Skinny bitch

      Отабек не участвует в их совместных с Виктором и Юри фотосессиях, но он всегда приходит. Успокоить Юру. Только Отабек на это и способен.       После того, как Виктор чуть не закидывает на него ноги, когда они втроём пытаются уместиться на одном диване, Юра едва не устраивает на съёмочной площадке драку. И плевать, что на нём костюм от диор, его стоимость даже вообразить страшно. Но фотограф успевает запечатлеть злющее Юрино лицо. А Отабек во время стихийного перерыва сдерживает его попытки свалить подальше. Уговаривает потерпеть ещё немного. Юра косится на бесящую его парочку, сворачивая крышку с бутылки так, словно представляет на её месте голову одного из них. А те за руки держатся, хихикают, как подростки. Один Юра тут взрослый, бурчит он, а отношение — как будто он их бесплатное приложение, или приёмный ребёнок. Зачем только позвали? Отабек тоже не очень понимает. По логике, тогда и Фельцмана позвать надо. Юра злобно зыркает в сторону партнёров по съёмке и обречённо цокает языком, закатывая глаза. Но у них контракт, и фотограф настаивает, чтобы он тоже присутствовал в кадре.       Отабек согласен с Юрой, хотя в принципе те ведут себя, как обычные влюблённые. Убедившись, что никого рядом нет, тише добавляет, что Юра очень красивый. Тот фыркает в бутылку с водой, немного пролив на себя. Спешно стряхивает капли с груди, пока их фэшн-директор этого не увидел. А Отабек не может отвести от него глаз. В этом костюме Юра особенно хорош. Что бы тот ни говорил, сколько бы презрительно ни называл себя в этих прикидах проституткой для малоимущих, ему идёт такое. Даже больше, чем весь его спортивный шмот или драные джинсы с футболками. Или его, Отабека, кожаная куртка, надетая на голое Юрино тело. Подлецу всё к лицу, говорит тот, придя на очередной фотосет в жёлтых шортах поверх леопардовых лосин. Виктора в тот день едва инфаркт не валит при виде его.       Один чёрт знает, как в этот раз Юру уговаривают надеть вместо кед с анималистическим принтом дорогие туфли и классический костюм цвета «крови свинячих девственников», как он сам говорит. Отабек скрывает смех за кашлем. Но думает про себя о том, что Юра и сам не ведает, как смотрится во всём этом. Как неосознанно выпрямляется его осанка, в движениях проскальзывает взрослая небрежность, и во взгляде появляется сексуальная уверенность. Он весь словно преображается. И возбуждает этим Отабека ещё сильнее.       Пока настраивают аппаратуру, выставляют свет и рассаживают всех троих по неширокому дивану, Отабек следит за Юрой в тени за большой передвижной ширмой. Отсюда видно всё. Юри пришибленно молчит, тоже чувствуя себя не совсем комфортно, Виктор раздаёт какие-то советы, Юра лениво огрызается и поглядывает на Отабека, подавая только им одним известные знаки. Убирает прядь волос за ухо, после словно бы невзначай медленно проведя пальцами по шее. Со стороны он будто шею разминает, откидывая голову вбок и отведя взгляд. Но всё равно косо подсматривает, проверяет произведённый эффект. А Отабека уже кидает в пылающий ад, стоит ему вспомнить, что умеют эти пальцы. Если бы существовала вероятность того, что однажды на интервью Отабека спросят, какая у него любимая часть тела Юры, он не задумываясь ответит: пальцы. И словно рябь проходит по всему телу, стоит только вспомнить, представить их в действии.       