***
— Ну, дело в том… что меня не выписывали из Норфолка, солнышко. Вообще-то, я сбежал оттуда… Юри еще с полминуты удивленно рассматривал Виктора, пытаясь переварить смысл сказанного. — Почему ты не сказал мне? — Ну, я не был уверен, как ты отреагируешь. Ты и так был на нервах. Я не хотел тебя пугать. — Ты точно убьешь меня когда-нибудь! — с укором проговорил Юри. — Зачем ты вообще сделал это? Зачем сбежал из Норфолка? Если бы не сделал это, возможно, вернулся бы домой как полагается. — Нет. Меня бы никогда не выпустили бы, понимаешь? Я не хотел сидеть там, и ждать… чего? Даже смерти не дождешься. Вот и сбежал. Иначе было никак просто. Это было единственным выходом из той ситуации. Пойми меня… — Ладно, — кивнул Юри, не выдерживая взгляда Виктора. — Но теперь-то что делать? — Я не знаю, — беспомощно пожал плечами Виктор. — Я должен впустить их, иначе проблем будет еще больше. Но если я впущу их, они… заберут тебя? Насколько долго? Когда мы увидимся, если ты вновь попадешь в больницу? Юри пытался выглядеть спокойно, но взгляд, полный тревоги и отчаянья, выдавал его с головой. — Юри… — Виктор замолчал. Он не мог лгать, но и сказать правду также не мог. Потому что правда вот в чем: если его заберут, то, скорее всего, они едва ли будут иметь шанс хоть на одну встречу. Неизвестно, что ждет его впереди. Норфолк — такое же загадочное место, как и коммуна. В дверь настойчиво постучали, отчего Юри вздрогнул. — Все в порядке, — Виктор приблизился к нему и крепко обнял. Так крепко, словно вот-вот каким-то чудом смог бы ощутить тепло его тела. О, как же он хотел вновь ощутить это тепло. Без него мир казался в сотни тысяч раз холоднее и враждебнее. — Не страшно. Меня не пугает то, что будет дальше. Я рад уже тому, что ты жив. Я смог увидеть тебя. Я получил даже больше, чем мог мечтать. Не думай о плохом. Может, у тебя получится приехать в Норфолк, навестить меня. Думаю, я смогу уговорить Якова или еще кого. Думаю, все будет хорошо, малыш. — Виктор… — от волнения Юри было все сложнее дышать. Он мог сойти с ума в который раз. Бездна безумия поглотила бы его, если бы руки Виктора не сжимали его так крепко. Постучали вновь, и донеслись приглушенные голоса: — Есть кто? Мистер Кацуки? Откройте! Виктор кивнул. Страх захлестнул Юри, но на этот раз он не позволил ему полностью затмить разум. Он поправил очки, приблизился к двери и открыл ее. — Здравствуйте, — произнес один из двух мужчин, тот, что казался повыше. Его лицо было серым и сухим. Глаза полуприкрыты, так, словно он не спал несколько ночей и мог уснуть в любую секунду. — До нас дошла информация, что в этом доме незаконным образом проживает ПЖЧ. Вы Юри Кацуки, верно? — Да, но… Второй врач, немного ниже, но более здорового и сочного телосложения, слегка склонил туловище вперед, заглядывая в дом. Он заметил Виктора, оглядел его с ног до головы и, выпрямившись, кивнул напарнику. — Мы вынуждены забрать Виктора Никифорова. Не переживайте, вы не несете никакой ответственности. Нам просто необходимо доставить его обратно в больницу. Врачи попытались пройти внутрь, но Юри преградил им дорогу. — Почему вам это так необходимо? — вложив во взгляд всю силу воли, он пытался тянуть время. Он не мог позволить им забрать Виктора вот так просто, и в его голове внезапно созрел план. Врачи, конечно, так же не сдавались: — На данный момент действует система, по правилам которой мы не можем просто так выпускать ПЖЧ в общество. Все подобные случаи тщательно фиксируются и документируются. В противном случае сбежавшие, без наличия лекарства, навредят окружающим и себе в том числе. Думаю, вы осознаете всю серьезность проблемы. — Осознаю… — Тогда позвольте… — Но! Выходит, вся проблема в опекунстве? — Мистер Ка… — То есть важно лишь то, что он будет вовремя принимать лекарства? Если в Роартоне у него будет опекун, то он сможет остаться, верно? — Это так, но… — Тогда у него есть опекун. — Но, мистер Кацуки! Мы не зарегистрировали ни родственников, ни еще каких-либо близких, которые согласны были бы стать опекунами. — Вам следует внимательнее следить за своими регистрациями, потому что… вообще-то он мой жених. Он был моим женихом, конечно, до того, как умер. Мы обручены. Разве я не могу стать его опекуном? Врачи растерянно посмотрели друг на друга. — Можете, конечно. Вы можете быть его опекуном. Но, насколько нам известно, вы и без того являетесь опекуном одного из ПЖЧ. Вы уверены, что готовы сделать это? Юри взволнованно закусил губу и обернулся назад. Там, в темной прихожей, Виктор смотрел на него совершенно испуганно и растерянно. Что ж, это было неожиданностью для них обоих, но… Врачи ждали ответа, а он не мог отвести взгляд от того, кого четыре года боялся, ненавидел и… любил. Готов ли он пойти на этот шаг? Стать опекуном Виктора и навсегда взять ответственность за его поступки и его жизнь? — Да… Да, я готов стать опекуном Виктора, — ответил он и нетерпеливо взглянул на врачей. — У вас же есть все необходимые бумаги для этого, верно? Врачи смотрели на Юри округлившимися от удивления глазами. Скорее всего, они впервые сталкивались с подобным и были попросту шокированы. Юри вздохнул немного облегченно. Кажется, он смог найти выход. «По каким бы причинам они не захотели отобрать у меня Виктора, я не позволю им этого…»***
