Ломаная

— Так значит, ты Куроо Тетсуро? Голос исходил от входа в комнату, представлявшую собой небольшой барак на четверых — в такие заселяли всех, кто поступал в полицейскую академию. Куроо поднял взгляд от спортивной сумки, куда уместились все его пожитки, и обернулся. Возле второй кровати, уже пристраивая огромный чемодан, стоял крепко сложенный парень, который внимательно рассматривал его извечный бедлам на голове. Его же волосы были выбелены и представляли собой тотальное безумие, жёлтые глаза сверкали, а на губах блуждала ухмылка. На нём была простая серая толстовка и тренировочные штаны; Куроо, успевший переодеться в казённую синюю форму и с гордостью налепить на грудь значок кадета, даже на секунду позабыл, что явился в академию. Вместо ответа он хмыкнул: — Причёска отпад. Его новый сосед по комнате — а это не мог быть никто, кроме него — почесал затылок, пройдясь пятернёй по белому мелированному взрыву на голове, и кашлянул в кулак: — Ага, у тебя тоже. Рассмеявшись, Куроо подал ему руку, и парень ухватился за неё с небывалым энтузиазмом. Его непринуждённая манера общения Куроо понравилась в первую же секунду. Успев навоображать себе ужасов по поводу проживания в одной комнате с тремя будущими копами, Куроо был рад, что хотя бы один сосед ему достался нормальный — а в его понимании, и Куроо очень хотел не прогадать, такой же отбитый, как он сам. — Бокуто, — сообщил этот потенциально отбитый с прежней улыбкой от уха до уха. — Бокуто Котаро. — А я Куроо Те… — Знаю я, на двери написано. Куроо коротко усмехнулся и первым разжал хватку. Рукопожатие у этого Бокуто было что надо — и телосложение тоже. Окинув взглядом его мощную фигуру, Куроо разом почувствовал себя хлипким карликом, даром что был выше и… примерно одного с ним веса. Хотя это ещё предстояло выяснить — на регулярных тренировках, спаррингах, задержаниях и полигонах. Следующие полгода Куроо представлял самыми интересными и самыми тяжёлыми в своей жизни. — Значит, ты мой сосед по комнате, — сказал Бокуто, вернувшись к своему чемодану. Куроо отделался пространным хмыком, но сказать, что он лучший сосед по комнате, не успел. — Полицейская академия… Как думаешь, чему нас будут учить? — Понятия не имею, — пожал плечами Куроо. — Всякому, наверное. Ты чего больше ждёшь? — Когда мне дадут в руки пушку, — и даже спина Бокуто могла давать представление о том, как предвкушающе загорелся его взгляд. — Обожаю всё, что связано с оружием. Мой отец держал стрельбище на ферме, я всё детство дырявил банки и мишени на деревьях, — посмеиваясь, Бокуто выудил из чемодана огромную пачку носков и явно огорчился: — Вот чёрт, я же говорил, что не маленький и не теряю носки! Не удивлюсь, если там ещё и термос с супом на дне валяется… Ты чего вообще ржёшь? Хихикнувший было Куроо тут же заткнулся и отвернулся к своей сумке с самым сосредоточенным видом. — Я не ржу. О том, что парой минут раньше он сам достал из сумки непонятно как туда попавшие бутерброды с рыбой, Куроо решил умолчать. За его спиной ещё немного посетовали на носки и излишний контроль со стороны гиперзаботливых родителей, после чего Бокуто, успокоившись, спросил: — Ну, а ты здесь зачем? За идею? — Мне просто идёт тёмно-синий, — отшутился Куроо. И слегка серьёзнее продолжил: — Нет, на самом деле мне просто однажды стукнуло в голову, что я обязан потратить жизнь на что-то толковое. Подал документы в академию, жутко удивился, когда пришла бумага о зачислении: я-то думал, что истории о дисциплине печальнее моей не найти, — Куроо издал тихий смешок. — И вот я здесь. Смотрю в будущее с улыбкой на лице, или как там выглядят все эти киношные герои, когда стоят где-нибудь на склоне горы и думают о своём вечном. — С такой-то причёской из тебя хорошего героя не выйдет, — хохотнул Бокуто. И хотя они были знакомы всего две минуты, половину из которых Куроо только слышал его голос и созерцал мощную спину, Бокуто ему