Skinny bitch

      — Бек, а поехали к тебе.       Отабек поднимает взгляд от меню и удивлённо смотрит на Юру.       — Уже? Но мы же только пришли. Мы два часа как из постели вылезли.       — Чего? А, не, — Юра заливается смехом, и Отабек отвечает всё ещё непонимающей улыбкой, — я не в смысле потрахаться, хотя знаешь, я не против. Не то чтобы мне было мало ночью, и сегодня утром, но вот ты сейчас сказал про постель, и мне опять захотелось.       Юра игриво стучит пальцем снизу по ламинированной картонке в руках Отабека и покусывает губу. Он знает, на Отабека это действует безотказно. Хотя Юра регулярно обеспечен качественными оргазмами, но он очень жаден до всего, что касается его парня. Особенно когда тот смотрит таким взглядом своих раскосых глаз из-под разлёта густых бровей. Отабек может ничего не говорить, Юра давно научился читать его.       У Отабека день рождения, и с утра Юра уже поздравил его, разбудив деньрожденным минетом. Он даже подумать не мог, что ему самому доставит такое удовольствие ощущать, как член набухает и перестаёт помещаться во рту. И что ему так понравится, как Отабек даже во сне контролирует Юру, путаясь пальцами в его волосах и притягивая ближе. И он вбирает глубже, не отрывает взгляда от напряжённого лица Отабека и его сведённых бровей. А потом проглатывает всё до капли, когда дёрнувшись пару раз, тот изливается ему в глотку. Юра потом ещё долго лежит щекой на животе Отабека, который пытается отдышаться и просыпается окончательно. Говорит потом Юре, что этот день и не мог начаться лучше. После у них совместный приём душа, закончившийся сорванной шторкой и разлитой по полу водой. И продолжается утро завтраком из оладий. Голодный Юра заглатывает их целиком, щедро поливая сиропом из бутылочки прямо себе в рот и уделывая стол. Отабек смеётся и давится своей порцией.       На вечер у них запланирован тихий ужин, у Юры приготовлены подарки. Но планы им ломает вездесущий Никифоров, возжелавший лично поздравить Отабека с именинами и ради этого приехавший в Петербург, где тот гостит у Юры. От Виктора отделаться так просто не получается, и приходится устраивать репетицию дня рождения в кофейне. И они сидят теперь там, ждут наступления апокалипсиса, а пока строят планы на будущий сезон.       — Но я не об этом, — продолжает Юра, отвлекаясь от воспоминаний о жарких и стыдных утренних приключениях. — Я хочу к тебе в гости. В Алматы. Родные ведь наверняка хотят тебя поздравить по-нормальному. Когда ты меня пригласишь?       Тот откладывает меню и смотрит так тепло, что Юра стекает в кеды. Глядит в ответ на одетого в простые чёрные джинсы и чёрную без какого-либо принта футболку Отабека, ласкает глазами косой росчерк его ключиц и счастливо думает, что вот это всё его. Они сидят друг напротив друга за маленьким столиком уютной кофейни, через который достаточно перегнуться — и ткнёшься в губы, а рукам не хватает места, и они касаются друг друга.       — Ты, правда, хочешь? — и дождавшись Юриного кивка, Отабек так же кивает. — Тогда съездим.       — Круть! Скорей бы! Ну где он? Я уже хочу домой скорее.       Когда звякает колокольчик на входной двери, они жалеют, что заказали такой маленький столик. То, что Виктор возьмёт с собой Юри, в принципе, они ожидали. Но что притащит ещё и Джакометти со своим парнем, и даже Милу с Гошей, никак не могли предположить. Что ж Якова с Лилией-то не взял?       — Отабек, ты почему не сказал, что у тебя днюха? — голосит Попович с порога. — С днём рождения, мужик!       И лезет обниматься, пока тот сдержанно благодарит и принимает поздравления. А потом Отабек подзывает администратора и решает с ней вопрос о сдвигании столиков.       — А то вы не знали, блин, — сердится Юра, недовольный их присутствием. — Чё вы так долго?       — Простите нас, — извиняется первым делом Виктор, разматывая шарф и вешая пальто на стойку за их спинами, — мой ненаглядный Юри узрел, что такое тамблер, и завис там. Вы даже не представляете, что там творится!       — И что, — фыркает Юра, — мне твиттер постоянно засирают, я уже привык.       Он, конечно, подвирает, но зачем трагедию из этого устраивать? Все взрослые давно.       — Как можно к такому привыкнуть, Юри-о? — восклицает Юри. — Особенно, тебе! Там тебя вообще с каждым… э-э…       — Я тебя понял, можешь не продолжать, — машет тот рукой, уставясь в свою чашку с капучино, на пенке которого давно раздербанил красивые коричные сердечки. — Пускай делают, чё хотят, жалко что ли? От меня не убудет.       — Я так не могу, — ноет Юри, присаживаясь за стол. — Там и с Виктором тебя, и с Джей-Джеем, и… ох! Тебе разве приятно?       Юра раздражённо отворачивается и смотрит на Отабека, который садится на прежнее место напротив него и помешивает трубочкой свой кофе по-венски. Он прекрасно знает, что да, и с Виктором его страхивают, и с Джей-Джеем, и даже с самим Кацудоном, и с кем только ещё не, а особо извращённые и зоофилию рисуют. Но Юре до стыдного нравится тыкать в хэштеги со странными сочетаниями из его и Отабековой фамилий. И то, что он видит, волнует его воображение, хотя там есть и откровенное извращение. Но чаще тянет на подрочить и побежать к Отабеку показать, что он хочет так же. И явно не рисовать.       — А тебе-то что? Иди пожалуйся тогда на них за мою поруганную честь. Чё в этом такого-то? Или приревновал ко мне? — щурится он, с ухмылочкой глядя на покрасневшего по самые ключицы японца.       Под столом его лодыжки касается носок ботинка Отабека, и он осекается. Юра переводит на него взгляд и ловит смешинку в глазах напротив. А потом именинник, быстро оглядев их компанию и убедившись, что пока никто не смотрит, высовывает трубочку из высокого стакана и слизывает с неё пену. С самым невинным выражением на лице. Вот это ни хрена себе даёт! Юра таращится на кончик мелькнувшего во рту языка, пробежавшегося по губам и оставившего капельку слюны на них. Если они сейчас уединятся в туалете, их же поймут?       — Вообще, это довольно-таки интересно, — хмыкает Никифоров, изучая меню. — Если опустить то, что мы друзья…       — Тебе показалось, — отвлекается на него Юра, мысленно успокаивая свой проснувшийся в штанах член. — Мы не друзья. На друзей не дрочат по интернетам, Виктор.       — Да? — Виктор кидает хитрый взгляд с Юры на Отабека, который не принимает участия в разговоре и снова интересуется своим напитком. — Значит, у меня что-то со зрением.       — Виктор, — жалобно говорит Юри, — что ты такое говоришь?       — А что, Кацудон, тебе тоже хочется? — начинает беситься Юра. — Так на тумбе и с тобой порева хватает. Да, я тоже смотрел.       Юра замечает, как Отабек чешет плечо. Знает этот нервный жест, означающий, что ему некомфортно. И проклинает Виктора и его гнилой язык. На хрена припёрся вообще? И этих притащил ещё. У них что, четверное свидание?       — А мне всё больше и больше нравится эта игра, — восхищается Крис, ёрзая на стуле и взволнованно хватая за руку своего парня. Адриан, кажется, как он его всем представляет. — Вы русские, оказывается, не такие и зажатые.       — У нас в стране, откуда я родом, есть такое развлечение, — поддерживает его Адриан, разговаривая с забавным южным акцентом, — называется: если бы ты был геем, с кем бы из друзей ты переспал?       — О господи, — стонет Юра, отворачиваясь к окну, — здесь нет геев, только один престарелый пидорас.       — Это же игра, Юрочка, — подхватывает Никифоров радостно, только что не подпрыгивая и не хлопая в ладоши. — Вот ты, например…       — Я не участвую.       — Тогда…       — И Отабек тоже! — рявкает Юра.       — Брось, это всего лишь игра! Вот я бы, например, Юри, прости, но если бы я не встретил тебя, я бы трахнул близнецов.       — Кого именно? — хищно улыбаясь, спрашивает Крис.       — Без разницы, они оба восхитительны.       Юра с жалостью смотрит на погрустневшего несчастного Кацуки. За что ему достался такой долбоёб?       — А ты, Крис?       — О, если бы я не был верен своей любви, — мечтательно глядя на своего соседа, нараспев говорит Джакометти, — то непременно тебя бы, Виктор. Я видел столько прекрасных артов с нами обоими, они даже лучше, чем с Юри-о.       Юра делает вид, что его тошнит прямо в чашку. Да на вас пробу ставить негде, верные они, ага. Ещё, наверное, думают, что мысленно потрахаться — это не измена. Тьфу, блядь!       — А покажите мне эти чудесные арты, — встревает Адриан.       — Эй, я против! — вскрикивает Юра и чуть не опрокидывает чашку сидящей рядом Милы, которая с Гошей просто сидят и охуевают от их беседы. — Я не хочу, чтобы он дрочил на меня!       — Тогда, может, ты разрешишь ему подрочить на Отабека? — усмехается Крис.       — Мне кажется, Юра бы и сам подрочил на Отабека, я прав, Юрочка?       — А я бы задал вопрос по-другому, — нет, эти двое точно спелись. — Может, он хотел бы трахнуть Отабека?       И прежде чем с языка Юры срывается бешеное «Да вы чё тут, охуели совсем?», он выпаливает:       — А может, я уже.       За столом повисает тишина. Такая, что слышно, как на кухне отбивают мясо.       Юра откидывается на спинку кресла, закинув на неё локоть, и взирает на всех с превосходством. На него смотрят с разной степенью шока. А Юра незаметно отслеживает реакцию Отабека. Тот глядит прямым взглядом тёмных глаз, и в них мелькает что-то опасное, такое, что у него мошонка поджимается от страха. У Юры только вид такой лихой, на самом деле он понимает, что только что перегнул палку. Ему нравится дразнить Отабека, тот после этого становится просто бешеным, отыгрываясь на Юре в постели. Он любит эту черту в нём — контраст внешнего спокойствия и преисподней внутри. Отабек может жёстко оттрахать его, а потом долго нежить и обнимать, или они могут просто всю ночь пролежать и целоваться. Но стоит Юре ляпнуть что-то — и он по одному взгляду может определить, что классным и грязным сексом Отабек его в ближайшее время обеспечит.       Но в этот раз всё выходит из-под контроля, хотя Юра не преследует цель специально разозлить его. Просто эти двое выбесили. Юра не планировал каминг-аута, да и с Отабеком они никогда это не обсуждали, чтобы на публику показать свои чувства, признаться в них. Мало ли что там кто подозревает, их отношения — это слишком личное, и Юра готов в глотку вгрызться любому, кто нарушит их личное пространство, никого не пустит. А теперь он сам же запускает туда чужих. Своими руками срывает замок и отворяет ворота, заходите, гости добрые, снимайте обувь, не топчитесь.       Чужие эти поддаются возникшему настроению и не спрашивают больше ни о чём. Хотя Никифоров иногда открывает рот, но Юри тут же пинает его под столом, тот вздрагивает и возвращается к своему латте. Даже незнакомые с таким понятием как неловкость Крис с Адрианом затухают и молча перешёптываются на свои темы, забыв, кажется, что не одни. Мила с Гошей с присущей им русской простотой ещё пытаются разболтать народ, но всё без толку. В дурацком молчании все допивают кофе и расходятся. Юра клянётся самому себе, что это последний раз, когда он согласился на предложение Никифорова посидеть вместе. Вот хуй им теперь всем.       