ID работы: 5334479

Цветы с ароматом падали

Слэш
NC-17
В процессе
122
автор
Размер:
планируется Макси, написано 389 страниц, 20 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
122 Нравится 128 Отзывы 42 В сборник Скачать

Глава 16. Пробуждение

Настройки текста
Примечания:
Из своих мыслей он вернулся в реальный мир, когда с улицы донесся щебет птиц — тех, что не покинули эти края, а теперь отчаянно мерзли на ветру, холодном и октябрьском. Часы указывали на половину пятого утра. Свет из окна, бесцветный, тусклый, лег на руки, сложенные замком; на вчерашнюю одежду, что он так и не переодел; на черные волосы, окрасив их серым. На столе, прежде таком аккуратном, теперь царил беспорядок. Страницы книги, которую он с упоением читал всю ночь, тихо подрагивали на сквозняке. От старого грязного блокнота исходил необычный шипровый запах земли и мха. Скопом лежали бумаги, книги, блокноты, в которых он пытался отыскать хоть что-то, что-либо опровергло бы, либо бесповоротно доказало бы, что в своих догадках он был прав. Догадках о том, кто был тем самым первым восставшим. Было нелегко принять это. Мысли в голове застыли, словно густое желе. Сынгиль уже не мог думать. Ночь без сна давала о себе знать, и он ощущал усталость и опустошенность. Глаза пекли так, словно он сыпанул на веки перца. За дверью послышались шаги. Сынгиль невольно вздрогнул и задержал дыхание, немного подобрал все тело. Он тщательно скрыл все следы своего пребывания в кабинете, но если отец захочет взять эту книгу именно сейчас, то непременно поймет, что она у Сынгиля. Даже ничего не объяснив, откуда подобная книга в их доме, и что значит ее содержание, он обязательно устроит громкий скандал. Сынгиль даже в детстве отличался безупречным характером. Он всегда слушал родителей, особенно отца. Он понимал, что впервые сделал что-то, что было так на него не похоже, что противоречило всему, чему его учили. Может быть, в иной раз он бы раскаялся, вернул книгу и молил отца о прощении, но теперь он был зол и ни за что не собирался извиняться. Сынгиль, как мог, дождался восьми часов, спрятал книгу понадежнее в своей комнате и вышел из дома, направился в больницу. Еще вчера, после собрания, ему так хотелось увидеть Пхичита, поговорить с ним. Дать понять, что это была ошибка. Не было никакой уверенности, что они смогут поговорить, но ждать более подходящего момента просто не было сил. «Я не ненавижу тебя, — мысленно вторил Сынгиль, представляя перед собой Пхичита. — Я не считаю тебя монстром…» Мысль о том, что Пхичит там наверняка один, сидит в клетке, подобно животному, была невыносима. Разве это по-человечески, держать его в подобном месте?! Сынгиль практически бежал до больницы, думал, что умрет от одышки. Еще никогда так не спешил. Путаясь в собственных уставших, заплетающихся ногах, ввалился в приемную, уставился на «клетку». Его захлестнуло чувство страха и неуверенности — а вдруг Пхичит еще не пришел в себя? Сынгиль очень мало знал о «Голубом забвении» и о том, как это вещество действует на организм ПЖЧ. Что если Пхичит все еще не в себе, и он пришел зря? Так Сынгиль, волнуясь, сфокусировал взгляд за прутьями решетки. Пхичит действительно все еще был там. Он тихо сидел на полу, поджав колени, сжавшись, как замерзшая птичка. Он выглядел потрепано и измучено, но, как мгновенно понял Сынгиль, он определенно больше не был «бешеным» зомби. — Пхичит! — позвал Сынгиль, припадая к решетке. Пхичит, заметив его, тут же испуганно дернулся. Его большие глаза были наполнены страхом. Он подскочил на ноги, заметался по клетке, словно вот-вот найдет выход и сможет убежать, но, поняв, что все бесполезно, закрыл лицо ладонями и отвернулся к стене. — Пхичит, — постарался как можно мягче проговорить Сынгиль. — Прошу, не прячься. Я не обижу тебя. — Уходи, пожалуйста, — пропищал Пхичит. — Я не боюсь тебя. Знаю, не обидишь, но… Я не хочу, чтобы ты смотрел на такого меня. Я отвратителен. Ли не отступил, вжался в сетку, словно мог так стать хоть чуточку ближе. Но это не поможет. Он сам увеличил, расширил эту дистанцию между ними. Как теперь все вернуть? — Прошу, повернись, дай мне свою руку, — попросил Сынгиль. Он просунул руку через прутья решетки так далеко, как только было возможно. Пхичит замер, потом чуть обернулся, посмотрел на протянутую руку, точно затравленный, испуганный зверек. — Прости меня, Пхичит, я был не прав. Я не должен был говорить так много грубых слов. Только сейчас я понял, что был не прав. Ты вовсе не демон. Я знаю, ты очень добр, Пхичит. Искренен и мил со всеми. Мне жаль, что все так получилось, ведь это моя вина. Прошу, Пхичит, подойди. Дай мне шанс все исправить. Пхичит чуть более уверенно обернулся к нему, медленно подошел. — Ты уверен, что хочешь? — в голосе сомнение и дрожь. — Да… Пхичит медлил с минуту, потом все же протянул руку, дотронулся неуверенно. Сынгиль крепко, но нежно сжал ее в своей ладони. Она холодила его кожу. — Я не позволю никому обидеть тебя. — Лучше не позволь мне никого обидеть. Потому, что ты был прав, как и все. Я опасен. Все казалось таким простым и вот… в