Пальцы Юры, белые, тонкие и длинные, которыми он бесконечно что-то вертит в руках. То небрежно постукивает по корпусу айфона коротко обстриженными ногтями в ожидании ответа на сообщение. То накручивает на них наушники. То зарывается в собственные волосы, крутя из них жгутики. Или всевозможные резинки для волос, которые постоянно теряются, и Юра натягивает их на свои запястья вместе с самодельными фенечками. И задумываясь, Юра любит стянуть одну и вертеть между пальцев, накручивая и растягивая. А Отабек смотрит не отрываясь и сходит с ума, представляя, как этими же пальцами он растягивает себя. Помешательство. Доходит до того, что Отабек натурально плывёт, когда в пределах его видимости Юра ест. Не то, что разрешает ему Лилия — все эти каши и хлебцы, а когда удаётся нормально пообедать. И Юра, кажется, готов собственные пальцы проглотить, с аппетитом слизывая с них потёкший соус. А потом вопросительно смотрит на Отабека, будто бы случайно поймав его взгляд. И со стороны может показаться, что Юра смущён. Но только Отабеку видно, какие при этом блядские глаза тот строит, оставаясь таким же невинным. Убойное сочетание. Только Юра так может. И Отабек долго потом вылизывает каждый его палец, обсасывает каждую костяшку. Надавливая языком на вспухшие вены и покусывая тонкую кожу. Юра тоже любит так делать. Ему интересно всё, и он хочет знать, какой эффект вызывают подобные действия. Забирает себе перепачканную начинкой от пиццы руку Отабека, не успевшего вытереться салфеткой. Сосёт он поначалу не умело, но очень старается. И Отабек гладит изнутри его язык и вряд ли продержится хотя бы минуту, глядя, как Юрины губы смыкаются вокруг его фаланг. Как слизывает он пицца-соус, причмокивая от удовольствия. Как втягивает его пальцы в рот, дотрагиваясь языком до чувствительной кожи между ними. И Отабека каждый раз простреливает сладкой болью в самые яйца. Юра знает, как он любит смотреть, как его собственные пальцы погружаются меж губ. Или оборачивают его же член. Красивый, ровный член без изъяна. А потом толкаются между ягодиц. И в следующий раз, тайком подпихивая в рот Юре какую-нибудь сладость, пока Лилия не видит, Отабек с неисчезающей яркостью вспоминает, как тихо таял в трусы, когда тот хозяйничал сам в его рту.       Отабек отвлекается от своих мыслей и воспоминаний, когда слышит выкрик ассистента о готовности к съёмке. Чуть не забившись в самый угол дивана, куда Юру оттесняют Виктор с Юри, он косится на них, пытается отстраниться. И бросает взгляды в сторону Отабека. Под светом софитов пиздец жарко, даже Отабеку, и он может представить, как жарко Юре. Но смотреть на него ещё жарче, до охуения, а не смотреть невозможно. Его позы, которые он принимает, только на первый взгляд кажутся расслабленными. Он двигается с ленивой грацией умеющего владеть собственным телом молодого парня, несмотря ещё на некоторую подростковую угловатость. Юра выглядит так пресыщенно-искушённо. Вот он садится ровно и подаётся вперёд, упираясь локтями в расставленные колени. Грозно смотрит из-под глянцево блестящих волос, сцепив пальцы, которыми ещё недавно комкал простынь и умолял Отабека ещё, выкрикивал пресловутый спортивный лозунг, только сильнее, быстрее, глубже, да-а!.       В паху уже нестерпимо тяжело ноет и член отзывается на каждую неприличную мысль.       — Я чувствовал твой взгляд, мне прям пекло. И это действовало успокаивающе, я серьёзно, я мог бы убить этих двоих, если бы не ты.       Юра тесно прижимается и шепчет пошлости в такси всю дорогу до дома. Его всего будто трясёт от голода, ему всегда мало. Отабек прекрасно осведомлён о жадности своего парня. Что его, то его, и даже смотреть нельзя. Во всём, что касается Отабека, Юра готов отстаивать свою территорию и ненавидит всех, кто крадёт у него хоть сколько-нибудь времени, проведённого не с ним. И когда им удаётся побыть наедине, с лихвой компенсирует недостачу. Юра очень жаден. Требователен. Ревнив до белых костяшек, с которыми он сжимает руку Отабека, когда они, наконец, сбегают от настырных журналистов. Но он не знает, насколько сильно сам Отабек ревнует Юру. Даже к зеркалу, в которое тот смотрится, придирчиво оглядывая себя перед выходом. Юра не видит, но Отабек неотрывно следит за ним. За каждым движением.       