Когда Отабек и Юра подъезжали к знакомой улице, мимо них пронеслась машина, на которой Юра успел прочитать надпись, свидетельствующую, что эта машина из Норфолка. Юра сглотнул вязкую слюну и оглянулся на Отабека: — Думаешь, они забрали… Отабек сделал быстрый жест рукой, говорящий « не будем заглядывать наперед», и свернув на обочину, заглушил мотор. Вылезая из джипа, Юра увидел машину, принадлежащую Джей-Джею. В этот момент, когда Юра уже закипал от злости, Леруа лишь спокойно попивал пиво. Юра быстро приблизился к нему. — Что ты вычудил на этот раз, придурок? Джей-Джей хищно ухмыльнулся: — Да ничего такого. — Судя по твоему обнаглевшему ебалу и оставленному сообщению, сомневаюсь, что совсем уж совсем «ничего такого». Выкладывай, если проблем не хочешь. Синие глаза Леруа сверкали, точно острющие куски льда. — Я всего-то сообщил кому надо об одном кадре, что незаконно находился в Роартоне. Ты ведь не знал, что твой частично живой кузен сбежал из Норфолка? А я вот узнал. Это было несложно. Пошуршал в вещах Юко, пока моя дорогая Изи ее отвлекала. Юко хранит эти списки так необдуманно, ей следовало бы лучше скрывать такую ценную информацию. Теперь я знаю, кого буду запугивать в ближайшее время. Стоит признать, благодаря гнили, в Роартоне наконец-то стало весело. — Какой же ты козел… — прошипел Юра, но тут же испуганно покосился на дом.— Его забрали? Судя по разочарованию, промелькнувшему на лице Джей-Джея, его планы исполнились лишь наполовину. С кислым лицом он отпил из своей бутылки. — Нет. Похоже, Свинья нашла способ оставить Гниль при себе… Ну ничего, это лишь вопрос времени, когда я уничтожу их… Юра резким движением выбил бутылку из руки Леруа. Она упала и с шумом разбилась. Пиво обрызгало их ноги и вспенилось на асфальте. — Мне насрать на Виктора, но Юри ты ничего не сделаешь, понял? — Хм… — сощурился Джей-Джей. Он перевел взгляд на Отабека, стоящего неподалеку. Если бы не он, Джей с радостью бы схватил эту маленькую блондинистую зазнайку за волосы и прижал его смазливую мордашку к асфальту. Джея уже изрядно подташнивало от этих Плисецких. Он не мог физически наказать Юру, но он всегда мог разбить его морально, и это было огромным облегчением. — Смотрю, у вас все отлично. Юрочка, а твой дедуля уже благословил ваши пид… особенные отношения? Юра уже хотел высказать все, что думает об этом парне, но вдруг замер, обдумывая сказанное в голове. Эта фраза навеяла догадки о том, каким образом дедушка узнал об их отношениях. — Это был ты, не так ли? Джей-Джей довольно улыбнулся, явно подтверждая догадку. — А я все думал, откуда дед знает. Сам бы он об этом ни за что не догадался. — Забавно, да? О, нет, не смотри на меня так, котенок. В чем моя вина? Если бы твой дед хоть немного доверял тебе, он ни за что бы ни поверил моим словам. А я… Я просто очень люблю правду. Лицо Юрия раскраснелось, как от лихорадки. Его кожа зудела от испытываемой злости настолько сильно, что хотелось содрать ее. — Сука… — переполненный сжигающими изнутри эмоциями, он подхватил с земли горлышко от бутылки. Холодная жидкость стекала по пальцам. Коричневые осколочки, словно крупные частицы тростникового сахара, покалывали кожу. Перед глазами все чернело от злости и ненависти. Неизвестно что бы Юра сделал, если бы Отабек не остановил его. Он мягко взял его за запястье. — Отдай мне это. Все хорошо. Успокойся, — осторожно, но настойчиво, Отабек разжал пальцы Юры и, отобрав остатки бутылки, откинул их в кусты. Он крепко обнял Юру и шепнул ему на ухо: — Все хорошо. Сходи, проверь как там Юри. Это важнее сейчас. А я поговорю тут. Приятный голос Отабека успокаивал. Юра сглотнул металлический привкус безумия и послушно кивнул. Сжав влажную от остатков пива ладонь в кулак, он отстранился и направился к дому, стараясь не смотреть на Джей-Джея. Одно лицо уже готово было довести его до белого каления. Не стоит рисковать и дразнить свою психику. Дождавшись, когда Юра зайдет в дом, Отабек обратился к сводному брату: — Зачем ты делаешь это? Зачем вставляешь палки в колеса Юри? Так ненавидишь его? Но за что, ведь он ничего тебе не сделал. Не думаешь, что это слишком, даже для гомофоба? — Мне наплевать на твое мнение, братишка, А знаешь почему? Потому что тебя я тоже ненавижу. Ты — такой же пидор, как и эта Свинья. Меня тошнит от тебя и от твоей блондинистой шлюхи. Отабек с шумом втянул воздух. Спокойно. Ты прекрасно знаешь — все это лишь пустая провокация. Конфликт и уж тем более грубая сила ничего не решают. Просто успокойся. За время, проведенное вместе, Отабек