Пять лет назад.
Юри протирал барную стойку, задумчиво осматривая помещение «Легиона» — паба, которым владели его родители, а также их партнер по бизнесу мистер Си Донгэй. Мистер Си был хорошим человеком и ответственным бизнесменом, поэтому Юри был очень благодарен ему за оказанную во всех сферах помощь, за поддержку его родителей. У мистера Си так же был сын, с которым он покинул родину — Китай — и приехал в Роартон. Это был очень миленький мальчик, больше напоминающий девочку, с карамельно-рыжими волосами и теплыми глазами цвета жженой умбры. На вздернутом носике можно было разглядеть крапинки блекло-золотых веснушек. Мальчик был младше Юри на семь лет, и в январе ему должно было исполниться двенадцать. Этот миленький мальчишка был очень привязан к Юри, поскольку Юри часто поручали нянчиться с ним, когда тот был еще младше, ведь родители постоянно были заняты в пабе. Теперь Гуанхун часто крутился возле Юри, пытаясь помогать с работой. — Гуанхун, лучше пойди, поиграй на улице, — ласково подтолкнул Юри рыжего мальчика. На улице действительно была чудесная погода. Таким ярким осеннее солнце еще никогда не было. — Тебе не обязательно все время находиться в пабе. — Не хочу! Когда-нибудь мы вместе унаследуем это место, тогда я смогу лучше во всем помогать тебе, если научусь этому прямо сейчас! Юри улыбнулся, удивляясь тому, насколько дети могут быть целенаправленны даже в столь нежном возрасте. «А вот что насчет меня? Каковы цели в моей жизни? Мне девятнадцать, но я все еще не чувствую определенности». Юри вздохнул, осматривая незатейливый интерьер паба, и снова подумал о том, как все же чудесно было вернуться домой. Он не особо любил Роартон, но, как-никак, это место было его домом. И он очень скучал по «Легиону». «Я так давно тут не был. Я соскучился? Для меня в Роартоне, кроме родителей и Пхичита, нет ничего хорошего. Большинство местных презирает меня за мою ориентацию. Некоторые, такие, как Джей-Джей, открыто ненавидят и не упускают возможности поднасолить. Даже те, с кем я никогда и двумя словами не обменялся, смотрят на меня как на чумного». Несомненно, где-то было лучше. Где-то в больших городах, в столицах, в том же Лондоне, он мог бы затеряться среди душной толпы, слиться с огромным пыльным муравейником мегаполиса, и его бы никто не посмел осуждать. Его бы вообще никто не замечал. Там людям некогда, зевая, глядеть по сторонам, выискивая новую свежую тему для сплетен. Там бы он жил так, как ему нравится, и, вполне возможно, нашел бы себе пару. Но все это были лишь мечты. Все это являло собой тот самый план, который слишком сумасшедший для того, чтобы ты хотя бы шаг сделал в сторону его исполнения. Юри боялся. Его словно что-то с силой придавило к этому месту, он прилип тут, словно жвачка, размазанная по асфальту, и он не мог его покинуть. И, конечно же, он не мог оставить родителей и Пхичита. Стоит ли говорить, что ему невероятно сложно выносить расставание с этими людьми? — Юри, — послышался голос его матери, и он обернулся. Женщина держала в руках пакеты, — мне нужно наведать миссис Керт, она опять заболела. У старухи совсем никудышное здоровье, и совершенно никого нет, кто мог бы хотя бы покормить ее. — Да, верно, — Юри припомнил их пожилую соседку, — ей повезло, что ты настолько добра, что еще не устала вечно за ней следить. — Как я могу жаловаться. Ей намного тяжелее. Одиночество — это ужасная вещь, Юри. Надеюсь, ты никогда не столкнешься с этим… — в глазах женщины блеснула грусть, но края ее губ тут же приподнялись в улыбке. — Так что, последишь остаток дня за пабом? — Да, конечно, можешь не переживать об этом. Женщина, зашуршав пакетами, подошла к выходу, но немного помедлила в дверях. Она обернулась к сыну и спросила: — Что-то уже решил? Парень напрягся. «Колледж, да?» В Тринити-колледже сейчас были каникулы, а значит, что самое время принять окончательное решение — хочет ли он возвращаться к учебе. Это было сложно. Да, он действительно мечтал быть переводчиком; да, он был очень счастлив поступить в этот колледж; он очень любил переводить художественные книги с японского на английский язык. Он только и занимался этим. Это было его хобби с самого детства. Кажется, у него действительно раскрылся талант, но… Но реальность была такова, что попав в колледж, он не мог справиться ни с единой поставленной перед ним задачей. В колледже он особо не обзавелся знакомствами. Ему было все труднее в общении с незнакомыми людьми. И рядом не было Пхичита, который мог бы поддержать его и помочь справиться со всеми проблемами. Обучение оказалась более заурядной, сложной и не творческой работой, и слишком давило на него. Он не справлялся с нагрузкой, постоянно срывался. Уже в конце первого курса он почувствовал желание бросить все, но все никак не решался взять академ-отпуск. Это бы означало конец. Он знал, что в таком случае больше не вернется к учебе. Но и сейчас у него были те же чувства. Ему не хотелось возвращаться