следующее мгновение я уже не могу контролировать себя, свое тело, мысли, голод… Это ужасно, это страшно. Я бы серьезно мог навредить кому-то. Убить кого-то. Снова! — Это был несчастный случай. Не вини себя, хорошо? — Сынгиль крепко сжал его руку. — И все уже в прошлом. Я хочу, чтобы ты знал: я не боюсь и не ненавижу тебя, не виню ни в чем. Я хочу быть рядом с тобой, твоим другом. Ты будешь моим другом? — Д-да, — неуверенно шепнул Пхичит, боясь, что все это какой-то подвох. Все было так хорошо, почти что неправдоподобно хорошо, но улыбка Сынгиля, его черные глаза, наполненные искренним доверием и теплом, заставили Пхичита так же улыбнуться. — Да, конечно. Правда… теперь меня могут забрать в Норфолк. Что будет со мной, я не знаю. Смогу ли вернуться? Может, это наша последняя встреча, кто знает?.. Сынгиль упрямо покачал головой: — Ты не отправишься в Норфолк. Я никому не позволю отправить тебя туда. Вдруг со стороны послышался веселый смешок. Сынгиль и Пхичит развернулись на звук и увидели посреди коридора Юко. Она улыбнулась как-то загадочно: — Не хочу вас перебивать, но… — она подошла к замку, вставила ключ и открыла дверь. — Мне приказали освободить клетку. — Что происходит? — Пхичит переборол желание оглянуться, проверить, нет ли где поблизости врачей из Норфолка, держащих наготове шокеры и веревки. — Ты свободен, — все улыбалась Юко. — Утром состоялось еще одно собрание совета. Николай заявил, что происшествие было ошибкой, и что ты не виноват. Совет принял решение не сдавать тебя в Норфолк. Вот только особо не шуми, теперь за тобой будут пристально присматривать. Ну, а пока что ты свободен. Я уже позвонила и обо всем предупредила Юри. Он ждет тебя дома. Пхичит на это отреагировал еще более взволнованно. Было трудно поверить в то, что он действительно свободен. Сынгилю, видимо, тоже. — С чего такое заявление? — с удивлением произнес он. — Странно, что Николай так быстро поменял решение. Уверена, что это не какой-нибудь подвох? — Действительно, странно, — согласилась девушка, пожав плечами. — Но ошибки быть не может. Похоже на то, что Юра смог повлиять на него. Впрочем, это уже не важно. Главное, что ты, Пхичит, теперь свободен, и в Норфолк тебя не заберут, но… — Юко посмотрела на Пхичита немного строгим взглядом. — Совет на будущее: больше не слушай тех, кого впервые в жизни видишь. Не стоит так бездумно принимать все, что тебе вручают. В следующий раз все может сложиться намного печальнее. — Следующего раза не будет, — пообещал Пхичит. — Я понял, что сделал не так. Ты тоже прости меня, Юко, за то, что доставил неприятности. Девушка снисходительно улыбнулась и положила руку на его плечо. — Ты хорошо себя чувствуешь? Нам так до конца и неизвестно, как «Голубое забвение» влияет на организм. Пхичит задумался. — Есть кое-что, что меня беспокоит. — Хм… Не могу сейчас принять тебя. Неподходящее время. Но ты приходи как-нибудь ко мне. Домой, не в больницу. Тогда и расскажешь мне все в подробностях, хорошо? — Да. Распрощавшись с Юко, Пхичит и Сынгиль вместе вышли из больницы. Пхичиту не особо хотелось бродить по улицам в том ужасном виде, в каком он был сейчас, но Сынгиль настоял на том, что проведет его до дома. Пхичита пробирала дрожь от всего, что произошло, но на короткое мгновение его наполнила радость — в тот момент, когда он по-настоящему осознал, что он свободен от клетки, и в Норфолк его не отправят. Он свободен, свободен! Жаль, что он не мог так же легко освободиться от разъедающего его изнутри чувства вины. — Ты был все это время один? — спросил Сынгиль. — Не совсем. Юри был до этого… Он всю ночь провел в больнице. Мне так стыдно за это все перед ним… Даже не знаю, как загладить эту вину. Мне наплевать, как на меня будут смотреть горожане. Теперь, когда все узнали обо мне, они будут еще с большим вниманием и презрением смотреть на Юри. Это невыносимо для меня. Я не хотел этого. Когда врач предложил мне вернуться в Роартон, к Юри, я был очень счастлив. Если бы я знал, что принесу ему столько страданий и беспокойства, я бы остался в Норфолке. — Так или иначе, этому суждено было быть. Юри и сам принял это решение. Я не думаю, что он о чем-то жалеет. Может, на его месте, каждый в этом городе поступил бы так же, и я уверен, что это самое правильное и честное решение из всех. — Ты… — Пхичит опустил глаза и еще больше помрачнел. Он обернулся, еще раз убеждаясь, что Сынгиль был именно таким, какой образ его складывался в голове. Законопослушный, богобоязненный. Он в жизни не ослушался своего отца. Он всегда поступал правильно. Ни одного вызывающего слова или поступка. Все в Роартоне любили его и считали идеалом среди других молодых людей и ставили в пример своим детям. Как же теперь люди станут смотреть на него, если узнают, что он пошел на дружбу с «врагом всего человечества», демоном и убийцей? Кому-то наверняка будет сложно в это поверить. Пхичит и сам не до конца понимал и не верил, почему?.. Что изменилось за это короткое время? — Что «я»? — попросил продолжения Сынгиль. — Если будешь общаться со мной, это повлияет на репутацию… твою и твоего