Диктатура памяти

Сначала появилась картинка. Нечеткая, но вполне читаемая — просторное, пустое помещение без окон, пластик на стенах, светодиодное неяркое освещение с потолка. Все это напоминало складское помещение, больше на ум ничего не приходило. Потом он увидел лицо. Склонившийся над ним человек не молод. Глаз у мужчины только один, во вторую глазницу имплантирован странный прибор, похожий на электронный монокуляр, длинные залысины с двух сторон ото лба, темные сальные волосы гладко зачесаны назад, черный провал узкого рта, дряблая бледная кожа — Рауль сразу решил, что мужчина не амоец. Тот что-то говорил, — звук как будто выключен, а прочесть по губам не получается, — и качал головой, но было понятно, что обращается он не к Советнику, а к кому-то, кто стоит вне зоны видимости. Внезапно тишина лопнула голосами и шорохами. Мужчина с монокуляром, чем-то неуловимо напоминавший летучую мышь-вампира, отлаживал приборы и отдавал короткие команды пока не видимому Курту — так он называл того, кто стоял у Советника за спиной. Кажется вернулся ориентировочный рефлекс, по крайней мере, Рауль сообразил, что, судя по расположению стен и потолка, он полулежит. На чем? Попытка пошевелить головой и конечностями не увенчалась успехом. В том смысле, что он не понял, смог ли, мозг сигнал не получил. Человек — летучая мышь сосредоточенно сопел где-то в районе виска. Абеля видно не было, «серый кардинал» преподобного Элая или еще не прибыл, или сидел в засаде. В фокусе показался еще один мужчина: худой, высокий, болезненно бледный и как будто полусонный — тяжелые веки, под глазами мешки, черные короткие волосы и такая же черная одежда: растянутые на коленях брюки и мешковатый свитер. Неопрятный и плохо выбритый, он вызвал ощущение легкой гадливости даже у не брезгливого Рауля. Черный притащил и установил справа чуть впереди переносной терминал на гравиплатформе, похоже, медицинский. Не стандартная модель, переоборудован для особых целей. Тут же на металлическом столике лежал открытый кейс с инъекторами и горка ампул с обломанными головками. Судя по всему, это все они вкололи Раулю, пока тот лежал без сознания. Советник знал, что у них ничего не получилось. Никакие сыворотки правды и препараты, снижающие резистентность к психологическим воздействиям, на элите не работали. То есть — вообще никакие химические соединения нейротропного действия, кроме вырабатываемых организмом. Курт отвернулся спиной и сосредоточено молотил пальцами по сенсорам клавиатуры, уставившись на пестреющий колонками цифр и букв небольшой монитор, который почти полностью закрывал спиной. — Готово, — сухо каркнул он, и метрах в пяти от Рауля вспыхнул большой, пока мертвый голоэкран. Липкий холодок страха медленно сползал по спине — Рауль догадывался, что здесь готовилось. Стало не по себе, хоть он знал — сейчас бояться нечего. По крайней мере, до тех пор, пока эти ребята не получат, что хотят. Но сомневаться, какой путь ими выбран, не приходилось. Советник слишком хорошо знал, для чего используют такое оборудование — его ждал нейровзлом. «Попытка нейровзлома, — поправил он себя. — Но могли бы, хоть для проформы, спросить, готов ли я сотрудничать». Рауль понимал, почему этого не будет, а все равно испытывал легкое чувство досады. Но кто же в наше время верит словам, когда есть более совершенные способы получить нужные сведения? Эти люди знали, что их подготовки не хватит, чтобы определить, насколько правдива информация, которую он предоставит в устной форме. «Не доверяют ни мне, ни себе, и это правильно. Но неужели решили, что с блонди будет так же просто, как с человеком?» Рауль был уверен, что нет. Поэтому и боялся, понимал, что ничего хорошего в ближайшее время его не ждет. Тело по-прежнему не ощущалось: ни