Диктатура памяти

Рауль прикрыл глаза и позволил себе на несколько секунд абстрагироваться от реальности. Первый раунд за ним. Это добавляло уверенности. Сейчас он испытывал сожаление — все закончилось слишком быстро, а время как раз стоило потянуть. Его ищут и обязательно найдут. Надо продержаться. Черный сказал: «Я хочу убраться с этой чертовой планеты в целости и сохранности». Значит, они еще на Амои. Теперь Советник был в этом уверен. Почти. Он воспользовался короткой передышкой, чтобы протестировать собственное тело. Все в норме, все системы работают слаженно, физически он не пострадал. Но Рауль не сомневался, что это только начало, эти люди подготовились основательно и неизвестно, сколько раундов впереди, а значит, расслабляться не стоило. За пределами Амои бытует мнение, что дзинкотай созданий Юпитера имеет механическую природу, и только мозг элиты остался человеческим, усовершенствованным с помощью — тут мнения разделялись — то ли нанотехнологий, то ли путем добавления неорганических искусственных составляющих: электронных блоков и интегральных схем. Эти рассуждения забавляли Рауля. Для работы такой сложной системы, как человеческий мозг, а, тем более, разогнанной в несколько раз, необходима не только питательная жидкость, но и тысячи органических соединений: гормоны, ферменты, энзимы и масса различных биологически активных веществ, причем не в постоянной пропорции. Стоит выпасть одному звену, и нейронная сеть начнет сбоить. Большинство медиаторов биохимических процессов вырабатывается на периферии: в органах внутренней секреции, мышцах, кишечнике, железистой ткани, образуется в процессе пищеварения и так далее. Человеческий мозг, пусть и наномодифицированный, не может существовать в механическом, неживом теле. Только биоорганический объект, максимально копирующий функции человеческого организма способен полноценно поддерживать его работу. Тела элиты создавались из недифференцированных(1) человеческих клеток, которые под руководством сложнейшей программы, созданной Юпитером, приобретали дополнительные способности и функции. Они частично теряли человеческую природу, ускоренно делились, проходили специализацию и превращались в то, что выстраивалось в сложный биологический объект, имитировавший человеческое тело — «дзинкотай». Дальше всего ушли от своих предшественников клетки, образующие скелет. Они получили способность накапливать титан, который заменил гидроксиапатит(2) человеческих клеток, и обеспечил скелету блонди высочайшую прочность. Повторив внешний облик людей, взяв за основу человеческий мозг, Юпитер был вынужден частично скопировать и физиологию человеческого тела, конечно, не удержавшись добавить кое-что от себя. Еще один круг кровообращения — только для сосудов оболочек головного мозга. Формирующиеся в случае опасности дополнительные перегородки изолировали мозг и легочной круг кровообращения от всего тела, что позволяло длительное время поддерживать центральную нервную систему в рабочем состоянии, даже в случае серьезных травм, нанесенных дзинкотаю. Несколько иной состав крови, связанный с усиленной и ускоренной работой мозга, повышенным обменом веществ и дополнительными способностями тела, обуславливал ее необычный, чуть синеватый оттенок. Гомолог гемоглобина, содержавшийся в эритроцитах крови элиты, связывал и переносил не четыре, а восемь молекул кислорода, и ее странный цвет — результат присутствия дополнительных групп, содержащих атомы железа. Вот и вся разница, которую можно было увидеть невооруженным глазом. Остальное — многочисленные невидимые энзимные и структурные внутриклеточные изменения — Юпитер долго экспериментировал, очень осторожно внося коррективы в чужой проект. Одним из усовершенствований стал усиленный и управляемый гемато-энцефалический барьер(3). Попавшие в кровоток чужеродные вещества не