***
Этот сон я видел через несколько дней после возвращения из Шотландии, но не придал ему значения тогда. Мне было не до бредовых видений, ведь все мысли занимали расследование и Грейнджер. Мог ли я представить, что когда-нибудь между нами начнется это нечто — в корне неверное, но такое… оглушительное? Могла ли представить она, что будет отдаваться мне, Драко Малфою, в непрогретом доме, на холодном утесе или в грязном туалете старого трактира? Всю неделю, проведенную вместе, мы спорили, а после, дикие и раздраженные, падали друг в друга. Это был непроходящий психоз, прерываемый только надоевшими нам обоим ревизиями. Я был без огневиски пьян. Я сходил с ума. И, безусловно, не верил в то, что это надолго. Неделя проверки подошла к концу, наступила суббота. Ее утро было с привкусом желчи из-за грядущего возвращения в Лондон. Наверное мы оба с Грейнджер опасались, что за пределами Шотландии наши реки вернутся в прежние русла. Это сковывало нас, раскраивало разговор на короткие фразы и превращало только что начавшийся завтрак в пытку. — Ты ничем мне не обязана, — заметил я, не выдержав. Мы сидели за массивным столом красно-коричневого оттенка. Окна небольшой столовой были распахнуты настежь, поскольку в Шотландию во всю мощь ворвалась весна. Было светло, и повсюду разносился аромат набирающих силу цветов. В такую погоду бы петь, как в тупых магловских фильмах, а мы ковырялись в тарелках с поникшими лицами. Я в пижамных штанах, Грейнджер — в моей рубашке, которая до неприличия ей шла. — Я в курсе, — блекло отозвалась она. — Как и ты мне. Просто я не из тех, кто может вот так легко все забыть. — Может, и не стоит забывать? Гриффиндорка выдавила из себя хмурую улыбку и продолжила пялиться в свою тарелку. — Боюсь, что стоит. Наши отношения, если это вообще отношения, невозможны за пределами Эдинбурга. Сотрудница Министерства и подозреваемый в деле, которое она расследует, героиня войны и бывший пожиратель… чистокровный аристократ и грязнокровная выскочка, как ты говорил когда-то. — И когда ты перестанешь меня этим попрекать?! — я разозлился. С ней было невозможно. — Когда решу, что достаточно тебя измучила, — она состроила примирительную гримасу. — Знаешь, — сказал я после короткой паузы, — Не стоит позволять обществу влиять на твои решения. У тебя всего одна попытка прожить эту жизнь. Повтора не будет. И лучше бы прожить ее не оглядываясь. — Как ты? — Как любой свободный от предрассудков человек. — Я не могу так, ведь предрассудков в моей голове слишком много. — Вот именно: они лишь в твоей голове, и от тебя зависит, как долго им там пребывать. Снова возникла пауза. Правда, ей не суждено было продолжиться нашим разговором: в распахнутое окно влетела почтовая сова. Она покружила немного над столом, бросила рядом с гриффиндоркой тонкий конверт и без особого удовольствия покинула помещение. Несмотря на то, что в магическом мире совы были активны днем, яркий солнечный свет они все равно не любили. Ни одно заклинание не могло избавить их от этого, ведь с законами природы сложно соперничать даже магам. Я не понимал, зачем оставлять этот пережиток прошлого, ведь маглы создали достаточно средств для общения, которые можно было адаптировать под наш мир. — Мне пора, — прервала гриффиндорка ход моих мыслей. — Что-то срочное? Выражение ее лица заставило меня заволноваться. — Еще одно убийство, — Грейнджер смяла листок. — Донован срочно вызывает в Лондон. — Жертва известна? Гриффиндорка отрицательно покачала головой. — Ральф сообщает подробности только при встрече, чтобы журналисты не смогли перехватить информацию, — моя умница нервно поправила волосы и тяжело вздохнула. — Во всем этом кошмаре есть только один проблеск хорошего: теперь ты вне подозрений.***
