Lyceum

Глаза быстро привыкли к тусклому свету общажного коридора. Парни недолго ещё прозябали снаружи: Диму сильно клонило в сон, и он чуть не уснул, скрючившись на сырых ступеньках. Юра был в одной байке, да и та промокла от ледяного, хотя и мелкого, дождя. Минут пять Хован колотился от холода и прятал озябшие руки в рукавах, поджимая пальцы, после уже не вытерпел и встал, разминая затёкшие ноги. Внутри было незначительно теплее. Волосы от влаги стали ещё более кудрявыми и торчали во все стороны, так что Хованский мельком глянул в зеркало и поправил причёску. Слишком долго созерцать своё отражение ему было противно. Ларин просто стоял за его спиной и смотрел — уйти сейчас, не произнеся ни слова, было бы не очень уместно. — Кто это тебя так разукрасил? — взгляд скользнул по уставшему лицу Димы. На скуле, ближе к шее, красовался синяк, огромный и синий, как дно океана, сразу бросался в глаза — странно, что Хован его не сразу заметил.  — Да так, ты не поверишь всё равно. Это просто моя неуклюжесть, — Дима улыбнулся не так, как всегда. Натянуто и слащаво. Отвёл глаза, чтобы в них нельзя было рассмотреть грусть.  — Уверен, что тебе не нужна помощь? Звонкие осторожные шаги разрезали глухую тишину бритвой. Пол поскрипывал под ногами, пыль клубилась в воздухе. Путь освещал только фонарик в телефоне, и то только пару метров впереди. Пальцы провели по холодной металлической поверхности дверной ручки. Один толчок — и дверь со скрипом медленно отворилась. Стекло под носком ботинка негромко хрустнуло. На накренившемся карнизе висят серые шторы: рисунок давно выцвел на солнце. Месяц котом-невидимкой улыбается с небес и освещает комнату, кажется, ярче, чем солнце. Тихо и пусто. На талию ложится чужая рука, Дима хочет кричать, но все звуки тонут в ладони, плотно прижатой к губам. Тело парализует от страха, ноги подкашиваются, но сильные руки незнакомца удерживают его. Один влажный поцелуй в шею и коварный смешок прямо на ухо. — Испугался? — хватка слабеет, и Ларин вырывается из объятий. Бархатный голос кажется таким знакомым — парень оборачивается и облегчённо вздыхает. Вытирает пот со лба и поправляет примятое пальто, отводит дыхание. — Ты ебанутый, скажи мне честно? Я со страху чуть инфаркт не схватил. — А мне понравилось. Ты был такой беззащитный, — Дима покорно подставляет щёку для успокаивающего поцелуя и уже добровольно падает в объятия своего мучителя.  — Дурак. Мучитель в ответ на оскорбление лишь усмехается. Он выше Ларина, смуглее и не похож на живого мертвеца, только что выползшего из могилы. У него сильные мускулистые руки, широкая спина, за которой чувствуешь в безопасности. Хотя на самом деле никакой безопасности не было. Это всё иллюзия.  — Почему здесь? — Ларин подходит к окну, от которого осталась только рама и миллион осколков на полу. — Заброшенный детский сад? Серьёзно? — Мне почему-то казалось, что ты любишь всё такое… Заброшенное. Тебе не нравится? — в голосе промелькнула нотка обиды. Ларину жутко, но, как говорится, с милым рай и в шалаше.  — Нет, мне не нравится. Мне очень нравится, — Дима привстал на цыпочки и припал к любимым губам. Не с животной страстью, а с нежностью, сцепив руки в замок на талии и прикрыв глаза от наслаждения. Но его партнёр не был настолько сентиментален, тот целовался грубо, влажно, блуждал пальцами по всему телу. Дима не успел осознать, как его подхватили на руки и усадили на подоконник, сметая с него остатки разбитого стекла.  — Ну тогда ты будешь в полном восторге, если я трахну тебя прямо здесь, — пара влажных поцелуев в шею, и пальто летит на пол. Любовник тихо матерится, пока расстёгивает пуговицы на рубашке, маленькие и не поддающиеся трясущимся от возбуждения пальцам. Ларин любуется им, его вздутой веной на виске, пухлым приоткрытым губам, слушает его тяжёлое дыхание. Ему не верится в происходящее.  — Ты принёс? — горячие руки легли на бёдра и проскользнули в карманы. Дима отстраняется и выуживает из брюк презерватив.  — Я не про то. Шелест травы и стук капель по крыше — начался дождь. Ларин хмурится, счастливая улыбка пропадает с губ. На душе холодок разочарования.  — Пожалуйста, не надо. Я тебя прошу. Любовник отстраняется, убирает свои тёплые руки. Зябко. Дима кутается в расстёгнутую рубашку.  — Дима, ещё раз спрашиваю, ты принёс? — парень говорит с нажимом, в глазах исчезла страсть, только играет огонёк ненависти.  — Прошу, хватит уничтожать себя, — в голосе Ларина слышна истерика. Он пытается взять любимого за запястье, но тот холодно отталкивает его, молча смотрит, скрестив руки на груди и поджав губы.  — Это не твоё дело. Ты. Принёс? — каждое слово было наполнено желчью. А Дима молчал, пытался сдержать слёзы и умолял взглядом. Удар обжёг скулу. Он стиснул зубы и уставился в пол, впился пальцами в раму, чтобы не выпасть в окно с третьего этажа.  — Ты любишь наркотики больше, чем меня.  — Кто тут заговорил про любовь! — любовник уже не говорил, он выкрикивал слова. — Ты так охуительно, видимо, любишь меня, что желаешь, чтобы я бился в агонии по твоей вине? Ты хочешь, чтобы я сдох в адских конвульсиях, а, Ларин? — Нет, — еле слышно прошептал парень. Он еле успел увернуться от увесистого кулака — рама за его спиной разлетелась в щепки. От страха, что его сейчас прикончат, он весь сжался, зажмурил глаза и заслонился руками. По щеке потекло что-то горячее и влажное.  — Верный ответ. А ты знаешь, что надо сделать, чтобы я не сдох? — сильная рука сжала подбородок и рывком приподняла голову Ларина вверх. Слёзы паники текли со щёк на шею, под рубашку, а мучитель, злорадствуя, собирал их губами, пробовал на вкус и кровожадно облизывался. Ладонь спустилась с подбородка на шею. Дышать стало трудно.  — Отпусти, — хрипло и нечётко, сквозь слёзы. Дима спрыгивает с подоконника и смотрит — за ним следят внимательным взглядом. Каждая мышца любовника напряжена: в любой момент, если Ларин решит сбежать, он готов его остановить и применить особые меры. Дима подбирает пальто, всхлипывая, роется в карманах и достаёт три небольшие ампулки. Такие хрупкие, холодные, обжигающие ладонь. Дрожащей рукой протягивает их мучителю, слышит вздох облегчения, чувствует тепло его объятий и победный поцелуй в висок.  — Прости. Я сорвался. Больше так не буду, — небрежно. И так каждый раз. А Дима ведётся и верит, как девчонка. — Я в абсолютном порядке, спасибо. Синяк обработаю сам, у меня есть лёд. — Тогда хорошо, — Юра бросил ещё один беспокойный взгляд на Ларина. Он ему не верил, но желание быстрее залезть под тёплое одеяло и уснуть было сильнее тревоги. — Спокойной ночи, Дима. — Спокойной ночи, — Дима кивнул и удалился в сторону своей комнаты наслаждаться кошмарами.