сведений о статическом положении, ни информации от рецепторов кожи — ничего. Но страшнее было, что никак не удавалось уловить тонкий, почти бестелесный канал, который всегда связывал его с Юпитером и казался до этого момента таким несущественным. Теперь Рауль сканировал пространство, в надежде на счастливую случайность, как слепой шарит вокруг, пытаясь найти руку, на которую можно опереться. Нет, чуда не произошло, связь оборвана. Паника хлестнула по нервам холодным, неудержимым страхом. Он ощущал себя отломанным манипулятором, оторванной конечностью земноводного — еще дергается, скребет когтями по земле, но жизнь ее уже покинула! Сердце стучало в районе горла, он не мог вдохнуть, осознание неминуемой смерти сковало разум ледяным панцирем. Зато тут же отозвалось тело, и как отозвалось! Каждая его клетка испытывала острое удушье и настойчиво требовала кислорода. Рауль выгнулся, насколько позволяли фиксаторы, и отчаянно закричал. Голоса он не услышал. — Что за херня? — Не знаю, — огрызнулся человек-мышь, — но, по-моему, он сейчас издохнет. Я говорил Абелю — эти твари не самостоятельны. Как тела грибов на грибнице — прервалась связь с машиной — все! Не сразу, но довольно быстро. — Не будь идиотом. Скорее, ты что-то не то вколол, вот его и корежит. Давай, вмажь что-нибудь посильнее, или, и правда, околеет! Новорожденному пережали пуповину, но сурфактант недоразвит, его легкие неполноценны, он не может дышать самостоятельно, не может! Но он дышал, только что все было нормально. Значит, просто паника, с этим можно бороться. Рауль заставил себя на мгновение замереть и медленно выдохнул толику оставшегося в легких воздуха. Насколько возможно. Медленный вдох, как будто первый в этом мире. Создатель, твой ребенок родился жизнеспособным! Просто потерялся в толпе, немного растерян, напуган, но это не угрожает жизни, это неприятно, но поправимо. Он умеет ходить, разговаривать, мыслить. Он найдется или его найдут. Скоро. — Ну вот. Я же говорил, ты ему не то вколол. Просто судороги. — Я всю аптечку в него всадил, — буркнул человек — летучая мышь. — Нихрена не действует, как будто физраствор ввожу. А жаль, было бы намного проще. Слышишь, блонди, зря ты такой устойчивый. Тебе же хуже. Рауль попытался ответить. Безуспешно. Он полностью пришел в себя и теперь ощущал, что полулежит, что запястья, шея и щиколотки плотно фиксированы, а голову можно повернуть едва на десять — пятнадцать градусов. Захваты держали надежно. Пока предосторожность бессмысленная, слабость такая, что, кажется, из него выдернули скелет. Не тело, а кусок аморфной, пульсирующей биомассы. Черноволосый Курт опять возился возле терминала. Голоэкран вспыхнул изображением. Рауль увидел себя в странном кресле с дугообразными матово поблескивающими фиксаторами. Голова откинута в вогнутом ложементе и закреплена так, что почти лишена подвижности. От кресла по полу тянулся толстый кабель и терялся где-то за монитором. Его виски выбриты, на них поблескивают округлые беспроводные датчики. Он в брюках, в расстегнутой на груди рубашке, волосы откинуты на левую сторону в беспорядке свисают до пола. Никаких видимых повреждений тела, кроме разбитой губы. Это обнадеживало. За спиной в углу обнаружился еще один человек — старый знакомец монгрел Моз. Тот сидел, прислонившись спиной к стене, и курил, рядом на двуногой подставке стоял крупнокалиберный скорострельный пулемет. Рауль невольно улыбнулся — боятся, и правильно делают. Он опять безуспешно попытался заговорить. Отключили речевой центр? Предусмотрительно с их стороны. Координатор, дознаватель и исповедник — костяк группы стандартный, аппаратура не амойского производства, видимо, притащили именно для него, но гордиться почему-то не получается. С методами ведения допроса инквизицией