хорошо изучил Джей-Джея. У того была просто маниакальная страсть выводить людей из себя. Он вел себя как ублюдок просто потому, что ловил от этого кайф. Возможно, именно благодаря брату, Отабек научился быть таким сдержанным, каким он был. Джей-Джею же это совершенно не нравилось. Раздраженно фыркнув, он толкнул младшего. — Что даже лицо не набьешь мне, да? И так всегда! Как же ты бесишь меня, падла. Рожа кирпичом, и все. Думаешь, умнее всех здесь, ублюдок? Да ты просто отморозок — вот что. На самом деле тебе глубоко насрать на то, что происходит вокруг, так? Как и твоей мамочке шлюхе было насрать с кем ебаться: с моим отцом или с каким-то грязным казахом. Скоро ты подохнешь, отвечаю. Да так ты и подохнешь со своим каменным ебалом! — Уж лучше так, чем с выражением ненависти ко всему живому, — парировал Отабек. — Слишком много грязи. Тебе самому не надоело вести себя, словно бешеный пес? Чем ты лучше зомби — скорее ты перегрызешь всем глотки, чем они… — Да! С радостью, мать твою, перегрызу! И Свинье, и Гнили, и тебе, и твоей малолетней шлюхе, вот что. Я от вас всех избавлюсь, педики… — развернувшись, Джей-Джей двинулся к своей машине и уехал, оставив Отабека устало глядеть на дорогу. Упоминание о матери внутренне всколыхнуло Отабека, но едва-едва. Он уже привык к колким высказываниям Джей-Джея и о ней, и много о чем другом. Возможно, именно благодаря сводному брату он научился так безразлично смотреть на вещи, словно пропуская их через призму, словно отсеивая, залепляя черными прямоугольниками самые болезненные моменты. Отабек смирился с тем, что Жан ненавидит его. Он давно смирился и с тем, что в людях так много ненависти и жестокости.***
Когда врачи ушли, Юри вспомнил об одной очень важной вещи, а если точнее, о двух, что находились в его комнате, поэтому ему пришлось подняться наверх и быстренько пошуршать в тумбочке у своей кровати. Найдя необходимое, он решил мельком проверить, как там Пхичит, уж больно тихо было в его комнате. Подозрения Юри оказались верны — заглянув за приоткрытую дверь, он понял, что комната совершенно пуста. Сердце его в который раз с болью заколотилось в груди. — Ты не видел Пхичита? Его нигде нет, — спросил он у Виктора, хотя прекрасно понимал — тот был с ним все это время и так же не мог заметить исчезновение их друга. — Наверно, испугался врачей и решил улизнуть через задний двор, — предположил он. — Нужно поискать его. Я волнуюсь. — Эй, — Виктор остановил его, мягко ухватив под локоть. — Хватит уже беспокоиться о нем, он не твой младший братишка. Ничего с ним не случится. Погуляет немного и вернется. И пусть и нехотя, Юри согласился, но все равно не мог позволить себе спокойствия. «Это мой недостаток. Я действительно слишком опекаю всех вокруг и особенно Пхичита. Из-за своей маниакальной заботы я делаю ему больно и не даю личного пространства. Если он хочет, он может идти куда угодно, ведь так?.. Но я все равно не могу ручаться за его безопасность в этом городе, и это не дает мне покоя…» Пока Юри обеспокоенно бродил по комнате кругами, Виктор озадаченно разглядывал бумаги, оставленные врачами на круглом столике. Он все еще не мог поверить, что Юри согласился на это. — Ты, — осторожно начал Виктор, — точно уверен, что хочешь этого? Я насчет опекунства. Это действительно непросто. И, знаешь, я могу исчезнуть в любой момент, когда ты попросишь. Я не стану докучать тебе, обременять тебя. Не за этим я здесь. Серьезно, я… — Виктор, — оборвал его Юри. — Я делал когда-нибудь что-то необдуманное? Это твоя фишка, не моя. Я прекрасно знаю, на что подписываюсь. И поверь мне… это то, чего я хочу. Хочу, чтобы ты был со мной так долго, как эта сумасшедшая жизнь позволит… — он присел рядом с Виктором и нежно провел по серебряным прядкам челки. — И за все это время я понял одну вещь — времени никогда не хватит. Когда еще ты был жив, я так много боялся сказать. Чего-то смущался. Что-то казалось мне глупостью. Иногда мне было неловко выразить то, как сильно я тебя люблю. Я думал, у меня еще достаточно времени для этих глупостей. Думал… Но время не на нашей стороне. Не на моей. Теперь твое тело никогда не изменится, ну, а я лишь простой человек. Не могу позволить себе вечность или что-то в этом роде. И это я должен спрашивать у тебя, — Юри коснулся руки Виктора, взял ее в свои, вложил в нее что-то, — готов ли ты быть рядом с таким человеком, как я? Виктор перевел взгляд на руку, в которой что-то лежало. Он раскрыл пальцы и увидел на ладони поблескивающее золотое колечко. Это было его обручальное кольцо. — Ты… хранил их все это время? — Конечно. Я не мог просто избавиться от них. Оно принадлежит тебе, Виктор. Как и все это. Как и я… Виктор качнул головой. Ему показалось, что его голова закружилась. Показалось, что не хватает кислорода. Впервые за долгое время он задыхался от счастья. — Так… — смутился Юри, наблюдая за тем, как Виктор надевает кольцо. — Это значит, да? Виктор