Frenemies

— Я же сливаю Чемпионаты мира, — сказал Юра. — Это у меня традиция такая. — С подобным отношением, не удивительно, — раздраженно ответил Фельцман. — И что значит “сливаешь”? У тебя есть все возможности бороться за первое место. — А у Леруа — уже вряд ли, — вставил Гоша. — Это у тебя вряд ли, — бросил ему Юра и прикусил себе язык. Но Фельцман, кажется, не обратил внимания. — Я думаю, ты читал выкладки в СМИ и соцсетях, — продолжил он. Юра никакие выкладки не читал, потому что читать, сжимая в руке чужой член, хоть и можно, но как-то неловко, а после оставалось уже только уйти к себе и лечь спать. Однако он промолчал. — В чемпионы активно прочат Джакометти, это красивое завершение карьеры, но многие пишут, что у тебя боевой характер и неудача в короткой программе тебя только раззадорит. — А что мне недокрут не поставили, там пишут? — Пишут. — Фельцман внимательно посмотрел на него. — А ты у нас борец за справедливость? — Нет. — Юра отвел взгляд. — Возвращаясь к боевому характеру. Сейчас самое время его проявить. — Может, Гошку лучше понастраиваете? Он раньше меня выступает. — Меня не надо настраивать, — сказал Гоша. — Я, может, звезд с неба не хватаю, но внутренние коллизии мне кататься не мешают. — Да? А что тебе тогда мешает? — Прекратите! — вмешался Фельцман. — Откуда этот вечный конфликт между вами? И что за внутренние коллизии? Мила плюхнулась на стул слева от Юры и поставила перед ним тарелку с какой-то пожухлой капустой и прочим сеном. — Нет никаких внутренних коллизий, — сказал Юра. — Просто мне магния не хватает. И калия. — Мила пододвинула свою тарелку чуть ближе и нарочито громко кашлянула. — Сомневаюсь, Бабичева, что в этой капусте есть что-то, кроме воды. — Тогда я принесу тебе банан. — Я не ем перед соревнованиями, сколько раз говорить. — Может, как раз стоило бы? — Мне лучше знать, наверное? — Ладно. — Фельцман вздохнул и повернулся к Гоше. — Георгий. Надо сосредоточиться на прыжковой части. Компонентов у тебя не отберут, в твоей разминке особых танцоров нет. Но мне по-прежнему далеко не всегда нравится твой сальхов… Юра невидящим взглядом уставился на капусту. Внутренние коллизии у него, конечно, были — и предостаточно. Начиная с вопроса о том, с каких это пор он стал таким слепым. Ладно, о Джакометти он вообще старался вне соревнований думать поменьше, но Кацудон же последние две недели тренировался с ним на одном катке, был собран, спокоен, уверен в себе и при этом не тратил сил ни на какие понты. Впрочем, понты за него обычно кидал Никифоров, но и тот в кои-то веки не слишком разорялся. Вышли на первую строчку тихой сапой. На второй с отрывом Джакометти, от которого сам Юра отставал несущественно. Положение было весьма комфортным для Кацуки, который по базовой стоимости произвольной программы опережал Джакометти баллов на десять, не меньше. И Джей-Джея примерно на столько же. Хотя Джей-Джей что-то поменял, будет прыгать дополнительный квад. Или уже не будет? Пожалуй, не стоит. Вот о чем надо было вчера с ним говорить. Кацуки вряд ли теперь налажает, Джакометти в честь грядущей пенсии могут подтянуть, как и его самого, а Джей-Джей один в поле воин. Джей-Джей стайл он собирается, ну-ну. А Юра собирался доказывать ему, что достоин золотой медали и без снисходительности судей, но как-то не задалось, учитывая вчерашнее. А теперь доказывать было еще нужнее. И ему, и себе, и Фельцману, и даже тайцу, который наверняка рассчитывал его обойти в короткой программе. — Юр, ты в порядке? — тихо спросила Мила. — Выживу, — буркнул Юра. Мила немного помолчала, а потом заметила: — Скоро все. — Все? — Все — ну, в смысле, сезон