Рауль заочно ознакомился. При всей дикости и примитивности, не признавать их действенности глупо, но все равно он считал это варварством и профанацией. Советник поморщился. Настоящее искусство — это проникнуть в сознание подопытного так, чтобы тот даже не понял, что происходит, и выудить информацию, не потревожив личностной сферы, не внеся деструктивных изменений в нейронные связи. То, что эти люди собирались сделать сейчас, назвать искусством не поворачивался язык, но, как ремесленники, они могли быть вполне эффективны. О работе инквизиторских троек Рауль имел чисто академическую информацию, и дальнейшего развития событий ждал с вполне понятным страхом, но, как ни странно, и с определенной долей любопытства. Понаблюдать за стараниями этих деятелей от нейрофизиологии, оценить профессионализм специалистов из, так сказать, смежной области, — Рауль брезгливо улыбнулся, — было заманчиво. Особенно, если объектом их внимания был бы кто-то другой. Начало его разочаровало. Стандартная болевая атака, имеющая единственной целью прервать связь подопытного с реальностью. Острая, ослепляющая боль заставила непроизвольно рвануться — ощущение такое, как будто по сосудам и нервам потек раскаленный пластик. Он широко распахнул глаза, невольно наблюдая на экране за тем, как бьется и выгибается в плотных тисках захватов собственное тело. Когда сознание шагнуло в темную воронку беспамятства, Рауль был этому только рад. *** Небольшое, пустое помещение. Белый потолок, белый пол, белый свет из источника неопределенной локализации. Он сидит, руки фиксированы наручниками к торчащим из стены креплениям. Рывок — ничего не получается. Где он? Попытка осмотреться по сторонам отдается острой болью в висках. Последнее в памяти — кересская подворотня и два монгрела. Потом его куда-то тащат или везут. Немилосердно трясет, его выворачивает, как при пространственном прыжке. Неужели... Это уже не Амои? Значит, Орфей не успел, значит, дело — дрянь. Канал с Юпитер еле уловим, далеко, не дотянуться. Другая планета? Может быть... Сколько он был в отключке? Судя по самочувствию, не меньше трех суток. Для блонди трое суток без еды — сущая ерунда, а без воды... Без воды не фатально, но очень тяжело. И все равно это не объясняет его состояния — тело, которое никогда не подводило, повинуется неохотно, каждое движение требует усилий. Руки занемели, слишком долго в одной позе, сильная слабость, и очень хочется пить. Он попробовал хоть немного изменить статическое положение. Пространства для маневра было чуть, он подогнул ногу и перенес вес на другое бедро. Только сейчас обратил внимание, что из одежды на нем ничего, но холод не чувствовался. С тихим шипением открылись пневматические двери в стене напротив. В помещение шагнули двое в одинаковой серой униформе. На рукавах странные знаки различия, память аналогий не находит. Чья-то личная охрана, наемники? Эти ребята любят придумывать себе погоны, нашивки, униформы и эмблемы, таким образом дистанционируясь от пиратов и авантюристов всех мастей, бороздивших обжитое космическое пространство, но, по сути, ничем от них не отличаются — работают на того, кто больше заплатит. — Соскучился по нам, красавец? — крупный рыжий мужчина, явно не амоец, с удовольствием рассматривал растянутое у стены тело.