Дядя Вайпер

— Простите, о чём вы говорите? У моего мужа только один ребёнок и это моя дочь, — голос Наны дрожал. Она очень любила своего мужа, и измены не терпела. — Савада-сан, я говорю правду. К этому моменту вышла Тсуна. Она была практически копией Тсукико за исключением волос, глаз и роста. Сын Емитсу был высокий, примерно одного роста с Ямамото. Парень был блондином с черными глазами. На нем были черные, зауженные к низу штаны с яркими вставками и белая рубашка, а на ногах — оранжевые кроссовки. С каждой секундой лицо Наны искажалось от боли и ненависти. Она возненавидела мужа, ведь сходство её дочери и его сына на лицо, они слишком похожи, чтобы быть чужими. — Мама, … — Когда? Когда ты родился? — обида стирала те рамки приличия, которых обычно придерживалась эта милая женщина. — На пару дней раньше Тсуны. Слова парня только ухудшали ситуацию. Тсуна видела свою маму в таком состоянии только один раз, когда Нана узнала об одной из измен Емитсу, но только об одной, а тут.… Когда женщина была в таком состоянии, единственный, кто мог её успокоить, был её брат, но в последнее время он куда-то исчезал, и неизвестно, когда он вернётся. — Мама, прошу, успокойся. Не надо так переживать по этому поводу. Я тебе говорила, что Емитсу не самый лучший. Он даже не обычный, он один из тех, кто изменяет не задумываясь. Прекрати нервничать по этому поводу, — слова дочери немного успокоили Нану, но не совсем. По крайней мере, она могла себя частично контролировать. — Прошу вас покинуть этот дом, — слова, и ледяной тон не давали сомнения в быстром исполнении её просьбы. Тсукико видя состояние женщины, и взгляд её дочери решил уйти сейчас, ведь потом он все равно переговорит с Тсуной и Реборном, которые точно находились в этом доме. Через пару секунд дверь за неожиданным и нежеланным гостем закрылась. Девушка взяла под руку свою маму и отвела её на кухню, где заварила ей её любимый чай. Тем временем в гостиной стояла вязкая тишина. Все слышали разговор. Каждое слово было услышано, всё отложилось в голове у хранителей и аркабалено. После того как дверь закрылась, все потихоньку переместились на кухню, за стол. Каждый хранитель смог сесть, а Реборн сидел на руках у девушки. По мере приплыва людей, Тсуна заваривала чай. Нана сидела опустив голову. У неё не было ни единой мысли. Сама она выглядела опустошённой и сломанной. Женщина только при одном взгляде на неё вызывала щемящее чувство в области груди. Всегда светившиеся глаза сейчас были тусклыми. И рядом с ней сидела дочь. Она молчала. Ни одного слова не было сказано ей, но все её действия, каждый жест, были наполнены любовью и заботой, желанием помочь. Глаза Тсуны излучали доброту и поддержку. Девушка всеми силами пыталась передать внутреннее тепло, свет своей маме. Всё это было очень интимно, что каждый присутствующий в комнате не решался нарушить эту идиллию, но все понимали проблему и тоже пытались морально помочь женщине, дать ей силы прийти в себя и жить дальше. Нана чувствовала всю их поддержку, и постепенно принимала мысли об измене, становилась прежней. Сначала она села ровно, не пытаясь сжаться в комок, не выглядеть сломанной куклой. Потом появилась грустная улыбка. А в самом конце глаза засветились, а улыбка стала такой, как и до знакомства с Тсукико, но в глазах все равно была видна грусть, в глубине. Та печаль, которая никогда больше не исчезнет. — Мама, я люблю тебя, — эти слова заставили женщину счастливо улыбнуться, а объятия, которые последовали за словами, привели к слёзам радости. Так девушка и мать просидели ещё некоторое время. — Тсуна, послушай. Ты не должна ненавидеть Тсукико, я осознаю, что он не виноват в том, что наделал Емитсу. Поэтому можешь приглашать его к нам домой, но… — Нана прервала свою речь. Её голос дрогнул от боли. — Я не могу его видеть, передашь ему мои извинение за моё поведение. — Хорошо. — А сейчас, прошу меня простить, я хочу побыть одной. Нана встала и покинула комнату. Все кто был в комнате, смотрели ей в след. Хранители и Реборн были поражены силой воли этой невероятной женщины. — Джу… Тсуна, что будем делать? — слова еле складывались в предложения. Гокудера вспомнил свою мать, и старая рана открылась, давая о себе знать. — Как и сказал Девятый, я больше не буду вашим боссом. Но я все равно продолжу с вами общаться. Возможно, я все-таки буду полезна Вонголе. Все в тишине допили чай и потихоньку разошлись. На кухне остались сидеть только временные жильцы. Но и они разошлись каждый в свою комнату обдумывать сегодняшние события.