Ломаная

В своей жизни Кай крепко ненавидел всего две вещи: дрянной табак и неожиданные визиты в три часа ночи. Он не спал, но прекрасно понимал, что резкий стук, перемежающийся с чертыханием сквозь зубы по ту сторону двери, когда на улице кромешная темень, не знаменует собой ничего, кроме проблем. Проблемы Каю были нужны в последнюю очередь, вот только притвориться спящим или гуляющим напропалую уже не вышло бы: горящий в комнате свет предательски выдавал, что он, как минимум, дома, а музыка, лившаяся из колонок достаточно громко, чтобы быть услышанной, — что он, как минимум, не спит. Ругнувшись сквозь зубы, Кай приглушил динамики и сполз с кровати на пол. Кое-как перебирая ватными от долгого лежания ногами, он на автомате смахнул с кофейного столика под ковёр прозрачные пакетики с порошком, ногой задвинул запечатанную пачку шприцов под диван и, плюнув на дымящиеся окурки в пепельнице, с новым стуком поспешил к двери. По пути прихватив из кухни пистолет. Просто на всякий случай. — О нет, — пробормотал Кай себе под нос, стоило знакомым недовольным интонациям в голосе снаружи объявить гостя. — Нет-нет-нет. Твою мать. Только не это. — Я тоже жутко рад тебя видеть, — прохрипел Куроо сквозь плотно сжатые зубы, испачканными в крови пальцами держась за собственное плечо. Пару долгих секунд Кай, стискивая пистолет, измерял его внимательным взглядом. Куроо был последним в списке желанных гостей посреди ночи, но зато первым в списке тех, кто мог всего за пару секунд превратить чужую жизнь в сущий ад. И в любой другой ситуации Кай трижды подумал бы прежде, чем пускать его на порог, а ещё лучше — с энтузиазмом ткнул бы пистолетом куда-нибудь в район его груди, но кто-то, кажется, уже сделал это за него. И это не предвещало ничего хорошего — ни для Кая, который сейчас жутко хотел оказаться где-нибудь подальше отсюда, ни для Куроо, который истекал кровью у него на пороге. — Ты впустишь меня или так и будешь целиться своей пушкой мне под ноги? — огрызнулся Куроо, вскинувшись от боли. Кай сморщился, но молча посторонился, мысленно объявляя сегодняшнюю ночь одной из худших в своей жизни. Куроо благодарно кивнул, вполз с улицы на кухню и с тихим шипением сквозь сжатые зубы опустился на табурет возле стола. — Дай иголку с ниткой, пинцет, зажигалку и спирт, — приказал он, будто каждую ночь только и делал, что латал себя за столом, на котором был рассыпан табак и обрезки бумаги для самокруток. — А ещё какое-нибудь обезболивающее. Хотя и спирт сойдёт. Кай покачал головой и, продолжая сохранять гробовое молчание, отправился в ванную за аптечкой. То, что он сгорал от любопытства, было таким себе сомнительным фактом: снабжая Куроо информацией и (в отдельном случае) цианидом, он готов был к облаве полицейских в любую минуту, особенно учитывая, что Куроо и сам носил значок. Вот только пару месяцев назад, когда он впервые по наводке какого-то мелкого наркоторговца из числа людей Дайшо заявился к Каю на порог, на копа он был похож в последнюю очередь. Скорее на психа, который всю жизнь провёл среди бандитских группировок — как, в общем-то, и сам Кай, плативший за квартиру отмытыми деньгами, полученными с продажи редких ядов и контрабандного оружия. За организованную преступность, развернувшуюся в городе до таких масштабов, полиция Кая по головке бы не погладила. И только когда ему лично втолковали, кому он вообще продал информацию и пакетик с цианистым калием, Кай понял, что крупно попал. Он готовился сворачивать свой мелкий бизнес и в срочном порядке уезжать из города, когда начались убийства. Покупателя-копа со шрамом над бровью и Каваниши, о котором Кай только месяц назад ему рассказал, не связать было трудно, а на следующий день безумную догадку подкрепил отравленный цианидом бариста из кофейни, где ошивались копы. Дайшо, проявивший неожиданный интерес к делу, сетовал лишь на то, что со смертью Каваниши потерял целую кучу денег за поставки с бромо-стрекозой; Кай же за это время ни разу не встретил Куроо, но не догадываться, чьих рук это дело, было сложно. Особенно сейчас, когда Куроо, ругаясь сквозь зубы и заляпывая кровью стол на кухне, стягивал с себя пальто, рвал рубашку и оглядывал аккуратную дыру от пули в плече. С такой степенью доверия друг к другу они уже были