- Ты же не против, пока мы путешествуем до пункта назначения, уделить немного внимания нам с напарником? «Я на космическом корабле и мне фатально не везет», — эта простая констатация факта настроения не улучшила. Тотального ужаса от того, что эти двое сейчас собираются с ним совокупиться, он не испытывал. Приятного мало, но и ничего трагического не произойдет. Убивать его не станут, а вот то, что у него нет сил на сопротивление, очень плохо. Пока он в таком состоянии, думать о побеге нет никакого смысла. Он хотел попросить воды, почему бы и нет? но смог только тихо зашипеть. — Конечно, он не будет возражать. Или будет? Какая разница. Два часа назад тебе было все равно, — второй крупный экземпляр почти загораживал плечами дверной проем. — Не скажи, Рони, два часа назад он совсем не шевелился, никакого удовольствия. Я даже думал, он помер. А сейчас — другое дело, — он потянулся к Раулю и приподнял голову за подбородок, повернул в одну сторону, потом в другую. — Если шевелится, то намного интересней, поверь. Ты знаешь, у меня еще никогда не было такой красивой шлюхи. — Какой привередливый. По мне, так хоть труп, лишь бы теплый, — радостно оскалился Рони. Рауль слушал вполуха, судорожно пытаясь уловить едва различимый призрак, мелькнувший на подсознание. Сосредоточиться было сложно, эти два болтливых экземпляра раздражали и отчаянно мешали связно соображать. Ему отстегнули один наручник и уже довольно мяли, крутили и ощупывали безвольное тело. Рыжий просунул руку Раулю между ног и, с наслаждением сопя, гладил ему промежность и осторожно мял мошонку: — Красивый мальчик, послушный мальчик, ла-асковый. Что-то было не так. Что-то едва уловимое. Рыжий отстегнул наручники полностью и поставил Рауля на четвереньки, но тот не удержался и упал грудью на пол, из такой позы было сложно рассмотреть второго — желтоволосого блондина, это бесило — то, что дело именно в нем, Советник уже сообразил. «Рони...Рональд? Ронис? Обычное имя. Традиционное, распространено на многих планетах федерации. Форма... рагон знает чья, скорее всего, наемники. Высокий, кряжистый, не амоец, черты лица... Чужие пальцы и губы, шарящие по телу, мешали сосредоточиться, противно было до дрожи. Да вот же оно! Рауль грубо обругал себя за непрофессионализм, но у него было оправдание. Когда тебя насилуют, соображать тяжело даже блонди. Беспомощность чуть не сыграла с ним злую шутку, он все-таки растерялся, испугался и на какое-то время перестал связно мыслить. Поэтому они продержались так долго — минут пять. Конечно. Монгрел с генами жителей Гекаты произвел впечатление не только на Рауля. Иначе, почему дознаватель одарил его чертами свою проекцию. Рони, конечно, не вылитый Q 00/9 — грязно-желтый блондин, а не брюнет, но некоторая общность черт лица, черные глаза без радужки, тяжелая челюсть, телосложение молодой гориллы — все это Рауль недавно видел. Встретить двух жителя Гекаты, выросших в условиях низкого тяготения, за один день? И такое внешнее сходство? Вероятность стремится к нулю. Рони оскалился и больно выкрутил Советнику сосок: — А-ы! Точно! Даже выщерблена на центральном верхнем резце. Рауль сосредоточился и аккуратно, стараясь не задеть тонкие голубые нити, которые вдруг увидел так явственно, словно они были материальны — так он визуально представил пленившее его волю электромагнитное излучение чужого модифицированного мозга — нашел простенький блок, мешавший ему вспомнить. Убрать его не составило труда. Сознание прояснилось, он лежал в том же медицинском кресле, перед глазами снова светился голоэкран, на котором разворачивалось пэт-тшоу с его участием. Справа Курт завис над монитором, и человек — летучая мышь неотрывно таращится на экран одним глазом. Монокуляр в другой глазнице неестественно повернут, светится ровным голубым светом и смотрит на Советника. Рауль облегченно выдохнул. Вот уж правда, не думай, что все хуже некуда, всегда есть, куда хуже. Рауль посмотрел на суетящегося вокруг кресла старикашку почти снисходительно, как на родного. Дознаватели брали свои образы из жизни — так легче строить модель, но даже ассистенты в его лаборатории знали: для копирования надо использовать незнакомый подопытному объект. Конечно, человек-мышь зацепил только несколько