рассмеялся и крепко обнял его. — Конечно, конечно да! — Не сжимай меня так сильно, Виктор. Я не спал всю ночь и могу потерять сознание, — произнес Юри, тихо рассмеявшись. — Кхм, — послышался чей-то недовольный голос, и Виктор с Юри немного отстранились друг от друга. На пороге в комнату стоял Юра. — Вы уже все или позовете, когда прекратите эти мерзости? Юри тут же стало не по себе. Он вспомнил, что ситуация с Юрой еще не разрешилась. Вчера ночью Николай велел ему не приближаться к его внуку. Юри молчал, не зная, что сказать. Кажется, Юра тоже не мог подобрать правильных слов, поэтому сделал шаг назад. — Ладно. Смотрю, у тебя все отлично, — пробормотал он, немного растерянно уставившись в пол. — Думаю, мне стоит уйти. — Юр, погоди. Почему ты не рассказал мне о кошмарах и галлюцинациях? Отабек сообщил мне, что вчера тебе было плохо. Если это началось снова, ты должен был рассказать мне сразу. Ты же понимаешь, как я волнуюсь за тебя? — Понимаю, — виновато опустил голову Юра. Странно, но когда Юри начинал говорить вот таким вот тоном, Юра ощущал себя маленьким провинившимся ребенком. И… Это было таким приятным и привычным чувством. — Поэтому и боялся рассказать. У тебя тут и так дурдом на выезде, зачем тебе еще и я со своей шизой? — Что бы ни произошло с тобой, забота о тебе никогда не будет бременем для меня, поверь мне, Юра. Поэтому не нужно говорить подобных слов. И… Прости. То, что я сказал вчера — ты понял все неправильно. Я вовсе не считаю нашу дружбу ошибкой. Ты больше кого-либо в Роартоне помог мне. Ты очень важен для меня, как и наша дружба. Просто я хотел оградить тебя от неприятностей. Ты достоин большего… Юра тяжело вздохнул. Теперь он прекрасно все понимал. Ему еще было чуточку обидно, но он не мог винить Юри в чем-то. Оглядев лицо Юри, Юра заметил на его скуле темно-малиновую отметину. По телу пробежали мурашки так, словно он сам испытывал боль, что причинил другу. — Ты… тоже прости меня. Сильно… болит? Юри ласково улыбнулся. — Не переживай об этом, хорошо? Но впредь уж постарайся поменьше применять физическую силу, окей? — Ну я ничего обещать не могу, — хитро ухмыльнулся Юра.***
Николай Плисецкий подошел к барной стойке паба «Легион» и заказал себе пинту любимого темного пива. Он обратил внимание на юношу, что суетился, спеша исполнить заказ. Си Гуанхун. Парнишка довольно неловкий, да и чересчур молодой, что бы работать тут, — думал Николай. Но поскольку работать тут все равно никто не горел желанием, а Гуанхун был сыном хозяина заведения, городской совет не предъявлял никаких претензий. «Да и лучше уж этот, чем Юри Кацуки», — напряженно выдохнул мужчина. Когда его пиво оказалось перед ним, он сделал глоток. Краем уха до него донесся тихий разговор: — Да, он действительно останется в Роартоне. Поверить не могу. — Гнили с каждым днем все больше и больше. Ладно, крупные города. Там ничего хорошего не ищи, так было всегда. Но Роартон! Не думала, что Роартон падет так низко. Они не должны были посылать сюда эту мерзость! После всего, что мы пережили… — Точно-точно! Разве в совете ничего с этим не сделают? Они должны выгнать их всех! — Да, я не могу спокойно уснуть, зная, что в квартале от меня живут аж двое зомби. Это ужасно. — В совете, говорите? Что-то мне подсказывает, что и совет начинает подгнивать. Плисецкий нахмурился и сделал еще один глоток, вытер тыльной стороной ладони пену с усов. Вот что бывает, когда не держишь ситуацию под контролем. Население напугано, и слухи затрагивают даже совет. С этим необходимо было что-то делать, но он не мог позабыть лицо своего внука. Лицо, полное разочарования и ненависти. «Нужно придумать что-то другое». Дверь открылась, и в «Легион» вошел Джей-Джей. Он приблизился к Плисецкому, заказал и себе пива и присел рядом. — Так, что будем делать? Плисецкий промолчал. — Вы не собираетесь ничего делать с Никифоровым, так? — Не лезь в это сейчас, Жан… — Но, нельзя это оставлять. Нужно избавиться от ПЖЧ пока еще не поздно! У меня есть список. Можем начать отстреливать их прямо этой ночью. Джей-Джей, полный энтузиазма, ожидал ответа, но Плисецкий молчал, угрюмо уставившись на дно своего бокала. — Или вы будете вот так спокойно наблюдать за этим? А насчет Юры… Видно же, что он с Отабеком… — Захлопнись! — резко прорычал мужчина и встал со своего стула. Все посетители тут же обратили на него свои внимательные взгляды, готовые запомнить каждое его слово и действие, чтобы позже распространить слухи поинтереснее. Поняв, что сейчас не место для громких высказываний, Николай немного успокоился и проговорил чуть тише: — Всему свое время, Жан. Всему свое время.***