могли проникать в цереброспинальную жидкость. Только в том случае, если доступ разрешался сознательно. Поэтому элита полностью контролировала уровень эмоций, скорость обмена веществ и, отчасти, гомеостаз собственного тела. Рауль мысленно поблагодарил Юпитера за это усовершенствование, спасшее его от медикаментозного взлома, а теперь ему, скорее всего, предстоит опробовать и остальные подарки Создателя. Причины неудач предыдущих попыток взлома его палачи не знали, и времени на анализ ошибок не имели. Поэтому повторяться не рискнут и попробуют что-нибудь другое. Что это будет, Рауль знал наверняка. У живых существ сходный набор основных инстинктов, на которых можно играть, и, как бы далеко ни шагнул прогресс, но суть методов воздействия на мыслящий объект не меняется на протяжении тысячелетий. Если хочешь, чтобы человек поверил в серьезность твоих намерений, бей так, чтобы он думал и чувствовал, что умирает. Это было и оставалось основным правилом инквизиции неизменно, на протяжении многих веков. Рауль мысленно содрогнулся. Дело не в том, что Рауль был не уверен в собственных силах, он элементарно боялся. Страх — базовая эмоция, цепной пес инстинкта самосохранения и действенная защита вида от вымирания. Избавиться от нее значило подписать своим творениям смертный приговор, поэтому, создавая элиту, Юпитер такой ошибки не совершил. Но сейчас Рауль бы дорого отдал, чтобы не испытывать страха, точнее его, мешающего сосредоточиться, давления на сознание. Дознаватель бодро подкатил к креслу металлический столик с разложенным набором хирургических инструментов и довольно засопел. Рауль видел, как человек — летучая мышь косится на него, оценивая произведенное впечатление, и мерзко ухмыляется: — Ты сам виноват, сам виноват, — кряхтел тот, облизывая морщинистые губы толстым, вялым языком. — Я предупреждал: не надо упорствовать, не надо сопротивляться. А теперь — видишь, как получилось? Ты вынудил меня, блонди, а я не хотел, нет, не думай, что я чудовище. Мне тебя жалко, прямо до слез жалко, поверь, но ты вынуждаешь меня... — и дальше, по кругу. Он все приговаривал и причитал, а Рауль видел, что этот человек испытывает сильное сексуальное возбуждение, и это вызвало острое отвращение. Запах пота и феромонов от этой пародии на мужчину ощущался как издевательство и вызывал легкую, но неприятную тошноту. Дознаватель взял небольшой инъектор, вставил ампулу со слабо опалесцирующей жидкостью и ткнул Раулю в шею, укола Советник не почувствовал, как, собственно, и какого-либо изменения состояния, но через полминуты все завертелось непрерывным калейдоскопом боли и страха. Этот человек был мастером своего дела, если так можно назвать то, что он творил, а голо экран напротив услужливо отображал все его манипуляции, видимо, для усиления эффекта. Рауль беспомощно бился в крепко державших тело фиксаторах, не имея возможности вырваться или прекратить пытку. Боль была чудовищной. В первые минуты у него было ощущение, что он ослеп и оглох, анализаторы отключались, но он понимал, что это только эффект реципроктного торможения: вспыхнувший в мозгу очаг боли подавлял работу остальных органов чувств. Через несколько минут зрение стало проясняться, и к физическим страданиям добавилась сомнительная возможность видеть все, что с ним делают. Дознаватель старался не закрывать ему обзор, а у Рауля не хватало сил оторвать взгляд от экрана. Первое, что он попытался сделать, чуть придя в себя,- это отключить ощущения в изуродованной левой кисти. Блокировать нервные импульсы не удавалось, хотя раньше это никогда не было проблемой. Он несколько раз получал серьезные травмы в ходе своих же экспериментов по изучению возможностей дзинкотая, его способностей к регенерации и сопротивляемости различным агрессивным факторам, поэтому кое-какой опыт имел. Рауль пытался сосредоточиться, отключив