в Оксфорд. Все там было таким чужим. Поэтому он все же принял решение — остаться в Роартоне и помогать родителям с пабом. Да, это звучало очень скучно, обыденно. Это означало, что в этой жизни он вряд ли добьется многого, но именно сейчас так было легче. «Я не вернусь… Прости, мама, я больше не вернусь туда», — парень печально взглянул на свою мать, боясь сказать ей свое окончательное решение. Хотя он подозревал, что женщина и так все поняла без слов. Она улыбнулась со всей присущей ей лаской. — Ладно, — махнула она ладонью. — Я пошла. Можешь закрыться пораньше, если сильно устанешь. — Хорошо, удачи. День медленно тянулся и наконец-то перешел в вечер. Народу прибавлялось, но забитым паб назвать нельзя было. Всех своих постоянных посетителей Юри знал хотя бы в лицо, если не по имени, поэтому он сразу же обратил внимание на парня, что вошел в паб и сел на высокий стул рядом с барной стойкой. — Какое пиво у вас самое лучшее? — улыбнулся он, глядя прямо на Юри. Молча наполняя бокал, Юри не мог отвести взгляда от незнакомца. Невольно он подумал: «Какие необыкновенные глаза и волосы. Впервые вижу его в Роартоне. Турист? Интересно, откуда он?» Это был высокий парень со светлыми волосами пепельного цвета и с голубыми, как камни аквамарина, глазами. На нем было легкое пальто и легкий тканевой шарф. Его он снял со своей белой шеи и уложил на барную стойку. Потом он снял с рук черные кожаные перчатки, открывая на обозрение свои гибкие длинные пальцы. Он действительно был красив. Он выглядел нереально и был так же неуместен в этом пабе, как и белая ворона среди черных. Как жемчужина среди безвкусных стеклянных бусин. Именно это настолько завораживало Юри. Рассматривая незнакомца, он словно любовался какой-то диковинной вещицей в музее. Парень вновь перевел взгляд на Юри. Кацуки смутился, отвел глаза, надеясь, что тот не посчитает его странным. Так бывало иногда. Некоторые посетители сердились на Юри, если он смотрел на них слишком внимательно. Наверно, они считали его взгляд оскорбительным, раз он был геем. Вдруг, совершенно неожиданно, светловолосый улыбнулся. — Ты симпатичный! Азиаты действительно такие милые! Юри покраснел до кончиков ушей, едва не выронив бокал из рук. Он промолчал. Что еще на это ответить?! — Хочешь со мной выпить? — весело предложил посетитель, поднимая свой бокал в воздух. Юри пришел в замешательство, потом едва слышно выдавил ответ: — А… Ну… Я работаю, и не могу сейчас пить. — Ты работаешь. Точно, — парень изучающе уставился на бейджик бармена. — Хорошо, это единственная причина, почему ты не можешь выпить со мной, Юри? — его взгляд стал лукавым. Юри почесал затылок, ощущая во всем этом подвох. — Да… — Тогда, до которого часа ты работаешь? — Бывает по-разному, в зависимости от количества посетителей. Чаще всего до одиннадцати. — Понятно. О, тогда… после того, как освободишься, выпьешь со мной? — Не думаю, что это будет удобно для Вас… — Забудь об этом. Не переживай. Мне все равно некуда торопиться. Родственники выгнали меня из дому, а ночевать в гостинице нет никакого желания. Я просто буду пить где-то всю ночь. Сомневаясь, правильно ли задавать такие вопросы незнакомцам, Юри все же решил поинтересоваться: — У Вас есть родственники в Роартоне? Парень залпом допил свой бокал и жестом попросил добавки. — Хах, родственники… Я называю их так, но мы не в таких теплых отношениях, чтобы это слово было полностью уместно. Фамилия Плисецкий тебе о чем-то говорит? Юри нахмурился. Да, он знал семью Плисецких. Вообще-то он не был знаком со Светланой и Антоном, но Николая Плисецкого — отца Антона — он знал отлично, так как он был одним из многочисленных друзей его родителей. Вообще-то с ним был знаком весь город — он являлся членом городского совета. Кажется, у Светланы и Антона был сын — Юрий, что по возрасту был немного младше Гуанханя. Все было бы отлично, если бы Николай Плисецкий не ненавидел Юри… «Не может быть, что они родственники?» — Как твое имя? — удивленно поинтересовался Юри. — Виктор, — улыбнулся он, — Виктор Никифоров. Можешь не напрягать память, ты все равно ни разу не слышал обо мне. Мой дед терпеть не может моих родителей и меня в том числе. Сомневаюсь, что он с гордостью стал бы на каждом углу озвучивать наши имена… — Тогда зачем ты приехал к нему? И, вообще… Откуда ты приехал? Из России? — Это долгая история… — замялся Виктор. — Кажется, ты говорил, что никуда не спешишь, — улыбнулся Юри, сам удивляясь своей настойчивости. Отчего-то ему хотелось знать о Викторе больше. Он чувствовал странное удовольствие — он единственный в Роартоне, кто знает его. Это можно было сравнить лишь с обнаружением в пустыне нового вида цветка. Это будоражило его. Это разбавляло его скучную жизнь и работу. Придвинув к себе очередной бокал пива, Виктор принялся рассказывать о своей жизни. Из этого рассказа Юри узнал, что этот парень родился в России, но никогда не считал эту страну своим домом. С самого рождения у него