отца. Я бы не хотел этого. Я и так разрушил слишком много в этом месте. Поэтому было бы лучше, если бы мы общались не так открыто. Не страшно, если ты будешь игнорировать меня на улице. Просто условимся об этом, и… — Пхичит, что за глупости? Я вовсе не собираюсь тебя игнорировать. Ты часть этого города, часть общества и… часть моей жизни. Пусть эти невежественные болваны ненавидят и презирают меня, пусть отец хоть из дома выгонит… Меня это не волнует. Ведь так должны поступать друзья, разве нет? Пхичит закусил губу, сдерживая улыбку, боясь, что она станет чересчур откровенным доказательством того, насколько он счастлив это слышать. — Да, думаю, именно так. Они недолго прогулялись в тишине, только гравий шуршал под ногами. Погода вновь и вновь менялась. Небо то светлело, то заплывало тяжелыми облаками. Перед зимой погода становилась особенно капризной. Сынгиль больше молчал, смотря себе под ноги, и Пхичиту показалось, что он о чем-то серьезно озабочен. Когда они немного отошли, Пхичит обернулся на здание больницы, чтобы оценить его. Это здание было одним из самых свежих построек в городке. Долгое время в Роартоне не было собственной больницы, и жителям приходилось совершать поездки в ближайший город. Парни шли по наклонной дороге, по обе стороны которой ютились маленькие, двухэтажные домики, похожие почти что один в один, из кирпича грязно-горчичного цвета. Если бы не небольшие передние дворики, украшенные различными способами, отличить их между собой было бы невозможно. Впрочем, все летние цветы давно увяли, трава усохла, а кусты, за исключением вечнозеленых пихт и можжевельника, походили на выброшенные приливом кости рыб. Если взглянуть поверх этих домиков вниз, то вдалеке, ближе к горизонту, можно увидеть обширные поля, никем не заселенные, не тронутые цивилизаций. Все это обволакивала тонкая пленочка тумана, которая всегда придавала городу таинственный и даже немного романтичный вид. Они затормозили перед дорогой, пропуская проезжающую машину. Пхичит обратился к Сынгилю, потому что тишина и пугающая задумчивость его друга уже начинали напрягать, но Сынгиль даже не сразу услышал его. — А… прости, я задумался. Что ты хотел сказать? — переспросил Сынгиль. У Пхичита было так много слов, простых слов, а еще вопросов, которые он хотел задать Сынгилю, но, может, страх, может, стеснение, заставили его улыбнуться, отрицательно покачать головой и молча продолжить дорогу к дому.

***

Стук. Потом тишина. Потом, спустя еще минуту или больше, вновь стук. Точнее, не стук, а какая-то странная вибрация в ушах и во всем теле. Это был редкий, но ритмичный звук, от которого Виктор медленно проснулся. Сон. Когда он успел уснуть? Вот он вернулся домой, после ночного визита к Николаю, бесшумно зашел в свою комнату, лег на кровать и… провалился в сон. Сон ПЖЧ отличался. Это был тяжелый сгусток туманных видений, вакуум, накрывающий плотно, но настолько, что ты все еще вроде и в сознании. Ты вроде можешь что-то слышать, шевелиться, но этого он никогда не проверял. Не совсем сон, не совсем явь, просто одна сплошная галлюцинация, короткая и не дающая ничего, кроме чувства неудовлетворения и черно-белых статичных обрывков изображений. Но сегодня он действительно уснул. Растворился в том неосознанном мире. Ему снился запах цветов, тепло солнца на коже и привкус чего-то сладкого на губах… А еще этот стук в ушах. Ба-дам… Ба-дам… На улице уже посветлело, выходит, он проспал практически всю ночь! Когда в последний раз он спал так же долго и так же крепко? Поднялся с кровати. В доме тихо. В соседней комнате спал Юри. Виктор тихо вошел в нее, чтобы ради спокойствия убедиться в этом. Юри пришлось в очередной раз отпроситься с работы, чтобы нормально выспаться и вообще отойти от этого ужасного происшествия. Он был измотан, психически и физически истощен, поэтому уснул почти сразу, как только голова его коснулась подушки. Виктор был рад этому. Потом позвонила Юко. Виктор поругал телефон за вызывающе громкий звонок. Пхичита освободили, и сейчас он с Сынгилем. С ним все хорошо. Это значило, что ночной шантаж удался. Виктор не ощущал по этому поводу радости, лишь расчетливое спокойствие. Пхичит пока что был в безопасности. Пока что, потому что никто из них не находился в полной безопасности. Они словно бороздили холодный океан на маленьких льдинах, перепрыгивая с одной, когда та бесследно разрушалась, на другую. Временное, неустойчивое пристанище. Виктор спустился на первый этаж. Юра уже проснулся. А может, он и не спал. Приклеился к приставке и играл в игры, скорее всего, уже несколько часов подряд. Ролевая в которой необходимо выжить во время зомби-апокалипсиса. Стоит ли говорить, что подобные «стрелялки по зомби» стали довольно популярны последнее время. Юра, заметив Виктора, вдруг и ему предложил поиграть. Виктор согласился, хотя уже и не помнил, когда вот в такие игры играл. Наверно, в детстве. Виктор подавил желание задать глупый вопрос вроде «Ты как?», попытался сосредоточится на игре. Он с усердием нажимал на клавиши джойстика, но Юра играл очень хорошо, не оставляя и