Однажды он застаёт его за тем, как Юра рассматривает в зеркале свою спину, задрав футболку и извернувшись практически на сто восемьдесят градусов. Отабек знает, что Юра любит своё тело. Любит красиво одеться, подчеркнув свои достоинства в виде длинных ног и узкой круглой задницы. Но ещё ни разу они не занимались сексом перед зеркалом. Специально. Это чувство не нравится Отабеку. И оно пожирает его.       В этот раз на съёмку приглашают очень дорогого и крайне нервного фотографа, который категорически против чужого присутствия на площадке. Юра заявляет, что никаких фоток не будет, если Отабека выгонят. И плевать он хотел на все контракты. Отабек не хочет скандала и позорного изгнания. Но Юра умеет быть убедительным. Угрожает, что на фотках будет улыбаться. Даже демонстрирует как. Отабек отворачивается, чтобы не заржать. А фотограф кривится и просит больше так не делать. И как-то очень легко соглашается, облизывая Юру взглядом. Не нравится он Отабеку.       В этот раз съёмки выездные, в одном музее искусств. Когда Отабек подъезжает на место, Юра, сонный и лохматый, уже там. С отпечатавшимся следом от подушки на щеке. Губы, пойманные украдкой за углом, нестерпимо пахнут кофе. Бесконечная анфилада коридоров музея и высоченные окна создают необычную атмосферу, и Отабеку кажется, что уместными для этой фотосессии будут камзолы века так восемнадцатого и напудренные парики. Юра говорит, пускай пудрят ему, что хотят, но пидорские белые лосины и каблуки он не наденет.       Пока расставляют реквизит и свет, Отабек с Юрой успевают набегаться по длинным коридорам между колонн, выкрикивая: Настасья! Алёшка! Там же Софья была, а не Настасья, обламывает им весь кайф Виктор. Юра плюётся в его сторону и утягивает Отабека подальше. Подставляет губы и прижимается. Не нацелуется всё никак.       Гримёр в ужасе глядит на него после этого, всего взъерошенного и раскрасневшегося, но принимает вызов. И спустя час перед Отабеком предстаёт совершенно другой Юра. Непослушные волосы успокоены, красиво взбиты и блестят. При малейшей попытке Юры почесаться (я их никогда не промою теперь от тонны геля, жалуется он) гримёр с воплями подбегает и смешно жестикулирует не по-русски. А Отабек прекрасно помнит, как выглядят эти волосы и какие они наощупь, если провозить Юру полночи затылком о постель. Тот ворчит, что даже нос не почесать, на лице столько грима, что можно пальцем траншею прорыть. Фу, думает Отабек, и приглядывается ближе. Лицо, и правда, как маска, а Юра сам как фарфоровая дорогая кукла.       — Хватит пялиться, — оживает эта кукла и совсем по-пацански трёт нос основанием ладони. Отабек усмехается. Это всё ещё его Юра.       — Я согласился только потому, что съёмки будут раздельными.       Он, конечно, обманывает.       — Ладно, я пошёл одеваться. Моли бога, чтобы это было не то клетчатое пальто. Пускай свинину в него заворачивают, ему в очках как раз сойдёт.       — Тебе в любом будет хорошо. — Отабек видел уже все приготовленные для съёмки костюмы, но не может представить ни в одном из них Юру. Какую-нибудь андрогинную модель — вполне. Юра хмыкает и подмигивает.       — На голое тело, да?       Отабек напоминает себе, что это съёмки для люксового издания, а не журнала для геев. Потому что то, что он видит, когда Юра, наконец, выходит из гримёрки, вряд ли подходит под категорию шестнадцать плюс. По хорошему, это надо завернуть в непрозрачную обложку и дополнительно запаять в полиэтилен, чтоб не возникало соблазна. Его Юра только его.       — Ну что? Как я тебе?       Юра вертится перед ним, всем видом изображая недовольство, но с таким видом, словно с боем отвоевал самый приличный из всех костюмов. Он воодушевлённо говорит, что видел там золотой, и жалеет, что Отабек не снимается вместе с ними. Тебе бы пошло, говорит ему Юра. Отабек сомневается, но на всякий случай кивает, что конечно же, он бы обязательно снялся в том костюме, и да, это так прикольно — Алтын в золоте. Лишь бы Юра был счастлив.       — Бек, хватит пялиться. Скажи что-нибудь, или я пойду у Кацудона отберу его уродское бабушкино пальто. Ты меня смущаешь.       Отабек, значит, его смущает. Ушные раковины обжигает, а Юра продолжает открыто его провоцировать. Завораживает собой намертво настолько, что желание затащить его куда-нибудь и выебать отдаёт тянущей болью в яйцах. Он выглядит в этом ивсенлоране, как дорогая блядь. Даже не пойми что — то ли комбинезон, то ли костюм такой. А образ дополняют какие-то крутые туфли, цепочка, удачно улёгшаяся вдоль ключиц, и чёрный лак на ногтях. Отабек видит, как смотрит на него фотограф. А Юра делает вид, что ему параллельно до всего этого. Скучающе стоит, повернувшись боком, чуть опустив голову и сунув руки в карманы. Ничего особо не делает, а тот ходит кругами вокруг и щёлкает камерой. Поправляет ему руками волосы. Отабек сжимает свои в кулаках. Спокойно, Отабек.       — Юрий, голову выше, пожалуйста.       Отабек видит, как Юре неловко под облизывающими взглядами фотографа. Как тянется прикрыть грудь, свести полы пиджака, щурится от вспышек. А тот подходит к нему и оголяет грудь сильнее, так, что становится видно торчащие соски, ярко выделяющиеся на розово-бледной коже. Вот же блядь, думает Отабек, стискивая кулаки в карманах. В низ живота на всей скорости ухает горячее.       Юра ловит его взгляд и едва заметно улыбается. На секунду показывается кончик розового языка, когда фотограф отвлекается. Отабек поднимает вверх большой палец. Юра толкается языком во внутрь щеки. Паршивец.       — Да, Юрий, вот оно, поймайте этот момент, удерживайте его, Вы так красивы сейчас! Белиссимо! Мольто бэнэ! Пэрфэтто!       Отабек хмыкает. Смотрит на Юру. Лицо его под плотным слоем краски, но Отабек уверен, под ней кожа покрыта алыми пятнами смущения и стыда. Губы красные и обкусанные. А потом, словно что-то вспомнив, он вдруг едко улыбается уголком рта, прикрывает на секунду глаза — и разворачивается всем телом к фотографу. Смотрит прямо в объектив таким взглядом, каким смотрит только на Отабека, когда хочет чего-то особенного. Грязного и извращённого. От этих непристойных мыслей что-то тёмное ворочается внутри и разворачивается шипованной лентой. Фотограф восхищённо ахает, окончательно перейдя на свой псевдо-итальяно. Отабек медленно выдыхает. Он знает, о чём сейчас думает Юра. Они однажды пробуют в такую игру. Юра притворяется, что изменил Отабеку. Признаётся, что целовался с парнем в клубе по пьяни. И ему очень, очень стыдно. Он ползает в ногах и раскаивается. Да, Отабек, это было только один раз, я клянусь, я не знаю, что на меня нашло, мы просто целовались, больше ничего. Я больше так не буду. Конечно, это всё понарошку. Но у Отабека в глазах темнеет, стоит ему только на секунду представить такую ситуацию. И злость накрывает совсем не наигранная. И пощёчина выходит почти настоящей. Трахает он тогда Юру так, что у того дырка потом долго не смыкается. Но ему не понравился этот эксперимент. Он испугался тогда своей реакции. А глядя на довольного, сладко вытраханного Юру, лучше не становилось.       — Перерыв пятнадцать минут, Юрий, Вы были мани́фико! — Фотограф трогает плечо Юры, большим пальцем заползая под костюм. Тот ведёт плечом, и наглая рука соскальзывает до его локтя и вот уже сжимает Юрину кисть. Отабек отступает в темноту. Юра в ужасе смотрит на него, а потом вырывает ладонь, прежде чем её касаются мерзкие слюнявые губы, и стремительно шагает к нему.       — Бек! Подожди.       Отабек разворачивается спиной и идёт за угол. Здесь никого нет, а на ближайшей двери табличка «служебный туалет». Юра не отстаёт, догоняет через пару секунд, касается его плеча. Оглядевшись ещё раз для порядка, Отабек хватает его за локоть и с разворота впихивает за дверь. Проворачивает защёлку.       — Это что сейчас было?       