была повышенная тяга к путешествиям. Ему было очень сложно усидеть на месте. До восемнадцати лет он объездил все уголочки России, а по наступлению совершеннолетия Виктор решил отправиться за границу и путешествовать по всему миру. За это время он много где побывал. Юри подумал о том, что и сам не против повидать что-то большее, чем Роартон и Оксфорд, в котором учился. К сожалению, он слишком боялся перемен. И, конечно же, не хотел оставлять родителей и Пхичита. — За все это время, — продолжал говорить Виктор, — я совершенно не поддерживал связь с родителями. Оглянувшись, я понял, что никого, кроме случайных знакомых, у меня и вовсе не осталось. В попытке узнать что-то о родителях, узнать, живы ли они, по крайней мере, я вспомнил, что отец моей матери живет в Роартоне. Так я сюда и попал, — закончил он, и повисла тишина. Юри внезапно стало слишком грустно, чтобы произнести хоть слово. Виктор, что поначалу казался таким беззаботным и веселым, сейчас выглядел одиноко и грустно. Юри хотелось взять его за руку. Коснуться, согреть теплом длинные пальцы. Юри оглянулся по сторонам. Он и не заметил, как паб опустел. Взглянул на часы — было без двадцати одиннадцать. — Прости, но мне нужно закрывать паб и возвращаться домой… — виновато произнес он. — Ты так и не выпил со мной… — словно капризный ребенок, протянул Виктор, но все же покорно встал, неуклюже обмотал тонкой тканью шарфа шею и, пошатываясь, направился к выходу. — Куда же теперь мне пойти… — словно специально давил он на жалость Юри. На входе Юри коснулся края его плаща и протянул обернувшемуся Виктору забытые на барной стойке перчатки. Виктор смотрел на них какое-то время, не шевелясь. Юри удивленно склонил голову набок, пытаясь вглядеться в его лицо. «Пьяный? Что у него на уме? Чего он ждет?» Потом, очень внезапно, Виктор открыл дверь. Он перевернул табличку на «Закрыто» и, прикрыв дверь, повернул ключ, что находился в ней. — Виктор… — только и успел сказать Юри, как его резко обняли, притянули к себе. Виктор впивается в его губы. Поцелуи теплыми озерцами, рефлексами на нетронутой глади воды, расплываются по коже, по шее, по щекам. Все внутри Юри возгорается синим пламенем. Все перед глазами поблескивает, словно осыпанное волшебной пылью, переливается, стирается, смывается, и вновь обретает четкость. Он слегка отстраняется, касается своим пальцем влажных губ, двух складчатых лепестков цветка. Малиновый язык облизывает его палец, затягивает в неприлично вульгарно-соблазнительный рот, посасывает. Юри смотрит на это прекрасное лицо, словно выныривая из темной воды. Страх охватывает его практически одновременно со страстью. «Если это произойдет, смогу ли я отпустить тебя?» Он затягивает, растворяет в себе. Волосы самого светлого оттенка пепельного русого щекочут его щеки. Юри касается губами ресниц, выгоревших на самых кончиках до самого приятного оттенка белого. На коже еще сохранился сентябрьский загар с холодным розоватым оттенком. «Ты все равно никогда не останешься тут, в Роартоне. В этом маленьком улье, где каждый день твою кожу будут прожигать чьи-то жала. Ты никогда-никогда не выберешь это место. Ты никогда не останешься со мной…» «Ты никогда не вернешься, сделав меня еще более одиноким, чем я есть сейчас. Даже если мы проведем эту ночь вместе. Даже если я буду делать все так, как захочется тебе. Даже если хотя бы всего один миг я буду казаться идеальным в твоих глазах, ты все равно уйдешь». «Ты оставишь меня?» «Но и я ведь уже не могу уйти, да?» Видимо, внутренняя тревога Юри все же не осталась незамеченной, так как Виктор слегка отстранился, заглянул в его глаза. Они ему так нравились. Его завораживал этот плавный изгиб век, эти красненькие искорки на дне его карих радужек. — Я пугаю тебя? Все… слишком быстро? Юри услышал от Виктора за сегодня так много слов, но как много другого он хотел еще узнать. Как часто Виктор раскрывал кому-то свои чувства? Как часто он касался других людей. Чьи губы ласкал, и кому на ухо произносил те заветные слова (произносил ли?). Это беспокоило Юри. Черт, он хотел знать о нем все. Поглотить каждую частичку его в себя. Нормально ли испытывать такое к человеку, которого едва знаешь? Не сошел ли он с ума? — Прости, мне очень сложно контролировать себя под действием эмоций. Это вовсе не обязательно. Я могу уйти, если ты хочешь, — он взглянул на Юри, пытаясь скрыть грусть. Юри подался вперед и коснулся его губ, прошептал в них: — Все хорошо. Я буду счастлив, если ты останешься… «Хотя бы ненадолго». — Тогда я останусь, — улыбнулся Виктор, притягивая Юри к себе. Они вновь соединились воедино в поцелуе. Юри протянул руку и на ощупь опустил переключатели света, и часть паба погрузилась в темноту. Жаждущие руки вновь заскользили вдоль тела Юри — по талии, по спине и ниже к ягодицам. Юри накрыл их своими ладонями, прижимая сильнее к телу. Он изо всех сил хватался за него, надеясь, что его маленький обман не раскроют — он вовсе не такой