шанса. Из динамиков доносились странное и скорее смешное, нежели пугающее, рычание зомби и шум выстрелов. Юра не отрывал глаз от экрана, внимательно следил за своими жертвами. Он делал вид, что все как прежде, но его внешний вид выдавал его. Виктор видел, как во сне он вздрагивает, как тяжело дышит, как мечется на постели. Наверняка кошмары не переставали изводить его. Темно-лиловые круги под глазами тому свидетельство. Виктор не стал расспрашивать его ни о чем. Он понимал, что сейчас Юра не хочет говорить об этом. Да, он пытается отвлечься, забыться, и может, это не самый действенный способ, но все же способ. Может, это и поможет ему держаться на поверхности. — Эй, ты уснул? — спросил Юра, умудряясь одной рукой управляться с джойстиком, а другой распаковывать ярко-желтую упаковку шоколадного батончика. — Тебя зомби убили. Загрызли, смотри. — Черт, а я расчитывал за своего сойти, — сокрушенно откинул в сторону джойстик Виктор. Юра победно хихикнул, слизывая растаявший шоколад с пальца. — Может, заодно с этими ребятами ты бы действительно справился получше, но, прости — за зомби тут играть нельзя. Виктор немного расслабился, радуясь улыбке Юры. Они никогда не проводили время вместе вот так. Не играли в игры, не смеялись вместе. Они были двоюродными братьями, но по-прежнему оставались чужими друг другу людьми. Может, если так все пойдет, со временем они действительно смогут стать ближе? «Это было бы здорово. Действительно здорово…» Виктор протянул руку к джойстику, но внезапно его пронзило какое-то знакомое чувство. Ощущение тягучей, тяжелой боли в животе. Или не боли? Что-то противное и надоедливое, словно огромная черная пиявка, что норовит высосать его изнутри. Голод? Блядь. Виктор взглянул на часы. Он совсем забыл о лекарстве. Из-за всей этой нервотрепки просто из головы вылетело. Молодец, Никифоров, ничего не скажешь. Забыть о единственном способе сохранять при себе человечность! Под проводом удивленного взгляда Юры, Виктор резко вскочил с места и подбежал к тумбочке, в которой Юри хранил нейротриптилин, нашел свою коробочку, подписанную буквой «В», достал все необходимое. При Юре делать укол не следовало, поэтому Виктор зашел в ванную и закрыл дверь за собой на замок. Так спокойнее. Он набрал в шприц зеленую жидкость, задержал на ней внимательный взгляд. Ему стало страшно. Он боялся, что ничего не выйдет, что нейротриптилин не усвоится, и все просто разрушится. Рука тряслась. Тело ныло до самых костей. Запах чего-то сладкого все еще преследовал его, а вместе с ним и странный голод. Этот голод был немного другой, не совсем такой, как при превращении. Но что же это было за чувство? Виктор замотал головой, пытаясь выкинуть из нее лишние мысли. Нет времени медлить, ты и так колешься слишком поздно. Просто сделай это. Он крепко сжал между пальцев шприц, вдавил специальный поршень-рычаг и жидкость мгновенно вошла в него, немного шипя от давления. Он вынул иглу и осторожно отложил шприц в сторону. Внезапно между седьмым и восьмым позвонком все немыслимо запекло. Запекло с такой силой, что Виктору хотелось содрать кожу. Он опустился на пол. Шприц, который он задел, упал, и пустая баночка, которую он не успел еще открутить от шприца, разбилась. Виктор весь свернулся от огня под своей кожей, принялся драть это проклятое место ногтями, но это не помогало. Боль и жжение становились лишь сильнее, сводили с ума. «Хватит!» — взмолился он, будто эта боль действительно могла прислушаться к нему. Внутри все заволновалось, вспыхнуло. Странно, но ему показалось, что кончики пальцев покалывает от холода. Вскоре жжение и боль немного прошли. Виктор припал щекой к керамической плитке пола. В горле что-то мешало, и он заходился кашлем. Он приподнялся на ноги, осмотрел себя немного, взглянул на свои пальцы — под ногтями кусочки кожи и черно-коричневая жидкость. Чувство голода сменило чувство тошноты, но ненадолго. Вскоре, когда он немного пришел в себя, его вновь мучало это тошнотное чувство. Не проходит. Нейротриптилин не помогает. Чувство голода означает лишь одно — скоро он превратится. Он станет зомби, и даже нейротриптилин не поможет ему. Виктор поднял голову, приблизил лицо к зеркальцу над раковиной, чтобы лучше видеть свои глаза. С пристальным вниманием он осмотрел радужки, зрачки, которые немного подрагивали. У ПЖЧ зрачки не реагировали на свет, не сокращались, из-за чего глаза болезненно воспринимали яркий свет. Виктор даже подумал, что ему все это чудится, но зрачки действительно подрагивали, реагируя на свет. Их края, к тому же, выглядели не так рвано, как обычно. Радужка тоже едва заметно изменилась: на бесцветной оболочке стал проглядываться более живой, знакомый цвет аквамарина. Эти изменения были едва различимы, и даже он, возможно, не заметил бы этого, если бы не присматривался столь целенаправленно. Он бы мог свалить это все на галлюцинации на почве болевого шока, или что из-за нейротриптилина его рассудок окончательно помутился, но с его телом происходили все более странные и странные вещи, на которые он не мог закрыть глаза. Едва держась на ногах, Виктор