Мы попрощались в Лондоне. Перед тем как отправиться в Министерство, гриффиндорка пообещала прислать записку и сдержала свое обещание на следующий день. Я был дома: как раз просматривал почту в полусумраке своего кабинета, когда в окно постучалась сова. «Гринграсс-старший». Первая же строчка. Мне стоило больших усилий не смять записку в руке и продолжить читать. «Я с трудом вывела эти буквы, зная, что Дафна работает на тебя. Мне очень жаль. Мы нашли Гринграсса «стоящим» у камина. Не знаю, кто и зачем так театрально издевается над жертвами… Но теперь у нас есть хоть какая-то зацепка: прислуга видела высокую стройную фигуру в плаще наподобие тех, что носили пожиратели. И перемещается он или она так же — в облаке черного дыма. Значит, наши подозрения оказались верны, и это один из бывших приспешников Реддла. Правда, теперь его логика сбилась. Во-первых, Гринграсс не был пожирателем, и мы не знаем, что его связывало с приближенными Волан-де-Морта в годы войны. Во-вторых, тентакула больше не фигурирует в деле. По крайней мере, мы не смогли обнаружить ее следов. Г.Г.» Ситуация с тентакулой действительно выглядела странной, но еще более странной казалась сама жертва. Я знал, что Гринграсс был достойным человеком, и с самим Волан-де-Мортом его ничего не связывало, кроме периодических денежных вливаний — своего рода, платы за спокойствие. Однако Гринграссы тесно общались с несколькими чистокровными семьями, и, возможно, среди этих семей были пожиратели. Я послал Дафне письмо с соболезнованиями, взял дорожную сумку, которую еще не успел распаковать, и отправился в Малфой Мэнор. Не только с целью навестить родителей, переночевать в родовом гнезде и предаться детским воспоминаниям, но также ради информации, которой с вероятностью в девяносто процентов располагал мой отец. После долгой зимы, проведенной в Лондоне, родители предпочитали возвращаться в фамильное поместье. Весной и летом там было действительно неплохо: тепло, комфортно, не слишком угрюмо. Но я все же предпочитал современное, хорошо освещенное жилье и суету большого города, поэтому крайне редко навещал их в Малфой Мэноре. У ворот меня встретила Нарцисса, ухоженная и цветущая поярче тех роз, что выращивала в оранжерее. Мать будто предугадывала мои внезапные визиты: всегда была наготове, выглядела безупречно и окружала такой атмосферой, что в ее присутствии я забывал о проблемах и становился тем далеким беззаботным мальчишкой — уверенным в себе, способным мечтать и вращать мир вокруг себя. За пределами ее объятий и ее голоса все было иначе, и потому мальчишка прятался, уступая место испорченной версии себя. Мы прошлись по оживающему после зимы саду и поболтали о текущих делах. Мать по привычке выдала несколько светских сплетен, однако сдержалась и не стала расспрашивать меня о новых пассиях. Родители были в курсе моего интереса к Грейнджер. Не сказать, чтобы явно одобряли или не одобряли его, — просто хотели, чтобы их единственный отпрыск строил нормальные отношения, а не гонялся за призраками. Вероятно, Нарцисса была осведомлена о поездке в Шотландию и поэтому решила промолчать в надежде на то, что личная жизнь ее сына налаживается. После прогулки мы оказались в столовой — хорошо убранной, но мрачноватой, как все поместье. Даже высокие окна, сквозь которые лился яркий солнечный свет, не могли сгладить общее впечатление. Здесь было хорошо и вместе с тем неуютно. Я не мог понять, как в детстве не замечал этого. Мы пообедали всей семьей. Люциус был заносчив и сдержан — как обычно в присутствии домовиков, но украдкой поглядывал на мать, словно опасался перегнуть палку. Она понимала, зачем ему была нужна эта маска, но не поддерживала ее ношение в стенах нашего дома. Однако отец был человеком старой закалки и не стремился изменять своим привычкам. — Кое-кто не просто так наведался сюда. Ты никогда не любил это место, и твой визит могли спровоцировать только важные дела. Отец