смелый с мужчинами. Вообще-то он никогда с ними не был, разве что в своих нескромных, влажных мечтах. Теперь же он думает, сможет ли он обмануть его? Скрыть свою неуверенность и свою неопытность. Но больше всего он хочет скрыть свой страх — страх, что все уйдет, так и не начавшись, как это бывало с ним не раз. Что его надежды будут вновь обмануты. Ему нравились эти яркие, непривычные ощущения, которые вызывали горячие прикосновения Виктора. Конечно то, что у Юри не было секса до этого, вовсе не говорило о том, что он совершенно не представляет, что к чему. Он отлично осознавал каждый отклик своего тела, и он с трепетным наслаждением предвкушал лучшую ночь в своей жизни. Немного смущало то, что все происходило в пабе, но, боже, он был готов к этому хоть под открытым небом. Словно читая его мысли, Виктор подхватил Юри на руки, придерживая за ягодицы. Юри крепко скрестил ноги за его спиной, с силой прижимаясь пахом к его. Он уже начинал чувствовать легкое покалывание внизу живота. Виктор оторвал спину Юри от входной двери и понес его к диванчикам, которые уютно располагались у каждой стены в пабе. Они были небольшие и скрипучие, но Юри внезапно подумал, что даже не в состоянии припомнить, как они выглядят — это все казалось таким неважным и отдаленным. И вот его уложили на едва ли приятную телу поверхность. Прохладная кожа обожгла поясницу там, где его кофта задралась вверх. Виктор не упустил возможности отогреть эти участки — просунув руки под ткань одежды, он нежно гладил ее вверх вниз. От этих движений Юри покачивало, словно на теплых морских волнах, и все внутри согревалось. Виктор снял с себя мешающую верхнюю одежду и склонился над Юри. Он уткнулся носом в волосы, касаясь лба губами. Волосы пахли каким-то искусственным ненавязчивым ароматом, алкоголем и, почему-то, сухой листвой. Все тело Юри так же пропиталось этими запахами, а естественный аромат феромонов, этот особенный запах и вкус кожи, который бывает только при возбуждении, начинал пробиваться все сильнее, сводя Виктора с ума. Юри прикрыл лицо руками, и прислушивался к каждому прикосновению. С закрытыми глазами его чувства еще больше обострились. Он четко мог ощутить и представить себе, как Виктор, приподнявшись и глядя на него, проводит своими длинными гибкими пальцами по его раскрасневшейся коже шеи, груди, живота. Вот он пальцем вычерчивает путь от пупка до линии его штанов. Юри весь изогнулся, в приятном предвкушении того момента, когда Виктор сожмет его член в своих горячих ладонях. Виктор замешкался и попросил его встать, чтобы освободить от нижней одежды. Он деликатно спустил с него штаны, оставляя Юри в одной тонкой кофте и белье. Он взглянул на Юри снизу вверх, его лице невероятно гармонично и естественно сливаются похоть и нежность. Виктор обхватил руками бока Юри, прижался ртом к животу, покрыл светлую кожу поцелуями. Во время этого, сквозь ткань трусов, он аккуратно поглаживал возбужденный член. Юри немного сжал скулы Виктора, приподнимая его лицо вверх. Призрачный свет фонарей, пробивающийся сквозь жалюзи, делал его черты более вытянутым. Юри провел большим пальцем по тонкому красному рту, погрузил его внутрь, ощущая, как истекающий слюной язык ласкает его. Он спустил вниз белье и придвинулся к Виктору, приглашая того к своему возбужденному органу. Палец сменила горячая головка члена, на кончике которой уже выступила жемчужина смазки. Виктор горячо обхватил головку ртом. Юри пришлось положить ладони на его широкие плечи, чтобы не упасть, так как с каждым новым движением губ и языка Виктора по его члену, ноги Юри все сильнее дрожали и подгибались. Его бил озноб, и он хотел кончить, но сдерживал себя, хоть это и было жутко тяжело. Когда захлестывающая волна теплой воды подошла слишком близко, лизнув кончики его пальцев, он быстро отстранил Виктора. Тот понимающе улыбнулся, встал с своего места, чтобы увлечь очередным поцелуем. Никифоров пробрался руками под ткань белья, нащупал складчатое горячее отверстие и мягко надавил на него. Юри прислонился к его груди, выгнулся, и замер, прислушиваясь ко всем поступающим от рецепторов чувствам. Вот чужие пальцы все ласкают его, массируют, слегка проникают внутрь, вызывая легкое ощущение щекотки. — Хочу быть в тебе, — послышалось тихий, словно сквозь туман, шелковистый голос Виктора. Юри заглянул в его глаза, поблескивающие при неярком освещении как кубики льда, кусочки аквамарина, и взял в свою руку одну из его рук. Он погрузил в свой рот два пальца, тщательно облизал каждый, смачивая слюной, и вновь опустил руку, заводя за спину. Он прикрыл глаза и еще больше выгнулся, когда пальцы влажные от его собственной слюны, медленно проникали внутрь его, дразнили шелковую поверхность, создавали давление. Он подрагивал каждый раз, когда Виктор разводил их в противоположные стороны, растягивая его кольцо мышц. Напряжение внутри постепенно сходило на нет. — Солнышко, наклонись вот так и обопрись о диван, — мягко