Когда к дому подъехала странная белая машина, Пхичит, как это чаще бывает, играл в своей комнате с хомячками и листал новостную ленту в поисках чего-то интересного. Он постарался сильно не высовываться из окна. На машине была надпись, но отсюда было сложно рассмотреть какая именно. Когда же из нее показались двое мужчин в белых халатах под теплыми куртками, ему стало страшно. Первой мыслью было то, что они намерились забрать его обратно в Норфолк. Почему? Тут был большой простор для фантазии. Первая версия: по какой-то причине правительство решило вернуть всех ПЖЧ обратно в Норфолк, лишив их шанса на свободу. Вторая: Юри решил, что Пхичит не может подобающе вести себя в обществе, и ему будет безопаснее находиться в больнице. И третья: возможно, Сынгиль узнал его, и… «Нет, нет, нет!» — Пхичит потряс головой, избавляясь от этих мыслей. Юри не сделал бы так, и Сынгиль… Пхичит надеялся, что Сынгиль тоже не сделал бы этого. Пхичиту хотелось верить, что люди, окружающие его, не способны на подобные поступки. Он надеялся, что все это какая-то ошибка. Положив хомячков в клетку, он думал, что делать. Какой-то странный, обострившийся после Восстания, почти что животный инстинкт самосохранения подсказывал, что необходимо бежать. И Пхичит, почти что бездумно, быстро спустился по лестнице и аккуратно выскользнул через задний вход. На себя он успел натянуть свою любимую большую толстовку с капюшоном и маску на половину лица. Хоть его бледная кожа и была скрыта под слоем мусса, он все равно не чувствовал себя безопасно с открытым лицом. Присев на лавочку на остановке, он думал, что же делать дальше. Куда идти? Вот этого он совершенно не продумал. Врачи, скорее всего, если и будут искать его, то по всему городу, до тех пор, пока не найдут. В кармане он нащупал какую-то визитку. Это была визитка отца Сынгиля. Сынгиль приглашал его в церковь. Пхичит не особо хотел появляться в подобном месте, но он не знал, куда еще пойти, а еще… Ему просто хотелось бы увидеть Сынгиля. Поэтому он встал с лавочки и отправился по адресу, указанному на визитке.***
Пхичит ощущал странные эмоции, входя в церковь. Он никогда не был особо верующим, но даже если он и веровал хоть немного, в его крови было больше от буддизма, чем от христианства. В церкви он никогда не был и никогда не нуждался в посещении этого места вместе с другими набожными роартонцами. В то же время, как Пхичит узнал из рассказов Юри, после событий Восстания местная церквушка стала намного популярнее, чем раньше. Напуганные люди, увидевшие огромное количество жертв и решившие, что и сами находятся на волоске от смерти, с отчаяньем кинулись в веру. Они молились так самоотверженно, словно милосердный Бог действительно мог простить им все грехи и тем самым уберечь от зомби. Викар Ли, который, к тому же, вошел в состав городского совета, разом со своими пространными проповедями, стал купаться в почете, уважении и восхищении наивных горожан. Наивных. Конечно, таковым было мнение Юри, который не мог относиться к верующим положительно. Все они смотрели на него и «ему подобных» с подозрением, отвращением и ненавистью. Все они с радостью столкнули бы его в могилу и закопали бы живьем. Они не видели дальше своего носа, своего Бога и викара Ли. Фразы, сказанные в их адрес, были для них бессмысленны, если в них не было цитат из Священного Писания. Сам же Пхичит был далек от всего этого. Ну или старался быть как можно дальше в своих мыслях. Ему нравилась свободная и беззаботная жизнь, безо всяческих запретов и табу. Просто жить в свое удовольствие, не ограничивая себя какими-либо рамками — в пределах допустимого конечно — так он хотел жить. Религия и все, кто ее исповедал, казались ему скучными и напыщенными. А больше всего он призирал тех, кто скрывал под маской верующего отвратительнейшую личину. Пхичиту хотелось бы жить в прекрасном, радостном месте, где нет места ненависти и боли. С грустью он все чаще убеждался — это невозможно. Странная атмосфера витала в церкви. То, что Пхичиту никогда не нравилось — ощущение скорби, забальзамированных чувств и надежд, грусть и меланхолия. Он испытал странное чувство вины, входя в этот храм божий, словно незаконно вторгся и совершенно не имеет права находиться тут, в этом священном месте. Он чувствовал себя и маленьким, и неправильным, и тем, кто ошибся дверью и должен как можно скорее уйти. «Я хочу домой. Мне не нравится это место. Зря я пришел сюда, я лишь хотел увидеть Сынгиля. Надо было подождать его в другом месте…» — с тоской подумал Пхичит, но было уже поздно покидать здание. К тому же он все еще надеялся, что врачи из Норфолка не станут искать его в подобном месте. Прихожане уже расселись по своим местам, заняв узкие длинные лавки. Если он встанет, он привлечет слишком много внимания. Ему и так пришлось снять капюшон, и без укрытия он чувствовал себя таким незащищенным и беспомощным, точно стоял голышом на центральной площади. Он опустил взгляд на свои колени и заметил, что его рука дрожит. Немного удивленно он оглядел ее, стряхнул и дрожь прекратилась. Такое уже было, и не раз. Еще в больнице. Доктор Шепард сказал, что это может быть побочным эффектом от лекарства. Пхичит поднял голову