заканчивается. Можно будет отдохнуть. Разобраться, что там с неврологией твоей. Заканчивается сезон — значит, он не увидит Джей-Джея до этапов Гран-при. В прошлом году это не казалось таким уж катастрофичным, просто хотелось успеть побольше — если уж у них будет секс, то не ждать же его все лето. И секс был, и это оказалось дохуя больно, но и приятно тоже, и вообще сам факт… И все-таки Юра уезжал в Питер, не думая о том, что станет скучать. Ну, может, и станет. А может, переболеет и забудет. Влюбится в кого-то другого. Возможно, даже в девчонку. Но ни в кого другого он не влюбился, и в этом году все было иначе. — Юр? — позвала Мила, вырывая его из невеселых мыслей. — Чего? — Ледовое шоу намутим. Про фею и все дела. — Тебе Отабек что ли рассказал? — Ага. Забавная вообще идея. Интересно, о чем еще ей рассказал Отабек? Впрочем, он не из тех, кто болтает лишнее. Юра вздохнул, взял вилку и обреченно потыкал ей в капусту со словами: — Не успеем за лето. — Ну, прикинем хотя бы. Может, Джей-Джей приедет порепетировать. Ты ему не говорил? — Мил, ты ебнулась? Это же шутка просто, какое, блять, шоу? — Если Джей-Джею рассказать такое, он будет ржать не меньше получаса. А потом с ходу накатает сценарий. Вероятно, даже местами смешной. Можно и рассказать, вечером, когда произвольная останется позади и кто-то из них будет с медалью. Или оба с медалью. Или оба без медали. Два лоха полюбили друг друга. — А чего? — сказала Мила. — Надо только совсем уж в мрак не ударяться. Типа, девочку из тебя нельзя делать, если ты фея, то все-таки фея мужик, ну, знаешь, как эльфы из Властелина колец, например, или там… Юра ее не слушал, размышляя о том, есть ли разница между “влюбиться” и “полюбить”, и если да, то что хуже. *** Самое смешное, что Франческа действительно оказалась похожей на него, только глаза у нее были по-итальянски темные и жгучие. Жан-Жак нагнал троицу в коридоре по дороге к лифтам как раз в тот момент, когда она заканчивала какую-то замысловатую шутку в огород Георгия Поповича, и даже из вежливости улыбнулся, хотя не понял панчлайн — разговор происходил на итальянском, и он разобрал только имя. Микеле Криспино, во имя мотивации которого, очевидно, предназначалась шутка, лишь вяло улыбнулся. Жан-Жак умилился тому, что в предпоследней разминке, похоже, своя атмосфера — борьба не за медали, а за престиж, ну, и место в десятке, а потом устыдился этой мысли. Снобское отношение ему сейчас точно не пристало. Вчера он наговорил Юре много громких и красивых слов, и тот, кажется, поверил, но, на самом деле, из числа претендентов на золото он выбыл. Если бы это зависело только от него. Но в том, что посыпятся и Крис, и Кацуки, и сам Юра, Жан-Жак сильно сомневался, а иначе первое место ему не светит. Впрочем, надежда умирает последней. В целом, он чувствовал себя довольно спокойно. Снижение шансов на золото до минимума, конечно, сняло значительную долю давления. И Юра, который переживал за него больше его самого, и родители, с которыми он вчера два часа разбирал последние возможные усложнения программы, способные несколько повысить ее стоимость, и “Джей-Джей герлз” вместе с менее оголтелыми поклонниками, которые весь вечер писали в Твиттер, что продолжают верить в его победу. Жан-Жак решил считать, что они имеют в виду победу над собой — над собственной горячностью и страхом поражения. Над вот этим неуместным снобством, которое не позволило ему как следует оценить соперников — ни Юри Кацуки, на минуточку, золотого призера последнего Гран-при, ни Криса Джакометти, зачастую остававшегося на вторых местах, но делавшего это с далеко не самыми сложными программами. Скромность. Скромность