И только лишь змея

«Как ты мог позволить ему так обойтись с тобой?» В гостиной Слизерина Гарри прислонился к стене и, прикрыв глаза, покачал головой. На одном из диванов, пуская друг на друга слюни, спали два семикурсника. Поттер надеялся, что они не проснутся. Он не знал, как бы смог объяснить спутанные в беспорядке волосы, наличие метлы в руке или змею, задающую ему вопросы. «Как Снейпу удалось поймать меня? Почему я не смог опровергнуть его инсинуации?» «Я знаю», – ответила Силарана, заставив его подскочить на месте. «И как же?» – спросил Гарри, еще раз проверив, не проснулись ли семикурсники. К счастью, они спали достаточно крепко и мальчик слегка расслабился. Для таких бесед он предпочитал место, где ему не нужно было беспокоиться о том, говорит ли он на парселтанге или по-английски. «Ты не высыпаешься». Гарри еще раз внимательно оглядел комнату, а затем кивнул и направился в свою спальню. Там он будет вынужден прекратить разговаривать с Силараной вслух. Блейз спал очень чутко, и раздраженный Драко, вероятно, снова попытается выпытать, где он был, если только не сдастся, как было в предыдущие ночи. Гарри понимал, что его дружба с наследником Малфоев была разрушена. И был доволен. «Я не счастлив, но я доволен, –размышлял он. – И я не желаю продолжать этот разговор с Силараной». «Подумай об этом», –прошипела ему змея, высовывая голову из рукава, чтобы взглянуть на него. Гарри показалось, что в тусклом свете гостиной ее глаза сияли почти расстроено. «Ты тратишь свой сон, глядя на темные фигуры, которые не делают ничего интересного или болтаешь со столь же скучным Томом Риддлом. А когда просыпаешься, то идешь летать или практиковаться в чарах, или разговариваешь со мной». – Я был бы рад перестать говорить с тобой, – прошептал Гарри, подойдя к двери своей спальни. Он прикоснулся к ней рукой, но не открыл. Поскольку хотел произнести следующие слова вслух, для акцента. – И мне необходимо летать. Это единственная вещь, которая помогает мне…. держать свои эмоции в узде. И он открыл дверь. «Интересный способ, –сказала Силарана и, когда она растворилась на его коже; дальше ее голос звучал у Гарри в голове. – Я знаю, что ты счастлив, когда летаешь. И что именно поэтому ты вернешься в квиддичную команду. Если ты будешь счастлив, ты будешь лучше спать, а мне не придется тратить свое время, рассказывая тебе об опасности твоего положения. А в квиддиче будет много полетов. Мне нравится летать, но не тогда, когда ты настолько уставший, как сейчас». – Я не устал, – прошептал Гарри, игнорируя риск разбудить соседей, прокладывая себе путь между кроватей. Шумный храп Винса и Грэга говорил о том, что они вряд ли проснутся, а полог на кроватях Блейза и Драко был задернут. – Со мной будет все в порядке. Эта неделя была тяжелой, но я был к этому готов. Мне только нужно продержаться то тех пор, пока я смогу… – Сможешь что, Гарри? Гарри едва не выпрыгнул из одежды. Полог на кровати Драко был открыт, но только со стороны кровати Поттера, стоявшей напротив постели Блейза. Волшебная палочка в руке Малфоя ровно светилась заклинанием Lumos, а сам он пристально смотрел на Поттера. Гарри пожал плечами и уменьшил метлу касанием своей палочки. Затем он подошел к своему сундуку. Он собирался надеть пижаму, лечь в постель и закрыть глаза. И, в конце концов, он бы уснул. И если он снова увидит Тома Риддла, он с этим разберется. Силарана зря за него беспокоится. «Если ты собираешься и дальше вести себя глупо и неразумно, то должен позволить мне укусить его, –дулась на него Силарана. – Тогда он никому не сможет рассказать, что ты говоришь со змеями. Хотя я не понимаю, почему ты не хочешь рассказать всем об этом. Они были бы восхищены тем, что такая красивая змея соизволила говорить с тобой». – Нет, Гарри. Поттер поднял взгляд. Драко схватил его за руку, которую тот положил на сундук. Лицо у Малфоя было розовым, а волосы – спутаны. Гарри решил, что тот спал, когда услышал, как открылась дверь. В течение последних трех недель, когда Драко пытался добиться от него ответов на вопросы, Поттер останавливал