зрением у малышки все в порядке, значит, придуривалась. -Мои из… — напоровшись на холодный взгляд Росио, Эрисия осекается. — Пусть четыре Скалы защитят нас от вражьих стрел, сколько б их не было! — вдруг вопит она, отскакивая от кровати и прикрываясь канделябром, как щитом. Что?.. -А я говорила! — нудит гордость воина. -Не то и не тому, кому надо! На будущее подсказываю: безобразия останавливаются не уговорами несговорчивых воронят, а громкими командами исполнителям. В этом случае правильными словами явились бы не «Росио, не надо», а «Витторио, отставить!» -Пусть четыре Волны смоют с нас проклятья, — уже спокойнее добавляет Эрисия, — сколько бы их не было… Пусть четыре Ветра разгонят тучи… — уже почти шепчет она, приходя в себя. — Прошу прощения за глупую сцену, — стряхнув с себя последние остатки наваждения, говорит она. — Ваш… необыкновенный цвет лица и определённое сходство с соберано поразили меня до глубины души. — это ещё мягко сказано. — В качестве жеста доброй воли позвольте дать вам совет: не стоит заострять на этом внимание. -На чем, на «этом»? На сходстве с самим собой? — недоумевает моя помощница. -А я откуда знаю? Эксперт по девичьим закидонам у нас ты. -В оправдание столь оскорбившей вас моей бесцеремонности могу лишь покаяться, — продолжает девочка. — В нашей глухомани люди обычно имеют в виду именно то, что говорят… -Хексберг — не глухомань, — обижается гордость воина. -Это смотря с чем сравнивать. -Вот я и приняла ваше предложение выпить на брудершафт за ваше желание. А посему, перед тем, как избавить вас от своего дальнейшего присутствия, позвольте поинтересоваться, что именно вы желаете получить от меня в качестве виры за непреднамеренное оскорбление, — проявляет свою натуру личинка хищницы.       Наивная. Выставить Воронёнка виноватым — такая задача под силу лишь взрослым, половозрелым особям. -Четкие и правдивые ответы на мои вопросы, — не задумываясь, отвечает Росио. Вот, об этом я и говорил! -Уточните, — настораживается мелкая. — Ни рассказывать о себе, ни чужими тайнами делиться я с вами не намерена. Вина моя не настолько велика. -На мои вопросы, касающиеся особенностей места, где мы с тобой познакомились, — уточняет тот. -А я говорила! -Да-да, потрясён твоей проницательностью. -Предположим, я соглашусь. Вы не забыли, что мое время ограничено? — открывает торг Эрисия. — Я не могу позволить себе провести всю ночь в вашей компании, как бы мне этого не хотелось. -Два часа, — предлагает Воронёнок. -Я устала, хотела бы отведать грибов в сметане, а ещё до звона в ушах хочу напиться… -Обрати внимание: фразы строит, как аристократка, но лексикон… -Обратил. Добавь к этому ещё и очень чистый выговор. Слишком чистый, специально тренированный. Очень хотел бы послушать, как она говорит на кэналли. -Два часа, включая перерывы на обед и оправиться! — слышим мы сквозь начинающийся звон в ушах. В углу левого глаза формируется яркое пятно. -Рамон?.. -Проси нам быстрей попить-поесть, керида. -Витторио, четыре бокала вина и дриксенских соленых орешков, — послушно просит гордость воина. Надо было сладкого просить, но сойдёт и так. -Слушаюсь, дор Рамон… -Побойся Предков, какие грибы в начале Зимних Молний? — не поддаётся Росио. — Час, включая полбокала вина и оправиться! -Час с перерывами на попить воды-оправиться, и шесть бутылок вина с собой на вынос! — сколько?! А она не лопнет? -Керида?.. -Рамон?.. -Понятно, что ничего не понятно. Сама столько не выпьет, а для торговли мало. В подарок кому? -А то, что дорита собирается напиться, да ещё и до звона в ушах, тебя не удивляет? -Нет. Нам все равно ее перевоспитывать, вот заодно и от пьянства отучим. -Полчаса без всяких перерывов и пьёшь потом со мной! -Никаких пья… — начинает было возмущаться Хулио, но Эрисия его перебивает: -Принято! Дор Рамон с дором Хулио — свидетели! Продешевили вы, доблестный рэй… — злорадно шипит она на Росио.       