уже нравился. — Думаешь? — О да, — заверила его спина Бокуто и экспертным тоном прояснила: — Бро, такую дохлую кошку на голове носят только злодеи. — Что ж, — хмыкнул Куроо, — значит, буду злодеем. Бокуто повернул к нему нехило сосредоточенное лицо и осмотрел с головы до ног с такой внимательностью, будто примерял на голову Куроо маску Вейдера или нахлобучивал его причёску на око Саурона. — Ага, из тебя выйдет клёвый злодей, — наконец вынес он вердикт, фыркая в ответ на свёрнутые в комок носки, которые Куроо швырнул в него за такие обидные, терзающие душу слова. — Знаешь, почему плохо быть злодеем? Он уселся на кровать. Та, печально скрипнув, прогнулась под его весом, и Куроо мысленно занёс в список будущих покупок беруши. Бокуто изобразил на своём лице тяжёлый мыслительный процесс. — Помимо постоянных преследований армией фанаток антагонистов? — Не-а, — фыркнул Куроо. — Я не против фанаток. Я был бы чертовски сексуальным злодеем. Просто все злодеи в конце обычно погибают. Какой бы коварный ни был у них план, они лажают, и их настигает правосудие. Вот это, — Куроо откинулся на подушку под аккомпанемент нового задушенного скрипа, — мне и не нравится. — Тогда, — Бокуто скосил на него взгляд, — оставайся на светлой стороне. — Не, так неинтересно. — У тебя уже выбора нет, — хмыкнув, Бокуто захлопнул крышку чемодана и сел на свою кровать, водрузив локти на колени. — Нам ведь вручили значки, так что ты теперь полицейский. Мы на стороне хороших ребят, только у нас пушки. — Круто, скажи? — лениво улыбнулся Куроо. Под вторым этажом кровати кто-то маркером оставил своё имя и год выпуска, пожелав удачи новичку, и Куроо посчитал это хорошим знаком. — Мы теперь служители закона… Будем разъезжать на машинах с мигалками и жрать пончики, чтобы оправдывать звание копа, — он закинул руки на затылок. — Всегда мечтал приложить кого-нибудь лицом об капот машины и сказать «У вас есть право на адвоката», как в этих фильмах. — А я хочу в спецназ, — поделился Бокуто. — Только представь: бронированные тачки, снайперские винтовки, элита элит… — Дослужись сначала, — фыркнул Куроо, — а ещё лучше — хотя бы академию переживи. — Переживём. Куроо тонко хмыкнул и замолчал, а Бокуто не стал возобновлять разговор. Кажется, он пялился на шнурки своих кроссовок, пока Куроо разглядывал маркерное пожелание новичку, висевшее перед его глазами, и наконец решил поделиться: — Хочу после патруля в детективы. В убойный. — На трупы пялиться? — ожил Бокуто. — Да у тебя стальные нервы. — Я начитался детективов, — признал Куроо, повернувшись на бок. Бокуто весело смотрел на него. — Разгадывал тамошних убийц на раз-два. Думаю, и здесь смогу, если наловчиться. К тому же это интересно, и только попробуй сказать, что это не круто! — Даже не подумаю. Но в спецназе круче. Да и вообще, значок сам по себе — это такие привилегии! Скажи девчонке, что ты коп, и она твоя. Несись себе на красный свет с мигалками, пали в воздух, угоняй мотоциклы… — Кто-то пересмотрел «Полицейскую академию»? — хмыкнул Куроо. — Да хоть бы и так, — надулся Бокуто. — Что? Осуждаешь меня за дерьмовый вкус? У самого вон из сумки торчит футболка с «Футурамой»! И мне выговариваешь за тупые комедии? — Это не тупая комедия! — вскинулся Куроо, даже подскочив на кровати — и, разумеется, тут же врезался лбом в металлическое ограждение. Его тихий стон и смех Бокуто поставили на споре точку, а Куроо, потирая голову, поймал себя на мальчишеской мысли, что им просто суждено стать лучшими друзьями. Пока ему было двадцать и пока он мог смотреть на мир с высоты типично юношеского максимализма — Куроо хотел верить во всякий бред, даже если ему, возможно, не светило сбыться. — Ладно, но представь, — не унимался Бокуто, отсмеявшись, — ты заходишь в какую-нибудь кофейню, подходишь к кассе, показываешь значок и говоришь…