взгляд на точке за левым плечом Малфоя и с выражением скуки на лице ждал, пока тот не отступит. Сильный удар кулаком отбросил Гарри назад, распахнув полог на кровати и усадив его на постель. Силарана беспокойно зашипела, и он положил руку на предплечье, чтобы успокоить ее. «Это не так уж плохо», – подумал Гарри, проводя другой рукой по лицу, ощупывая его. Действительно, неплохо. На щеке будет кровоподтек, и, возможно, синяк под глазом, но проклятье было бы еще хуже. Он мог бы вынести гораздо худшую боль. Все зависит от силы воли. «Ты говоришь так, потому что поглупел и потерял прозорливость из-за недостатка сна», –сказала Силарана, но хотя бы не попыталась соскользнуть с его руки. – А теперь мы поговорим, Гарри, – произнес Драко, забираясь на кровать рядом с ним. Прежде чем он смог возразить, Малфой задернул полог и наколдовал заглушающие чары и еще одно заклятье, незнакомое Гарри, вызвавшее розовое сияние света, похожее на то, что он уже видел в Малфой-мэноре. «Что-то наподобие защиты», – решил Гарри, когда Драко повернулся к нему лицом. – Нас никто не побеспокоит, – продолжил Малфой, – и ты не уснешь, пока я не получу ответы. Гарри пожал плечами и уставился в балдахин. Он может просто подождать. «Нет, ты не можешь, – резко ответила Силарана, – ответь на его вопросы, ложись спать, и мы прекратим эти глупости. Из-за них моя чешуя потускнела, –она сделала паузу и многозначительно намекнула.– Может быть, укус одного раздражающего чистокровного мага вернет ей блеск?» Гарри вздохнул и посмотрел Драко в глаза. В конце концов, Снейп настоял, чтобы он восстановил дружбу со слизеринцами. Уловка позволит ему выполнить обещание, обойдя стороной основную цель требований профессора. – Чего ты хочешь, Драко? – просил Гарри. – Хочу знать, что, мать твою, происходит? – произнес Драко тихим голосом, прозвучавшим более внушительно из-за почти интимного тона. Малфой передвинул волшебную палочку так, что Гарри мог видеть только его лицо, пронзительные серые глаза и стиснутые зубы. – Хочу знать, какого хрена ты начал игнорировать меня и поступать как… как гриффиндорец. Весь прошлый год я был твоим другом, Гарри. Мы провели вместе Рождество, – он сделал паузу, а потом стегнул словами как кнутом. – Ты принял мой Долг жизни. А это создает определенную связь между магами. И я заслуживаю ответа. Гарри отшатнулся. Он надеялся, что Драко не станет затрагивать эту тему, поскольку до этого ни разу не упоминал о ней. Считалось невежливым напоминать о Долге жизни, если обязательства по нему были исполнены. А затем его озарило, как будто он услышал пение феникса, и он нашел ответ. Это позволит ему избежать шантажа Снейпа и в то же время стать ближе к Коннору. Он солгал Драко о причине внезапного охлаждения к нему – именно так действовали слизеринцы, а Гарри поклялся не поступать так больше. И он скрыл свой темный дар – умение говорить со змеями, что дало Снейпу еще один рычаг для давления. «Малфой думает, что я похож на гриффиндорца?» Гарри улыбнулся и на мгновение увидел в лице Драко неуверенность и колебание, что сказало ему о том, что тот не знает, что происходит. Но это было не страшно, поскольку Гарри собирался все ему объяснить. «Тогда я буду вести себя как один из них. Я должен был сделать это с самого начала. Я сказал, к чему буду стремиться, но не сделал этого. Я снова погряз в слизеринском обмане, лжи и манипулировании». Настало время показать себя настоящего. – Ты прав, Драко, – сказал Гарри спокойно. – Я должен был с самого начала рассказать тебе, что я делаю и почему, – он посмотрел Малфою в глаза. Ему было гораздо проще говорить теперь, когда Lumos, из отведенной в сторону волшебной палочки, высветил недоумение на лице Драко. – Прости меня, – и Гарри протянул ему руку. - Ты примешь мои извинения? Драко пожал ее, по-прежнему пристально глядя на него. Гарри пожал плечами, чувствуя облегчение и свободу от бремени - он почти был готов рассмеяться. Неужели именно так ощущают себя гриффиндорцы, поступая в согласии с чистой совестью? Если это так, Гарри завидовал им гораздо