почти женаты. — Дайшо? — поинтересовался Кай, протягивая Куроо аптечку со всем необходимым. Тот, сплюнув, приложился к бутылке со спиртом раньше, чем Кай успел хотя бы сказать, что он медицинский, и только потом чуть подрагивающими руками вылил его на пинцет. — Всё ещё мудак, — сообщил он так, будто объяснял ребёнку прописную истину. «Солнце горячее, небо голубое, а Дайшо мудак». Прямо аксиома. — Я о том, кто тебя подстрелил, — по-отечески заботливым и терпеливым тоном произнёс Кай, страдальчески покосившись на пятна крови на паркете. Не то чтобы он был непривычен к таким ситуациям: что-нибудь из ряда вон с его-то сомнительным бизнесом стабильно происходило раз в месяц, но не каждый день увидишь у себя за столом копа, у которого задранная и разорванная в клочья на плече рубашка вырисовывала очертания пистолета и который, закусив губу, старательно купал пинцет в огоньке пластмассовой зажигалки. — Кто подстрелил… что-то мне не очень хочется сейчас это обсуждать, — Куроо повернулся к Каю всем корпусом и, протянув ему пинцет, будничным тоном приказал: — Я туда не полезу, только хуже сделаю. Вытащи пулю. Кай удивлённо округлил глаза: — Спятил? — Спятил, — кивнул Куроо и, прикинув, обречённо добавил: — По жизни, видимо. Ты поможешь мне или нет? Кай много чего мог бы сейчас ему сказать. Например, то, что они знакомы всего месяц и за это время виделись ровно три раза, считая этот. Что Куроо сидел на его кухне, хлеща его спирт, заливая кровью его паркет и притягивая проблемы, в первую очередь, на его, Кая, голову. Потому что подстреленный коп и торговец ядами и оружием — не лучшее сочетание, которое грозилось обернуться тем, что в следующий раз пулю придётся вытаскивать из Кая. И повезёт, если из плеча. — Давай сюда, — вздохнул он наконец, критическим взглядом окидывая подрагивающие руки Куроо. — А то в таком состоянии ты скорее убьёшься, чем себе поможешь.

***

Полчаса спустя, когда на столе стояло две пустых бутылки из-под спирта, а Каю для уборки пришлось лезть в кладовку за растворителем, Куроо с перебинтованным и заштопанным плечом, стараясь как можно реже шевелить рукой, сидел на кровати в окружении грязных пепельниц и бумажек и, ковыряя ногой лежавшие под ковром пакетики, пялился в потолок. Выглядел он так, будто погрузился в глубокий транс, но когда Кай, швырнув банку из-под растворителя в мусор, появился на пороге комнаты, то Куроо моргнул, упал в ворох одеял и сфокусировал на нём прищуренный взгляд. — У меня плохие новости, — глуховато поделился он. Каю пришлось издать неоднозначное «хм»: — В моём случае ты — плохие новости. — Да ладно. Я всего лишь раненый психопат, ты не можешь обобщать все свои проблемы в моём лице. — На данный момент моя самая большая проблема, — Кай угрюмо сложил руки на груди, — вот этот вот раненый психопат с полицейским значком, который лежит на таком количестве контрабанды, что за неё тебе присудили бы три пожизненных, если бы поймали. На лице Куроо проскользнуло что-то, отстранённо похожее на вселенскую тоску. — Мне уже и так светит, — хрипло сообщил он. Кая жутко подмывало усесться рядом, требовательно приставить дуло пистолета ко лбу и велеть рассказывать — хотя бы потому, что полчаса назад Куроо ввалился в его дом, провёл хирургическую операцию в почти полевых условиях и определённо задолжал ему объяснение. Но Кай промолчал. Куроо заговорил сам: — Если очень коротко — тот маньяк и те убийства… — …твоих рук дело, — пространно вздохнул Кай. — Я догадывался. Не идиот. Куроо приподнял бровь: — Правда? Ладно, это укорачивает мой рассказ. В общем, меня раскрыли и подстрелили, пока я пытался уйти. Хотя я даже настаивал, чтобы в меня пустили пулю, — он помолчал и задумчиво прибавил: — Это существенно облегчило бы дело. Кай осторожно смахнул с одного из стульев грязную одежду и присел, продолжая пялиться на Куроо. На объяснение его фразы смахивали плохо и звучали почти так же, как общая картина, о которой Кай смутно догадывался. Раньше, чем он успел определиться с вопросом и выпытать подробности, Куроо повернул к нему голову и, свесив своё лохматое безобразие с кровати, протянул: — Ты когда-нибудь убивал людей? — Это вопрос с подвохом? — А, ты мне не веришь, — прохладно усмехнулся Куроо, раскинув руки в стороны. — Ну, ничего, завтра, когда