Хулио засекает время и Росио принимается за допрос: -Как ты оказалась в Лабиринте? -Никак. -Была ли ты когда-нибудь в Лабиринте? — нетерпеливо уточняет он. -Вопрос не имеет отношения к заявленной теме нашего разговора. -Как называется то место? -Не знаю. -Эта музыка будет вечной. -Полчаса — ещё не вечность, mi vida.       Перед нами ставят вазочку с орехами, открытую бутылку вина и четыре бокала. Гордость воина наливает в бокал вина, отправляет в рот сразу пригоршню и вопросительно оборачивается к Витторио. Тот упрямо хмурится и кивает ей на стол. В чем дело? -Орехи не солёные, а сладкие. -Хорошо, быстрее подействует. Благодарно улыбнись ему и хотя бы постарайся жевать помедленнее.       Уплетая орешки, наблюдаем за допросом. Искренность и хитрость — убойное сочетание. Искусство же, с которым Эрисия цепляется к каждому слову Росио, все больше меня убеждает, что Воронёнку она не по зубам. Из полезного лично я пока что услышал лишь признание ее связи с доритой Васкес. Подозреваю, что не услышал бы и этого, не ошеломи ее Хулио своим вопросом. За сей малый кусь я готов закрыть глаза на все — и на то, что она пришлая, и на участие в заговоре против соберано, пусть и невольное, и на ее выборочное использование хороших манер в разговоре — лишь бы не упустить эту ниточку. Ибо ее слова подтверждают слова Росио: на данный момент времени Лусия Васкес жива. А раз жива, значит через Эрисию мы сможем до неё добраться и спросить наконец, что той известно о судьбе Паоло Куньо.       Пусть Росио мысленно уже похоронил брата, но выяснить, так ли это на самом деле — святая обязанность псов. Прости, малыш, но твоим разрешением на разглашение информации по своему усмотрению я воспользуюсь иначе. Вместо Ротгера о неизвестном нам доселе члене семьи Алва узнает мой отец — маркиз Луис Альмейда, глава клана Альмейда, Первый из Щитов соберано. Впрочем, может, уже и не Первый, если то чувство правильности происходящего, испытанное мною на горе Хексберг, было именно переходом клятвы служения от него ко мне, а не очередным звеном в длинной цепи сегодняшних наваждений… -Как зовут фламинго? — сквозь постепенно стихающий треск за ушами и хруст орехов доносится до меня очередной вопрос Росио. -Не уверена. Может, как курицу, «цып-цып»? Или это не по теме?.. -Да она над ним издевается! — прозревает гордость воина. -Может, в какой-то мере и издевается, но вообще-то грамотно уходит от ответов… -Как ты называешь фламинго, с которым ты была в том месте? -Розовый Птиц, зануда, идиот, трепло несчастное, зараза… Всего и не упомнишь!.. -…и эта ее грамотность меня беспокоит. Если брак ее отчима-пса недавний, то он бы просто не успел ее так натаскать, следовательно, или натаскивал ее не он, или… -Так ты договоришься до того, что Манрики где-то нашли ведьму, сосватали ее за кого-то из наших, устроили Росио путешествие в горние дали с возвратом, и все это с единственной целью подвести ее дочку к малышу, — перебивает гордость воина. — Окстись, Рамон, она просто попавший в беду ребёнок, которой мы, на минутку, обязаны жизнью Росио! -У которого теперь из-за этого проблем больше, чем было до того! Прикинь, как он будет с Фердинандом и Дораком объясняться за проэмперадорство де Мессьера?.. -Вот уж здесь она точно не при чем… Цыц! Хочу знать, как они оттуда ушли… -С посторонней помощью. -Чьей? -Моего брата. -Так ее брат тоже мистически одаренный? Кэналлиец-колдун? Рамон, пиши папе, берём! -Придержи коней, керида. Если он сын одного из псов, то он и так наш. -Как твоего брата зовут? -Которого?.. Ой, забудьте, все равно не скажу. К запрошенной вами вире это не имеет никакого отношения. -Вот так. Кто сказал, что детей там только двое? Сводный брат — кэналлиец, а колдун — ее родной. -Что-то я уже запуталась. Сначала были она с фламинго, потом кэналлиец-отчим, потом кэналлиец-брат. Лусия ей, случайно, не сестра? А то знаешь, читала я в одной новелле… -Погоди - концерт, похоже, подходит к концу. -Рубен Аррохадо, вы больше не имеете права что-либо от меня требовать. Вира была согласована при свидетелях, при свидетелях и получена. Разрешите откланяться. -Не разрешаю. -А вот интересно, поймай он ее на слове, и что бы она сделала? -В обморок упала, не мешай… -Для тёмных кэналлийских варваров, поясняю: это такая форма вежливости. На самом деле чхать мне четыре раза, на вашу манию величия, рэй Аррохадо.       