боль, пока получалось плохо, но о причине он догадался почти сразу. Такое могло быть в одном случае — если нервный импульс поступал не от поврежденной части дзинкотая, а транслировался в мозг напрямую. Значит, сломанные пальцы и торчащие из ран окровавленные куски сухожилий существовали только в его сознании и на экране. Это опять иллюзия, пусть и очень качественная, но боль была самая настоящая, и то, что человек-мышь, скорее всего, просто неподвижно стоит рядом, меньше ее не делало. Теперь дознаватель возился с его глазом. Советник очень реально ощущал, как теплая липкая жидкость течет по лицу и шее, а ослепляющая пытка выворачивала черепную коробку наизнанку. При этом Рауль постоянно чувствовал чужое ментальное присутствие. Невидимые щупальца медленно ворочались в его нейронной сети в поисках доступа к информации. «Отпусти себя, сдайся, — шептал тихий голос. — Стоит тебе согласиться, и боль уйдет. Нам тоже неприятно то, что приходится делать, но ты вынудил нас. Зачем упорствовать? Это не мы, ты сам издеваешься над собой. Все равно, рано или поздно ты ослабишь контроль. Сколько ты сможешь продержаться? Ты уже сделал все, что мог, смирись, обстоятельства сильнее. Тебя простят. Мы знаем, что блонди прекрасно регенерируют. Отдай нам самую малость, ерунду, и через несколько дней все придет в норму. Нет, сдаваться Рауль точно не собирался. Хуже всего, что потерять сознание не удавалось. Но Советник и не надеялся, что ему это позволят — в бессознательном состоянии ментальные блоки блонди включаются в полную силу, дознаватель это уже знал. «Мы все еще на Амои. Они ограничены временем», — Рауль повторял это как спасительную мантру. От понимания, что происходящее обязательно закончится, приходило облегчение. Вопрос в том, сколько, сколько это может тянуться? Через неопределенный промежуток времени он уже мог соображать довольно сносно и не таращиться одним глазом на свое окровавленное и обезображенное изображение на экране. Он попытался думать, а не просто судорожно держать ментальный барьер. Мозг выбрасывал в кровь бешеные количества эндорфинов, и боль, от которой в обычных условиях человек давно валялся бы в состоянии шока, стала притупляться. Эндорфины. Это был выход. Но слишком большая доза его не устраивала. В состоянии эйфории, которое вызывают эти гормоны, болевая чувствительность резко снижалась, но притуплялся и контроль. Соблазн велик, однако стоило только подумать об этом варианте, как невидимые сторожки сознания поднимали тревогу, сообщая об угрозе взлома. Пришлось блокировать синтез всей этой группы гормонов, чтобы не рухнуть в спасительное состояние опиатного транса. Его идеальный дзинкотай на экране теперь больше напоминал препарированный свежий труп, и он даже не хотел представлять, как может чувствовать себя человек, уверенный в реальности происходящего. Он находится в более выгодном положении, это странным образом успокаивало. Секунды удлинялись, время тянулось медленно, и оно же было главным врагом его палачей, поэтому надо было терпеть и ждать, чьи нервы не выдержат первыми. Рауль хотел бы быть уверенным, что не его. Ждать. Терпеть... Усовершенствованный мозг блонди защищался, как мог. Доза эндорфинов и энкефалинов была пограничной, Рауль уже чувствовал признаки эйфории и понял, что предел достигнут. Еще немного, и он перестанет контролировать себя — то, чего добивались эти двое. Он сосредоточился. Ясон в Дана — Бан смог прекратить кровотечение из магистральных сосудов и находился в полном сознании... до самого конца, до основного взрыва. Значит, сможет и он. Рауль отдавал приказы своим клеткам, а они теперь слушались его, как вышколенные фурнитуры. Сначала остановить синтез опиатов, доза и так слишком велика, и снизить ее быстро не удастся. Медиаторы боли... Нет, с ними все не так просто. К сожалению, сейчас их