больше, чем когда-либо. «Из-за этих разговоров у тебя нехватка сна, – свысока проинформировала его Силарана. – И символ Гриффиндора не змея, а значит они обделённые, а не благословленные». – Ну, так что? – спросил Драко. Гарри понял, что он какое-то время сидел молча, и, вероятно, Драко подумал, что он набирается решимости, чтобы рассказать ему что хотел. Поэтому Поттер поспешил высказать свою мысль. – Я хочу быть ближе к Коннору. Мне на самом деле не хочется быть слизеринцем. И я устал от того, что мой брат считает меня темным волшебником, что я не поддерживаю его или однажды вдруг проснусь и брошу в него Avada Kedavra. Мой долг – защищать брата, Драко. Так всегда было. Последняя фраза была рискованной, потому что Гарри обещал матери держать это в тайне. Слишком много людей вне их семьи могли не понять важность миссии, возложенной на Гарри, и попытаться сбить его с этой стези. А Драко мог и сам обо всем догадаться, после всего, что он наблюдал в прошлом году. Лицо у Драко сначала просветлело, а затем покраснело от гнева. Гарри кивнул. Он ожидал этого. Было бы гораздо легче и проще для них обоих, если бы их дружбу разрушил гнев Драко. – Если Коннор считает тебя темным, это его гребаные проблемы, – сказал Малфой, наклонившись к Гарри настолько близко, что слюна брызнула ему на щеку. Силарана сделала по этому поводу строгий выговор, на что Гарри не обратил внимания. – Я знаю, что ты не такой, Гарри. А еще я знаю, что ты – слизеринец. И меня не волнует, что больше всего на свете ты хочешь защитить Коннора. Ты не потеряешь в моем лице друга, Гарри. Поттер моргнул. Почему-то, когда он поступает по-гриффиндорски, все идет не так, как он планировал. – Но, Драко, – ответил он Малфою, – по отношению к тебе это будет несправедливо. Разве ты не видишь? Тебе не нужен друг, который ценит тебя меньше, чем своего брата. У тебя должна быть равноценная дружба. Кроме того, – добавил он мягко, сообщая почти чистую правду, чему научился в прошлом году, – мне известно, что по какой-то причине ты, главным образом, очарован моей магией, и еще ты заинтересован, чтобы Поттер окончил Слизерин. Однажды тебе это наскучит. Этого недостаточно для развития дружбы. Я удивлен, что еще не надоел тебе, и что я стал настолько важен для тебя. Драко молча сидел какое-то время, его грудь ходила ходуном. Гарри казалось, что он пытается что-то сказать, но гнев душит его. – Приходило ли тебе в голову, – наконец произнес Малфой, став жутко похожим на своего отца, чего Гарри никогда не замечал за ним, – что оба твоих заявления противоречивы. Гарри покачал головой. – Нет, они не… – Да, они противоречат друг другу. Драко взял Гарри за руку, к счастью, не за ту, которую окольцевала Силарана, достаточно крепко, чтобы причинить боль, а потом встряхнул. – Если бы ты думал, что я всего лишь очарован магией, и ты мне не нравишься, значит, тебя совершенно не должны волновать мои чувства. Ведь, по-твоему, я должен вести себя как ребенок, у которого отобрали любимую игрушку. А тебя волнуют мои чувства. Ты беспокоишься, что твоя связь с Коннором будет держать меня только на вторых ролях. Малфой склонил голову как ястреб, или как его филин, и Гарри почувствовал себя абсолютно прозрачным под его пронзительным взглядом. – А это значит, что я важен для тебя, Гарри. Это всё, что я хотел знать. Я остаюсь твоим другом. Гарри протянул руку и переплел свои пальцы с пальцами Драко. – Но это несправедливо по отношению к тебе, – сказал он. – Я сам решу, что справедливо, а что нет, – ответил Драко. – Думаю, было бы правильно принести извинения своим одноклассникам и… и ты можешь делать все, что посчитаешь нужным, чтобы доказать, что ты – какая-то чертова помесь гриффиндорца со слизеринцем, или кем бы ты ни считал себя еще. Меня это не волнует. Я знаю, что ты – слизеринец, поэтому твои маленькие оплошности на тернистом пути к действительности меня не касаются, – он улыбнулся. И эта улыбка была не похожа на те, что Гарри видел у него прежде. – Ты был честен со мной, рассказав о том, что Коннор более важен для тебя, чем я. Я понимаю