Юра смотрит виноватыми глазами, и наравне с его видом это вызывает дисбаланс в мозгу. Неправильно это всё. Это не его Юра сейчас.       — Бек, прости.       — Ты специально это всё? Флиртовал там с ним.       — А ты сам как думаешь? Я видел, что ты смотришь.       — Тебе понравилось?       — Да нахуй мне сдался этот урод? Я хотел… — Юра длинно выдыхает, поправляет ткань на груди. — Блядь, Бек. Мне понравилось тогда, когда ты, ну, ебал меня так, что… Мне нравится, как ты ревнуешь.       Отабек чувствует, они в полушаге от ссоры.       — А мне нет, Юра, — старательно выговаривает он каждое слово. — Мне не понравилось.       — Нет? — тихо и обречённо шепчет тот. Потерянно смотрит по сторонам и пытается прикрыть бесстыдно выставленное напоказ тело. Отабек смотрит, как неестественно светится его кожа под искусственными лампами.       Он помнит, что Юра всё любит превращать в шоу. В постели это выходит у него неосознанно, Юру ведёт только от осознания того, что сейчас они будут трахаться. Он шепчет Отабеку в ухо лихорадочный бред, и тот чувствует, как его наизнанку выкручивает от ощущений и того, что они творят. Теперь же Юра намеренно выгадывает каждый шаг и специально злит его. И сейчас Отабек хочет, чтобы он тоже посмотрел на себя со стороны.       — Значит, тебе понравилось, как он на тебя смотрел, — говорит он спокойно.       — На меня постоянно пялятся, и чё? — бурчит Юра, глядя из-под чёлки. Отабек выдыхает.       — Ладно, — он подходит ближе, напирает, вынуждая Юру отступить. — Повернись.       Они стоят у большого зеркала во всю стену до пола, и Отабек разворачивает Юру к себе спиной, заставляя буквально вжаться в холодную поверхность.       — Посмотри на себя. Юра, — шепчет Отабек прямо в горящее ухо, чуть прикрытое волосами, — смотри, Юра, какой ты красивый. Таким тебя видят все. А что ты видишь? Тебе нравится?       Юра отказывается глядеть на своё отражение. Упрямо смотрит Отабеку в глаза, сжимает губы, но пожар уже заливает его щёки. Он дышит чаще и резче, но стоит спокойно и вырваться не пытается.       — Посмотри, Юра.       На секунду тот переводит взгляд на себя, но тут же опускает его вниз, словно боится. Или стесняется. И куда девается тот Юра, что позировал фотографу ровно пять минут назад и нахально улыбался ему? Отабек держит его за бока, прижавшись грудью к спине, и смотрит поверх плеча. Одной рукой подползает под костюм на груди, гладя по тёплой коже, задевает вздёрнутый острый сосок, и Юру выламывает. Он вжимается твёрдыми ягодицами и его всего встряхивает, когда он чувствует, насколько Отабек уже возбуждён. Он срывает верхнюю часть костюма с плеч, фиксируя сзади руки. Подлезает под ремень, где у Юры уже всё натянуто. Ведёт широкими ладонями по его рёбрам, наблюдая в зеркале за своими действиями и за реакцией Юры. Как поджимается его живот и вздымается грудная клетка.       — Маленькая дрянь, — Отабек чувствительно кусает его за ухо. Юра дёргается. В его трусах под ладонью Отабека так горячо, и он неохотно убирает пальцы. Высвобождает Юрины руки и сдёргивает костюм ниже, оголяя бёдра и натянувшуюся ткань белья с потемневшим пятном спереди. Он неосторожен и нетерпелив, и Юра шипит:       — Поаккуратнее, блин. Ты хоть знаешь, сколько это стоит?       — Мне похуй, ты мне дороже всех этих шмоток.       — Они хотели надеть на меня классический костюм, — хмыкает он, вертясь в его руках. — Мне не идёт.       — Тебе идёт вообще без всего, — Отабек жадно хватает зубами его загривок.       — Мм, даа! Бе-ек, — снова стонет он, — давай я тебе отсосу?       — Это я тебе отсосу, или лучше — вылижу.       — Нет, я хочу, пожалуйста, Бек, а потом ты трахнешь меня, как тогда.       Член напрягается от возникших снова перед глазами фантазий, но он ловит настроение Юры.       — Лучше потрогай себя.       — Ну нет, Бек, я не хочу дрочить! Я уже делал это столько раз, — капризно морщит нос Юра, впрочем, Отабека не обмануть. Хочет, ещё как хочет! Не откажется лишний раз насладиться тем, как смотрит при этом на него Отабек.       — Не так, — улыбается он. — Так ты ещё не делал. Трогай и смотри на себя.       — А ты? — Юру словно переключает, когда он слышит это. Чуть опущенные веки раскрываются шире, и он подбирается ближе, вжимаясь плотной задницей в его бедро.       — А я тоже посмотрю, — тот не расцепляет их взглядов через зеркало.       — И всё? — разочарованно тянет Юра, но видно же, как его уже трясёт от накатывающего возбуждения и перспективы, как он будет дрочить перед зеркалом на самого себя. А Отабек будет смотреть.       Юра шумно выдыхает и опускает голову, завешиваясь волосами, но Отабек обхватывает под его подбородком рукой и направляет вверх. Волосы ссыпаются назад, пахнут чем-то невероятно дорогим. Он берёт их в горсть на затылке, их так много, и они струятся шёлком между пальцев. Он обхватывает ладонью и гладит шею с острым кадыком, впадину между ключицами, а после ласкает их двумя руками, отпустив волосы. Юра стоит смирно, прижимаясь всем телом, но так и не притронувшись к себе. Руки свободно висят, а всё горячечно-жаркое тело напряжено, хоть и податливо, родное до каждого изгиба, родинки.       — Посмотри на себя, какой ты красивый. У меня встаёт каждый раз, когда я подумаю о тебе. И я думаю, у любого на тебя стоит.       Юра закусывает губу, в глазах блестит упрямство, а у Отабека волоски на руках встают от этого взгляда. Он целует в напряжённое плечо, чувствуя, как Юра расслабляется под его губами, как подставляет он себя под поцелуи. И Отабек не выдерживает и впивается приоткрытым ртом на подъёме к шее, засасывая кожу и оставляя на ней яркий след.       — Блядь, Бек, давай без засосов…       Юра начинает дрожать, пока Отабек, лаская шею губами всё выше, уже за ухом, шумно дышит и ведёт рукой по его груди, прокатывает между пальцев сосок, потом — второй, заставляя Юру всхлипывать. Ведёт по спине рукой, заставляя прогнуться в его объятиях. Тянется к животу, глядя в отражение, как напрягаются под его пальцами мышцы, и гладит их, огибает пупок и проводит по блядской дорожке светлых волос, уходящих под резинку. Обхватывает через ткань крепко стоящий Юрин член, прижатый к животу, и они оба замирают. А потом Отабек берёт его руку и кладёт на член, а поверх накрывает своей ладонью. И мнёт, ласкает его, дрочит, жадно вылизывая его ухо и держа за бедро. Чувствуя всё его тело, дрожащее, тёплое, так живо откликающееся на каждое прикосновение. И шепчет в вылизанное докрасна ухо:       — Юра, смотри.       Он убирает свою руку, глядя, как поехавшими глазами тот неотрывно смотрит в зеркало и продолжает гладить себя, как заведённый. Млеет, и глаза лихорадочно горят под полуприкрытыми веками. Отабек его уже не трогает, только придерживает за бёдра. Но смотрит, как Юра цепляет большими пальцами резинку и извлекает наружу тяжёлый член. Он покачивается, дёргается, насыщаясь кровью. И Отабек держит Юру за запястья и смотрит вместе с ним, как постепенно открывается влажная, тёмно-розовая головка. Как она оголяется вся, вызывающе поблёскивая. Юра выдёргивает руку и размазывает сочащуюся влагу, натягивает на головку крайнюю плоть и ведёт сомкнутым кулаком по стволу вниз.       — Да, вот так, молодец, Юра, давай.       Он трётся о голые Юрины ягодицы жёсткой джинсой, зная, как ему нравится, когда Отабек раздевает его полностью, а сам остаётся частично одет. В отражении эрегированный член набухает всё сильнее в его ладони, Юра шумно дышит, смотря на своё отражение. Дрожит, останавливаясь у основания и обхватывая пальцами яйца. Такой прекрасный и смущённый. В голову лезут дурацкие слова, что выкрикивал фотограф во время съёмки. А потом некстати вспоминается, что на перерыв им дали пятнадцать минут, и они стремительно утекают.       — Юра, представь, что этот козёл итальянский на тебя смотрит сейчас.       Юрин взгляд проясняется, и он взбрыкивает.       — Что? Бек, ты охуел?       — Чш-ш. Не останавливайся, — Отабек гладит его по соскам, приласкивая их пальцами. А потом ведёт рукой по спине, заставляя выгнуться сильнее, и проводит ребром ладони между сжатых ягодиц. Наскоро облизывает пальцы и вталкивает пока один, но до упора. Юра вздрагивает и так восхитительно сладко сжимается на нём. Что-то хнычет сквозь стоны и насаживается сам, не прекращая быстро и нервно двигать рукой.       Отабек широко лижет его шею, чувствуя на языке солоноватый привкус кожи. Юру качает и бесконтрольно трясёт, свободной рукой он упирается в зеркало, оставляя влажные следы на стекле. А Отабек смотрит, как дёргает он рукой, шепчет на ухо о том, как мечтает вылизать его там, и как будет делать это, долго и сладко. Проталкивает второй палец, и Юра вскрикивает, опуская голову и прогибаясь в пояснице, подставляя себя под стыдные прикосновения. И Отабек сам горит, притираясь пахом к обнажённой коже его бёдер, чувствуя, как подступает оргазм. Чувствуя себя конченым извращенцем, собираясь спустить прямо так, в бельё. И он дожидается, когда Юра конвульсивно дёрнется, резко и шумно выдыхая, кончая на гладкую поверхность, с которой тут же мутно стекают белёсые потёки. И притягивает его к себе, вжимаясь в разгорячённое, мелко трясущееся тело, хрипя в ухо.       Отабек хочет удержать этот момент, когда оба стоят, дыша в унисон и успокаивая бешеное сердцебиение. Он смотрит на Юру, закрывшего глаза, и гладит его. Тот выглядит так, словно находится мыслями не здесь. Наваливается всем телом, из которого словно вынули все кости и насыпали внутрь песка — тяжёлый. Но слабо и довольно улыбается.       Где-то за пределами их реальности слышатся голоса, среди которых выделяется идиотский акцент. Надо выходить. Когда небывалой силы оргазм отпускает его, Отабек помогает Юре с одеждой, тот не с первого раза попадает в рукава, застёгивает ремень, а потом рассерженно шипит, расчёсывая покрасневшую кожу на плече:       — Бля-адь, я же просил без засосов!       Отабек выпроваживает его из туалета и думает, что делать теперь с отвратительными ощущениями в трусах. В кабинке быстро раздевается, выкидывает испачканное бельё и натягивает джинсы на голую задницу. Беллиссимо, как бы сказал их фотограф.       Он ждёт Юру в машине. Когда тот говорил, что уже не раз дрочил, он имел в виду, что делал это в присутствии Отабека. Но Отабек помнит, что этот игривый сучёныш любит устраивать представления. Но в этот раз всё будет по-другому. Шоу будет интерактивное, и главным действующим персонажем в нём будет сам Отабек. Отправив дома Юру в душ отмывать с себя краску, готовит всё необходимое. И когда Юра выходит посвежевший, кивает ему на кровать, а сам располагается в кресле напротив. Он будет в первом ряду.       Юра понимает его без слов. Ложится, забираясь на кровать с ногами, отползает подальше, не отрывая опаляющего взгляда. Ноги блаженно разъезжаются в стороны, показывая тёмную щель между ними. И это самая открытая и уязвимая его поза, и с видимым наслаждением он сгребает яйца и член в одну руку, начиная дрочить, так невыносимо медленно. Но этим ограничиваться не собирается, и пальцы другой руки помещает между губ. Отабек чувствует накатывающий стыд и вместе с тем ненормально сильное возбуждение. В штанах снова творится что-то невообразимое, пока он смотрит, как эти пальцы, обильно смоченные в слюне, вскоре исчезают между ягодиц. Так легко и непринуждённо, но так завораживающе раздвигают стенки. Юра выгибается, громко и так знакомо стонет, отрывая бёдра от кровати и так честно поджимая пальцы ног. А потом он вытаскивает пальцы с влажным звуком и приглашающе смотрит на Отабека, призывая присоединиться.       — Продолжай, — хрипло произносит Отабек, не узнавая свой голос. Юра роняет голову на подушку и вгоняет пальцы обратно, одновременно ожесточённо отдрачивая себе. Отабек чувствует, что сейчас взорвётся. Под ширинкой давно всё вздулось, он сжимает себя через грубую ткань и продолжает смотреть. На влажные блики между ягодиц и на то, как размеренно ходит грудная клетка и подрагивает плоский живот.       Его бьёт дрожь от зашкаливающих эмоций. Он голодно разглядывает бесстыдно вторгающиеся в задницу пальцы и ни о чём, кроме как о своём члене, всаженном туда до основания, думать не может. Отабек погибает, раскалённый до предела. А Юра шире разводит колени. И затем переворачивается на живот, высоко поднимая бёдра в красивой позе. Отабеку отсюда видно, как хорошо он себя растянул, кожа вокруг ануса расслаблена и такая мягкая на вид.       — Хватит пялиться, Бек, — слышит он сдавленный голос. — Вставь мне уже. Я хочу кончить на твоём члене. Пожалуйста! Бек!       Отабек в секунду оказывается рядом, плюнув на самоконтроль. Он медленно, туго толкается в подставленный, ещё не закрывшийся анус, прикрыв глаза от накатившего наслаждения. Вцепившись во влажные после душа волосы Юры. И начинает размашисто двигаться, игнорируя стекающий по лбу пот. Это всё его. Для него. Его Юра выгибается сейчас под ним, без остановки стонет и дрочит себе. Отабек проезжается по уздечке и чуть не падает ему на спину. Оглядывает распростёртого под собой Юру и жёстко толкается вперёд. Тот довольно вскрикивает, покосившись на него через плечо, и Отабеку срывает тормоза. Он заходится в быстром темпе — и снова замедляется, ведёт бёдрами так, чтобы дать ему прочувствовать каждый сантиметр, и срывается вновь. Смотрит, как его член ходит поршнем в заднице Юры, как тонкая кожица промежности натягивается, и загоняет его всё глубже. А потом выходит, переворачивая его на спину. Юра раздвигает ноги шире, глядя мутными глазами, а Отабек вгоняется снова, натягивая на себя, держа за бёдра, и смотрит, как из кончика его торчащего члена выделяется белёсая жидкость, предвестник анального оргазма. И трахает его сильнее, до тех пор пока Юру не начинает колотить, и он до охуения так туго сжимается на нём, что Отабек не замечает сам, как внезапно на него обрушивается оргазм. Но он продолжает двигаться в Юре по тёплой вязкой сперме. И смотрит, как член выталкивает его семя наружу…       — Блядь, вот это охуеть! — стонет Юра, когда оба приходят в себя после второго захода. — Надо почаще вызывать тебя на ревность. Ты просто дикий становишься. Я шучу! Пошутил я, прости, Бек, не буду больше.       Юра смотрит ему в лицо расфокусированным взглядом влажными глазами, тянется, жалобно выпрашивая поцелуй. И обнимает, прижимаясь липким вспотевшим телом. Отабек знает, Юра любит, когда они лежат после, и член постепенно обмякает в его заднице, выскальзывает, оставляя за собой липкую дорожку.       Фотографии выходят очень горячие и сексуальные, и Отабеку не нравится, что все будут смотреть на его Юру. Он говорит ему об этом, когда они сидят на скамейке, ожидая выхода на каток для тренировки и разглядывая снимки в телефоне. Тот не отвечает, и Отабек отрывает взгляд от экрана. Юра воинственно смотрит за его спину, сжимая губы. Он оборачивается и видит, как у бортика какая-то блондинистая фигуристочка пожирает его глазами, и, наконец, поймав его взгляд, улыбается ему. Не Юре. Отабеку. Он переводит взгляд обратно на Юру и толкает его плечом.       — Хватит пялиться, — рычит тот на девушку и смотрит на Отабека, едва сдерживающегося от улыбки. — Чё? А чё она на тебя пялится? Чё ты лыбишься?       Он недовольно цокает языком и, убедившись, что фигуристка отъехала, вновь утыкается в телефон, придирчиво рассматривая собственные снимки. Критикует Виктора с Юри. А Отабек смотрит на него и понимает, что несмотря на всё внимание к Юре, он всё равно остаётся его. Безраздельно.