спустился вниз, чтобы вернуть на место шприц. К счастью, Юры в зале уже не было, как и его курточки на вешалке (как подметил Виктор, проходя мимо прихожей), и это означало что в доме Юры уже не было. Это было кстати, потому что Виктору не нужны были свидетели его ужасного состояния… Прохрипев от боли, он упал на диван лицом в подушку и замер, надеясь, что боль уйдет, но она продолжала издеваться над ним. Она заполнила его полностью. Внутри словно что-то толкнулось, рождая такую боль, что Виктор подумал, что вот-вот и ему придет конец. Настоящий конец. Может, он взорвется, может, сломается. Может, все внутри сгниет, так, как и должно, а после вывалится наружу. Разорвет его на части, но… Больше ничего не произошло. Боль немного стихла, оставляя ломоту в каждой мышце. Словно спазм от холода. Виктор ощутил знакомый запах, и в желудке все сжалось. — Виктор? — послышался голос Юри. Виктор сцепил зубы, сильнее утыкаясь в подушку. Не сейчас. Он не хотел, чтобы Юри сейчас был тут. Он не мог находиться рядом с ним, потому что это не было безопасно для Юри, и это не единственная причина. — Что с тобой? — в голосе Юри прозвенели нотки беспокойства, а в следующий момент его рука коснулась щеки Виктора. Виктор хотел прижаться к нему от беспомощности и боли, забыться, раствориться в волнующем запахе его тела. Он накрыл руку Юри своей, но тут же, словно в одну секунду одумался, откинул ее и спрятал лицо в подушку. — Уходи, — пробормотал он, надеясь, что Юри разберет. Повторять сил не было. — Почему? — Юри осел на ковер возле дивана, выжидающе, словно верное животное. — Что с тобой? — Я не знаю, но… Все плохо, — он запнулся. В грудине что-то всколыхнулось, точно волной. Он хотел спрятаться от этого. Он пытался придумать, что делать, но ткань мыслей рвалась, будто тонкий шелк. В голове крутилась лишь одна связная мысль: все плохо. Все слишком плохо. — Просто уходи… — Виктор так и не смог внятно проговорить эти слова. На последнем его голос задрожал, сорвался в шепот и утонул отзвуком в подушке. — Я останусь… Не для того мы через столько прошли, чтобы я просто оставил тебя одного! Я уже говорил тебе — поверь мне. Мы сможем решить это. Хотя бы попробовать мы должны. Знаю, Норфолк неприятное место, но можно попробовать связаться с кем-нибудь из врачей. Уверен, это может происходить не только с тобой. Они должны были предугадать это и что-нибудь придумать, ведь-так? Другое лекарство, другой метод… Виктор позволил себе задуматься над этой возможностью. Кто-то из врачей? Яков? Яков был хорошим врачом, даже чуть больше. Может, для Виктора, что на протяжении двух лет не мог общаться ни с кем, кроме этого седовласого мужчины, Яков и стал своеобразным другом. Может, он вовсе не хотел причинять ему вред и боль, но… Можно ли довериться ему сейчас? «А есть выход? » — прозвучало внутри. Виктору немного полегчало, поэтому он подумал, что если и писать письмо, то именно сейчас, пока с ним не произошло чего похуже. Он все еще боялся и сомневался, но все же обратился к Юри: — Ты прав… Хорошо, я напишу Якову. Сказать проще, чем сделать. Он попытался приподняться, но тело не слушалось его совсем. Можно было сказать, что он почти не ощущал его, лишь сгусток боли, который словно парил там, где было его тело. у Пжч все ощущения были притуплены в несколько раз. Лишь благодаря нейротриптилину «бывшие зомби» могли вернуть себе каплю осязания. Очень тяжело владеть своим телом, если осязание полностью утрачено. Виктор каким-то образом буквально отодрал себя от дивана и даже сделал попытку встать, к сожалению, абсолютно провальную. Боль растеклась по телу так, будто несколько металлических канатов обвили его, стиснули с такой силой, что кости, точно глина, раскрошились под напором этой силы. Перед глазами все задребезжало, как миражи над дорогами в сильную жару. Виктор прижал ладонь ко рту. Между пальцами он все же почувствовал что-то влажное и липкое. Это было последним тревожным звоночком. Он больше не мог рисковать Юри. Нужно было сделать хоть что-то, что защитит его. Но что? — Где? — Виктор, возможно даже слишком сильно, вцепился в руку Юри. — Что? — Юри был совершенно напуган. Он не понимал, а, может, просто не хотел понимать, о чем говорил Виктор. — Револьвер. Тот, что я дал тебе. Он же все еще у тебя? — Да… Я спрятал его на кухне… — бесцветно ответил Юри правду, хотя с радостью бы соврал. Ответил бы, например, что выбросил его. Он не хотел мириться с тем, что Виктор готов пойти на этот шаг. Не мог поверить, что просил Юри наставить на него оружие! — Ты думаешь, в этом действительно есть необходимость?.. — Необходимость? — в голосе горечь. — Я чувствую голод, Юри. Нейротриптилин не действует! Он вообще делает только хуже! Еще одна доза поджарит мне спинной мозг, поэтому… Я понимаю. Не хочу просить тебя об этом, и не попрошу больше. Тебе не нужно убивать меня. Просто возьми его и держи при себе. Я должен быть уверен, что ты в безопасности, и что я не причиню тебе вреда. Юри отвел взгляд, в носу начало щипать. — Хорошо… хорошо, я возьму его. Юри быстрым шагом направился на