это. И принимаю. И я все еще рядом. А Коннор значит для тебя больше, чем весь чертов мир, так что вряд ли мое положение уникально, – Драко отклонился назад, слегка улыбаясь, но не позволяя Гарри убрать руки. – К тому же, – продолжил Малфой, – я хочу быть рядом, когда однажды ты очнешься и примешь тот факт, что ты – слизеринец, и в конечном итоге придешь к тому, что Коннор не самое важное в целом мире. Это может оказаться причиной офигительного взрыва, не находишь? – теперь Драко улыбался, как ребенок, ожидающий рождественских подарков. Гарри продолжал смотреть на него. – Этого никогда не будет, Драко. – Нет, будет. – Нет, не будет. – Будет. – Нет, это не… – Гарри оборвал сам себя. Во имя Мерлина, он ведет себя как ребенок. Вздохнув, Поттер признался: – Я устал. – Знаю, – сказал Драко, но руку так и не отпустил. – Ты уходишь каждую ночь. Чем ты занимаешься? Гарри начал было рассказывать, но вместо этого широко зевнул. Драко тут же освободил его руки и кивнул. – Сейчас я позволю тебе лечь спать, но утром я желаю услышать ответы, чертов Гарри Поттер. Отменив защиту и чары, наложенные на полог кровати, Малфой перебрался в свою собственную постель, оставляя его рассматривать потолок с балдахином. Затем Гарри тряхнул головой и натянул пижаму. «Я чувствую, что ты собираешься сделать завтра, –сказала Силарана, – и горячо одобряю. Пришло время прекратить позволять этим глупым детям с их еще более глупыми страхами контролировать себя». «Снейп не ребенок», – вынужден был заметить Гарри. «Он – идиот. Позволь мне укусить его». «Нет». Гарри продолжал этот бессмысленный спор, пока укладывался в постель и засыпал. Уже почти погрузившись в сон, он ощутил, как Силарана скользнула в его разум. В полудреме мальчик ожидал появления неясных темных фигур из кошмаров или Тома Риддла. Никто не появился и, в этот раз, он крепко спал. _________________________________________________ Гарри проскользнул в Большой зал и, еще раз глянув на обеденный стол своего факультета, удовлетворенно кивнул. Еще не все ученики пришли на завтрак, но большинство уже сидело за столом, несколько пустых мест не считаются. Самые добросовестные и те, кто рано встал, скоро начнут покидать Большой зал. Более того, все профессора тоже были за своим столом, включая Сириуса. Это был его лучший шанс сделать задуманное. Он направился к центру зала, вместо того, чтобы идти к слизеринскому столу. Все больше и больше учеников оборачивались и смотрели на него, пока он шел, а разговоры, поначалу умолкнувшие, снова набрали силу. Большинство обсуждавших его выглядели недоуменно. «Вам не придется долго ждать», – пообещал Гарри и в мертвой тишине остановился в центре зала между столами Рейвенкло и Хаффлпаффа. Он повернулся лицом к Коннору, который смотрел на него, разинув набитый едой рот. Гарри улыбнулся, злясь на самого себя. Его брат внушал отвращение. Но его брат – двенадцатилетний мальчик. Он – Мальчик-Который-Выжил и сейчас должен узнать кое-что о Гарри. – Доброе утро, – начал Гарри. Его голос оборвал в одно мгновение все разговоры, и ученики посмотрели на него, вытаращив глаза. Он напрягся под давлением тысячи глаз и продолжил. – Я рад, что вы все здесь, так как мне не хотелось бы делать объявление в присутствии одного человека. Он посмотрел на Коннора и вытянул вперед руку. «Ты готова, Силарана?» «Они собираются полюбоваться мной?» –спросила змея, томно растянув последние слова. «Да». «Тогда я готова». Она выскользнула из рукава мантии, обвила запястье Гарри и явила себя во всем великолепии. Потолок Большого зала показывал ясный день, и солнечные лучи отразились от змеиной чешуи. Сидевшие неподалеку от него дети ахнули. Гарри не мог сказать, был ли этот звук проявлением страха или изумления. Скорее всего, и то, и другое, хотя первое происходит только из-за того, что Силарана – змея. Мальчик сомневался, что много учеников знали, что его змея – локуста. Гарри метнул взгляд на стол преподавателей и увидел упавшие челюсти и вытаращенные глаза, говорившие о том, что многие профессора узнали локусту, и что они понятия не