Переплетение судеб (Interwoven fates)

      116. Мне нравится, как ты ждёшь моего возвращения       Утренняя тренировка прошла как обычно — лёгкая разминка для тела, заучивание новых связок, повторение стоек и связок с мечом в руке, небольшой спарринг. В последнее время я был счастлив на занятиях, ведь это время принадлежало только мне и Кону.       Раза три в неделю мы вставали раньше всех и заканчивали, только когда Му Хё Дон Гван оживал — именно в такие дни я выкладывался по полной, да и Кон вёл себя более раскованно. В остальные же и вставали позже, и тренировались проще, ибо были у всех на виду, а показывать всю свою силу мне не стоило, это я хорошо усвоил. Уходить тренироваться в лес тоже был не выход — вставать бы приходилось так же рано, как и при тренировках, когда школа спала.       После тренировки Кон часа два отдыхал и шёл учить братьев, а я бездельничал, ведь пока не мог к ним присоединиться, что угнетало. Увы, но я до сих пор не дошёл в мастерстве до уровня учеников школы, а следовательно, не мог составить компанию, не боясь ударить кого-либо из них, как это уже было разок в прошлом. Мне и того раза хватило за глаза. Но я надеялся встать в строй как можно быстрее и прилагал для этого максимум усилий.       Сегодня, правда, почему-то никак не получалось противостоять мастеру во время спарринга, так что Кон даже рассердился, отобрал у меня боккэн и отправил на тренировочное поле отработать ещё раз пару связок, уделяя больше внимания точности выполнения, а не скорости и плавности, как обычно. Я не возражал, чувствуя, что именно этого мне и не хватало сегодня для успешности нападения и отражения ударов. Сам же мастер привалился к ограде и пристально наблюдал за мной, изредка делая замечания или поправляя движения. То, как любимый стоял, напомнило мне времена, когда он ждал возвращения в школу Ё Уль или меня. Тот же пристальный взгляд, та же слегка расслабленная поза, в любой момент готовая превратиться в хищный бросок, те же скрещённые на груди руки. До конца тренировки мне так и не удалось избавиться от этой ассоциации, так что когда тренировка закончилась и мы пошли ополоснуться, у меня вырвалось:       — Кон, а знаешь, мне нравится, как ты ждёшь моего возвращения. Это даже в какой-то степени романтично, — я сделал шаг в сторону Кона, понижая голос и шепча ему это почти на ухо. Игривое настроение, появившееся у меня после тренировки и мыслей о любимом, вызвало чувство эйфории, хотелось шалить и совершать безумства. А дразнить Кона мне всегда нравилось.       — Кан Чи, — почему-то напрягся Кон, делая шаг назад, — перестань.       — Почему? — выдохнул я, снова приближаясь. Уверен, Кон чувствовал моё дыхание на своей шее.       — Просто не надо, — Кон нервно осмотрелся и снова отошёл от меня. — И вообще, какая романтика может быть в ожидании? Сплошные нервы, — он явно чувствовал себя не в своей тарелке. Мне стало обидно.       — Ничего ты не понимаешь! — заявил я, снова пытаясь приблизиться, но тут из-за поворота вышла группа братьев, что-то оживлённо обсуждающая между собой. Кон резко дёрнулся от меня и посмотрел на идущих. Те уважительно поклонились, заметив нас, и пошли дальше, возвращаясь к своему разговору. Мастер проводил их взглядом и только тогда снова обернулся ко мне.       С растущим недоумением я переводил взгляд с Кона на братьев и обратно, не понимая реакции. То, как Кон шарахнулся от меня, говорило о многом. Сделало больно. Он до сих пор боялся, что узнают. Да, он просил не афишировать, но чтобы вот так… Шарахаться. Ему противно? Обида поселилась в сердце.       А Кон, когда мы снова остались одни, раздражённо посмотрел на меня и зло прошипел в ответ:       — Это я-то ничего не понимаю? Тебе нравится трепать мне нервы, да? Часто собираешься заставлять себя ждать?! Ради романтики?! Если так, то найди себе другого идиота, который будет наслаждаться таким времяпрепровождением! — в глазах Кона появились искры гнева, он сжал руки в кулаки. Давно я не видел его настолько злым. Игривое настроение тут же пропало, сменившись тревогой.       — Кон, — схватив любимого за руку, произнёс я недоумённо. — Ты почему злишься? Почему шарахаешься, словно я прокажённый какой-то! — сам не знаю, чего в моём голосе было больше — изумления, обиды, обвинения, злости или мольбы прекратить.       — А ты не понимаешь? — Кон резко высвободил руку, набрал в грудь побольше воздуха и даже уже открыл рот для продолжения… но замер, нервно махнул рукой, признавая своё поражение в попытке объяснить что-либо, развернулся и быстро пошёл в сторону своей комнаты, а я остался стоять у тренировочной площадки, не в силах не то что пошевелиться, но даже заговорить. Так потрясла меня реакция Кона на вроде бы безобидные слова.       И вообще… Что. Это. Было?       Что за вспышка злости? Почему Кон так отреагировал? Почему он от меня шарахнулся? Стесняется? Брезгует? Последняя мысль больно резанула по сердцу. Желание броситься за Коном и всё выяснить вмиг исчезло. Злость и обида взяли верх над разумом и сердцем.       Вот и прекрасно! Просто замечательно! Не заметив, я тоже с силой сжал кулаки. Пусть уходит! Сам не подойду, раз меня отскакивают, как больного, будто противно находиться рядом!       Хмыкнув, я развернулся и как можно быстрее скрылся в своей комнате, чтобы со злости не наломать дров, не сорваться на первом встречном, добавив ещё пару проблем к уже имеющимся.       Я так и не выходил больше из комнаты до вечера, сидя напротив окна, уставившись в одну точку и продолжая злиться, накручивать себя, пытаясь понять и не понимая действий и поступков любимого. Только уже в постели мне пришла в голову мысль, что такое поведение — это первый шаг к расставанию, а этого я не просто не хотел, этого я даже не мог себе представить. Это заставило меня взять себя в руки, затушить гнев и попробовать ещё раз понять Кона, ведь не может быть правдой то, что я насочинял себе, это совсем не вяжется с характером любимого. Подумав так, я решил завтра спокойно с ним поговорить, а потом уже делать выводы. Приняв решение, мне стало легче, я повернулся на другой бок и тут же заснул.       117. Ночные страхи, или Я всегда буду рядом       Резко проснувшись, я не сразу понял, в чём дело. Что-то разбудило меня. Точнее, кто-то. Он осторожно открыл дверь в мою комнату, неуверенно замер на пороге, судорожно перевёл дыхание, просочился, как можно бесшумней закрыв за собой дверь, прислонился к стене рядом и сполз по ней на пол, смотря на меня большими испуганными глазами.       Была ночь, но зрение кумихо позволяло видеть всё в малейших деталях. Ко мне пришёл Кон, и он был сильно напуган.       Я вскочил, как только эта мысль пришла мне в голову. Любимый выглядел беззащитным и таким потерянным. Его силуэт просто кричал, что пришедший объят страхом, ему больно и плохо, так что все обвинения, все вчерашние события стали просто не важны. Я быстро подошёл к Кону и встал перед ним на колени.       — Кон, — тихо позвал я, — что случилось? Почему ты здесь? Почему в таком состоянии? — мой голос дрогнул.       Кон, всё это время следивший за мной повлажневшими глазами, когда я закончил говорить, резко подался вперёд и крепко обнял.       — Здесь. Не ушёл… Остался… Здесь, со мной. Никогда не уходи, слышишь? Не исчезай… — бессвязно бормотал любимый, прижимая меня к себе всё сильнее. В голосе облегчение соперничало с истерическими нотками, страх боролся с надеждой и счастьем. Сердце сжалось от боли. — Прости. Не ищи другого. Буду ждать… Только останься со мной.              Я не понимал, что случилось. Почему Кон в таком состоянии? Неужели из-за нашей ссоры? Я был испуган и сбит с толку. Поглаживая любимого по спине, я пытался его успокоить:       — Не ухожу, и не хотел. Я ж говорил, что всегда буду с тобой. Хватит, ну что ты. Почему так напуган, не надо… Всё хорошо, слышишь меня? Я рядом. И всегда буду. Успокойся, прошу.       Наконец мои действия возымели эффект, Кон перестал со страхом цепляться за меня и немного расслабился.       — Сон. Кошмар приснился, — тихо ответил он, а у меня от его слов перехватило дыхание, — ты всегда пытался сбежать, когда что-то шло не так. А тут ещё я предложил поискать другого. Оттолкнул, — продолжил Кон попытку объяснить своё состояние, — видимо, поэтому…       — Ну-ну, забудь, — мягко перебил я любимого, целуя его в висок. — Я никогда тебя не брошу, слышишь? Ведь я люблю тебя. А сон… Мы справимся.       После этого заявления Кон какое-то время смотрел в мои глаза и вдруг нервно кивнул, соглашаясь. Похоже, он сейчас был согласен на всё, и это, как ни странно, болью отозвалось в моей душе.       — Я… Ты не прокажённый, мне не стыдно, я… Я боюсь, что подумают о наших отношениях. Боюсь молвы, боюсь, что мы станем изгоями, что ты станешь, — снова заговорил Кон, объясняя вчерашнее, — ты любишь большие компании, общение. Лишу. А про ждать… Это не романтика, это — боль. Вернёшься ли? Не пострадал ли? Жив ли? Не плохо ли тебе? Ждать тревожно, терзаешься сомнениями, нервничаешь, накручиваешь себя, представляя самое худшее, — с каждой новой фразой Кон говорил всё быстрее, словно стараясь высказаться, пока не передумал, пока есть силы открыться, пока… не остановили. А я… я сидел и с изумлением понимал, насколько же по-идиотски вёл себя вчера, насколько неправ был в своих рассуждениях и как ранил самого дорогого мне человека. На глаза навернулись слёзы. Я снова обнял Кона, прижал его к себе так сильно, как только мог.       — Хватит, я всё понял, — срывающимся голосом стал повторять я, пока любимый не услышал меня и не затих в моих объятиях. — Прости. Не подумал. Я все не так понял, навоображал себе невесть что. Я такой дурак. Я слишком легкомысленно ко всему подхожу, ты же знаешь. Прости.       Кон замер, а потом расслабился в моих объятиях.       — Кан Чи, — тихо сказал он, привлекая внимание. — Я не виню тебя. Мы оба в этой истории показали себя не с лучшей стороны. Просто… давай теперь больше доверять друг другу, хорошо?       Я с энтузиазмом кивнул в ответ, на моих губах расцвела робкая улыбка. Я встал и протянул Кону руку, тот посмотрел на меня и принял помощь. Пока он вставал, я окинул взглядом фигуру Кона. Он прибежал босиком, в ночном наряде... Хорошо, хоть чогори сверху накинул.       «Нет! — вдруг резко осознал я, — не отпущу его сегодня. Просто не смогу. Будет спать здесь, со мной».       Когда Кон поднялся, я за руку потянул его к постели.       — Ложись рядом, — попросил я его, — давай сегодня спать вместе? Ночь ещё только началась. Не могу оставить тебя сейчас одного. И остаться один.       Кон неуверенно посмотрел на меня, как загипнотизированный, сделал пару шагов к постели и остановился, спрашивая взглядом разрешения.       Любимый был настолько растерян и податлив, что снова стало больно. Неужели его так сильно ранят мои слова? Неужто он настолько боится меня потерять? Надо что-то с этим делать! Мне стало страшно, когда понял, какая у меня над Коном власть, насколько я нужен этому одновременно сильному и такому ранимому человеку, почти божеству. На душе стало тепло, но до стона захотелось, чтобы он ничего не боялся и всегда был счастлив.       Я отпустил руку любимого, ласково улыбнулся и снял с него чогори, не давая тем самым шанса на бегство. Потом лёг и позвал его. Кон неуверенно присел на краешек постели, смотря в мои глаза, и медленно стал опускаться, не отрывая взгляда, в котором было видно отражение луны, свет, манящий меня, гипнотизирующий, не дающий отвести взгляд.       Я подставил плечо любимому, чтобы тот лёг на него, что Кон и сделал. Осторожно, будто я сломаюсь от неловкого или слишком резкого движения. Почувствовав, что любимый устроился, я обнял его, прижал к себе настолько сильно и нежно, чтобы все плохие мысли выветрились из его головы.       — Я всегда буду рядом, — тихо сказал я напоследок, проведя рукой по его волосам, отчего любимый прерывисто вздохнул и сильней прижался ко мне. — Спи, — и я закрыл глаза. Постепенно Кон расслабился, дыхание его выровнялось, да и я начал проваливаться в сон.       118. Ночью       Не знаю, сколько времени прошло, когда я почувствовал нежное прикосновение к лицу. Лёгкое, на грани ощущений, и такое чувственное, что душа вздрогнула и захотелось задержать дыхание. Между тем длинные пальцы осторожно очертили линию скул, прошлись по бровям, задели ресницы, спустились по носу, лаская, прикоснулись к губам…       Я забыл, как дышать. Прикосновения волновали, сердце забилось как сумасшедшее. Хотелось, чтобы эти ощущения длились вечно, чтобы никогда не прекращались, хотелось чего-то большего. Раствориться в ласках любимого, его нежности и любви.       Когда пальцы повторно прикоснулись к моим губам, я не выдержал и судорожно вздохнул, глаза мои невольно распахнулись, и я утонул в таких до боли родных глазах. Они искрились подобно бесконечному звёздному небу, и его звёзды дарили свет лишь мне одному. Как загипнотизированный, я никак не мог оторваться от взгляда любимого, не мог ничего произнести, не мог пошевелиться, и даже мыслить удавалось с большим трудом. Меня затянуло в водоворот эмоций, отражающихся в глазах Кона. Боги, что же должно твориться сейчас у него в душе!       Во мне всё перевернулось. Сердце выпрыгивало из груди, стало не хватать воздуха. Я приоткрыл рот, чтобы вздохнуть... И тут же его накрыли такие мягкие и тёплые, такие желанные губы любимого.       Кон поцеловал меня, сам, до боли нежно и до жути отчаянно.       Я еле подавил стон, рвущийся наружу. Душа замерла, внизу живота постепенно разгорался пожар, нежность накрыла с головой, слёзы выступили на глазах, слёзы безграничного счастья, но и они быстро высохли, не скатившись по щекам, от жара, заполнившего меня.       А Кон словно в трансе продолжил изучать губами моё лицо, осторожно касаясь ставшей такой чувствительной кожи. Не выдержав, я снова сомкнул веки, отдаваясь во власть умелых губ и ласковых рук.       Мысли путались в голове. Не было ни одной, задержавшейся хоть на секунду, позволившей себе всплыть на поверхность сознания, отвлечь от ощущений, от которых плавился мозг, горело тело, жаждала душа.       Потерявшись в ощущениях, я даже не заметил, в какой момент губы любимого стали изучать мою шею, порхая на ней неспешными лёгкими поцелуями, от которых тело покрывалось мурашками удовольствия. Невольно я откинул голову назад, предоставляя Кону более лёгкий доступ к объекту его исследования. Мне показалось, или я расслышал судорожный вздох перед тем, как тот воспользовался моим приглашением?       Но вот губы оставили моё изнывающее тело, чтобы секундой позже смениться нежными прикосновениями слегка подрагивающих пальцев. Это было восхитительно… нет! Невероятно чувственно и жизненно необходимо! Между тем рука спустилась с шеи, погладила ключицы и ямку между ними, нырнула в вырез рубашки, проведя тыльной стороной ладони под воротом.       Я был готов застонать от разочарования, что меня и эти чертовски ласковые пальцы разделяет хоть и тонкая, но ткать, мешающая их продвижению дальше, как та распахнулась, и рука продолжила своё исследование. Кон как-то очень быстро смог совладать с тесёмкой рубашки и распахнуть её, давая доступ ночной прохладе к разгорячённому телу. Я выдохнул и постарался не выдать накрывшего меня облегчения. А руки уже исследовали мою талию, живот, грудь.       Когда любимый аккуратно погладил бока, я рефлекторно выгнулся в пояснице, вызвав тем самым невольный вздох любимого и своё лёгкое смущение, тут же сменившееся яркой вспышкой удовольствия, когда Кон наклонился и пробежал языком рядом с соском. А вскоре и забыл обо всём на свете, когда любимый стал играть горошиной, прикусывая, посасывая, полизывая, лаская, переключаясь с одной груди на другую.       