и оглядел пространство вокруг себя. Церковь не представляла собой что-то особенное. Это была простая постройка. Стены голые, не украшенные. Немного оглядевшись, Пхичит наконец-то заметил и Сынгиля. Одетый во все черное, тот зажигал свечи на невысоком постаменте. Его бледное лицо приобретало желтоватый оттенок, а в черных озерах глаз играли оранжевые всплески огня. Пхичиту было радостно видеть его. Единственное знакомое лицо. Они были мало знакомы. До смерти Пхичит лишь краем уха слышал о сыне викара, но не знал его имени и едва ли видел в лицо. А может и видел, но как-то не придавал значения. Возможно, из-за этого чувства одиночества, Пхичиту так хотелось найти себе друга. Он не мог вести себя с Юри так же, как и до смерти. Хоть Юри и пытается делать вид, но Пхичит чувствовал это едва уловимую перемену в друге — он побаивался его и сторонился. Это было естественно, ведь Пхичит был зомби и был напоминанием о случившейся трагедии. «Мы больше не можем говорить, как прежде. Я не знаю, о чем могу поговорить с ним. Очень мало осталось тем. Все чаще его лицо становится таким грустным, а я все больше молчу… Наша дружба уже никогда не будет такой, как прежде. И мне грустно… очень грустно от этого». «Может ли Сынгиль быть моим другом? Если бы он только согласился. Я не знаю больше никого, кому бы я не был безразличен. А он такой добрый. И дружелюбный. Чувствую, что он очень хороший. Если я буду скрывать от него, что я ПЖЧ, то он захочет дружить со мной? Наверно, да. Вопрос в том, как долго я смогу скрывать, что я ПЖЧ, и справедливо ли лгать ему о подобном?» Все свечи были зажжены, помещение наполнилось теплым светом, и вскоре появился викар. Это был тучный мужчина, с короткими черными волосами, с глазами, настолько узкими, что издали их и вовсе было сложно разглядеть. Пхичит даже немного усмехнулся, прикрыв рукой рот — поразительно насколько отец и сын Ли были не похожи. А то, что такой человек азиатской наружности был викаром в англиканской церквушке — и вовсе каламбур. Люди поднялись со своих мест, и Пхичит так же неуклюже поднялся, едва не забыв о том, что это принято. — Здравствуйте, братья мои и сестры, все, кто пришел в этот пасмурный день в наш скромный обитель, за что я вам безмерно благодарен. По залу волной прогудело тихое приветствие прихожан. Когда тишина вновь стала настолько плотной, что зазвенела в ушах, викар продолжил: — Мы живем в смутное время. Целостность нашего общества под серьезной угрозой. Мораль этого поколения и так быстро разлагается, подвергаясь всяческим дьявольским соблазнам. Сегодня дьявол придумал еще один коварный способ свести человечество с верного — божественного — пути. Но мы должны помнить, что войны и болезни не разрушили истинно верующих людей, и что не погас огонь божественного в наших сердцах. Да, теперь дьявольские создания нашли, приобрели новый образ. Они действуют не извне, а изнутри. Они властвуют сегодня над самым дорогим и казалось бы неприкосновенным — усопшими. Теми кто покинул нас, отправившись на небеса. По велению Люцифера демоны вселились в тела умерших, подчинили себе их плоть. Он сказал им — вы призваны мной из недр гиены огненной, дабы служить мне. Примите же облик близкий к человеческому, завоюйте же доверие христиан, соблазните их своими голосами, своими ликами. И тогда, когда миссия ваша будет исполнена, мы восторжествуем над этим миром и огонь наш испепелит землю и будем мы править в новых телах тех кто отдастся в нашу власть. Это слова демона, врага Господнего. Нет, вы не должны падать духом. Не бойтесь, братья и сестры, ибо Бог еще не покинул это место, пока мы верим. Пока он живет в наших сердцах, и вы делитесь им с ближними через свои слова и поступки. Господь хочет, что бы мы боролись с соблазном. ПЖЧ — один из них. ПЖЧ — демоны в обличии, близком к человеческому. Коварные твари, что не смогли уничтожить нас силой, но теперь пытаются уничтожить наши души, убив сомнения, заставив поверить в то, что они такие же люди, как и мы. Нет, это ложь. Не верьте этому. Души ваших отцов, и матерей, братьев и сестер, дочерей и сыновей и всех ваших родных и любимых отправились к Богу. Нет им больше места в этом мире. Лишь там их место. Там они купаются в любви и благословении, под защитой нашего Великого Творца. Нет их больше, и не будет среди нас. Запомните это. Понимаю, всем нам тяжко терять любимых. Вы желаете воссоединиться с ними. Но вы должны верить в Бога, продолжать помнить, что вы обязательно встретитесь с ними. В свое время. А сегодня вы обязаны бороться! Нам всем необходимо сжать кулаки и свергнуть демонических созданий, питающихся нашей добродетелью. И когда эта война будет окончена, мы увидим новый рубеж — земли Создателя. Это последнее испытание; лишь те, кто верит всем сердцем, смогут увидеть божественный свет! В заключение помолимся же за то, чтобы все мы нашли в себе достаточно веры, дабы противостоять проискам