имеют, как поступить. Гарри не мог дать им возможности остановить его, но успел насладиться ошарашенным выражением на лице Снейпа, прежде чем снова повернуться к брату. Дыхание у мальчика участилось из-за пристального внимания всех находящихся в зале, но он считал, что справится с этим. Ему придется это сделать. Ради Коннора. – Коннор, – мягко произнес Гарри, намеренно не глядя на Силарану, чтобы говорить по-английски. – Я – змееуст. Я узнал об этом несколько месяцев назад. И утаил это от тебя, потому что подумал, что ты решишь, что я – темный маг, а мне не хотелось причинить тебе этим боль. Теперь я признаюсь. Прости меня. Скрывать что-то от тебя – это не по-гриффиндорски. Он опустился на пол, на одно колено, и склонил голову в древнем жесте капитуляции пред силой большей, чем собственная. Силарана, очевидно, обеспокоенная тем, что ее не могли видеть в таком положении, переползла выше и увенчала его голову, высовывая язык и пробуя воздух на вкус. Ропот от страха усилился. Мальчик посмотрел на кончик змеиного хвоста, висевший прямо перед его носом. – Силарана, не нападай, – сказал он. Волна ужаса прокатилась по залу, и Гарри понял, что произнес это на парселтанге. Он закрыл глаза и замер в ожидании. Он сделал выбор. Он не мог позволить Снейпу контролировать себя. Больше он не мог бежать от того, кем он действительно был. Он должен быть храбрым, встречать последствия лицом к лицу, и делать то, что должно, не для себя, а для других людей. Именно так поступают гриффиндорцы. Было бы легче, если бы на него не смотрели так пристально. Гарри сжал кулаки и старался сохранить спокойствие. Повторение слов его клятвы помогало ему бороться. «Никогда не соперничать с ним, никогда не выделяться и никому не позволять догадаться, что я рядом. Быть обыкновенным, чтобы он был особенным». Гарри находился в центре Большого зала, окруженный толпой учеников, вставших на цыпочки, чтобы лучше видеть его. Он только что показал, что является обладателем темного дара, самым известным из тех, которыми владел Волдеморт. Он обращался к своему близнецу, но привлек внимание к себе. В его голове звучал водоворот кричащих голосов, сливаясь с сердцебиением его все быстрее и быстрее стучащего сердца и сбившимся дыханием, пока он не стал близок к гипервентиляции. «Ты не должен привлекать к себе внимание. Но ты сделал это. Почему?» Гарри боролся со своей выучкой. Он уже отступил от буквы своих обетов, когда рассказал Драко о своей обязанности защищать Коннора. Он мог это сделать, если это было временной мерой, или только во имя высшего блага. Скоро все закончится. Он справится. Он сможет. «Если ты чувствуешь страх, ты не истинный гриффиндорец». Гарри сидел неподвижно. «Нет, – ответил он на это, – гриффиндорец тот, кто чувствует страх, но все равно не бежит, а делает то, что должен». Гарри услышал яростное шипение и почувствовал, как в Силарану ударило проклятье. Он вскинул вверх руки и установил вокруг себя Protego, без палочки, губы едва сложились для произнесения заклинания. Щитовые чары отражали любое заклинанье. Кто-то вскрикнул, и всё в Большом зале пришло в движение, ломая драматическую сцену. Гарри посмотрел вверх. Кто-то из учеников вскочил из-за стола, кто-то бежал к двери, некоторые вынули волшебные палочки, в основном шести и семикурсники, а некоторые застыли, как будто думали, что Силарана не увидит их, если они будут неподвижны. Преподаватели поспешно выходили из-за своего стола, направляясь к Гарри. В руке Снейпа была волшебная палочка, Сириус в рычании оскалил зубы, а профессор МакГонагалл выкрикивала что-то о глупых мальчишках, которые приносят опасных змей в Хогвартс. Гарри оглянулся назад на своего близнеца, единственного, кто имел для него значение. Коннор выглядел испуганным. – Довольно. Голос прокатился по Большому залу подобно волне спокойствия: уверенный, непоколебимый, объявший всех. И давление взглядов перестало быть таким сбивающим с толку. «Что это он делает в твоей голове? –сказала Силарана. – Мне не нравится, что он там». У Гарри появилось ощущение, что в голове у него