***

— …два кофе на вынос, пожалуйста. Молоденькая блондинка, на бейдже которой было написано «Ячи Хитока», воззрилась на Куроо с заискивающей улыбкой и потянулась за блокнотом. — Просто американо? Без сахара? — Нет, пусть будет с сахаром, — тут же сдался Куроо. — Две ложки в каждый. И можно сливки? Обожаю сливки. И один гамбургер. Меня за него на небеса вознесут. «Если ещё явятся», — мысленно фыркнул Куроо, хотя на этот счёт переживать не приходилось: раз обещал — значит придёт. Выдернув листок из блокнота, Ячи передала его кому-то за кофейным аппаратом и, с прежней улыбкой попросив подождать, обратилась к следующему посетителю. Куроо отступил к витрине с пончиками, с сожалением думая о том, что в другой раз обязательно прихватил бы с собой парочку и вручил бы Кенме, невзирая на его отпирания… Вот только сейчас Куроо понятия не имел, как бы поступил Кенма, увидев его посреди кофейни, где всего пару дней назад нашли труп. Жёлтые оградительные ленты убрали, однако не заметить чёрные траурные ободки стаканов кофе и бант на смешном хвостике Ячи, принявшей у Куроо заказ, было невозможно. Куроо буравил взглядом стойку с пончиками, воскрешая в памяти кружку кофе, лицо Куними и розы, чёртовы розы… Куроо затряс головой и проморгался. Иногда он просыпался по ночам от того, что в носу чудился этот приторный запах. Розы казались хорошей идеей. Куроо обхватил руками плечи и больно впился в кожу, рассчитывая, что это его протрезвит, но вместо ожидаемой ясности мозг услужливо подкинул ему заплаканное лицо Кенмы, звук выстрела и боль, с которой пуля прошила плечо. Куроо в тот момент был шокирован даже не попаданием — самим фактом, что Кенма нажал на спуск. Промахнулся. Знал бы ещё кто, благодарил его за это Куроо или жалел. Эта ночь выдалась одной из самых безумных в его жизни, и Куроо прекрасно знал, что на какую-то секунду, направляя пистолет Кенмы себе в грудь, он хотел почувствовать в груди пулю. Она была там — метафорическая, конечно, но не чувствовать её было невозможно. Куроо снова уставился на витрину с пончиками. Кенма любил вон те, с шоколадной глазурью, и кофе с сахаром, который никогда не допивал до конца, попросту грея вечно холодные руки о стаканчик. Кенма кивал, когда благодарил Куроо за очередную благотворительную акцию, стоило выдернуть его из постели ранним утром из-за нового убийства. Кенма был совой, но исправно ехал на каждое дело. Кенма был там — ради него, Куроо. Кенма… Кенма. — Ваш заказ! Ячи протянула ему через стойку два стакана кофе и гамбургер. Куроо колючим взглядом прожёг чёрные ленточки, затем Ячи — и выдавил обаятельную улыбку в ответ. — Спасибо, — только и сказал он, пообещав себе, что сорвёт эти ленточки, как только выйдет за порог. Оставалось только… — Я вас помню, — вдруг сказала Ячи изменившимся тоном, и Куроо не удержался — вздрогнул. Взглядом тут же нашарил камеру в углу, прекрасно зная, что она фиксирует каждое его действие, и только через долгую секунду задумался о том, стоит ли доставать пистолет прямо сейчас. — Правда? — Конечно, — Ячи снова улыбнулась, но как-то печально. — Вы из полиции. Опрашивали нас по поводу убийства Куними. С вами ещё был другой, пониже и более… — она изобразила странное движение рукой, пока Куроо, заливаясь волнами облегчения, силился понять, что она пыталась сказать. Более неуверенный? Раздражённый? Сонный? Просто — более? — Это был мой… друг, — слово жгло губы, как кислота, и Куроо отчётливо почувствовал, как пуля в груди буравит себе путь к самому сердцу. — Он помогал с расследованием. — Так вы нашли… ну, — Ячи наивно округлила глаза, — убийцу? Куроо ухватился за стаканчики с кофе. Горячая жидкость обжигала пальцы и помогала сохранить рассудок хоть немного — боль сейчас была единственным способом держать голову ясной. — Нашли, — криво усмехнулся он. — Готов спорить, что к обеду весь город будет знать его в лицо. И, не дав Ячи времени на придумывание предлога для продолжения беседы, Куроо развернулся и выскочил из кофейни. Было раннее