направил его Виктор, придавая его телу удобную позу. Юри был рад, так как ему действительно было сложно стоять на ногах. Теперь же он мог поставить колени на мягкий скрипучий диванчик. От этого «солнышко» отчего-то все внутри потеплело. Это звучало так нежно и мило, словно они были уже не первый день знакомы. Виктор мягко развел его бедра, покрывшиеся испариной, изучающе погладил две упругие окружности ягодиц, подался вперед, касаясь губами плотного комочка складок. Еще немного подготовив его языком, он приподнялся и освободил себя от нижней одежды, приспустив ее. Его член, на который Виктор надел презерватив (Юри даже не заметил, когда он успел его вынуть), медленно погрузился в Юри, наполнил и овладел всем его пространством внутри. Склонившись сзади, Виктор стал неспешно вгонять его в Юри, ощущая, как тот с каждым разом все податливее двигается в его сторону, соблазнительно виляя бедрами. Стоны Юри усиливались с каждым толчком. Так чертовски сложно было сдерживаться, хоть это и смущало. Он закусил губу, но все же не мог подавить эти скачки наслаждения вперемешку с безумием, когда твердая головка члена гладила его простату. Виктор приостановился. Юри перевернулся на спину, встречая губами ласковые губы своего (уже) любовника. Спустя минуту Юри вновь почувствовал, как чужая плоть наполняет его. Они плавно и ритмично двигались, словно качаясь на волнах. Чувства все обострялись и обострялись, достигая своего апогея. Кацуки дернулся, не зная, чего хочет больше — отстраниться или прижаться крепче к Виктору, позволив этому чувству захлестнуть его. На ухо послышался шепот: — Юри, солнышко, ты такой очаровательный, когда кончаешь… — Скажи это еще, повтори, как ты назвал меня, — пропыхтел Юри в мягкие губы. Виктора улыбнулся и прошептал на самое ухо: — Всегда будь моим, солнышко… Юри выдохнул обжигающий воздух из легких и позволил теплым водам наконец-то захлестнуть его. Они прошли сначала над ним, потом окатили сверху его макушку, прошли сквозь все тело, и вылились горячей солоноватой жидкостью из его плоти. Юри без сил обмяк на диване, не в состоянии больше контролировать свое тело. Ему понадобилось намного больше времени, чтобы вернуться в реальность, чем как когда он доводил себя до оргазма самостоятельно. Конечно, это были совершенно другие чувства. — Это было восхитительно, — прошептал Виктор в шею любовника. Юри попытался натянуть на себя штаны, так как прохлада осеннего вечера давала о себе знать, и его кожа уже начинала покрываться пупырышками. Виктор нежно провел по его предплечьям, белая кожа которых беззащитно выглядывала из-под подвернутых рукавов кофты. Так же он погладил шею, щеку, склонился и коснулся раскрасневшейся кожи глаз губами. Юри закрыл их, больше не в состоянии противостоять той усталости, что так резко навалилась на него. Он тихо уснул.***
— Апчхи! — чихнул Юри, когда проснулся. Он недовольно потер нос и поморщился от холода, что окружал его вокруг. Он лежал на диванчике в одной тонкой кофте, накрытый сверху своей курточкой. Даже его ширинка все еще оставалась расстегнутой, и он смущенно дернул собачку вверх. — Боже… — он сильнее закопался в свою куртку, перекрывая для себя поток свежего воздуха. На смену смущению пришла паника. — Черт, сколько времени? Юри быстро разыскал свой телефон на одном из столиков. — Хорошо, еще слишком рано. Вот бы было неловко, если бы пришли родители… Парень оглянулся по сторонам. Виктор. Его нигде не было. На сердце похолодело. «Он ушел. Что ж, это было ожидаемо. Нечего было и надеяться на что-то. Вот так». Внезапно дверь открылась, и Юри подскочил на месте, приготовившись встретиться с матерью. Он даже уже слышал ее обеспокоенный голос: «Боженьки, мы так переживали. Почему ты ночевал в пабе, родной?». Но, к его удивлению, на пороге появился Виктор. Его светлая макушка блеснула на ярком солнце, словно снежный сугроб. Он улыбнулся мило, как ребенок. — Даже не знаю, почему тебе не нравится в Роартоне. Тут потрясающая природа, такая тихая. Более спокойного местечка не встречал. Ах, вот… Прости, мне было жалко будить тебя. Я решил сначала взять кофе, — Виктор протянул ему большой стаканчик, наполненный светлой молочно-кофейной жидкостью. — Я не знаю, какой ты любишь кофе. Сначала хотел взять крепкий, как и себе, но почему-то показалось, что ты больше любишь латте. Юри крепко сжал свой стаканчик. Он был горячим и до боли обжигал пальцы. Все внутри вибрировало и полыхало, словно во время пожарной тревоги. «Он не ушел…» Юри поставил стаканчик на столик и заглянул в глаза, что при ярком свете солнца, приобрели нежно-бирюзовый оттенок. — Да… Ты угадал. Это действительно тот, что я люблю, Виктор…***
Спустя год.