моё лицо объявится на всех столбах и стенах с подписью «Разыскивается», — поверишь. Если бы я хотел привести сюда облаву из наркоотдела… хотя на тебя надо заводить, как минимум, статей десять… — он поводил взглядом по комнате, очевидно, сопоставляя масштабы развёрнутости криминальной деятельности со сроком, на который сядет Кай, стоит полиции оказаться в курсе дела. — Так вот, я бы давно это сделал — ещё когда ты продал мне цианид. Мне ты можешь верить: сейчас я такой же опасный преступник, как и ты. Так что скажи, Нобуюки, — Кай передёрнулся от звука собственного имени, — ты когда-нибудь убивал людей? Его прищуренный взгляд и требовательный тон, несмотря на беспечную позу, с головой выдавали в нём копа. Уже, видимо, бывшего. — Приходилось, — наконец через силу признал Кай, кашлянув. Глаза Куроо вкрадчиво замерцали двумя жёлтыми огоньками: — И как ощущения? Кай непонимающе уставился на него. — Так себе, — нахмурился он. — Я застрелил пару людей, которые мне угрожали. Не особо этим горжусь, но вопрос стоял так — либо я, либо они, и жалеть как-то… не о чем. Куроо аккуратно перевернулся на живот и подпёр подбородок здоровой рукой. — Значит, без причины — ни разу, — спокойно констатировал он и, получив от Кая неуверенный кивок, вздохнул. — А я… кажется, помешался. Когда убиваешь без причины — это ненормально. Если бы только Яку мог объяснить, что творится у меня в голове, но Яку, если увидит меня, отпинает по самое не хочу и вывалит на порог кабинета Савамуры. А мне этого не хочется. Я люблю жить, не ограничивая себя наручниками и решёткой. Ни Яку, ни Савамуру Кай не знал — и уж тем более не хотел и не собирался устраивать Куроо сеансы бесплатной психотерапии. Всё, что было в его распоряжении, составляло целую кучу косяков, пустые бутылки из-под спирта и диски с попсовой музыкой. На решение проблем тянуло плохо. — Звучишь так, будто раскрываться вообще не входило в твои планы, — признал Кай, ёрзая на стуле. Куроо покачал головой: — Нет, как раз-таки входило. Кажется, я со всем этим окончательно чокнулся: зациклился на том, как важно привлечь чужое внимание, а последствия… Это, видимо, была та часть плана, с которой предстояло разобраться на ходу. — У тебя плохо вышло, — отметил Кай, кивнув на перебинтованное плечо. Куроо поймал его взгляд и невесело усмехнулся: — Плохо? Это больше потянет на ужасно. Я провалился по всем фронтам, обзавёлся дыркой в плече, инвалидностью в перспективе и прогрессирующей шизофренией. Плюс, мне этой пулей разбили сердце. Куроо странно скривился и замолк, а Кай не стал уточнять. Чем меньше он сейчас узнает, тем спокойнее у него впоследствии будет сон… и тем больше его будет съедать любопытство. — Зачем ты вообще это сделал? И как сбежал? — окликнул Куроо Кай, когда тот, прижав к туловищу раненую руку, закрыл глаза. — Я смотрел новости. Из тебя сделали чуть ли не городское достояние. Это самое городское достояние — помешанный серийный убийца — невинно пожал плечами: — Сбежать-то я сбежал без особых проблем, — Кай снова измерил взглядом его раненое плечо, которое явно не вписывалось в понятие «без особых проблем». — А если бы я знал, зачем, это не вызывало бы таких проблем. А ещё я точно не валялся бы сейчас здесь под вопли у тебя из динамиков. Чёрт возьми, неужели соседи не жалуются? Настал черёд Кая жутковато улыбаться: — У меня нет соседей. Куроо приоткрыл глаза, задумчиво сощурившись на него из-под ресниц, а затем, плюнув, уронил голову на одеяло. — Наверное, мне позарез нужно было внимание, — глуховато донеслось с кровати. — Я два года планомерно сходил с ума, а теперь повернулся окончательно. Если бы не Дайшо, дело так и отправилось бы в архивы, а я постарался бы дожить жизнь тихо, мирно и без возвращения на скользкую дорожку. Но этот мудак… — Как удобно обвинять во всём того, кто даже непричастен, — картинно вздохнул Кай. Куроо оборвал его гневным взмахом здоровой руки: — Не говори тут о непричастности. Ты просто не знаешь Дайшо. Кай изогнул бровь, источая из себя концентрированный скепсис. Загвоздка была в том, что он знал Дайшо — и знал, как сам считал, довольно неплохо. — До Рождества всё текло так, как было намечено, а потом пошло наперекосяк. Либо моя шизофрения прогрессирует, либо я всегда был