утро — слишком раннее для копов, которые должны были подтянуться сюда к восьми, с началом патрулирования улиц. Куроо пристроился у колонны, рядом с которой соседствовал деревянный ящик давно отцветших камелий, и сорвал со стаканов треклятые ленточки. Промозглый декабрьский ветер подхватил их и унёс по очищенному от снега бордюру куда-то в сторону — Куроо уже не следил за ними и, вскрыв свой кофе, приник губами к горячему бумажному стаканчику. Горло драло ржавыми гвоздями, и тёплый напиток принёс облегчение — хотя какая-то часть Куроо затаённо просила о том, чтобы в стакане оказался цианид. Прекрасно зная, что всему участку придётся свыкнуться с мыслью на его счёт, Куроо всё равно поступил крайне опрометчиво, назначив встречу возле кофейни, куда съезжались все полицейские округа. Преступники всегда возвращаются на место преступления, да? Кутаясь в пальто и выхлёбывая кофе, Куроо внимательно разглядывал шагающих по тротуару людей. Они выгуливали собак, неслись на работу с портфельчиками в руках, разговаривали по телефону и просто проходили рядом, даже не задумываясь о том, что у человека, который пьёт кофе у витрины кофейни, в кармане может лежать пистолет. Статистика говорит, что человек в среднем проходит мимо убийцы тридцать шесть раз за всю жизнь. И Куроо почему-то откровенно веселила мысль, что они об этом так и не узнают — но откуда тогда такие данные? Кто это подсчитал, почему именно тридцать шесть? Куроо смял свой стаканчик. Знакомая макушка мелькнула в толпе на противоположной стороне улицы, и Куроо повернул голову в его сторону. Пройти через подземный переход, вынырнуть у компьютерного магазина и дойти до кофейни — времени как раз хватит, чтобы Куроо успел принять вид человека, в которого не стреляли пару часов назад. — Ты идиот, — прямо сказали ему, стоило этой макушке с ним поравняться. Куроо молча протянул кофе и гамбургер. — У меня есть это. Я прощён? Коноха сердито взглянул на него поверх упаковки, впился зубами в булочку и помотал головой. Куроо терпеливо дождался, пока он прожуёт, чтобы отчётливо произнести: — Да плевать я хотел. Боже, ты всё равно идиот. Явиться в кофейню, где ошиваются копы и где ты пару дней назад убил баристу? У тебя отключился инстинкт самосохранения или что? Тебе той пулей мозги вышибло? — А, — грустно усмехнулся Куроо, — значит, ты уже в курсе? Коноха злобно зажевал сразу половину гамбургера, не сводя с него лисьего взгляда. Куроо казалось, что прямо в зрачке можно прочитать о том, насколько редкостный он придурок. — Весь участок в курсе, — мрачно оповестил Коноха. — Савамура в курсе. Сакуса в курсе. Бактерии в туалетах тоже наверняка в курсе. Каждый, блин, коп в участке знает, что ты сделал, а ты являешься сюда? В открытую гуляешь по городу? — А что, уже и город в курсе? Коноха послал ему взгляд, означавший желание не то убить его, не то умереть самому, и сделал могучий глоток кофе. — Нет, иначе бы ты здесь уже не стоял, — наконец сказал он. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, потому что… — Не знаю, — честно признался Куроо, вслушиваясь в звук, с которым Коноха подавился кофе. — Что значит «не знаю»? — шипяще осведомился он после участливого хлопка по спине. Куроо в ответ только простодушно пожал плечами: — Я же тебе не Мориарти, чтобы строить такие далеко идущие планы. Если бы у меня в городе не было нужных знакомых — я бы умер ещё пару часов назад от кровопотери, а утром какая-нибудь сердобольная собачница нашла бы мой труп. Лучше скажи мне, — Куроо цепко схватил Коноху за рукав его огромной парки, и тот вздрогнул, — ты под подозрением? Мрачно зыркнув на него из-под русой чёлки, Коноха медленно покачал головой: — Нет. Они думают, что чисто теоретически ты мог действовать не один, но в мою сторону даже не косятся. Я не высвечиваю, а вот стоя возле кофейни и мирно болтая с маньяком, который чокнулся на розах… — Коноха фыркнул. — Зачем я вообще