На кухне Юри мыл тарелки. Действительно, кто бы еще их мыл — Виктор никогда не помогает по дому. «И с чего этот эгоист вообще решил, что я соглашусь на предложение быть его мужем? Бред». Но ведь согласился… Боже, действительно, уже как месяц шла подготовка к их свадьбе. — Черт, черт, черт! — Кацуки возбужденно тер тарелку, расплескивая мыльную воду во все стороны. Он так нервничал по этому поводу. Поначалу это все казалось чем-то нереальным. Это казалось шуткой. Сложно было отличить, что Виктор делал серьезно, а что нет. Но, как Юри успел несколько раз убедиться, предложение не было шуткой или розыгрышем. Виктор действительно собирался поклясться ему в вечной любви. Мог ли Юри представить себе такое развитие сюжета год назад? Нет, нет. Его пугало то, что все произошло так быстро. Пугало, поначалу, но теперь он уже смирился с тем, что Виктор, словно большой ребенок — ему хотелось всего и сразу, и он совершенно не желал чего-то ждать. Все должно было доставаться ему быстро и полностью. Быстро и полностью Юри отдался ему, в конце концов, ответив «Да». — Солнышко, твоей маме не понравится, что ты заляпал ее любимый ковер. Если ты так ненавидишь тарелки, то давай просто выкидывать их, и каждый раз покупать новые, — Виктор почти незаметно подкрался к нему, запуская руки под фартук. — Очень смешно. Может, лучше поможешь мне все-таки? — пробурчал Юри, локтями зажимая в ловушку теплые руки, не позволяя им сдвинуться с места. — Погоди… — он обернулся и осмотрел жениха с ног до головы. На парне был одет костюм, волосы зачесаны. Он выглядел нарядно. — Свадьба только завтра. Ах, я понял, ты решил собраться заранее, учитывая то, как долго ты копошишься со своими нарядами? Виктор звонко рассмеялся, утыкаясь губами в скулу Юри. — Нет, не угадал! — Серьезно, куда ты так поздно, Виктор? И… чем от тебя пахнет? — Как куда? Мы с Пхичитом собираемся на мальчишник! — Тогда я сейчас соберусь, — Кацуки завел руки за спину, чтобы развязать фартук, но Виктор тут же зажал его запястья, останавливая. — О, нет, тебе нельзя! — Как это? — пробурчал Юри недовольно. — Ну, солнышко, это же мальчишник. Невестам там быть не полагается! — Очень смешно… С каких это пор я «невеста»? Стой! Ты что, уже выпил? — Да нет, детка, — расхохотался Виктор, немного отодвигаясь. — С чего ты взял? — Я слышу запах! Виктор, не вздумай садиться за руль в таком состоянии!.. За окном раздался звук подъехавшей машины и сигнал клаксона. Виктор поспешил к выходу. — Пхичит приехал! Ну все малыш, не скучай! — помахал он уже в дверях. Юри устало вздохнул, провожая глазами отбывающую машину. Иногда (нет, зачеркните это, часто, очень часто!) Виктор бывает таким невыносимым эгоистом. «Но, что толку скрывать? Я люблю его таким», — еще тяжелее вздохнул Юри, убирая вымытые до блеска тарелки в шкафчик над раковиной. Он вытер руки о полотенце и напряженно покрутил обручальное кольцо на своем пальце. У него уже успело войти в привычку повторять эти движения, когда его охватывали сильные эмоции. Вновь послышался звук отпирающейся двери, и Юри со всем вниманием обернулся к входу в кухню. «Может, все-таки решил остаться?» — с надеждой подумал он, но его ожидания не оправдались — в дверях показалась его мать, Хироко, обвешанная пакетами с едой. Сын помог матери донести пакеты до кухонного стола, и они принялись все разбирать по полкам холодильника. — Так много покупок! Подготовка к свадьбе — очень сложный процесс. Но я все же счастлива. Жаль, конечно, что нам придется лететь аж в Брайтон, мне хотелось бы, что бы вы поженились тут, в Роартоне, это было бы так мило… — Ни х… Ничего подобного! Ты знаешь, что все ненавидят меня и, цитирую, «моего гейского дружка». Как ты думаешь, для чего жители Роартона пришли бы в церковь? Чтобы кинуть мне помидор в лицо, вот для чего! Прекрати витать в облаках, мам. — Да, ладно, Юри, не выдумывай глупостей! — замялась Хироко. Юри немного виновато посмотрел на нее. — Прости, просто я нервничаю… — И я прекрасно понимаю это. Думаешь, никогда не выходила замуж? — расхохоталась женщина, успокаивающе поглаживая парня по плечу. — Между прочим, куда подевался и сам Виктор? Юри закатил глаза. — Не напоминай мне об этом. Они с Пхичитом решили устроить мальчишник! Конечно же «невестам» там не место… Женщина еще сильнее рассмеялась. — Ох, это похоже на них. Что ж, раз уж они веселятся, почему бы и нам немного не расслабиться? Как насчет вина, родной? — Хироко достала из пакета бутылку алкоголя. Юри улыбнулся. — Хоть и не люблю пить, но, пожалуй, не откажусь от бокальчика. Они откупорили бутылку, разлили искристую красную жидкость по бокалам, разложили перед собой кое-какую закуску, приготовленную на скорую руку, и принялись обсуждать предстоящее событие. Юри был очень благодарен своим родителям. На протяжении всей жизни они оказывали ему невероятную поддержку. Лишь благодаря им он чувствовал себя нормальным человеком. Они заставили его понять — он не больной, он не извращенный. Он — особенный. Это было так важно для него, что даже сейчас, задумываясь о подобных вещах, на его глаза наворачиваются слезы грусти и счастья. Он боялся, что родители будут ненавидеть его так же, как дети в школе, когда узнают правду о том, какой он на самом