дьявола. Аминь! По залу раздалось гулкое «Аминь», а Пхичит был слишком ошеломлен, чтобы произнести хоть звук. Каждое слово викара заставляло его сжиматься все сильнее. Стены этого места словно накренились, желая взять его в плен. Все вокруг кричало — ты чужой! Демон! Все люди встали со своих мест, по очереди обменялись рукопожатием с мистером Ли и неспешно направились в сторону выхода. Пхичит так же попытался протиснуться между толпой, пытаясь избегать взглядов. У него была маска на лице — как хорошо, что он надел ее, — и он мог скрыть часть лица за ней, но все равно боялся быть раскрытым. Склонив голову как можно ниже, он вышел из церкви вместе с потоком других прихожан. Он замер, дожидаясь, пока люди разойдутся. Он чувствовал себя сконфуженно. Вообще-то он планировал дождаться Сынгиля, но сейчас почему-то эта идея больше не радовала его. Ему было больно. Слова викара были жестоки. Неужели люди действительно настолько ненавидят ПЖЧ, что считают демонами? «Может, мы и делали ужасные вещи в состоянии зомби, но мы все еще… мы не демоны». Показался Сынгиль. Он пожал руку нескольким женщинам и согнувшемуся старичку, и, наконец, заметил Пхичита, притаившегося подальше от входа. Парень радостно улыбнулся и направился в сторону знакомого. — Ты пришел? Я рад. Был на проповеди? — Да… — И как? — Я… не знаю. Я не особо увлекаюсь подобным. — Ах, понятно, — Сынгиль немного помрачнел, но тут же спокойно улыбнулся. — Хочешь прогуляться? — Может быть… — неопределенно и тихо ответил Пхичит. — Ты приболел? Маска. Зачем надел ее? — Да, приболел. Немного. Пхичит действительно ощущал себя нездоровым. Может, все это были лишь фантомные ощущения — воспоминания о том, что его тело чувствовало при жизни, но ему казалось, что все внутри готово совершить с десяток тошнотворных кульбитов. В голове звенел вопрос: «Кто я? Скажи мне, Сынгиль, кто я? Демон ли, как говорит твой отец?» — Что ты думаешь насчет этого? — произнес Пхичит. Они пошли вниз по дороге, в сторону от церкви. — Насчет чего? — Того, что говорил твой отец. Ты тоже думаешь, что ПЖЧ — демоны? — С чего такие странные вопросы? — улыбнулся Ли сдержанно. — ПЖЧ — те, кто уничтожают этот мир? Они зло? — не унимался Пхичит, словно ребенок, которому было любопытно все на свете, и он собирался добиться от родителей понятных объяснений. — Это же очевидно. Разве они могут быть кем-то иным? Они — жестокие убийцы. — А ты встречал хоть одного? — Во время Восстания. — Нет… других. Не бешеных. — Нет. Таких не встречал. Думаешь, разница есть? Я все еще не понимаю, к чему эти вопросы, Пхичит… — Ни к чему… Прости… Пхичит чувствовал на своем лице что-то влажное. Он вытер дождевую каплю со своей щеки, посмотрел вверх но, к его удивлению, небо было ясным. — Прости, но мы не можем больше видеться и общаться. Прости, Сынгиль. Ли был в растерянности. — Почему? Это из-за того, что мой отец викар? — Это одна из причин, пожалуй… «Все из-за меня. Просто я не хочу обманывать тебя. Хоть мне все еще кажется, что ты отличаешься от других. Но даже ты будешь ненавидеть меня, когда узнаешь, что я ПЖЧ. Все ненавидят меня, и ты будешь…» Он попрощался и, забыв о врачах из Норфолка, направился домой. «Может, даже лучше, если б меня забрали в больницу. Не вернись я в Роартон… Было бы значительно лучше».***
— Сынгиль, поднимись. Сынгиль опомнился, когда услышал голос отца, сдержанный, но с легкими нотками раздражения. Таким тоном родители напоминают детям о чем-то важном, о чем те по глупости забыли. И Сынгиль действительно забыл. Он быстро сдернул салфетку с колен, отодвинул стул и, поднявшись, сложил руки ладонями перед лицом. Каждый раз перед едой они молились. Это был вполне привычный ритуал, которому Сынгиль следовал с самого детства, однако сегодня его мысли были далеко от молитв и чтения Библии перед сном. Он был серьезно озадачен. Пхичитом. Странное чувство щекотало его. Такое испытываешь, когда не можешь вспомнить слово, которое вроде и крутится на языке, но никак не складывается правильным образом. Что-то давно известное, но позабытое. От этого становится досадно. Ли Сынгиль повидал многих людей. Он часто помогал отцу на кладбище и в церкви, поэтому каждое лицо роартонца от велика до мала он видел хотя бы один раз. «Даже если он уезжал из Роартона надолго, я все равно мог видеть его. Четыре года не такой уж и большой срок и я уверен, что помню его лицо, но все никак не могу понять, откуда». Это не давало Сынгилю в этот вечер спокойно молиться, есть и читать Библию, как он делал в любой из других дней. Это нарушало его привычный, правильный порядок вещей, и он понял — с этим необходимо что-то делать. — Что-то беспокоит тебя сегодня? — спросил глава семейства, откладывая столовый прибор на салфетку. — Обдумываю вашу сегодняшнюю проповедь, отец. Она впечатлила меня более других. Мистер Ли довольно кивнул и отхлебнул воды из стакана крупными глотками. — Люди должны знать своего