выработка подчинена чужой воле. Тогда добавить триптофан, чтобы сразу подтянуть дофамин. Рауль дождался ответа от клеток-мишеней. Получилось! Он чувствовал, как его состояние постепенно улучшается. Теперь снизить синтез адреналина. Надпочечники послушно справились с задачей, сердце, колотившееся где-то в районе горла, стало успокаиваться, и он перестал его ощущать, чувство тревоги отступало. Теперь добавить норадреналин, повысить для него проницаемость гемато-энцефалического барьера — уровень дофамина это позволяет. Чуть приподнять серотонин... Рауль так увлекся опытами над своим телом, что почти абстрагировался от происходящего, и, хоть человек с монокуляром в глазнице старался вовсю, мысленно вскрывая его, как лабораторную крысу, но боль постепенно отступала. Советник теперь был уверен, что справится. Уже справился. Чуть добавить анандамида, и на этом, пожалуй, можно остановиться. Если его мучители не придумают что-нибудь новое, в таком состоянии он может находиться неопределенно долго. А если еще немного сузить коридор восприятия внешних раздражителей... Это довольно просто. Стоило заставить себя думать о чем-то приятном или важном... Тоже транс, но очень поверхностный. При малейшей угрозе можно сразу всплыть и включиться в реальность. Нужны приятные воспоминания... Как ни странно, но у Рауля их было предостаточно, он даже не сразу смог выбрать, на каком сконцентрироваться. Ни с чем не сравнимый экстаз ученого, наконец разгадавшего очередную тайну мироздания, или чудо осознания себя живым, способным чувствовать, страдать и наслаждаться? Рауль ощутил, как от одних только мыслей об этом попытался услужливо взлететь дофамин, и улыбнулся. Он все сильней ощущал единство своего тела и разума, теперь воспринимая их одной системой. Дзинкотай больше не был просто вместилищем для мозга. Это был он, его тело, Рауль Ам, единый и неделимый. Ощущение завораживало. Это казалось...странным, непривычным и при этом очень естественным. Это было приятно. Когда он впервые осознал себя живым в полной мере? Тогда чувство пришло ненадолго, только коснулось, оставив сожаление, легкую эйфорию свободного падения в манящую бездну... Перед глазами, убаюкивая, колыхалась бесконечная синь... Планета-океан — самое большое чудо, которое он видел в жизни. Ни материков, ни островов, только вода и такое же безмятежное, прозрачное небо над головой. Разумной жизни здесь не было. Пилот посадил тяжелый флайер на искусственную плавучую платформу, установленную в одном из самых неглубоких мест, где подводный риф близко поднимался к поверхности воды. Просто ни для чего — так захотел Ясон, а никто не возражал. Несколько часов солнца, тишины и покоя по дороге к основной цели. Вода была прозрачной, как дорогой хрусталь, видимость метров сто, не меньше — обычное дело для этого места, которое элита часто использовала для отдыха и переговоров без посторонних глаз и ушей. Рауль лежал на воде вниз лицом, открыв глаза, и сонно наблюдал за многочисленными обитателями подводного рифа. Они выглядели необычно, как и весь живой мир планеты. Напрочь лишены что радиальной, что билатеральной, да и вообще какой-либо симметрии. Причудливые создания, настолько отличавшиеся друг от друга, что иногда признать в них представителей одного вида можно было с трудом. Температура воды такая, что Раулю казалось — он просто парит в небе под ласковыми лучами чужого светила. Ему хорошо. Спокойно, расслабленно, но долго медитировать у него никогда не получалось, неугомонный мозг требовал смены картинки, а тело — движения. Он в несколько гребков подплыл к платформе и, игнорируя трап, подтянувшись, залез наверх. Заботливый фурнитур тут же набросил на плечи мягкое покрывало. Плавучая платформа — прямоугольная, длиной почти в два километра плоская площадка со специальным покрытием. Абсолютно пустая. Все необходимое