происходит потасовка, как будто камни ворочают внутри черепа, и мальчик вздрогнул. Затем ощущение покоя исчезло, и он заставил себя подняться на ноги, больше всего желая скрыться от любопытных взглядов и спрятаться в тени… – Гарри. Мальчик поднял взгляд широко распахнутых глаз и увидел перед собой директора Дамблдора. Он стоял, протянув руку, касаясь, но не нарушая, защитного поля Protego. Глаза у директора были спокойными, мудрыми и ярко-голубыми. И тогда Гарри понял, кому принадлежал тот убедительный голос. Хотя так и не понял, почему спокойствие покинуло его. Он попытался сложить руки за спиной, чтобы Дамблдор не увидел, как они дрожат, но они его подвели. Директор послал Гарри долгий пронзительный взгляд, и казалось, понял его. – Прошу всех успокоиться, – сказал Дамблдор, и шум в зале стал тише. – Мы пройдем с юным мистером Поттером в мой кабинет, чтобы все обсудить, – он обернулся и кивнул Коннору. – И Вас, мистер Поттер, я прошу пойти с нами. Гарри обмяк, облегчение затопило его, как приливная волна. Коннор встал и поспешил вперед, как будто заявление Дамблдора было тем окончательным решением, которого он ожидал. Близнец крепко обнял Гарри и тот позволил Protego угаснуть, дрожащими руками крепко обнимая брата в ответ. «Ты смог сделать так, что все восхитились мной, – сказала Силарана. – А я выбросила постороннего из твоей головы», –и она обвила его волосы в победном танце. Гарри сглотнул. От одной только мысли, что Силарана так глубоко проникла в его разум, что смогла сопротивляться магическому воздействию Дамблдора… – Мальчики? Гарри поднял взгляд. Директор стоял возле выхода из Большого зала, приглашая их следовать за ним. Затем Дамблдор оглянулся на стол преподавателей, и профессоров, замерших неподалеку. – Северус, Вы позволите мальчикам пропустить сегодняшний урок зельеварения? – спросил он. В его голосе Гарри услышал такую силу, которая превращала просьбу в приказ. Снейп кивнул. – Конечно, директор, – и профессор отвернулся, бросив Гарри полный ярости последний взгляд. Гарри это не волновало. Руки Коннора поддерживали его, и брат шептал ему на ухо: – Мне все равно, что ты змееуст. Для меня это не важно. С твоей стороны было очень смело сделать это. О, Гарри, ты настоящий гриффиндорец! «Нет, это не так, – хотелось возразить Гарри. – Я – манипулятор. Я все спланировал заранее. Я хотел бы просто найти тебя и признаться наедине, но мне также хотелось, чтобы все остальные тоже узнали обо всем и не смогли бы возненавидеть меня, если бы узнали сами. Я привлек к себе внимание. Почему я никогда не замечаю, что поступаю по-слизерински, пока не становится уже слишком поздно?» Но он не произнес этого вслух. Он был слишком большим трусом, чтобы сделать это. Гарри позволил Коннору обнимать себя за плечи, пока они вместе с директором шли к его кабинету. _________________________________________________ – Присаживайтесь, мальчики. Конфетку? Коннор с удовольствием принял угощение, не опуская руки с плеч брата. Гарри в онемелом отрицании покачал головой. Он по-прежнему смотрел прямо перед собой, стараясь соотнести то, что он сделал, с тем, что задумывал. И Силарана мало помогала, шипя ему что-то о своей красоте и о том, что она не может вернуться на свое место, чтобы поспать, потому что Коннор положил свою руку на ее излюбленное место отдыха. Но Гарри был уверен, что в ближайшее время она не собирается никого кусать. После непонятного разговора, полностью состоящего из свиста, с маленьким серебряным прибором, прикрепленным к стене кабинета, Дамблдор сел за свой письменный стол. Он сложил руки и улыбнулся мальчикам лучезарной улыбкой. Гарри опустил голову, не будучи уверенным, стоит ли встречаться с директором глазами. И отвлекаться, чтобы осмотреть кабинет, тоже не было необходимости. Он уже был здесь в прошлом году, после того как Коннор победил Волдеморта, и уже знал, как все выглядит. – Ну, юный Гарри, – весело произнес Дамблдор, – ты произвел настоящий фурор. Гарри поморщился. – Я знаю, сэр. Мне очень жаль. – Не за что просить прощения, – сказал ему Коннор, обняв его