высказался о своих догадках уже позже — когда мы остались наедине под высокими сводами фамильной библиотеки. Здесь хранились свитки, пергаменты и фолианты, увидеть которые мечтали маги и книголюбы со всего мира. Библиотека собиралась Малфоями из поколения в поколение и представляла собой огромную ценность. Я был равнодушен к этому богатству: ощущал только запах затхлости и брезгливо подергивал носом, наблюдая за пылью, что кружилась у полок. Зато я помнил, что за особа смогла бы оценить эту «роскошь», и мысли о ее присутствии в моем доме, в моей библиотеке, о том, что ей было бы совсем не до книг, окажись мы здесь наедине, — эти мысли сбивали с толку в самое неподходящее время. — То есть сын не может просто так навестить родителей? Я разместился в кресле напротив Люциуса. Нас разделял столик с чаем, который остывал в хрупком фарфоровом сервизе. — Не в случае с сыном Малфоев и не в случае с поместьем, где нам пришлось пережить не самые простые времена. — Возможно, — согласился я. — В таком случае мы можем обойтись без прелюдий и сразу перейти к делу? Люциус кивнул и сделал глоток чая. — Эйвери, Джагсон, Гойл-старший, Пиритс, Гринграсс… Все эти люди были связаны каким-то темным делом в годы войны, и я почти уверен, что ты знаешь, каким. Отец не соглашался и не возражал. По взгляду Люциуса нельзя было понять, проходился ли он мыслями по своим воспоминаниям или просто не хотел отвечать. — Даже если так, — наконец нарушил молчание он, — Зачем тебе это? — Хочу разобраться с делом о тентакуле. — Поздновато, мой друг. Знакомые из Министерства донесли, что Малфои теперь вне подозрений. — Твои осведомители работают быстро. — Весьма. — И все же мне нужно достучаться до правды. Я должен знать, кто пытался подставить меня и всю нашу семью. — Твоя потребность в знаниях была бы справедлива, если бы кто-то действительно пытался подставить тебя, но это не так. Если память мне не изменяет, а она не изменяет мне никогда, то все эти убийства — дань справедливому гневу, и тебе лучше в это не вмешиваться. — То есть ты знаешь, кто убийца. — Не знаю, а предполагаю. — Предполагаешь, кто убийца, — нетерпеливо поправился я, — Но будешь покрывать его?! — Все верно, Драко. Ради твоего же блага. — Сомневаюсь, что ради этого. — Не стоит во мне сомневаться. Люциус позволил себе чуть более повышенный тон, чем обычно. Однако на спинку кресла он откинулся спокойно. Ни одной лишней эмоции на лице. — А если убийца надумает отомстить и нам — что тогда? Тоже будешь утверждать, что месть его справедлива? — Тот человек не намерен мстить Малфоям. Я не участвовал в этом, как ты говоришь, «темном» деле. Хотя бы одна хорошая новость на сегодня. — Драко, — продолжил отец, — Оставь это. Живи, как жил раньше, тем более что у тебя есть повод порадоваться. Как я понимаю, в наш шотландский филиал ты наведывался не один. Люциус с прищуром взглянул на меня. Он подлавливал меня на всем, словно хищник травоядного зверька. Я привык к этому, однако Грейнджер была неподходящей темой для нашей беседы. Слишком личная и слишком моя. — Наведывался не один, но поездка носила деловой характер. — Брось, Драко. Когда кто-то из Малфоев везет объект своего внимания в шотландские горы, это всегда заканчивается чем-то… интересным, — мне ли не знать? — Прости, но мы не будем обсуждать это, — я был просто не намерен. — Как скажешь, — беззаботно развел руками отец. — Я лишь хочу пояснить, что теперь тебе есть, чем или кем заняться, а дело о тентакуле больше тебя не касается. Это означало, что разговор о расследовании был закончен, и спорить было бессмысленно. Отец перевел тему разговора в сторону поместья, затем бизнеса, и, казалось, совершенно успокоился. Память действительно никогда не подводила Малфоя-старшего, однако Люциус все же забыл учесть, что я был столь же упрямым сыном своего отца.