моментов, но память и способность к дифференциальному анализу у блонди все-таки лучше, чем у людей. Дознаватель серьезно рисковал. Хотя, строя иллюзию, он вряд ли допустил ошибку сознательно. Невольно восхитился внешностью монгрела с пулеметом и прокололся — позволил своему сознанию встроить в образ знакомые Раулю черты. Господин Ам осторожно выдохнул, стараясь, чтобы его лицо не выражало ничего, кроме приличествующих ситуации эмоций — растерянность, страх, брезгливость... Что там еще? Для тех, кто сейчас смотрел их маленькое порно, все должно выглядеть естественно. Так, как будто все получается. Не стоило расстраивать их раньше времени. Неожиданные партнеры трудились изо всех сил. Раулю пришлось немного отвлечься от своих мыслей, чтобы заставить часть сознания поучаствовать в их представлении. Противно, но стоит тянуть время как можно дольше. А еще, ученый не мог с собой ничего поделать, очень хотелось узнать, как они планируют получить то, ради чего стараются. Советник чуть сосредоточился — его изображение на экране прогнуло спину и послало в угол помещения короткий взгляд — отчаяние и обещание. За спиной, в углу, где сидел монгрел с пулеметом, громко засопели и завозились, что-то звякнуло об пол — попал! Способ сломить волю подопытного выбран более чем традиционный, но он же — один из самых действенных. Не так факт насилия, как осознание того, что ты находишься неизвестно где, во власти тайной и враждебной силы, которая не считается с твоим статусом и правами, вызывает отрицательный психоэмоциональный дистресс, который, зачастую, жестче сопровождающего его физиологического. Для многих людей этого вполне достаточно, чтобы удариться в панику, осознав, что потерян контроль над ситуацией. Адаптационные способности элиты выше, но Рауль все равно пожалел, что при его создании Юпитер не предусмотрел варианта форматирования памяти в полевых условиях или вероятности самоликвидации. Не то, что он поспешил бы воспользоваться возможностью, но так было бы спокойней. Два громилы, уже голые, с поросшими жесткой шерстью телами — один рыжей, а один, для разнообразия, светлой, творили с несчастным телом полное безобразие. Если бы он был человеком и не понимал, что это иллюзия, эффект мог оказаться сногсшибательным. Убедить элитника в том, что, если насильники, не заручившись согласием, терзают дзинкотай, это должно испугать, дезориентировать, вызвать чувство стыда и отчаяния, было невозможно. У Рауля получилось почти полностью абстрагироваться от происходящего — дзинкотай лишь красивая, функциональная оболочка сознания, не более. Он испытывал только злость и острое желание придушить манипуляторов, но добровольно помогать врагам Рауль не собирался и сейчас искренне старался подыграть, чтобы не разочаровать их раньше времени. С фантазией у дознавателя было не очень, големы стали повторяться, Советник заскучал. Разум парил отдельно от тела, управляя им, как подвешенной на ниточках марионеткой. Конечно, он чувствовал тепло и силу касания, боль проникновения, давление впившихся в бедра пальцев, но это была простая рецепторная чувствительность, поверхностная и глубокая. Рауль знал, что сигналы на которые он заставляет отвечать свое тело, не поступали с периферии, а генерировались непосредственно в головном мозге. Внезапно ситуация чуть изменилась: он явственно ощутил, как будто нежные лапки ненавязчиво пытаются расшатать кирпичики его ментальной защиты. Видимо, исповедник посчитал, что он достиг нужного состояния, когда ментальное проникновение не встретит сопротивления, и включился в работу. То один, то другой сторожки недовольно попискивали, сообщая о несанкционированной попытке доступа. Пока это не напрягало, но неудачные пробы заставили иллюзорных партнеров удвоить старания. Его