кухню. Оружие лежало в нижнем шкафчике под раковиной, за моющими средствами, куда никто кроме него никогда не лазил. Сжав в руке револьвер, замотанный в небольшой клочок ткани, Юри задумался и уставился на подоконник, на стапелию, цветки которой начинали увядать. Малиновые ворсистые лепестки еще больше сморщились, потемнели, лишались блеска и яркости. Может, ему не хватало света? Может, тепла? Неужели и этот цветок просто увянет и исчезнет? Или это вполне нормально? Да… все рождается и умирает. Смерть это нормально. Как бы ни было печально, но порой необходимо смириться с тем, что это — неизбежный и даже необходимый процесс. Когда Юри вернулся в зал, Виктора там не было. Юри взволнованно окликнул его, и голос Виктора раздался со стороны заднего входа, что выводил в гараж. — Что ты тут делаешь? Виктор внимательно осмотривал все помещение, словно искал среди старого барахла Юриных родителей что-то особенное. Да, тут все еще стояли коробки с вещами родителей Юри. Часть из них всегда была тут, например отцовские инструменты; часть Юри снес с чердака, намереваясь выкинуть, но все руки не доходили. А если честно, он просто не смог выкинуть все эти вещи… Послышался металлический лязг — Виктор заприметил какую-то цепь. Она лежала тут так давно, что уже совсем проржавела. Юри не мог вспомнить, для чего же отец хранил в гараже такую цепь? Кажется, он хотел смастерить качели для Юри, или это была лишь попытка использовать то, что так и не пригодилось? Это было не важно. Важнее то, зачем эта ржавая цепь теперь понадобилась Виктору? — Вот, — сказал он наконец, оценивая взглядом газовую трубу, что проходила у северной стенки гаража. Виктор обмотал цепь вокруг этой трубы. — Сделаем так. Привяжешь меня этим. Этого будет достаточно, чтобы сдержать меня, когда я обращусь. Но, думаю, ненадолго. Надеюсь хватит времени… — Времени на что? — Юри смотрел на это все, как на какую-то ужасную театральную постановку, в которой актеры переигрывают, а оркестр вступает, когда ему заблагорассудится, создавая какофонию звуков, раздирающую барабанные перепонки. — Чтобы позвать кого-то на помощь. Вызвать врачей. Сразу звони Юко, но в крайнем случае можешь позвонить и… Николаю. Виктор приблизился к опоре и принялся приматывать себя к ней с помощью цепи. — Ты серьезно? — Юри уже не сдерживал горечи в голосе. — Это не смешно. — Я серьезно. Я, блять, себя цепью к трубе приматываю, похоже что я веселюсь? Юри виновато опустил взгляд, немного отвернулся. Ему хотелось закрыть уши — лязг цепей просто сводил с ума. — Я не понимаю, для чего все это. — И не поймешь. Потому что, спасибо небесам, ты не ебнутый зомби, что в любой момент станет кидаться на людей. Хочешь понять, что я чувствую? — Виктор бессильно осел на пол, крепко вжимая подушечки пальцев в ржавые звенья. — Голод. Жажду. Безумие. Все одновременно. Оно смешалось, слилось, оно выворачивает все внутри меня. Внутри словно что-то движется. И это ничего хорошо. Что-то чужое, что-то незнакомое. По венам… я чувствую, как что-то шкребет их изнутри. Щекочет, обжигает… Я не знаю, что это, такого никогда раньше не было. Если бы ты был на моем месте, ты бы и сам был рад пуле в голове. Он немного помолчал, осматривая Юри до бесконечности уставшим взглядом. Посмотрел на него так, с укором, словно он в чем-то провинился. — Твой запах… он пугает меня. Потому что та часть меня — то чудовище, что затаилось внутри, — жаждет твоей крови. Если бы не твой запах, я бы не пришел сюда в ночь Восстания, не напал бы на твоих родителей и на… тебя. Ты должен держаться от меня подальше и не задавать глупых вопросов. Все просто. Юри немного пошатнулся. Его тело мелко дрожало — в гараже было слишком холодно. Тот день… Тот ужас все еще стоял перед глазами. Все еще стоял в носу тот запах смерти: запах крови — вязкой жидкости, стекающей по его шее. Юри невольно накрыл рукой шрам. — Это не повторится, — Юри подошел к Виктору, присел рядом на корточки, оперся одной ладонью о холодный бетонный пол. Другой рукой он сжал руку Виктора. — Ты не сделаешь это. Я точно знаю, что то самое чудовище внутри тебя никогда не победит. Виктор немного дернулся от него в сторону, забился в угол, сжался. — Юри, пожалуйста… последний раз прошу — уходи. Рядом со мной ты в опасности. И так было с самого начала. Из-за меня тебе постоянно что-то угрожает. Город с Николаем во главе, обозленный Джей-Джей, врачишки из Норфолка, Армия Немертвых. И так будет всегда, это не закончится! Я неминуемо притягиваю проблемы и не хочу, чтобы ты продолжал оставаться в центре этого дерьма. Не хочу снова ранить тебя, прошу, — он попытался оттолкнуть Юри от себя, но тот не сдвинулся с места и еще крепче сжал бледную руку Виктора. Склонившись вперед он коснулся его щеки. — Может, я и сам центр всего этого? — голос Юри был тихим и быстро растворялся в воздухе, без малейшего отголоска. С губ срывались призрачные облочка пара. — Может, виноват лишь я, и никто более? Я все думаю об этом. Это не дает покоя. Вьелось, как краска… Я всю жизнь чувствовал себя опустошенным, и лишь сейчас я чувствую, что я наконец-то хочу