деле. Но этого не произошло. Они защищали его, как и Пхичит. С мамой у Юри всегда были особенные, дружеские отношения. Они могли выпить вместе, заняться кулинарией, пройтись по магазинам в поисках того-самого-джемпера-того-самого-цвета, болтая обо всем на свете. Хироко же понравился Виктор. Светловолосый иностранец показался ей довольно странным, по-хорошему, и забавным. Он постоянно заставлял ее хохотать, а Юри краснеть. Она всегда была рада Никифорову, и он бывал у них частенько, каждый раз засыпая ее новыми еще более интересными историями, и еще более смущающими комплиментами. Он мог показаться ветреным, безрассудным, но она знала, что он очень хороший парень. И, конечно же, она была вся в радостном предвкушении, когда в один из вечеров заметила у парней на пальцах по золотому кольцу. — Это уже вторая бутылка. Может, хватит? — улыбнулся Юри, замечая, как Хироко пытается откупорить вторую бутылку вина. Прошло уже около двух часов с того момента, как Виктор уехал. Вино развеяло напряжение Юри, развеяло его страхи, и сейчас ему хотелось одного — наконец-то увидеть Виктора в чудесном белом костюме, с цветком, заправленным в кармашек пиджака, стоящего напротив него в церкви. Услышать звоны колоколов, шум голубиных крыльев, и заветное «Клянусь». Всего одна ночь отделяла его от настоящего счастья. Раздался телефонный звонок, понуждая женщину оторвать пальцы от штопора. — Кто звонит так поздно? — пожаловалась она. — Открой пока, родной. Юри удивленно уставился на бутылку, устроив с ней баттл глазами. Ему нельзя много пить. Еще один бокал, и его вынесут ногами вперед. Но он все же зажал бутылку между бедер и медленно прокрутил штопор, вытягивая пробку на себя. Он взглянул на мать. Ее лицо казалось слишком бледным в искусственном свете лампы. — Как это произошло? — послышался чересчур взволнованный голос. — Да… Боже… А, да… Нет, нет. Спасибо, конечно… Спасибо, что позвонили так быстро… Юри поднялся со стула. — Я открыл, — попытался он обратить ее внимание на себя. Женщина застыла, глядя в пол и прижимая к груди телефонную трубку. Она вздрогнула от звука его голоса. — Юри… — наконец-то подняла она на него глаза. В них стояли слезы. Юри сглотнул горький комок. Он боялся спрашивать. Он понимал, что-то случилось. — Что произошло? Кто звонил? Это Виктор? Если он опять подрался в пабе… — Это из больницы… Пхичит и Виктор… разбились. Попали в аварию. Похоже, Виктор был нетрезвый за рулем. Машина съехала с дороги в овраг. Юри, мне очень, очень жаль, — быстро заговорила Хироко, нервничая. — Это шутка такая? — улыбнулся он. Лицо матери стало еще бледнее. — Это… точно какая-то неудачная шутка! Юри сорвался с места, схватил телефон и выбежал на улицу, даже не надев курточки. «Это точно какая-то шутка! Если они решили разыграть меня…» Он не знал, куда он идет. Куда ему идти? В «Легион»? Парень замер и принялся набирать номер Виктора. Автоответчик повторял все одно и то же, выводя Юри из себя. — Нет, это не правда… Это не правда…***
Виктора и Пхичита похоронили в один день. Людей собралось немного. И у того, и у другого было не много близких в Роартоне. Мать Пхичита находилась в Таиланде и не могла приехать на похороны из-за финансовых проблем. Семья Плисецких, несмотря на то, что с Виктором у них были не особо теплые отношения, все же пришли отдать дань почтения почившему. Все вокруг то и дело жаловались на погоду, просто для того, что бы было чем занять рот. Хотя находились и те, кто умудрялся кинуть что-то вроде банального «он был таким молодым», «жизнь так несправедлива» и « все мы будем там». С самого утра небо не предвещало ничего хорошего — темные тучи скрывали свет солнца, делая все вокруг серым и блеклым. Изредка с неба сыпались редкие капельки, давая предупреждение о вероятности грозы. Первым делом попрощались с Пхичитом. Юри было тошно. Он хотел покончить со всем этим как можно скорее. Хоть присутствующих и не было много, они давили на него своим присутствием. Он не мог открыть при них своих чувств. Он не мог расплакаться и вслух сказать Пхичиту то, что думает, то, что чувствует. Он ощущал себя загнанным, затолканным в собственное тело, как в раковину. Он подошел к гробу и положил свой цветок между телом и боковой стенкой гроба. Огненная лилия утонула в складках ткани. Юри не мог ни о чем думать. Он только глупо уставился на посеревшее тело своего друга. Он больше не чувствовал связи с этим телом. Он не мог увидеть в этом трупе кого-то, кто был его другом, его Пхичитом. Он чувствовал, что это лишь оболочка, что уже никак не была его любимым существом. Это было просто тело. Пхичит, Юри чувствовал, что его уже здесь не было. Он исчез, испарился вместе с последней каплей тепла, покинувшей это тело. Юри даже стало стыдно за свой холод. Он чувствовал себя неправильным и безразличным, но это было то, что он чувствовал. Возможно, так он лишь пытался защитить свое сердце от боли. Так приятно было думать, что душа этого человека, родного