дергали за волосы, били по лицу и выгибали в неудобные позы. Делали все то, что у обычного человека вызвало бы резкий скачок негативных эмоций. Защита не поддавалась, исповедник нервничал и совершал ошибку за ошибкой. Рауль немного злорадствовал, и еще ему было неудобно за свой профессиональный интерес, но, что поделаешь, он всегда знал, что не совсем нормальный блонди, а любопытство — главная черта его характера. Внезапно господин Ам почувствовал нарастающую волну сексуального возбуждения и даже слегка растерялся. «Неужели их не учили тому, что логические цепочки должны выстраиваться для каждой личности индивидуально? Или их ввела в заблуждение моя внешность?» С их стороны предположить, что в такой ситуации блонди может возбудиться, было глупо. Номер один имел его сзади, а Рони, опустившись на пол, как раз засунул его член себе в рот почти полностью и, довольно рыча, судорожно дергал головой, изображая подобие минета. Тело Рауля выгнулось в судороге оргазма. Неужели существуют люди, которые способны кончить в такой ситуации? Единственное, о чем можно было думать в таком положении — чтобы Рони случайно не сжал челюсти. Видимо, Рауль неосознанно ввел в заблуждение дознавателя — слишком усердно подыгрывал, тот сделал ложные выводы, а теперь резкое отторжение и — финиш. Ах, как непрофессионально! Картинка на экране дрогнула и осыпалась цветными фрагментами. — Какого черта? — типу с монокуляром произошедшее очень не понравилось. Он оттолкнул черного, воззрился на монитор над терминалом и досадливо сплюнул. — Это должно было сработать, — он обиженно поджал губы, сверля Рауля единственным глазом, монокуляр больше не светился. — Эта программа всегда срабатывала! Всегда! Где я ошибся? — На мониторе неоново светилось: «Загрузка файлов: 0%», а Рауль внезапно понял — человек-мышь пробует отдать ему ментальный приказ. Советнику стало смешно: «Вот так — взял и рассказал. Не стоит пробовать на мне свои дешевые трюки, с блонди — не выйдет». — Запишитесь на мои платные семинары по психологии, расскажу, где вы прокололись, — голос господина Ама звучал глухо, он опять мог разговаривать. — Но на Амои даром — только пинок под зад. Счет для денежного перевода пришлю электронной почтой. Из дальнего угла раздалось радостное «Буе-ге-ге». Рауль мысленно улыбнулся — расчет оправдался, благодаря своей внешности и актерским способностям он обзавелся поклонником в стане врага. Советник почти гордился собой. Голоэкран опять показывал всю картинку помещения. Моз все так же сидел на полу, но пэт-шоу, свидетелем которого он стал, произвело на неискушенного монгрела яркое впечатление. Ширинка брюк была расстегнута, ментальный экран валялся рядом на полу. — Здравствуйте, Моз! — Рауль улыбнулся краешками губ. Монгрел мог видеть его лицо только на голоэкране, но голос он слышал. — Здравствуйте, господин. — Заткнись! Захлопни пасть, придурок, — взвился Курт, отрываясь от аппаратуры, — и нацепи на голову клемму, идиот! Труп Оди еще не остыл, а ты уже забыл, кто его? Хочешь отправиться следом? — Моз, они чужаки, вы же не позволите им нанести мне увечья? — тихо спросил Рауль. — Нет, господин, — но приказ монгрел выполнил и экран на голову прицепил. — Они обещали, что не сделают вам ничего плохого. — Выруби чертовому блонди звук, Ишти, или мне придется застрелить эту обезьяну, — черноволосый Курт нервно тыкал в сторону Моза пистолетом. — Ты же не думал, что длинноволосый, и правда, расскажет тебе что-то добровольно? — Уже вырубил, извини. Рауль понял, что говорить он опять не может. Досадно, но все-таки он зацепил монгрела, пусть и очень поверхностно. Оставалось ждать развития событий. — Старый идиот! Ты кем себя возомнил? Еще раз нарушишь приказ — и по прилету получишь рапорт о несоответствии, — шипел Курт. — Я