Немного прийти в себя удалось, когда эта сладкая пытка снова сменилась поглаживаниями рук, то более сильными, то почти незаметными, то быстрыми и порывистыми, то настолько медленными, что, казалось, больше не выдержать. Руки Кона были повсюду, и всё, что я мог — это только пытаться сдержать судорожно срывающееся дыхание. Лаская, руки выписывали диковинный, завораживающий своей страстью танец на моей груди. Прикосновения стали настолько мимолётны и легки, что, кажется, я начал извиваться, пытаясь сделать их более осязаемыми, прижаться к подушечкам пальцев, скользившим по мне, заставляя кожу пылать в местах, где только что прикасались.       Вдруг я услышал чувственный стон, пальцы замерли, и в следующий момент я ощутил, как меня придавило к кровати, а губы любимого прижались к шее в страстном поцелуе, чуть ли не вгрызаясь в меня, даря наслаждение, граничащее с болью. Это было похоже на сумасшествие, на взрыв, на бурю, на квинтэссенцию страсти, любви, желания и ласки. Это было просто ни на что не похоже. Я никогда не испытывал подобного раньше. Руки комкали простынь, из груди вырвался стон настолько же страстный, как и поцелуй любимого, телу стало обжигающе жарко.       Кон остановился. Я испугался, что он сейчас отстранится, перестанет, испугается, но в следующую секунду почувствовал, как его дыхание обожгло моё ухо, любимый прикусил мочку, а потом слегка лизнул место укуса, как бы извиняясь и дразня. Я рвано выдохнул сквозь зубы, и, кажется, это было воспринято как одобрение, потому что за этим последовал шквал поцелуев, прикусов, ласк, обрушившийся на, как оказалось, очень отзывчивое ушко.       Я чувствовал, как Кон вжимался в меня, будто хотел слиться с моим телом, стать единым целым, раствориться во мне, в тех ослепительных ощущениях, что дарила нам близость, заставляя вновь и вновь подаваться навстречу ласкам любимого, пытаясь впитать в себя как можно больше жара его тела, тепла его души, силы его чувств.       Совсем перестав соображать, я чувствовал нарастающую волну невыносимого блаженства, растекающегося по венам, заставляя кипеть кровь и терять контроль над собой, пока всё не потонуло в яркой вспышке наслаждения, сводящей с ума. Тело выгнулось, судорожный выдох, перешедший в стон, сорвался с губ, и я почувствовал, как Кона тоже охватило это безумство. Его тело напряглось, и вот уже он вторил моему стону, выгибался в пояснице, прижимаясь ко мне, судорожно вцепившись пальцами в мои волосы и кожу, как и его напряжение уступило место сладкой истоме, охватившей наши тела.       Когда дыхание немного выровнялось, на меня вдруг со всей ясностью обрушилось понимание произошедшего, но, странное дело, я не испытывал ни стеснения, ни страха. Это не казалось противным или противоестественным, это просто было, и всё. То наслаждение, то единение душ и близость тел — всё было настолько правильно, что я даже удивился, как можно было думать о невозможности, о постыдности, о инакости.       От размышлений отвлёк любимый. Пошевелившись, он вдруг резко приподнялся, смотря мне в глаза с испугом и оторопью, говорящими о том, что он тоже осознал произошедшее и что он был не готов на этот шаг. Что он испугался. Чего? Но додумать не вышло. В следующую секунду я осознал, что если ничего не предпринять, то Кон сам может убежать от меня, шокированный случившимся.       — Кан Чи, я… прости, — хрипло на выдохе произнёс Кон, как-то загнанно посмотрев на меня, и уже дёрнулся, намереваясь встать, но я оказался быстрее. Испугавшись, что не успею остановить, я схватил любимого за плечи, крепко сжав, и подался немного вверх, заставляя Кона снова перенести вес тела на руки. Проклятье, кажется, у Кона останутся синяки.       Снова оказавшись надо мной, Кон удивлённо посмотрел в глаза, уже не пытаясь заново подняться, а я ослабил хватку, медленно проскользил руками по телу любимого, обнял его настолько нежно, насколько мог, и поцеловал. Не страстно, не яростно, еле заметно, просто слегка коснулся губами его губ, даря тепло и покой, чтобы понял, чтобы прошли страх и оторопь, чтобы показать, насколько сильно люблю.       — Всё хорошо, — прошептал я, чувствуя, как мышцы расслабляются под моими руками, и Кон снова опускается, чтобы спрятать лицо в моих волосах, выравнивая дыхание, как напряжение и испуг отпускают любимого.       