На обратном пути в такси они молчат. Вообще-то Юра хочет прогуляться, и на воздухе он бы придумал, что сказать Отабеку, как оправдаться. Нашёл бы, как объяснить свой приступ долбоебизма. Но конец октября, температура к вечеру резко падает, и Отабек вызывает машину. Они неловко прощаются со всеми и садятся в тёплый салон. И у Юры пятнадцать минут на то, чтобы подумать, но мозг словно испаряется через рот вместе с теплом.       Он никогда не задумывался всерьёз насчёт своей ориентации, всё образовалось как-то само собой и очень легко. Он не считает себя педиком, но когда смотрит порно, то хочет оказаться на месте девушки, а не на месте трахающего её мужика. Но и другие мужики его не привлекают. А привлекает вполне себе конкретный парень, который сидит сейчас по левую руку и молчит, отвернувшись к окну. Смотреть на Юру даже не хочет, не то что разговаривать. Юра несмело касается его руки в перчатке, покоящейся на бедре. Отабек по-прежнему смотрит в окно, но переворачивает ладонь и переплетает их пальцы. И по сердцу сразу течёт мёд. Хорошо становится так, что даже глаза растаяли. Юра шмыгает носом.       Дома они молча снимают верхнюю одежду, Отабек долго разматывает шарф и идёт ставить чайник. А Юра мнётся и не знает, с чего начать. Он не может понять, злятся на него или нет. Но подойти и так просто спросить — страшно. Он проходит следом на кухню и садится за стол. Отабек выставляет их чашки — свою зелёную икеевскую, и Юрину пузатую, с отпечатком кошачьей лапы на бочине. Юра смотрит, как он хозяйничает на его кухне, и вина ещё большим грузом придавливает макушку.       — Ты злишься на меня?       Отабек поворачивает к нему лицо, разглядывая до этого занавески на окне или то, что за ними, на улице, и хмурится. Смотрит так, что разораться бы и швырнуть в стену сахарницей. Но уж лучше бы Отабек орал, чем вот так — молчит и смотрит.       — Ты меня теперь бросишь? — спрашивает он ещё тише.       — Нет, — тихо отвечает тот и задаёт вопрос, от которого у Юры холодеет хребет: — А ты?       — Не понял, почему я должен тебя бросать?       — А я почему должен?       Юра выдыхает. Разговор — класс. Не понимает ничегошеньки. Чайник шумит, и в голове тоже. Он беспомощно смотрит, как Отабек разливает кипяток по кружкам и кидает в каждый по пакетику. Вынимает из холодильника утренние оладьи, бутылочку с сиропом, где уже на дне, потому что Юра хлещет его как не в себя, банку сметаны и дедушкино варенье. Юра не хочет есть, но Отабек никогда не спрашивает, а всегда сразу делает. Потому что знает Юру. Знает, что он захочет эти чёртовы оладьи, как только увидит, как тот сам с аппетитом наворачивает их с чаем. Вкусные же, Юра знает, сам готовил для него.       — Бек? Чёрт, я всё испортил, да? Ты злишься на меня из-за этого…? — каминг-аута, чуть не срывается у него с языка.       — Юра, я не злюсь.       Отабек спокойно пьёт чай, поглядывая на него и грея ладони о горячие бока чашки, а пар из собственной застилает Юре глаза. Он заворожённо наблюдает за тем, как дёргается кадык Отабека.       — А чего тогда? Разочарован? Блядь, ну хочешь, врежь мне, я пойму и стерплю, заслужил. Только давай без этого, не смотри на меня так, будто я у тебя на глазах котят утопил. Я не хочу оправдываться, что эти два престарелых пидораса меня выбесили. Да, я малолетний пиздюк, который всё ещё ведётся на подъёбы и не научился сдерживаться. Но с тобой я хочу научиться, ты сам меня сдерживаешь, и я это очень ценю. Я выёбываюсь постоянно, чтобы на меня внимание обратили, а ты обратил так, без всего этого.       Он чувствует, что его начинает нести под испытующим взглядом.       — Или ты боишься, что тебя педиком обзовут, или что? — Юра повышает голос, сцепив пальцы. — Ну прости, я, наверное, обманул ожидания тех, кто ещё не записал тебя в геи. Так ещё не поздно! Или ты жалеешь о том, что у меня член между ног?       — Я люблю твой член, — хмыкает тот в кружку.       — И это взаимно, чувак, — Юра не сдерживает улыбки и немного успокаивается от ровного тона Отабека. Становится чуточку легче, как от того пожатия в такси.       — И я ничего не боюсь, Юра, и не разочаровался в тебе, — продолжает тот. — Но иногда ты ведёшь себя, как маленький.       — Оу, значит, я опять маленький? — снова заводится Юра. — Что ж ты тогда трахаешься с таким маленьким?       — Когда я тебя трахаю, ты не несёшь чушь.       Юра замолкает, пряча полыхнувшие уши за волосами, а смущение — за чашкой чая. Берёт оладью и скручивает её, прежде чем затолкнуть полностью в рот, пока не ляпнул ещё чего. Едва прожёвывает и глотает почти целиком. Тяжёлый ком прокатывается по пищеводу. Отабек не отводит тяжёлого взгляда.       — Блядь, я не могу с тобой ругаться, когда ты говоришь такие вещи вслух, я возбуждаюсь…       — Почему ты всё к сексу сводишь? — Отабек спокоен, но у него самого горят уши, и Юра это видит. — Нет, мы, конечно, можем, и мы обязательно потрахаемся после этого.       — В последний раз? — тихо шепчет Юра, поднимая плечи.       — Ты дурак? Я о том, что мы с тобой встречаемся, а решать споры в отношениях сексом не есть хорошо. Заниматься сексом после ссор — да, согласен, но не вместо выяснения отношений.       — А мы встречаемся?       — А ты ещё не понял этого?       Юра пристыженно молчит, но на сердце уже расцветают подснежники.       — Слушай, прости меня, пожалуйста, я был не прав, накосячил, проебался и ещё дохуя всего. Повёл себя, как придурок. День рождения тебе испортил.       — Ты ничего не испортил. Если уж кого и винить, то Виктора, но я не хочу. И если тебе надоело скрываться, то я не против, и я не жалею ни о чём. Просто не хотел делать это так… импульсивно. Но теперь чего уже, всё сказано. Ты извинился, и мы всё решили. А теперь раздевайся.       Юра таращит глаза, заволновавшись от перемены тона в его голосе, и смотрит, как Отабек допивает чай и убирает обе их кружки в мойку, хотя Юра ещё не допил. Потом подходит и берёт за руку, глядя сверху. Тянет на себя, Юра поднимается со стула. Отабек прислоняет его к столу и кусает за губу, дёргает за ремень джинсов. Звякает пряжка, и Юра прощается с остатками своей гордости.       — Ты меня теперь выебешь так, что я ходить не смогу?       — Нет, — Отабек методично возится с его ремнём, не глядя в лицо. — Ты должен мне кое-что.       — Что?       — Нужно отвечать за свои слова, — Отабек коротко мажет по нему потемневшими глазами.       У Юры в голове сверчки поют и пролетает перекати-поле. Он чувствует только, как его дёргает в разные стороны от движений Отабека, когда тот справляется с пуговицей и молнией, и приспускает узкие джинсы на бёдра. Стояк натягивает его трусы, и он сконфуженно отводит глаза. А потом до него доходит смысл слов Отабека.       — Погоди, ты хочешь, чтобы я… Нет, стой, там вопрос был поставлен неправильно, они имели в виду, переспал бы я с тобой, и я ответил бы, что да, я уже… Бля-я, я опять несу чушь, да?       — Да, — кивает Отабек, — ты будешь снимать это или нет?       Юра принимается с энтузиазмом, рывками, едва не падая, стаскивать джинсы с бёдер, не отрывая глаз от того, как Отабек перед ним снимает футболку и принимается за свою ширинку. Он никогда не налюбуется этим телом и готов облизывать его сутками напролёт. Пальцы дрожат, и джинсы не поддаются, ткань выскальзывает из рук. Юра матерится, и тогда Отабек внезапно нетерпеливо что-то рычит и, схватив за плечо, резко разворачивает его лицом к столу. Юра едва успевает схватиться за края.       — Эй, ты же сказал…       — Потерпи, всё будет, сначала я хочу.       