одной рукой. – Я рад, что ты рассказал мне. И рад, что ты рассказал всем им. Они могут думать, что ты – темный волшебник, зато я могу сказать, что мой близнец никогда мне не лжет. Гарри сглотнул. – Но тут возникает вопрос, – произнес Дамблдор задумчивым голосом. – Ты – змееуст, Гарри, и принес в школу локусту. Она довольно опасное животное, мой мальчик. Я бы не советовал тебе держать ее как питомца. – Я знаю, – прошептал Гарри, – но она угрожала укусить кого-нибудь, если я не соглашусь заботиться о ней. И… в общем, в прошлом году она проживала на территории школы, сэр. Она сказала, что приползла из Запретного леса. – Правда? – усмехнулся Дамблдор. – Тогда я удивлен, что Хагрид не обнаружил ее там. Он был бы от тебя в восторге, – добавил он, обращаясь к Силаране. – Хагрид искренне восхищается опасными и красивыми волшебными существами нашего мира. «Он мне нравится, – сонно прошипела Силарана. – Иногда. Но он больше не должен появляться в твоей голове. Это место только мое», –змея свернулась кольцом и уснула. – Что ж, тогда ты можешь оставить ее, – кивнул Дамблдор. – Не думаю, что есть способ отделить ее от тебя, не убив. И добавлю, что из всех живущих вряд ли найдется тот, кто сможет лучше змееуста контролировать локусту, – он протянул руку и постучал по еще одному маленькому серебряному прибору, висевшему на стене. Гарри ощутил сводящее зубы слабое жужжание. – Но, тем не менее, я прошу тебя подчиниться защитным ограждающим чарам, Гарри. Они гарантируют, что твоя маленькая змейка не сможет удалиться от тебя слишком далеко. В этом случае, у меня в кабинете прозвучит сигнал, который сразу же предупредит меня об этом и змея окажется в клетке. Это приемлемо? Гарри кивнул. – Конечно, сэр. Но не будут ли жаловаться на это родители остальных учеников? – Несомненно, будут, – сказал Дамблдор и фыркнул. – Но они жаловались на многие вещи, с тех пор как я стал директором. Уверен, что они будут продолжать жаловаться, и когда я окажусь в могиле, а мое место займет следующий директор. Это – наша реальность, – Дамблдор отправил в рот леденец и с серьезным видом принялся сосать его. Гарри подумал, перестает ли тот хоть когда-нибудь улыбаться. Внезапно директор обратился к Коннору. – Мистер Поттер, Вы и в самом деле подозреваете, что ваш брат становится темным волшебником? Коннор покраснел. Гарри глянул на Дамблдора. «Зачем он ставит Коннора в такое неловкое положение?» – Я… э-э-э… хм… я не знаю, – сказал Коннор, увиливая от прямого ответа и искоса глядя на Гарри. – Он – слизеринец. У него есть характер. Он очень силен, и Сириус сказал… Дамблдор закрыл глаза и вздохнул. – К сожалению, Сириус Блэк все еще не может позабыть детские обиды, и кое-кто из наших профессоров тоже, – пробормотал он. – Он прекрасный человек, лучший из гриффиндорцев, но и у него есть недостатки. Открыв глаза, директор наклонился вперед. Гарри почувствовал, как поморщился Коннор, и захотел иметь наготове способ отвлечь внимание директора, например, внушив ему, что Силарана напала на него. – Важно, чтобы Вы понимали это, мистер Поттер, – серьезно и медленно произнес Дамблдор. – Выживание магического сообщества зависит от единства. Именно наша разобщенность позволила напасть на нас Лорду Волдеморту в последней войне: недоверие чистокровных к магглорожденным, противостояние Министерства Магии и его же авроров, и… – на мгновение он замолчал, – предательство ваших родителей Питером Петтигрю. Коннор снова покраснел. Гарри пришлось подавить рычание: «Неужели так необходимо пробуждать самые болезненные воспоминания Коннора?» Дамблдор прикоснулся рукой к голове, как будто она у него заболела, а потом опустил ее. – Наша школа представлена четырьмя факультетами, – продолжил директор. – Многие студенты рассуждают с точки зрения своего факультета. И очень немногие выходят за эти рамки. Но в некоторых случаях соперничество остается, даже когда ученики покидают Хогвартс. И Вы должны будете изменить это, мистер Поттер. – Я? – пискнул Коннор. Он был в ужасе. Дамблдор кивнул. – Вы должны будете научиться видеть хорошее и в