Гордость воина пригубливает бокал вина и отправляет в рот пару орешков. Я тоже затаиваю несуществующее пока дыхание. -Ну, ты и хамка! — весело изумляется Росио, и руки Эрисии сжимаются в кулаки. -Это я, по-твоему, хамка? — возмущается она и тут же ему советует: -Не умеешь — не берись.       Золотые слова, деточка. Твоё счастье, что малыш взялся за тебя сам, потому что я бы из тебя вынул все. И то, что ты знаешь, и о чем догадываешься, и что знала, но забыла. И никаких сил язвить после этого у тебя бы просто не осталось. Бровь Росио образует у него на лбу высокую арку: -Прости? — настоящий рыцарь всегда даёт даме шанс извиниться. -Прощаю, — милостиво извиняет его нахалка и устало сетует: -Между нами, ты и святого из себя вывести способен. — чистая правда, я свидетель. — Знать не хочу, как родичи с тобой уживаются. — НО ЭТО НЕ ДАЁТ ЕЙ ПРАВА БИТЬ МАЛЫША В БОЛЬНОЕ МЕСТО!!! -АА-А-АА! — гордость воина издаёт вопль боли и красная пелена перед глазами у нас редеет. — Ох, — переводит дух она. — Так держать, Рамон. У тебя почти получилось. В следующий раз я буду готова, и ты сможешь… -Керида, поправь меня, если я ошибаюсь. Ты хочешь, чтобы я, воин Кэналлоа, наплевал на то, что делаю больно даме? -Э… Ну… — очень содержательно, мои аплодисменты. — Ну, я же не совсем дама. Точнее, я совсем не дама. -Голос у тебя женский, ты читаешь любовную хрень и хочешь детишек. Разумеется, ты не дама. И кто же ты тогда? -Не передергивай, Рамон. Ты — это я, а я — это ты. Дальше объяснять, или сам сообразишь, мастер трюков? — …       Не надо ничего объяснять, керида. Лучше пожалей меня, мудака, хорошая моя, пока я буду уже по-настоящему подбирать сопли, смиряясь с необходимостью разбить спонтанно сформированное моим подсознанием в попытке защититься от ментальной атаки незаякоренное зеркало, формирование которого я проморгал вместе с оной атакой, и для которого традиционно воспитываемая с младых ногтей гордость воина оказалась единственным более-менее подходящим готовым эгрегором достаточно глубокого уровня погружения. Причину обретения зеркалом женского самосознания я оставлю на откуп темным глубинам собственного «я», потому что мне на неё по большому счёту плевать. Она меркнет перед тем, что мне предстоит сделать. Разбить уже сформировавшееся зеркало — это все равно, что совершить бессмысленное самоубийство. Нет, на самом деле смысл-то есть — сохранение собственного разума от сумасшествия — но знать смысл недостаточно, надо ещё и чувствовать необходимость этого, с чем у меня сейчас определённые трудности. К тому же, продолжив общение с ней, я усугубил ситуацию, доведя развитие зеркала до почти полноценной личности. И сам привязался к ней. А как не привязаться к тому, кто и так часть тебя?       Отче Астрапэ, она все поняла раньше меня и, несмотря ни на что, продолжала помогать и защищать. Она даже не будет сопротивляться, потому что… Предки, потому что она меня любит! Как и я ее, помогайте мне, Абвении. Но я не смогу фактически убить её, даже не попытавшись исправить ситуацию... Решено, говорить ей я ничего не буду, так как пойду непроторенной дорогой, и если мой план не удастся, получится, что зря ее обнадежу… -Рамон, у нас проблемы, — прерывает меня предмет моих терзаний, и я едва не с облегчением обращаю внимание вовне. Семейный скандал, похоже, уже идёт какое-то время: -Цыц, немочь бледная, не позорь семью! — орёт на Росио Хулио. — У тебя