привозилось с собой, но в этот раз все по-простому. Орфей, перекинув через левое плечо мокрые волосы, умиротворенно дремал, лежа на животе на расстеленном покрывале, Айша купаться почему-то не пошел и теперь, сидя на теплом покрытии, безразлично смотрел на вытиравшегося Ясона. Гладкая, идеальная кожа намного светлей, чем у Рауля, прозрачные капли скатываются с влажных, чуть потемневших волос, оставляя на теле мокрые дорожки — идеальные линии, совершенство и законченность формы. Любимый сын Юпитера. Вдруг Розен вздрогнул и резко отвернулся, как будто увидел что-то непристойное, как будто получил пощечину. Раулю стало интересно, что так вывело Айшу из равновесия, и он сделал шаг в сторону, чтобы увидеть причину его замешательства. Небольшое розовое пятнышко на скульптурном белом теле чуть ниже почти не заметного нежно-розового маленького соска. Укус или засос...Советнику внезапно стало страшно. За Ясона и за того, страсть и привязанность к кому тот больше не пытался скрывать, а, скорее, выставлял напоказ, таким образом демонстрируя, декларируя свое право делать, что посчитает нужным. Неосознанное, щемящее предчувствие большой беды нахлынуло неожиданно. Рауль всегда доверял интуиции. Апартаменты в Апатии...Тогда Рауль не знал, что это их новое убежище станет и последней точкой отсчета. Он смотрел на вытиравшегося Ясона и понимал, что прошедшей ночью они снова были вместе — блонди и монгрел из Кереса. Опять. Несмотря на все его предостережения. Такие разные... Это непостижимо... Притягательно... Это опасно. Пока бои между ними шли на территории Эос, Рауль оставался относительно спокоен. Теперь все стало намного хуже. Теперь Ясон не мог полностью контролировать ситуацию, а значит, рано или поздно — Рауль чувствовал это каждой клеточкой своего модифицированного мозга — Рики найдет неприятности или неприятности найдут его. А если с этим монгрелом что-нибудь случится, о том, что будет с Ясоном, лучше не думать. Но ни дружеских советов, ни помощи Консул не принимал. Он как будто ослеп и оглох, сконцентрировавшись на чувствах, которые разбудил и которые не в состоянии был теперь контролировать. «Пока не в состоянии, — поправил себя Рауль. — Просто не стремится к этому». Фурнитур аккуратно разбирал мокрые волосы Ясона, а лучи заходящего чужого солнца, нежно позолотив, ласкали обнаженное тело. Рауль тоже отвернулся, он больше не мог видеть это, ведь знакомство с полукровкой из грязного квартала не прошло даром и для него. То сумасшедшее пэт-шоу... Вся элита до сих пор вспоминала и обсуждала: Ясон поил своего пета изо рта, усадив на колени. Более понятной демонстрации придумать было невозможно — Консул больше не считал нужным ни скрывать своих чувств, ни стыдиться их. Рауль видел, как соприкасаются их губы, как встречаются взгляды, как скользит по смуглой пояснице тонкая затянутая в перчатку кисть руки. Он хотел бы никогда не видеть этого, но ни за что бы не согласился забыть. Потом он долго не мог разобраться в себе — только воспоминания об этом случае поднимали в душе бурю эмоций. Между тем, пэт-шоу никогда не имели для Рауля эротического подтекста — безразличное наблюдение за тем, как совокупляются представители другого вида. Но теперь у него больше не получалось смотреть на Рики, как на обычного домашнего любимца. Монгрел по-прежнему не нравился Раулю, но не как предмет интерьера, а как личность. Грани между элитой и людьми стали прозрачными — это был представитель его вида, хоть и очень отличавшийся. Почему бы и нет? Внутривидовые различия особей на Планете Океан его не смущали, и аналогия напрашивалась сама собой. Разобрался в себе Рауль не сразу, но все-таки разобрался. Понял, почему стал плохо спать, интересоваться вещами, которые раньше совсем не волновали, замечать то, мимо чего всегда проходил без внимания. Почему краски стали ярче, а