согласился лично с тобой встретиться? Почему ты не даёшь мне спокойно питаться фастфудом у себя в компьютерной? — Будут проблемы с лишним весом, — Коноха в ответ неуверенно хмыкнул. — Ты прикрывал меня эти пару недель, и я тебе за это не описать как благодарен… — Мне до сих пор интересно, зачем я это делаю, — меланхолично пробормотал Коноха, кутаясь в парку. — Потому что на тебя никто не подумает. И потому что по нам обоим психушка плачет. — Вот с этим согласен, — печально кивнул Коноха и, зябко содрогнувшись, спросил: — Ну… что теперь? Скоро каждый в городе будет знать тебя в лицо. Любой коп посчитает за личную честь тебя арестовать. Особенно… ну… твой отдел. Коноха отвёл взгляд, и Куроо, ощущая пулю в груди мелкими осколками, прохрипел: — Как они? Как Бо? Как… Имя Кенмы он произнести не смог, но Коноха всё равно догадался. — Когда я уходил, они готовы были объявить по тебе траур, — он невесело усмехнулся и снова вгрызся в гамбургер. — Бокуто переживал больше других. Не спал всю ночь, Акааши чуть ли не бдел над его телом в общем зале. Кенма… Савамура затащил его к себе в кабинет, и я его не видел. Его трясут по поводу тебя. И трясут неплохо — он последний, с кем ты разговаривал, да? Сжав зубы, Куроо кивнул. Бумажный стаканчик в его руке жалобно треснул; Коноха скосил на него взгляд, но ничего не сказал. — Он нужен мне, — одними губами произнёс Куроо. — Кенма. Он… должен понять. «Или убить меня», — мысленно продолжил он, оставив эту часть импровизированного подобия плана на своей совести. А в том, что Кенма захочет выпустить в него пару десятков пуль, сомневаться не приходилось. В отличие от Бокуто, который наверняка сделал бы это из чувства долга, с Кенмой было личное. Коноха смотрел на Куроо с прищуром, будто оценивающе, а затем сделал несколько глубоких вдохов, каждый из который подразумевал очевидное «Боже, за что мне это». — Тебе сейчас лучше не высвечиваться. — Кай сказал так же, — согласно кивнул Куроо. Коноха наградил его долгим взглядом — «Заткнись и не перебивай». — Как минимум, несколько месяцев, — ровно продолжил он. — Сейчас участок будет искать тебя с особым рвением, так что придётся затаиться и ждать, пока их желание пустить тебе пулю в голову хоть немного не ослабнет. Кай тебе в этом не сильно поможет, через его дом проходит куча клиентов. Хоть кто-нибудь заметит, что он тебя приютил, пойдёт слух — и прощай, мирная жизнь. Быть постоянно в бегах и трепать мне нервы — оно тебе надо? Судя по его выразительному взгляду, Коноха переживал за свои нервы больше, чем за жизнь Куроо, и того такой расклад дел не особо устраивал. — Ты ведь что-то уже придумал, да? — усмехнулся он, сверкнув глазами. Коноха хмыкнул: — Я же не ты. Я не шляюсь по городу без мало-мальски готового плана. Дело может быть в том, — он на секунду обрёл озадаченный вид, — что мой план тебе не понравится. С другой стороны, у тебя нет выбора. Пошли. Ставя жирную точку на обсуждении его «плана», Коноха круто развернулся и зашагал обратно к подземному переходу. Куроо пялился ему вслед добрых несколько секунд, за которые тот успел пройти с десяток метров, и только потом, сморгнув, помчался следом и схватил Коноху за парку. — Стоять! — рявкнул он. Жующий свой бесконечный гамбургер Коноха покосился на него с недовольством, и Куроо уже тише спросил: — Ты вообще собираешься что-нибудь объяснить? Я доверяю тебе мою жизнь. А она, между прочим, скоро станет городским достоянием! Коноха нагло сощурился: — Тебе не понравятся мои объяснения. Ты же и меня убьёшь только за них. — Уж будь добр! — прошипел Куроо. Коноха вырвал парку из его хватки и молча подтолкнул в сторону перехода. Сжав зубы, Куроо последовал за ним, и только когда они прошли пару метров, Коноха похоронным тоном, которым обычно объявляют о смерти родных, сказал: — Только не истери, ладно? — и, цокнув языком на поднятую в ответ бровь Куроо, признался: — Мы идём к Сугуру Дайшо.