И Юру толкают между лопаток, заставляя пригнуться ниже, и с силой дёргают за пояс, стаскивая вместе с трусами. Дадада, сейчас его выебут как надо, Юра жмурится от предвкушения, от которого всё подбирается и щекочет в животе. Он так любит, когда с ним не церемонятся, по-хозяйски облапывают, суют руку меж ягодиц и проверяют пальцами, как оно там, достаточно ли или надо ещё растянуть. Юра так любит, потому что знает, что после его будут долго обнимать и целовать.       Влажная крупная головка чудовищно медленно проталкивается внутрь, раздвигая мышцы, и Юра хнычет, терпит, опустив голову, шипит «с-сука», зная, что потом будет очень хорошо, когда член войдёт до конца и Отабек прижмётся животом. Тот держит его за бедро и за плечо, насаживая на себя и замирая в конце. Прижимается распахнутым ртом к его шее, мокро выдыхая и целуя, с нажимом проводит по всему телу Юры, до боли и синяков сминая в пальцах кожу. Но боль эта такая приятная и нужная. А потом его волосы хватают в горсть, пережимают другой рукой вокруг живота и начинают трахать, выходя почти полностью и вгоняя член снова до упора. С каждым толчком вырывая из лёгких Юры судорожный выдох. Собственный напрягшийся член прижат к столу, и боль отвлекает, не даёт спустить сразу, потому что он видит периферийным зрением в отражении тёмного окна, как его, со спущенными до коленей штанами, ебут сзади. И он хочет ещё, и не понимает, что уже кричит в голос, когда рот накрывает ладонь, а дерут его со всей дури, и шлепки становятся громче и чаще. Юра смотрит вниз на свой красный член и вот-вот уже сейчас кончит, но его перехватывает рука Отабека, сильно сжав и сграбастав в кулак мошонку.       — Ты не кончишь сейчас, — хрипят ему в ухо, принимаясь двигаться медленно и неровно, и у Юры всё плывёт, потому что не удаётся подстроиться под его ритм, не дают кончить, и таким голосом заливают в уши.       А потом Отабек и вовсе вынимает член, убрав ладонь с его лица, и Юра слышит, как тот стаскивает резинку и вновь приставляет головку к саднящей дырке.       — Хочу без них, — лихорадочно шепчет он, снова с размаху загоняя себя в Юру и беря ритм заново, — хочу чувствовать тебя всего, и чтобы ты чувствовал меня. Хочу кончить в тебя. Накончать тебе полную задницу, чтобы вытекало потом.       Юра воет, скользя вспотевшими ладонями по столу, яростно двигающийся поршнем внутри гладкий член приближает к оргазму всё ближе, но больные тычки о край стола не позволяют. А затем нутро начинает пульсировать и распирать, его больно, с рычанием кусают в плечо, и в глубине разливается горячее. И Юра сам не выдерживает, спуская на столешницу и едва не падая на неё.       Становится тихо. Дыхание выравнивается, член Отабека медленно выскальзывает, и Юра чувствует, как течёт по бедру. Он не может двинуться с места, Отабек полотенцем сам вытирает его и обнимает, не даёт упасть.       — Пиздец, — тяжело дышит Юра, опираясь на стол. — Мы с тобой ещё ни разу таким злым сексом не занимались.       — Разве? — хмыкает Отабек. — Ты же любишь пожёстче.       — Ну это да, но именно после ссоры такого секса у нас ещё не было.       Отабек хрипло смеётся, утыкаясь ртом между лопаток под взмокшей футболкой. Отправляет Юру в душ, и пока тот смывает с себя пот и сперму и выходит в комнату в свежих футболке и трусах, ждёт его в кровати. Юра не решается напомнить Отабеку о своём долге, ему достаточно того, что на него больше не злятся. Прыгает с разбега к нему в кровать и тут же оказывается под ним. Хихикает и хочет по привычке раздвинуть ноги, но мешают бёдра Отабека, которыми тот его седлает, навалившись сверху. Голый. С прижатым эрекцией к животу членом. Юра ахает и кладёт руки на его колени, проводит туда-сюда, доходит до задницы и не верит.       — Ты, правда, хочешь?       Отабек молча кивает, опирается руками в подушку у головы Юры, не расцепляя взглядов, их лица на расстоянии выдоха, и губам так тепло.       — Да, Юра, хочу, чтобы ты трахнул меня.       И это окончательно добивает Юру. Ещё едва опомнившись от пережитого оргазма, он поспешно избавляется от трусов, извиваясь по кровати, суча ногами и сбивая простынь. Его футболку Отабек просто задирает, прикусывает соски, дотягивается до подбородка и губ, и они долго и медленно целуются, пока Юра не начинает тереться об Отабека. Нетерпеливо хнычет в рот и постепенно съезжает. Хочет уже, хочет до звёзд в глазах, так хочет его. Трахнуть Отабека. Эти два слова ярко выжигаются под веками, и Юру трясёт. Он держит его за затылок, прижимая к себе губами, ведёт по спине и тянется туда, ниже. И Отабек подаётся ближе навстречу, выгибается, напрашивается на его пальцы сам. И это напрочь вышибает мозги.       Юра действует медленно, аккуратно, так, как касается его сам Отабек, когда растягивает. Тот дёргается, но не уходит, выдыхает в его шею и напрягается всем телом, пока Юра забирается всё дальше, проникает между напряжённых ягодиц. Смоченным в их слюне пальцем гладит по сухому отверстию, мелко трясясь и пугаясь собственных ощущений. Упиваясь властью, которую имеет сейчас над Отабеком, несмотря на то, что тот сверху, нависает над ним на коленях и локтях.       Когда слюна подсыхает, Отабек передаёт Юре флакон и выдавливает прозрачный гель, сев на его бёдра. Юра размазывает скользкое по подушечкам и возвращается к начатому, смелея и проникая внутрь средним пальцем. На одну фалангу. На две. Пока не упирается основанием ладони. Отабек дрожит в его руках, зажимается вокруг пальца, но продолжает целовать его шею, требовательно вылизывать рот. Юра помогает себе второй рукой, отводя ягодицу в сторону, гладит изнутри бархатные стенки, с ума сходит от ощущений, представляя, как туго они сожмутся вокруг его члена. Да он кончит, едва только войдёт головка!       Отабек целует его и шепчет, стонет в губы:       — Попробуй ещё один.       И Юра пробует, осторожно тычется указательным, раздвигая мышцы и буквально ощущая, как расслабляется Отабек. И это охуенное чувство — держать его на своих пальцах.       А потом тот выпрямляется, давая пальцам Юры выскользнуть из задницы, выдавливает ещё геля себе в ладонь и распределяет по Юриному члену. Смазка почему-то холодит на головке, и позже до Юры доходит. Отабек всё предусмотрел и готовился! Не хочет, чтобы Юра кончил раньше времени. А потом он берёт его член и приставляет к своему входу, Юра зажмуривается. Господи блядь до чего охуенно!       С трудом головка упирается в Отабека, и Юра проецирует на себя всю его боль, старается помочь, расслабить. Тянет его на себя, прижимаясь к губам, и уже сам тычется, ища вход, и наконец преодолевает сопротивление. Под их общий стон Юра медленно погружается внутрь тела Отабека и сходит с ума. Он и подумать не мог, что это окажется так охуенно — быть в Отабеке. Трахать его. Слушать его стоны и сбитое дыхание, целовать, гладить, зная, что всё это с ним делает Юра. И надеется, что Отабеку так же хорошо, как и ему с ним. Он заполняет его до конца, а потом начинает осторожно двигаться, почти не выходя, двигая бёдрами, давая привыкнуть. У Юры член не меньше чем у Отабека. У того он толще, чем у него, с крупной головкой, а у Юры немного длиннее. Идеально.       Отабек касается носом его шеи, целуя в губы, словно в благодарность за каждое движение, и у Юры исчезает страх сделать что-то неправильно, причинить боль. Он двигается плавно, будто качается на волнах, смотрит в красивое лицо с капельками пота под мокрой чёлкой и над губой, сцеловывает влагу и ловит каждый стон с губ. Отабек сглатывает и жмурится, сжимается так сильно, что ментоловая смазка недолго продержит Юру. И он стонет от того, что вытворяет сам, что вот он весь, внутри Отабека. А тот ещё просит тихо-тихо:       — Ещё, Юр.       