слизеринцах, и в рейвенкловцах, и в хаффлпаффцах, так же как в гриффиндорцах. Коннор прикусил губу и свободной рукой начал дергать край мантии. – Но… некоторые из них и в самом деле темные волшебники, директор. – Да, – признал Дамблдор. – Это верно, мистер Поттер. Однако ваш собственный брат-близнец – слизеринец, а поступает как гриффиндорец. У него были Вы, как пример, всю его жизнь, и быть может именно поэтому – а я думаю, что это именно так – он настолько отличается от остальных. Его взгляд снова вернулся к Гарри, который в свою очередь почувствовал себя уверенней. – Только представьте, – мягко продолжил директор, – что будет, когда однажды Вы займете принадлежащее Вам по праву место в борьбе с Волдемортом. Представьте, кого Вы могли бы вдохновить обернуться к Свету. В течение долгого времени Коннор хранил молчание. Гарри ждал, уже не уверенный в том, что чувствует. Может быть, это и к лучшему, что Дамблдор сделал это. Поскольку ни у него, ни у матери не хватило бы духу выложить Коннору чистую правду. В конце концов, его брат неохотно произнес мрачным тоном: – Я подумаю над этим, господин директор. Но я еще не знаю, как смогу кого-то вдохновить. – Юный Гарри может показать Вам, – снова улыбнувшись, сказал Дамблдор. – Ему хорошо известно, как Вы повлияли на его собственную жизнь, не так ли, Гарри? – Да, – ответил тот и обернулся к брату. – Ты придал мне мужества сделать то, что я сделал сегодня, Коннор. Я люблю тебя и обещаю, что у тебя все получится. С минуту Коннор просто смотрел на него. Затем его глаза наполнились слезами, и он схватил брата в крепкие объятия, вызвав протест у Силараны. – Это все, что я хотел обсудить с вами, мальчики, – сказал Дамблдор, на этот раз улыбаясь им обоим. – Теперь вы должны двигаться вперед своим собственным путем, по крайней мере, какое-то время. Но помните – не стесняйтесь приходить ко мне за советом, – он кивнул Коннору. – Ваше положение уникально, мистер Поттер. И это нормально, что у Вас будут возникать проблемы. Но Вы никогда не будете один, – директор бросил в сторону Гарри косой взгляд. – Спасибо, господин директор, – шепнул Коннор. – Я запомню это. А затем он потянул брата за собой из кабинета. Гарри, преисполненный любви, гордости и облегчения, от того, что все сложилось гораздо лучше, чем могло бы, последовал за ним. _________________________________________________________________________ Дамблдор вздохнул и откинулся в кресле, положив одну руку на лицо. Фоукс, его феникс, издал вопросительную трель со своего насеста, а затем перелетел на плечо друга, когда тот ничего не ответил. Он терся головой о щеку старого волшебника, пока тот не поднял руку, чтобы погладить птицу. «Жертвы, – размышлял Дамблдор, глядя на закрытую дверь кабинета. – Все мы приносим жертвы, ради тех, кто не способен вынести такое бремя». Он думал о юном гриффиндорце со шрамом в форме сердца, о слизеринце с темной меткой на руке, некогда поклявшемся отвернуться от Волдеморта и хранить верность Свету, и о молодом слизеринце с сердцем гриффиндорца. И еще об одном гриффиндорце, за которым Дамблдор наблюдал долгое время, и, наконец, сделав над собой усилие, выбрал его и объяснил проблему. И о том, как этот гриффиндорец был принесен в жертву, и каким эхом это отозвалось через многие годы, смущая разум и не позволяя ясно думать. «Он знал на что идет, – вспоминал директор, осторожно лаская яркое оперение Фоукса. – Он сделал это с открытыми глазами, чистым сердцем и полным осознанием своего выбора». Эта мысль была единственной вещью, которая позволяла ему спокойно спать по ночам. «Жертва Гарри сродни той, совершенной много лет назад». Но когда он увидел мальчика на коленях в центре Большого зала, со змеей, обвившейся вокруг его головы, он так не думал. Ведь Гарри всего двенадцать лет. С тяжелым сердцем и грузом на совести Альбус Дамблдор вернулся к своей работе – принимать трудные решения, которые по силам ему одному. Был еще один волшебник, с которым ему нужно поговорить о выборе и жертвах, и о том, как он сможет помочь Свету, учитывая его возможности.