больной на голову и просто не замечал, но… — Куроо махнул рукой и рассеянно пояснил: — Я не знаю, как объяснить причину самому себе, что уж говорить об остальных. Внимание. Все маньяки помешаны на внимании… Добавив ещё пару бессвязных фраз голосом, упавшим до судорожного полушёпота, Куроо облизал губы и замолчал. Кай мрачно смотрел на него. Он бы дорого отдал за то, чтобы Куроо связно ответил на его первый и единственный вопрос, который всё это время стоял между ними ребром. — И что ты собираешься делать сейчас? — наконец спросил Кай, уткнув подбородок в сложенные ладони. Вместо ответа Куроо лежал молча, видимо, прислушиваясь к песне из динамиков, а затем, усмехнувшись, протянул: — «Я буду твоим первым в очереди на отстрел»… Кто придумывает такие тексты? Выключи это, — Кай не сдвинулся с места, пытливо разглядывая искажённое в мученическом страдании лицо Куроо, и тот закатил глаза: — Слушай, я не знаю. Я не знаю ничего, кроме того, что я психически болен, и на твоём месте я бы давно сдал меня в дурдом. Кай фыркнул: — Это что, разрешение? — Предупредительная мера, — Куроо громко вздохнул и сделал вялую попытку метнуть в сторону динамиков одеяльный ком, но одной рукой это сделать не вышло, и он ругнулся сквозь зубы. — Вот блин. Сейчас мне, наверное, вообще опасно куда-либо высовываться. Можно, конечно, попытаться уехать из города, пока ориентировки на меня ещё не разослали на все посты, но вся моя одежда безнадёжно испорчена, выгляжу я чудовищно, и ехать мне совершенно некуда. Где-то здесь должна была прозвучать фраза, недвусмысленно намекнувшая бы на то, что Каю следовало посчитать за счастье возможность предоставить Куроо свои апартаменты. В жизни он повидал всякого, но бывший коп-убийца, жалующийся на собственные проблемы у него на кровати посреди глубокой ночи, определённо занимал первое место в топе. — Остаётся только залечь на дно, — признал Куроо, скрипя зубами. — Меня будут искать. И очень рьяно. У меня на примете есть один парень, он обещал помощь с полицейскими базами, но я не знаю, насколько безграничны его возможности. В ближайшее время даже за кофе через дорогу спокойно сходить не выйдет: думаю, каждый коп в участке захочет пристрелить меня лично, как только увидит знакомую причёску, — он опустил взгляд в пол и глуховато прибавил: — Особенно Кенма. Вот у кого больше всего прав. Кай отлично знал, что не должен был спрашивать. Но: — Что за Кенма? — было уже поздно. Куроо опустил подбородок в одеяло — только из-под тёмной чёлки поблёскивали жёлтые кошачьи глаза — и болезненно сморщился. — Моя мания последние два года, — кратко высказался он таким тоном, что Кай в ту же секунду пожалел о своём вопросе. — И моя вендетта. Кай не знал, что на это ответить, а Куроо пускаться в пространные объяснения не желал. — Мания… — наконец протянул Кай, чувствуя, что не может это просто так оставить, — это как… — Как мания, — подсказал ему Куроо, жутко и невесело усмехнувшись. — Как чёртова мания. В том самом плане, когда люди обычно делят на двоих одну постель. Кай поперхнулся воздухом: — Так вы… — Нет, ни разу, — Куроо протяжно вздохнул. — Но из-за Кенмы я слетел с катушек. А он… наверное… Я сказал, что люблю его, прежде, чем уйти, — он вдруг тихо застонал. — Проклятье, что я с ним сотворил? И снова Кай не нашёлся, что ответить. Вместо этого он наконец-то поднялся с места и выключил злосчастные динамики — из горы одеял, в которые зарылся Куроо, раздался вздох, полный облегчения, а затем оттуда же послышался его глуховатый голос: — Теперь ты понимаешь, почему я абсолютный псих? Кай не понимал. Но кивнул. — У тебя есть ещё спирт? — спросили одеяла после недолгого молчания. — Я бы сейчас в нём утопился. А уже потом я подумаю, что мне делать дальше. Кай вздохнул: — Сейчас посмотрю. Валяйся здесь на здоровье. — Да куда я денусь. От осознания ироничности ситуации Кай едва удержался от невесёлого смешка. Час назад он и подумать не мог, что приютит у себя серийного убийцу, которого целую неделю обсуждал весь город. И то ли жизнь его окончательно испортила и лишила души, то ли Кай просто слишком устал, чтобы об этом задумываться, но ему стало глубоко наплевать. Выуживая из бара бутылку виски вместо медицинского спирта, он уже предсказывал себе отвратительную ночь.