изображения объемней. Многочисленные анализы, аппаратурные обследования и просто обсервационное изучение самого себя подтвердили первоначальное предположение. Мозг блонди получил сильный стресс, пережитые эмоции подтолкнули гормональный синтез, его тело ожило, перестало быть просто вместилищем для мозга, и нервная регуляция теперь пыталась войти в согласие с гуморальной. Человеческая часть заявила о себе, ранее невостребованные железы внутренней секреции заговорили, стимулируя развитие эмоциональной сферы, а та, проснувшись в жестких тисках контроля, яростно рвалась на свободу. Вернуть дзинкотай в прежнее состояние, наверное, было возможно, хотя бы просто изолировав мозг от поступавших из крови веществ, но, получив новые способности, Рауль не мог и не хотел от них отказываться. Чтобы все пришло в равновесие, нужны время и опыт. Времени у него достаточно, а опыт он планировал приобрести. — Я думал, ты не полетишь, — прервал его размышления Ясон. Своей наготы он не стеснялся, как, собственно и никто из элиты, когда находился в кругу своих. Но знак любви под грудью делал Консула по-настоящему голым. Рауль смутился: — Хотел остаться, у меня как раз серия интересных экспериментов, но Айша меня уговорил, — почти невозмутимо ответил он и вдруг, удивившись самому себе, спросил без всякого перехода. — Как тебе Апатия? — Не хватает комфорта Эос, но терпимо, — Ясон сдержанно улыбнулся. — Невелика цена за ваше спокойствие. — Я бы предпочел, чтобы все оставалось в пределах Танагуры, — после неловкой паузы отозвался Рауль. — Я волнуюсь. После того, как Ясон сказал ему, что любит своего пэта, прошел почти месяц. С первым шоком Рауль справился и даже примирился с этой мыслью, почти сумел поверить. Почти. — Кстати, Ясон, как там твоя дворняжка? Рауль вздрогнул и повернулся. Гидеон, как всегда величественный, несмотря на отсутствие какой-либо одежды, спускался по лестнице с флайера. — Ты нашел ему подходящую работу? — Не начинай, Гидеон,- Рауль предостерегающе вскинул левую бровь. — Я не просто любопытствую. У меня есть предложение. Нужен толковый парень в Мидасе на должность... Рауль слушал вполуха. С Гидеоном они друг друга понимали с полуслова. Пусть Рики был просто соринкой в глазу, но это Рики Ясона Минка, тот Рики, который учинил в Эос такой переполох. Советник подозревал, что не только он один нагрелся от этого парня. — Рики уже работает. На черном рынке, — осторожно ответил Ясон. Это был отказ, но он сопроводил его легким благодарным кивком: «Я оценил», — Это непросто. Там нет места гонору и некомпетентности. Гидеон безразлично пожал плечами: «Нет — так нет, никаких проблем». — Если он допустит ошибку, на черном рынке или где-либо еще, виноват будешь ты, — Айша, как всегда, взял резкий старт с места. — Но я вижу: ты, как всегда, самоуверен. Будь осторожен. Нам не нужны проблемы, а твой полукровка — это ходячая проблема вдвойне. — Ты хочешь сказать, Ясон слишком далеко заходит? — Рауль опасно прищурился. — Это сказал не я, а ты, — сдал назад Розен. — Я уверен, что в Эос или в Апатии — не важно, монгрел крепко сидит на хозяйской цепи. — Он свободен настолько, насколько позволяет поводок, — Ясон смотрел ему прямо в глаза. — А мы настолько, насколько позволяет Юпитер, — эхом отозвался Айша. — Не забывай это. — И пока Юпитер молчит, Консул волен делать, что сочтет нужным, — излишне резко, тут же удивившись самому себе, оборвал его Рауль и улыбнулся, пытаясь смягчить резкость фразы. — В свободное от работы время. — Блонди делают, что позволяет репутация, — холодно заметил Айша. — Если хоть один скандал вокруг полукровки выплывет наружу, твое имя, Ясон, будет опозорено. — Перед кем? — излишне высокомерно, по мнению Рауля, осведомился Ясон, иронично приподняв светлую бровь. — Элита вся в курсе, а ничье больше мнение меня не волнует. И заметь: по