И:       — Глубже.       И:       — Подрочи мне. Пожалуйста.       И Юра выполняет, переспрашивая:       — Вот так?       И ответом ему служит долгий красивый стон Отабека, сорвавшийся с распахнутых губ, и тот насаживается ещё резче. И всё. И дальше их обоих сметает и закручивает в водоворот. Юра едва успевает выйти из Отабека и перехватить оба члена, сталкиваясь с чужой рукой, и через пару мучительно болезненных нестройных движений они кончают на Юрин живот. А потом прилипают друг к другу, попеременно дыша и успокаиваясь. Юра отчётливо слышит, как бешено бьётся пульс, и не разберёт, где чей.       Отабек приподнимается на выпрямленных руках, Юра опускает футболку, задев тканью чувствительные соски, и вытирает себе живот и грудь. Но только больше размазывает сперму. Стонет, что не хочет снова в душ. Отабек хрипло смеётся и падает рядом в подушку лицом. Юра небрежно стягивает футболку, стараясь больше ничего не замарать. Их тела потихоньку остывают, они начинают замерзать, и Юра подтягивает с пола сваленное одеяло.       Отабек прижимается к нему боком, закинув руку на поясницу, и смотрит на него, повернув голову набок, одним глазом. Второй тонет в подушке, но и так видно, какое сытое удовлетворение и обладание написано на его лице. Юра ютится к нему ближе, думая о том, что всё-таки увяз в этом окончательно и бесповоротно. Увяз в Отабеке и хочет ещё. Он трётся лицом о его плечо, а потом подползает под его руку, Отабек переворачивается на спину, и Юра распластывается у него на груди. Губы Отабека выцеловывают его лицо, а он мусолит между пальцев его сосок, обнимает, подставляется под поцелуи. Всё так лениво и расслабленно.       — Ты как? Понравилось?       — М-м, что-то в этом есть.       — Дурак, — хихикает Юра, царапнув по соску и тут же приникая к нему губами. Отабек гладит его по взъерошенным волосам, прочёсывает пальцами.       — Спасибо тебе, мне, правда, было хорошо.       — Круто, мне тоже, очень-очень.       Юра начинает отъезжать, в глазах расплывается, язык заплетается, и он бормочет уже на последнем выдохе:       — С днём рождения, Бек.       — Спасибо, Юр.       — Ох, блядь, я забыл совсем. Подарок, там, в рюкзаке. Я хотел ещё в кафе подарить. Не успел, прости, пожалуйста.       — Завтра подаришь, лежи.       — Ну как же завтра? Завтра будет уже не то, — вяло сопротивляется и вырывается Юра, но Отабек крепко держит, не выпускает. Шикает на него, и тот устало роняет голову обратно ему на грудь. — Ладно, завтра так завтра.       Он сквозь набегающую волнами дремоту представляет, как вручит завтра Отабеку новые наушники, о каких тот давно мечтает, самые крутые и модные. И тёплый-тёплый шарф, в который можно завернуться миллион раз. Надеется, что Отабеку понравится.       — Я посплю, ладно?       — Конечно, спи уже.       Юра скатывается с него, ложась рядом на спину, и закрывает глаза, чувствуя, как Отабек подушечками пальцев поглаживает его по ключице. А в последний момент, проваливаясь в сон, он словно пугается чего-то и вцепляется в его руку.       — Не убирай только, — шепчет он Отабеку.       — Не уберу.       Юра успокаивается и затихает, прижавшись губами к предплечью Отабека на своей груди. А потом переворачивается, рука Отабека невольно скользит по его шее, оглаживает ключицы. Юра обхватывает её и обнимает, и Отабек придвигается ближе, прижимаясь грудью к спине.       — У нас в машине ещё не было, а ещё хочу попробовать бандаж, — бормочет Юра, уже видя зачатки снов под веками и проваливаясь туда.       — Ты пересидел на тамблере, я отключу тебе интернет, — смеётся Отабек. Но Юра уверен, что сможет его переубедить.