жить. И хочу, чтобы жил ты! Не могу отпустить тебя теперь, — он заглянул в испуганные глаза Виктора. Сейчас в них, казалось, плескалась та самая океанская бирюза, что и раньше. — И не могу уйти. — Если не уйдешь… — Виктор сунул револьвер в его руку. — То держи это покрепче. Юри, явно разозлившись, вспыхнул и быстро откинул оружие в сторону, чем окончательно лишил Виктора дара речи. — Это сумашествие! — заскулил Виктор, не зная, как еще убедить Юри. — Нет. Что бы ни произошло дальше, я буду рядом с тобой. Я мог умереть уже давно, и смерть так же давно не пугает меня. Все, чего я боюсь — это одиночество. Лучше умереть, чем бросить тебя и винить себя за это до самого конца своей никчемной жизни. Не бойся. Я что-нибудь придумаю. Обязательно. Если это произойдет, я обязательно что-нибудь придумаю. Просто позволь мне быть рядом с тобой… — Юри склонился вперед и поцеловал Виктора в его темные губы. Они дрожали под его губами. Юри немного отстранился и с удивлением уставился на Виктора. Что-то было не так. Он выглядел не так, как обычно. Его трусило так, что зубы постукивали. Юри, испытывая обезоруживающее ошеломление, медленно стянул с себя кофту. Изумительная догадка пришла в его голову. — Ты весь дрожишь. Виктор оглядел себя, сфокусировал взгляд на дрожащих пальцах. — Да, конечно, — немного озлобленно произнес. — Тут же чертовски холодно… — он потер ладонями руки и вдруг замер. — Действительно, холодно. Холодно. Я чувствую холод. Он был одет в одну легкую кофту с рукавом три четверти. Ни один здоровый человек не разгуливал бы в таком в середине осени. ПЖЧ не чувствовали холода. ПЖЧ уж точно никогда не дрожали от холода! Виктор посмотрел на свои ладони так, словно видел их впервые, словно это вовсе не его тело, а чье-то чужое. Это тело могло чувствовать… Оно было чем-то большим, чем бесчувственный кусок полупрогнившей плоти. — Я чувствую… Юри осел на пол, больше не в силах поддерживать равновесие. От резкого удара о жесткий пол его мягкая точка заныла от боли, но он не обратил на это внимание. — Помоги мне… — Виктор нетерпеливо задергался, пытаясь освободиться из цепи, в которую сам себя и сковал. — Помоги избавится от этой хрени. Кажется, превращение в бешеного откладывается…

***

Яков Фельцман сидел за своим столом и с напряжением смотрел то на своего ассистента, Джеймса, то на бумаги, которые тот принес. Мужчина был явно недоволен этими бумагами. — И это все, что ты смог раздобыть за это время? Почему так мало? Это общая информация, которую мы и так знаем, а дальше? Что насчет места рождения, родителей? Почему нет этой информации, а, Джеймс? Молодой мужчина изобразил высшую степень сожаления на своем блестящем от нервного пота лице. — Простите, но это все, что было в открытом доступе. Увы, мне не удалось раздобыть такой информации? — Как думаешь, почему не смог? — Потому что… — осторожно предположил Джеймс, — она засекречена. — Потому что ты идиот! — резко хлопнул ладонью по столу Яков, заставляя своего ассистента зажмурится то ли от стыда, то ли от страха. — Хотя и первое тоже верно, — все же спокойнее добавил старший врач и попытался выпрямить спину. Он вновь пробежал по строчкам распечатки. Юри Кацуки, 24 года. Место рождения — Япония. Так же было немного сведений о местах обучения, но это все равно была не полная информация. Например, про его родителей практически ничего не было сказано — ни имен, ни род занятия. Город, в котором он был рожден, и по каким причинам семья переехала в Англию так же не было упомянуто. Сплошные пробелы. Яков точно знал, что такого не бывает, и все это, естественно, наводило на подозрения. — Там, где мало информации — много тайн. Тайн, которые не очень умело заделали, раз уж мы это заметили. — Но что может быть не так с этим парнем? Он вполне обычный… — Он живет в Роартоне. Он в принципе не может быть обычным. И он опекун двоих ПЖЧ (думаю, информация была подкорректирована, как только он засветился в качестве опекуна). Хотя ты прав — для большинства он совершенно обычный парень, но у меня он вызывает подозрения. Можешь называть это интуицией. Но, уверен, все намного проще. Его фамилия кажется мне знакомой. Не могу только вспомнить, где ее слышал. — Но кто мог менять данные в базе? — Те, кто имеют секреты. От Норфолка, от правительства… И имеют для этого полномочия. Яков развернулся к монитору своего компьютера и застучал по клавиатуре так быстро, как позволяли его старые пальцы. Джеймс с вниманием склонился над ним. — Что вы собираетесь делать? — Воспользуюсь своим особым доступом. — Что за «особый доступ»? — с сомнением поглядел на начальника молодой мужчина. — Он называется «идите на хрен, мне нужна информация, поэтому я просто взламываю базу». — У нас могут быть проблемы… Яков недовольно цокнул на ассистента: — Мы уже по уши в проблемах, Джеймс. Неужели только теперь заметил? Яков проработал в больнице уже достаточно для того, чтобы понимать — как и все крупные правительственные объекты, больница Норфолк была похожа на айсберг. У нее была общая, так сказать «поверхностная» информационная база. Именно в ней Джеймс