хочу вернуться с этой долбанной планеты живым, и как можно скорее. — Извини. Говорю же, извини, но эта программа должна была сработать! Так было всегда. Он просто человек, исключительно красивый мужчина, но он человек, Курт, вот и все! Нет у него в мозгах ничего необычного, верь мне, уж я их повидал. Ни наноимплантов, ни синто волокна, ни микросхем. Только живые ткани, органика. — Тогда почему ты облажался? Почему, Ишти, у тебя ничего не получилось? Значит, ты просто не видишь, не сталкивался с подобным, поэтому заткнись и делай то, что положено по протоколу. — Не знаю. Я не понимаю, — человек-мышь развел руками. — Ты, мать твою, повторяешься, а у нас мало времени. Займись делом, — буркнул Курт, почти успокоившись, и опять забарабанил по клавиатуре. Недовольный монгрел, рыча, как пес, ворочался в углу. Рауль ликовал — они все еще на Амои, и время играет против его врагов. Значит, надо ему помочь. *** Он все-таки отважился посмотреть на демона вблизи, слишком велик был соблазн. Тот лежал без сознания, но казалось, что просто спит. Идеально гладкая золотистая кожа, светлые, теплого оттенка чуть вьющиеся волосы, летящий изгиб более темных по сравнению с ними бровей, твердый чувственный рот — создание Юпитера было совершенно. Нечестиво совершенно. Так мог выглядеть сам Люцифер до его грехопадения. Юный, еще невинный, чувственно прекрасный и, одновременно, пугающий абсолютным совершенством грозный ангел. Абель смотрел на лежащую перед ним тварь и шептал молитвы — его разум был смущен, на всякий случай он начертил на удерживающих ее фиксаторах почти забытые символы — пентаграммы. Отец говорил, что это верный способ удержать демона, и сейчас позабытые слова и навыки отчетливо всплывали в памяти, значит, были нелишние. До этого он никогда не пользовался древними знаниями и не считал, что они пригодятся. Раньше Абель сам бы посмеялся над теми, кто видел в этом смысл. Раньше... А сейчас он чертил пентаграммы и безумно боялся ошибиться в рисунке. Но Курта это не успокоило, он всегда был прагматиком и — Абель давно это подозревал — безбожником. Не важно, с обязанностями исповедника он справлялся отлично. После долгих споров, пришлось с ним согласиться, и дальний угол за спиной демона занял Моз — один из самых проверенных почитателей преподобного Элая на этой планете, вооруженный скорострельным пулеметом с разрывными пулями. Курт сразу успокоился, а Иштван стал увлеченно готовиться к ментальному допросу. Дознаватель с самого начала не обращал внимания на их препирательства. Этого странного типа вообще мало что интересовало в жизни, кроме работы. Вскоре он сообщил, что готов, и Абель быстро ретировался, заняв место в соседнем помещении возле обзорного односторонне прозрачного экрана. Инстинкт самосохранения у него был развит хорошо, а вступить в диалог с демоном, не подготовившись основательно, мог только тот, кто плохо знал историю, и кого не убедил печальный опыт предшественников. Иштван подсмеивался над его страхами, Абель не спорил. Плевать. На его взгляд, все дознаватели были не просто с придурью, а совсем не в себе. Особенно временами. И дело не в полусинтетических мозгах, как полагали многие, а в выбранной профессии. Психику она корежила жестоко, но это было их служение, инквизиция одобряла и понимала необходимость существования этой касты, хотя официально не признавала их места в иерархии духовенства Единого. Иштван начал с самого простого, благо, необходимыми медицинскими препаратами их снабдили в полной мере. Абель пожал плечами — он был настроен скептически и с самого начала существования проекта не разделял мнения руководства, считавшего, что новые разработки позволят получить информацию на месте. Поэтому сразу настоял на запасном варианте. Выкрасть главного