человеческим меркам я не совершил ничего предосудительного. Поэтому пока я справляюсь со своими обязанностями, пока Юпитер молчит — Рауль прав — я свободен в своих поступках. Айша принужденно кивнул и отвел глаза: — Я волнуюсь, Ясон. За тебя. Последнее время мы все чувствуем себя немного не в своей тарелке. — Я принял меры, чтобы вернуть спокойствие в Эос. Апатия. Я перевез Рики туда, — тихо ответил Ясон. Айша раздраженно отвернулся. Когда дело касалось Рики, Консул терял здравый смысл, и у него полностью отказывали тормоза. Так считали все, но мало кто отваживался сказать ему это в лицо. Айша, отличавшийся ледяным высокомерием, — один из немногих, кто не считал нужным скрывать свои мысли. — Апатия, вот чем все закончится, — вдруг сказал Орфей, не открывая глаз, и повернулся на спину. Рауль понял, что плохие предчувствия мучают не его одного. — Боюсь, что так, — процедил Айша, посмотрев на Ясона в упор, поднялся, резко повернулся и пошел к флайеру. Прямолинейность Розена иногда раздражала, но она же и вызывала уважение. Он один из тех, с кем — Рауль знал — Юпитер беседовал подолгу и с интересом. Если бы Ясону с этой стороны угрожала опасность, Розен бы обязательно предупредил. Но пока гнев Айша — это было только его мнение, а значит, Юпитера все устраивает. Иначе, зачем он подтвердил регистрацию Рики после возвращения из Кереса? Если бы Создатель был недоволен, последовал бы или прямой запрет, или разбирательство. Но все было тихо, это косвенно подтверждало теорию Рауля. А она у него была и получала все больше доказательств... Да, Айша не щадил чувств Ясона, но Консул никогда и не требовал снисходительности. Розен открыто выражал свое мнение, но это не говорило о плохом отношении или враждебности. Блонди были близки друг другу как родные братья, считай, одна семья, а поэтому могли стерпеть друг от друга то, что больше бы не позволили никому. Айша, Гидеон, Орфей, Леон...все. Это коснулось всех. Ясон горел, и от его пламени начинали тлеть и заниматься окружающие. Синдикат лихорадило, блонди никогда бы не признались в этом, но их пугали появляющиеся изменения. И это не удивляло, если даже Рауль не сразу разобрался в происходящем. Рики с Ясоном пылали, и на огонь слетались ночные бабочки. Рауль однажды видел, как серый ночной мотылек обжегся об открытый огонь и упал. Он бил по земле обгоревшими крылышками, считай, был уже мертв, но все еще пытался подползти поближе к тому, что убивало его. Рауль чувствовал, что тоже обжегся. Это было страшно, и, одновременно, томительно-чудесно. Тогда он так увлекся переживанием своего нового состояния, что ненадолго забыл — чем ярче огонь, тем сильнее контраст с окружающей тьмой, тем глубже и причудливей тени, отбрасываемые людьми и предметами. И в них уже зародилось, уже копошится нечто пугающее, неотвратимое, как рок, рожденное на границе света и тьмы, медленно расправляет щупальца, отращивает присоски и крючья. Рауль встряхнул золотой гривой волос, отгоняя наваждение — вместе с умением любить пришла мучительная боязнь безвозвратно потерять. Ясон смотрел на него синими, как океанская гладь, глазами и задумчиво улыбался чему-то своему. Сегодня он был счастлив и щедро делился с Раулем частицами хорошего настроения и радости, а тот бессовестно впитывал, ловил эти капли, чувствуя себя немного вором, и улыбался. ------------------------------------------------------------------------------------- недифференцированные клетки(1) — клетки из которых путем дифференцировки образуются все ткани организма. Стволовые клетки. гидроксиапатит(2) — основа минеральной составляющей костей. гемато-энцефалический барьер(3) — физиологический высокоселективный фильтр между кровеносной и центральной нервной системой, препятствующий проникновению в мозг из крови различных веществ, которые могут на нее оказывать негативное влияние.