нашел небольшие сведения о Юри Кацуки. В этой базе были вся общедоступная информация о пациентах и опекунах. Но была так же более засекреченная «глубинная» база информации, которая была доступна лишь ограниченному количеству лиц. Правительство, военные, научные сотрудники, связанные с секретными проектами. Раньше Яков являлся секретным научным работником. Занимался секретными научными разработками в закрытой лаборатории. Из-за кое-каких проблем, отсутствии хороших результатов в исследовании, его отстранили от той работы, а доступ к информации навсегда стал заблокирован. Однако, он все еще знал кое-какие лазейки. Как и сказал Джеймс — это небезопасно. Одно неверное движение, и его могут лишить даже того, что он имеет сейчас. «Мое положение и так оказалось не самым выгодным… после того, как Виктор сбежал, а запланированные эксперименты так и не запустили… Если наверху заметят мои действия, могут и на „пенсию“ отправить, чего мне, конечно, не нужно, но… Я чувствую, что все это не просто так. За Юри Кацуки кроется что-то необычное. Хочу выяснить, что же именно…» Яков кисло улыбнулся, понимая, что лишь благодаря везению и стечению обстоятельств он мог докопаться до чего-то стоящего его внимания. «Мы бы ничего не заметили, если бы не были заинтересованы в Викторе Никифорове. Мы бы ничего не поняли, если бы информация о Юри Кацуки была проработана лучше. Но, видимо, ее просто не успели проработать. В больнице он стал значиться как опекун совсем недавно. В планы тех, кто подтасовал о нем информацию, вовсе не входило его опекунство». Компьютер издал недовольный звук, а на экран прогрузилась одна из страниц. Да, это именно то, что он искал. Тут и хранилась информация — неприкосновенная, полная. Родиной Юри Кацуки был островок Хасецу. Родители — Тошиа и Хироки Кацуки. — Хм… — Яков почесал мощный подбородок. Эти имена показались ему знакомыми, так же, как и фамилия. На этот раз он вскрыл папки с информацией об этих людях. Вместе со строчками текста на экране высветились фотографии. Яков замер от потрясения. — Кто это? — взволнованно спросил Джеймс, наблюдая за реакцией Якова, но тот не обратил на него внимания. Он резко сорвался со своего места, отпихнув Джеймса в сторону так, что он с трудом удержался на ногах. Яков направился к шкафчику со своими личными вещами. Где-то тут завалялась стопка старых фото. Он не был особо сентиментальным и редко просматривал их, но по какой-то причине все же хранил именно в своем рабочем кабинете. Яков медленно перебирал пальцами фотографии, рассматривал их одну за другой. Джеймс стоя за его спиной и так же с любопытством поглядывал на снимки. Некоторые из них поблекли от старости. В основном это были фото из колледжа, ранние годы работы врачом в больницах других городов. Тогда в Норфолке еще не было больницы. На фото Яков чаще был окружен большим количеством людей в белых халатах — его коллегами, такими же врачами, как и он. Наконец Яков замер, остановившись на одной из фотографий. — Это… — тут же дернулся Джеймс. Он присмотрелся к лицам на фотографии.  — На фото — я и еще два сотрудника секретной лаборатории. Я работал с командой. Там были специалисты со всех уголков планеты. Мы работали над одним проектом, что был связан с изучением вирусов. — Вы выглядите довольно молодо тут. Как давно это было? — Давно… Около тридцати лет назад. А эти двое — супружеская пара из Японии — только выпустились из колледжа. Благодаря связям они стали работать в той самой закрытой лаборатории вместе со мной. Хироко и Тошия Кацуки… — Хотите сказать, что вы работали вместе с родителями Юри Кацуки? Как такое возможно? — Совпадение? — зло хохотнул Яков, и весь его вид дополнял: «совпадений не бывает». — Так где сейчас работают они? Яков немного подумал, нахмурившись, кинул стопку с фотографиями обратно в ящик и только эту оставил при себе. Он вернулся к рабочему столу и сел обратно за компьютер. — Я не поддерживал с ними связь с того момента, как эксперименты в секретной лаборатории закрыли. Мы не виделись очень долго. Единственное напоминание о них — это фото. Согласно информации в базе данных, они уже мертвы. — Оба? Что с ними случилось? Несчастный случай в лаборатории? — Нет… — Яков тяжело выдохнул, пытаясь уместить всю эту информацию в голове. Теперь все постепенно складывалось в четкую картинку. Картинку, которая поражала и пугала его. — Они погибли 31 октября 2012 года. — Во время Восстания?! Но… Последнее место работы указано Токио. Лаборатория в Токио. — Видимо, они работали в ней над каким-то проектом. Но, ни с того ни с сего бросили все и переехали в Роартон. Некоторое время Яков сидел молча, разглядывая фотографию Юри Кацуки, что высвечивалась на экране. — Джеймс, — позвал он помощника, не оборачиваясь. — Да? — Как думаешь, что двум успешным вирусологам из Японии с маленьким сыном на руках понадобилось в Роартоне, а? Почему они бросили работу и переехали именно туда, где, спустя почти что двадцать лет, началась волна Восстания? Это наталкивает на интересные мысли, не правда ли?
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.