врага. Знание — сила. Только оно и истинная вера помогут нам избежать повторения. — Повторения чего? — Восстания. Мы должны молиться усерднее, иначе горе настигнет нас вновь, и на этот раз тьма окончательно накроет нас. Никто не спасется. Сынгиль нахмурился, пытаясь понять смысл сказанного. Впервые отец упоминал о втором Восстании. — Так написано в Библии? — А ты сомневаешься в источнике моих знаний, сын? — Вовсе нет… Прости меня, отец. Мужчина снисходительно кивнул. — Не имеет значения, где это написано. Это знание дал нам Бог. Так что прислушайся к моим словам. — Да, отец. После того как ужин был окончен, Сынгиль поднялся в свою комнату. В ней не было много вещей — он не любил беспорядок и пыль, поэтому старался держать как можно меньше вещей. На полках аккуратными рядами стояли только самые необходимые книги. Тут, правда, еще остались те книжечки для детей, призванных приобщить ребенка к вере. В детстве Сынгилю очень нравились эти книжки: они были яркими, красочными, добрыми и веселыми. На столе так же не много предметов: настольная лампа, подставка для канцелярии, книги и журналы, которые он чаще всего пролистывал, а так же блокноты. В такие блокноты он любил выписывать интересные цитаты из Писания и мысли, услышанные на проповедях его отца. Сынгиль сел за стол и открыл один из ящиков. Оттуда он аккуратно достал один из таких же блокнотов, но этот отличался от всех остальных. Он был покрыт корочкой из засохшей грязи, обложка помялась, а чернила на страницах поплыли. Зачем он все еще хранил этот блокнот, если ненавидел грязь и беспорядок? Он хотел выкинуть его давно, но так и не смог это сделать. Этот блокнот впитал в себя землю кладбища, такую, какой она была четыре года назад. В дверь раздался стук и Сынгиль быстро спрятал блокнот обратно в стол. Дверь открылась, и показалось круглое как луна лицо мистера Ли. — Спокойной ночи. — Спокойной ночи, отец. И дверь закрылась. «Четыре года назад… Четыре года назад… Кладбище, земля…» — размышлял Сынгиль, словно крутя в голове воображаемый кубик рубика. Пришла одна идея, и, раз уж отец пошел спать, он решил кое-что проверить в его кабинете. Эта идея была довольно опрометчива. Отец очень не любил, когда кто-либо, в том числе и Сынгиль, заходил в его кабинет без разрешения, и тем более копался в вещах. А если он узнает, что Сынгиль брал то, что собирался взять, возникнет много ненужных вопросов, поэтому стоило быть максимально тихим и незаметным. Сынгиль не стал включать свет, а пользовался маленьким фонариком, из-за чего ему было сложнее ориентироваться в отцовском кабинете. Он подошел к большой книжной полке. Где-то там, среди разнообразных книг и брошюр, хранились метрические книги. Метрическая книга — это реестр, в котором фиксировались рождение, брак и смерть среди населения городка. Раньше такие записи было положено вести в каждом приходе, и вел их главный священник. Метрические книги, однако, уже давно отменены, но его отец, любитель всего старого, а так же любитель самолично контролировать все, что происходит в жизни горожан, продолжал вести эти книги из года в год. Еще одна причуда викара Ли. «Мне намного спокойнее, когда я сам могу вести подобные записи», — говорил он. Метрическая книга делилась на три части, и в каждом из разделов священник четко фиксировал даты рождения, заключения браков или смерти и имена горожан. Обычно Сынгиль редко открывал их, лишь по просьбе отца уточнить какую-то информацию, но сегодня он сам был заинтересован кое-что проверить. А именно — записи из книги за 2012 год. Год Восстания. Четыре года назад было несколько очень необычных смертей. Это были двое парней. Один — иностранец. Его Сынгиль точно запомнил. Его невозможно было забыть —необыкновенное лицо тут же отпечатывалось в памяти, как прекрасное произведение искусства. Но имя он его не помнил, как и того, кто погиб с ним в один и тот же день при одних и тех же обстоятельствах. Сейчас Сынгиль аккуратно перелистывал страницы, водил пальцем по строчкам, написанным выверенным почерком его отца. Стараясь сильно не шуметь и не повредить книгу, он искал глазами предполагаемую дату смерти этих двоих. Вот, запись была здесь. — Виктор Никифоров? Сынгиль сразу вспомнил о слухах, которые ходили по городу. Все чаще и чаще люди упоминали это имя. Значит, этот некий Виктор Никифоров и был ПЖЧ? Сынгиль почувствовал некое любопытство. Еще ни разу он не сталкивался с «этими вернувшимися-из-больницы-зомби». Ему стало интересно поглядеть, что же собой представляет подобное существо, и каким образом оно ведет себя в обществе теперь? Задумавшись об этом, Сынгиль с рассеянным вниманием прочитал следующие строчки ниже по списку. Пхичит Чуланонт. Пхичит… Резко отскочив в сторону, Ли едва не перевернул стул. Его сердце бешено колотилось. Он наконец-то вспомнил, почему лицо Пхичита было так знакомо ему. Однажды они уже встречались, и местом их встречи было кладбище…