ему, где-то далеко. Где, несомненно, уже не страдает так, как страдают все души, подписавшие свой кратковременный контракт с телом. Он размышлял, как другие могут подойти и «попрощаться». Что в действительности значит прощаться? Должен ли он прямо сказать «пока»? Или он должен попросить прощение за что-то, пожелать спокойной загробной жизни? Юри был в растерянности и, кажется, начинал сходить с ума. Его мягко потянули за руку, и он отошел от гроба. Деревянное ложе заколотили и опустили в землю, покрыли слоем торфяной земли. Процессия немного переместилась. Чем дальше, тем больше Юри выпадал из реальности. Он не помнил, как он очутился в другом месте, он не заметил, но в один момент он уже стоял перед другим гробом. Под ногами все дребезжало; земля словно ходила волнами. Его шатало, или ему казалось, что его шатало. Юри отвернулся, боясь смотреть на гроб. На глаза попался светловолосый мальчик. Его имя само всплыло в голове — Юрий Плисецкий. В этом году ему исполнилось одиннадцать, хотя из-за телосложения (он был очень тоненький и худенький, как девочка) он выглядел младше своего возраста. Мальчик не выглядел расстроенным или напуганным. Что-то в его взгляде было настолько взрослое, что Юри сам почувствовал себя дитем. Он все же набрался смелости. Он должен был взглянуть правде в глаза. И он посмотрел на Виктора. Он не видел его раньше. Только теперь. Хотя предпочел бы вообще ничего не видеть. Он хотел ослепнуть, оглохнуть, задохнуться переработанным тяжелым кислородом в своих легких. Виктор лежит на своем ложе, в своем уютном гробу, в обрамлении белого шелка, кружев и белых роз. Он тонет во всем этом. Он сливается со всем этим. Его серебристые волосы, его люминесцентно-белая кожа, его очертания тела становятся частью этих кружев, шелка и роз. Они сливаются, стираются, меняются в глазах Юри. Он смаргивает слезу, и все вновь становится четким; и так повторяется один раз в минуту. Он словно спит. Юри так хочется подойти, взять его за плечи, растрясти, поцеловать в уголок губ. Как бывало раньше. Прошептать: «проснись, проснись». Но он не спит. Теперь он плотный и холодный, как мрамор, как камень на морском берегу, залитый черной водой и белым светом луны. Серые волосы, серо-белая кожа, темно-серые губы. Блестящие, как ниточки паутины, ресницы покорно лежат на щеках. Они больше никогда не будут трепетать от счастья, от грусти. Пошел дождь. Маленькие бисеринки, серебристые и блестящие, как слезы, осыпали серые волосы, серо-белую кожу, темно-серые губы. Юри запечатлел взгляд на маленьком бриллиантике капли, что скопился в синеватом уголке глаза. Кто-то коснулся его плеча. — Юри, пора… — услышал он голос своей матери. — Попрощайся с Виктором. Действительно пора?.. Он подошел к гробу. Дождь усилился, и кто-то услужливо накрыл его зонтиком. Он протянул руку. Ему хотелось коснуться его. Взять за руку. Забрать с собой. Он не хотел прощаться. С чего все вокруг ждали от него подобных глупостей? С чего они должны прощаться?.. Они пообещали друг другу, что всегда будут вместе. Разве справедливо, что теперь он должен прощаться? Роза, которую Юри держал в руке, выпала из его пальцев, упала на мокрую землю. Ее белые лепестки покрылись черной грязью. Он нервно крутил золотое кольцо на своем пальце. Он чувствовал, как на этом месте уже образовался волдырь, и вот-вот выступит кровь. Кольцо… Они вернули ему кольцо Виктора. Сейчас он с силой сжимал его в ладонях. Сначала он думал, что положит его в могилу, но сейчас он решил не делать этого. Сейчас он хотел оставить эту маленькую частичку Виктора себе. Юри склонился вниз, заслоняя собой от дождя бледное лицо. Он вдохнул в себя сладковато-терпкий запах сухих, цветов, аромат свежих роз, волглый запах азота и еще какой-то незнакомый, бальзамический, приторный и чересчур душистый. Его губы коснулись губ, влажных, какими они бывали от его поцелуев, но холодных, какими они никогда-никогда не были. Две холодные мокрые створки, как раковины устриц, лежащие на дне Ирландского моря. Все. Ему хотелось покинуть это королевство камня. Эту долину слез, скорби и серости. Сад гнилой плоти, с растущими из земли цветами с ароматом распада. Цветами с ароматом падали. Ему хотелось укрыться ото всех глаз, лижущих его своей жалостью. Смытые и размытые силуэты людей. Ему хотелось сбежать, как когда-то он бежал из школы, когда было слишком стыдно страшно и больно стоять на месте, когда в тебя летят камни насмешек и ругательств. Он развернулся, резко выбив зонтик из рук кого-то, кто держал его все это время над его головой, и понесся прочь. Он шел, пока серый день не превратился в чернично-розовый вечер. Пока костюм и курточка на нем полностью не почернели, пропитанные тяжелыми каплями. Пресными каплями дождя. Солеными каплями из его глаз. Когда он пришел домой, то упал на кровать лицом в подушку и отключился. Так и закончился первый из самых ужасных дней в его жизни. Второй не заставил себя долго ждать…