совесть есть? Перед тобой дорита! Раненая! Уставшая! А тебе лишь до мистики твоей дело!!! -Ещё слово, и кругом у нас с тобой дело не кончится. — твою же мать, Росио настроен всерьёз! -Что стряслось? -Не знаю! Я тоже отвлеклась! Что мне говорить или делать? -Без знания всей подоплёки? Без нужной телесной координации? Молиться!!! -А может… — тело вскидывает глаза на флегматично взирающих на безобразие псов. -Без приказа они не вмешаются, если не будет прямой и явной угрозы жизни Росио. Жизнь Хулио не в приоритете. Росио же такого приказа не простит — что позволено Создателю, не позволено тварям Его. -Как же не вовремя они поцапаться решили! Ой…       Крутнувшись на месте так, что больше незакреплённые косички взлетают в стороны, Эрисия плавно перемещается почти вплотную к кровати, эффективно блокируя Росио директрису. -Не пойми меня неправильно, я никого ни в чем не обвиняю, но, Рамон, ты уверен, что она не хашшина? -Уверен. -Дор Хулио, если желаете, я могу его приголубить так, что на пару часов хватит, а там, глядишь, он и сам опамятуется, — вежливо, словно чаю испить, предлагает девочка Хулио. -Вы с Росио дураки. А вот теперь я сомневаюсь, — хором вырывается у нас с гордостью воина, но до причин ее недовольства я докапываться не буду: эффект внутреннего замедления времени, если не ошибаюсь, почти сошёл на нет. -Не стоит беспокойства, Эри...— у кузена хватает мозгов отказаться, но в следующий миг, сорвавшись с места в боевом рывке берсерка, он бросается на Росио. Не понял, это я его сейчас сглазил, или?.. -Чтоб тебе, обманщи… УУУУИО!!! — ах, вот в чем дело! -Ах, вот в чем дело… — это наше хоровое пение начинает утомлять— Давно это у него, дор Хулио?       Кузен тоскливо вздыхает: -С сегодняшнего дня. Не знаю, что делать. Отпуска у него пара месяцев осталась, а я не могу бросить флот и таскаться за ним, как привязанный, чтобы вовремя рот заткнуть, — тихо ябедничает он пришлой.       Меня аж совесть кóлет, до чего я довёл родича и подчиненного? Хулио ведь тоже переживал и беспокоился о Росио, это с ним я делил заботы по уходу за малышом, он устал не меньше меня, а я даже не нашёл времени поговорить с ним по душам и подбодрить… -Блядь! — ещё и выражаться девчонку надо отучать, да что ж такое! Ого, ничего себе, перехват! — Лежи тихо! Мне подумать надо.       Секунд через десять, разжав вцепившиеся в собственные волосы пальцы, Эрисия тоже вздыхает: -А я-то, наивная, думала, что это у меня проблемы. Ненавижу мистику… Дор Хулио, — ее серьёзный взгляд находит Хулио и ловит мой, — дор Рамон… Вы насколько близкие родичи с ним?— меня вдруг словно придавливает тяжелой плитой. -Кузены по матери, — слышу я собственный голос, а в голове звенит панический крик: «Рамон, я не могу молчать. Она меня заставляет себе отвечать!» — вот и всё, кажется, это конец. -Родителей его близко знаете? — эх, тяжко-то как… -Нет. Он уже двенадцать лет, как полный сирота. — и больно, так больно… А моя половинка ведь поверила этой дряни. -Ну что, керида, теперь тебе все понятно? — вновь мысленно касаясь границы бестелесного «я», задаю вопрос.       Отклик приносит понимание: да, моя подруга знает, что такой поворот дела обязывает меня разбить зеркало как можно скорее, и что времени на создание для нее якоря, который позволил бы мне привести спонтанный феномен к нормальному процессу, сохранив себе разум, а ей - жизнь, у меня теперь нет. Я не имею права оставлять Росио без защиты от показавшей свою истинную природу ведьмы. Прости меня, родная. -Да, — отвечает она, а я прячу в дальний уголок память о ее голосе. Она не уйдёт окончательно, пока я буду помнить. — Прощай, Рамон, и спасибо. Не казнись, я знала, что так и будет. Но умоляю тебя, помни: прежде всего, она ребёнок! Не делай с ней ничего, что не сможешь потом исправить. -Я постараюсь. Легкой тебе дороги, mi vida. -С Четверыми, родной. Давай. И я даю. … Дрянь. Не прощу.