Через несколько минут Кон аккуратно перекатился и лёг рядом, мягко и немного смущённо улыбаясь. Моя ответная улыбка, думаю, отражала те же чувства. Похоже, любимому было неловко, но думать о побеге или чувствовать вину за случившееся он перестал. Хорошо.       Ещё немного поёрзав и устроившись удобней в объятиях друг друга, мы закрыли глаза и уснули, так больше и не заговорив. Да и нужны ли слова? Иногда тишина умеет быть красноречивей, чем речь самого искусного оратора.       119. Смысл всей моей жизни       Я боялся, что на следующий день смущение наконец настигнет нас, но этого не произошло. Проснувшись, Кон с нежностью посмотрел на меня и поправил прядь моих волос, лезшую в глаза.       — Как спалось? — тихо спросил он.       — Отлично, — не удержался я от широкой и счастливой улыбки.       — Тогда всё хорошо, — ответная улыбка была нежнее, но не менее счастливой.       — Чем займёмся? — выбираясь из постели и потягиваясь как ни в чём не бывало, спросил я и душераздирающе зевнул.       — Сначала тренировка, а там посмотрим, — Кон тоже поднялся на ноги. — И давай, — немного помявшись, добавил он, — не будем больше никогда ссориться.       — Никогда не обещаю, — пожал я плечами, стараясь выглядеть беззаботно, хотя всё внутри перевернулось от слов любимого, — но я приложу все свои силы, чтобы это случалось как можно реже.       — И я, Кан Чи, я тоже постараюсь, — Кон подошёл и привлёк к себе для нежного поцелуя. — Я люблю тебя, — тихо, на грани слышимости произнёс он. — И хочу быть с тобой вечно.       — Я тоже, — еле произнёс я, борясь с комом в горле от нахлынувших эмоций, — я обещаю тебе, что мы не расстанемся, сколько бы веков ни прошло. Мы навсегда вместе. Я только твой, любимый, и всегда буду только твоим.       — Любимый, — тихо повторил Кон, словно пробуя слово на вкус, запоминая, примеривая, привыкая — и немного смущённо улыбнулся мне.       Этого я уже выдержать не смог, и мы снова слились в поцелуе.       Оторваться друг от друга было трудно, но и оставаться постоянно в комнате не было возможности, хотя мне сейчас этого отчаянно хотелось. Забаррикадироваться где-нибудь на месяц и послать всё куда подальше. Всё и всех, кроме Кона, любимого… необходимого мне как воздух.       — Пошли? — спросил Кон, когда мы наконец-то смогли разомкнуть объятия.       — Да, надо бы, — пробормотал я, — пока я тебя здесь не замуровал вместе с собой.       — Ты что? — рассмеялся Кон, всё-таки расслышав меня.       — Как будто бы тебе этого не хотелось, — ворчливо ответил я.       — Не настолько радикально, но, — и Кон хитро улыбнулся, а я, кажется, покраснел.       — Мы же хотели идти, — поспешно добавил я и выскочил за дверь, а из комнаты послышался такой дорогой моему сердцу искренний смех.       Наконец-то жизнь вернулась в своё русло, только теперь я был не одинок. Мы были не одиноки.       Кон заполнил собой пустоту, образовавшуюся после смерти Ё Уль. То, что начиналось как желание помочь унять душевную боль и апатию, стало смыслом жизни. Самой сильной любовью, которую я когда-либо испытывал. И неудивительно — двое предназначенных наконец-то нашли друг друга. Пусть ради этого пришлось пережить много боли, страха, страданий и сомнений, но оно того стоило.       Теперь, зная, что никогда не будешь одинок, стало можно просто жить, не проклиная судьбу за свою нечеловеческую сущность, из-за которой пришлось бы делать страшный выбор: хоронить всех своих друзей, любимых и родных или навсегда становиться одиночкой. Не надо было искать книгу семьи Гу, чтобы стать человеком, что уже однажды закончилось трагедией, не надо было страдать всю жизнь, и за всё это стоило поблагодарить провидение, рок, судьбу можно сказать.       Да, Кону тоже было нелегко, тоже пришлось пройти многое, но, как любимый мне признался, он тоже не жалел ни о чём. Он был счастлив, и я надеялся, что счастье с ним на всю жизнь. По крайней мере, это теперь стало смыслом всей моей жизни — чтобы Кон был счастлив… вечность!