биотехнолога Амои было делом непростым, но, черт возьми, раньше такие штуки удавались, почему бы не сделать это сейчас? План был в меру рискованным, продуманным, подготовленным, а пока Абель не мешал делать Иштвану его работу. Он был лучшим из тех, кто имел опыт нейровзломов в полевых условиях, и, если бы у него получилось, то задачу можно было считать решенной. Схему Иштван выбрал рабочую, наиболее эффективную и проверенную. Страх — базовая эмоция мыслящих организмов. Инстинкт самосохранения у живых существ самый мощный. Но человек с сильной волей способен его преодолеть. А вот попав в силки неизбежности, люди ломаются даже проще, чем под угрозой разрушения. Беспомощность и унижение достоинства творят с психикой тех, кто не сталкивался с подобным обращением, более страшные вещи: подавляют волю, желание сопротивляться, делают человека покладистым, безразличным, готовым на все, чтобы прекратить происходящее. Иштван был виртуозом, и не его вина в том, что ничего не получилось. Абель предупреждал неоднократно — демоны только похожи на людей. У них другая мораль, другое понимание сути вещей и собственная, извращенная оценка происходящего. Схемы, разработанные для человека, тут не подойдут. Абель старался не смотреть на голоэкран, а сосредоточиться на лице плененной твари. Блонди открыл глаза, и Абель невольно отвернулся. Он видел множество изображений Советника Ама, посмотрел все возможные видеозаписи с его участием — протокольные и те несколько спецкурсов по вопросам клонирования, которые ученый начитал для виртуальной аудитории, тем не менее, потрясение было сильным. Эти глаза казались нечеловеческими — чистый, глубокий цвет, они завораживали и притягивали, в них можно было утонуть, так и не поняв, что погиб. Последнее время чертова железяка, что-то пронюхав, не отпускала господина Ама за пределы пространства интересов Амои, а если отпускала, то охрана была такой, как будто перевозился Святой Грааль. Советник даже периметр железного города покидал редко, а ждать, что это изменится, времени не было. Руководство приняло решение действовать в обход обстоятельств, и проект стартовал. Абель отбросил воспоминания. Теперь он пытался уловить и как-то классифицировать эмоции, которые можно было прочесть на совершенном лице, но то и дело отвлекался, чтобы посмотреть на голоэкран, и опять стыдливо отводил глаза. Он не мог заставить себя видеть в блонди неодушевленную сущность. Сейчас это был человек — странные глаза выражали испуг и растерянность, волосы в беспорядке разметались по полу, чувственный рот исказила гримаса страдания. Проекция того, что творил Иштван с сознанием этого мужчины, завораживала. Абель видел работу дознавателей множество раз, и никогда это не вызывало такой бури эмоций. Сегодняшнее зрелище выглядело болезненно-притягательным, эротически окрашенным и вызывало досадливое чувство стыда. Это тело было совершенно, а то, что проделывали с ним монстры, рожденные изуродованным хирургами инквизиции разумом дознавателя, казалось кощунством. В какой-то момент Абель понял, что возбужден и неотрывно следит за тем, что показывает голоэкран. Это было порочно и так бесстыдно, что он, негодуя на себя, закрыл глаза, смахнув с виска выступивший пот. Тревожный сигнал на пульте. Он очнулся — изображение осыпалось лопнувшим стеклом. Демон по-прежнему оставался скован, но его сознание вырвалось из-под контроля. То ли тварь играла с ними с самого начала, то ли дознаватель допустил ошибку — какая теперь разница? Повторять попытку бессмысленно. Что будет дальше, Абель знал хорошо и удовольствия от этого не испытывал, но задание должно быть выполнено. Он болезненно поморщился и коснулся пальцами влажных висков. Времени оставалось не так много. Скорее всего, СБ Амои уже взяла след.