Путь к тебе

"What does tomorrow want from me, What does it matter what I see, If it can't be my design Tell me where do we draw the line"* В шарады играть очень весело, когда тебе пятнадцать, у тебя вся жизнь впереди, но изнутри распаляет только краткое «сейчас». Дурацкий фокус со словами — сложи «черт» плюс «бог» - получишь пресловутую «вечность». Кай просто притворялся, что у него ни хрена не получается, чтобы быть подольше со Снежной Королевой. В пятнадцать нет ни прошлого, ни будущего, только «сейчас», которое любит грызть кости и выжигать каленым ржавым железом, оставляя бурые пятна. Пятнадцать — это встречать поезд на промерзшем до ада перроне, молиться, повернувшись спиной к иконостасу, плавить ноябрьский первый снег теплой кожей. И обязательно не носить шапку. Самолеты и аэропорты, вокзалы и пропахшие жженой резиной рельсы. Линии и черты, которые проводят, чтобы сохранить дистанцию, чтобы не убиться к ебаной матери. Самоубийцам это еще ни разу не мешало, к слову. «Не заступайте за белую линию!» - после японского метро эта фраза вмерзла в голову, заученная наизусть сразу на двух языках. Просто стойте и не переступайте черту — чего вам это стоит? В пятнадцать — всего. В двадцать семь — пожалуй, не так много. Игра в шарады продолжается: дважды два по-прежнему четыре, а двадцать семь минус пятнадцать — двенадцать. Виктор в Москве. Виктор просит встретиться. Виктор едет на метро станция за станцией, но при этом не чувствует, что расстояние сокращается. «Не заступайте за линию». В Москве об этом никто не трещит над ухом, как в Японии. Просто провели черту, а там уже, как знаешь — хочешь, иди, не хочешь — стой, смотри на рельсы. И ведь почти каждый же допускает шальную мысль: «а что будет, если?». На самом деле будет пиздец, кровь и обезображенный труп, но кого это волнует? А еще проблемы у машиниста, но об этом думают все в самую последнюю очередь. Поезд жизни несется по рельсам, стучит и гремит плохо смазанными деталями, раскачивается и пахнет чужими проблемами и потом. Выходя, будь внимателен. Заходя, не держи двери, а то собьется расписание. Нечего тут думать, все спешат, у всех работа-семья-дети-дом. А ты просто любишь подростка, который считает тебя богом, но неизменно поворачивается к тебе спиной. Именно поэтому не переступай черту. Спортсмены привыкают мотаться из одной точки в другую, привыкают жить по графику и спать в самолетах под казенными пледами, умеют собираться за считанные минуты и знают, что в барах отелей в любой стране можно разговориться с баристой. Привыкают к метро и поездам. Привыкают играть по правилам. Обязательный набор элементов в программе, подъем двух рук — выше баллы, прыжок — главное, докрутить и выйти, не коснувшись рукой льда. А еще не врезаться в бортик, потому что все заключено в рамки, у всего есть предел, ледовая арена тоже не бесконечная. Будь добр, танцуй свою любовь от сих и до сих, от забора до стены дома, от первого абзаца до точки в пятом. Дальше — простите, ограждение. Конец. Абзац. Слезайте с поезда и топайте домой, у вас же семья-дети-собака-финал Гран-при. Виктор подъезжает к станции. Виктор видит растрепанные светлые волосы от потоков воздуха из тоннеля метро. В зеленых глазах — аккуратный пример «бог+черт=вечность». От перестановки мест слагаемых сумма не меняется. У Вити была твердая четверка по математике, он знает. Никифоров долго провел в Японии и уже ожидает услышать пресловутое «Не заступайте за белую линию», но слышит лишь «бля, быстрее давай» из соседней распахнутой двери. Юра смотрит на него, стоя на платформе. Руки засунуты в карманы, капюшон сполз с макушки, зацепился за прядки на затылке, будто не желая покидать эту дурную голову. Виктор смотрит на линию под ногами, потом на Плисецкого. Не переступай... Виктору наплевать на вечность, бога, черта, поезда, ветки метро, Москву, Ростелеком, наплевать на запреты — абсолютно на все, когда он делает шаг вперед и обнимает Юру, прижимая к себе. Ерошит волосы пальцами, гладит щеки и острые скулы, смотрит в глаза — как в пропасть прыгает. Плисецкий теплый, костлявый и пропахший неповторимым запахом метро. Виктор целует его, слыша где-то в отдалении недовольство прохожих: «встали тут», «охренели совсем», «детей бы постеснялись». Слово «вечность» не получается, хоть Никифоров и притворяется, как Кай в свое время. «Не заступайте за белую линию!». Самоубийцам, к слову, это еще ни разу не мешало. *"Так чего же хочет от меня завтрашний день? Что значит то, что я вижу? Если все не может быть так, как я этого хочу, Скажи, где нам провести черту?"