в моде в этом сезоне. — Джей-Джей! — воскликнула Сара. — Доброе утро! Это Франческа, наша приятельница, я тебе про нее, кажется, говорила. Франческа — Жан-Жак Леруа. Франческа заулыбалась и протянула ему руку, которую Жан-Жак осторожно пожал — и столкнулся с железной хваткой. — Я узнала, — радостно изрекла Франческа. — Король Джей-Джей! Очень приятно познакомиться. Жан-Жак улыбнулся в ответ, но мысленно поморщился. Вот всегда так — едва настроишься на смирение, кто-нибудь обязательно назовет тебя королем. — Я занимаюсь пиаром для Сары и Микки, — добавила Франческа. — На общественных началах. В том смысле, что они мне за это не платят. Она рассмеялась, а Микеле за ее спиной скривился и покачал головой. Сара, пряча улыбку, вызвала лифт. Жан-Жак не заметил никакого всплеска интереса ни к Микеле, ни к Саре, но, возможно, он просто не следил. Король на плебс внимания не обращает. Черт, да что же такое. — Это, наверное, не слишком легко, — заметил он вслух и тут же об этом пожалел. Франческа, впрочем, опять лишь засмеялась. — Если ты о том, что Криспино у нас не слишком медийные персоны, то ты прав. Особенно Микки! Но я еще сделаю из него звезду. — Франческа! — не выдержал покрасневший Микеле, а Жан-Жак подумал, что делать звезду из фигуриста, в свои двадцать пять собравшего очень немного трофеев, как-то поздновато. Франческа, однако, держалась весьма уверенно, и он пожелал ей удачи, стараясь делать это самым дружелюбным тоном, на который только был способен. Они зашли в лифт, и Франческа схватила его за плечо. — Зато “Джей-Джей стайл” — это очень классно. Кто у тебя занимается пиаром? — Никто. В смысле, видимо, я сам, — ответил Жан-Жак, думая, смирение. Блин. Смирение стайл. Никаких понтов. Я серьезный спортсмен. — Шикарно! — объявила Франческа. — Мне очень это нравится, очень. Этот образ короля, который постоянно проигрывает, но никогда не сдается и продолжает верить в себя. Тебе так повезло с фамилией*! — Вообще-то, я не постоянно проигрываю. Я выиграл Чемпионат четырех континентов, — возразил Жан-Жак, почувствовав себя несколько оскорбленным. И — фамилия? Да, фамилия, конечно, изначально дала ему идею, но ведь дело не только в ней. Микеле, наконец, соизволил улыбнуться. Сара смотрела с интересом. Франческа отмахнулась. — Ну, ты же понимаешь, о чем я. Понятно, что ты и выигрываешь тоже. Я ни в коем случае не хочу снизить значение твоих побед! Просто ты назвал себя королем еще до того, как выиграл что-либо значимое, это так мило! — Она имеет в виду, с точки зрения пиар, — не выдержала Сара. Микеле откровенно хихикал. Жан-Жак развел руками. — Это помогало мне выигрывать. Ну, по крайней мере, убедительно бороться. Король не может ударить в грязь лицом. — Вот именно! — с энтузиазмом согласилась Франческа. Лифт дернулся и застыл, двери раздвинулись, и они вышли в холл. — Даже если ты проиграешь. — Я не проиграю, — зачем-то сказал Жан-Жак. — Ха! Ты что, еще надеешься на золото? — фыркнул Микеле. — Конечно. — Жан-Жак кивнул и подумал, что кидать понты перед Криспино несколько мелковато. Поэтому, расставшись с ними за дверьми ресторана, он извлек телефон и, привалившись бедром к стойке с какими-то хлопьями, набрал в Твиттер: “Спасибо за поддержку, друзья! Сегодня Король выиграет золото!”, после чего отправился искать родителей в приподнятом настроении. Смирение — удел Юри Кацуки. *** Криспино, подъехав к дверце, что-то шепнул Гошке на ухо, и Гошка выскочил на лед с выпученными глазами, не слушая последних наставлений Фельцмана. Тот чертыхнулся, крикнул что-то ему вслед и махнул рукой. Юра пожалел, что вышел к бортику слишком рано — смотреть, как лажает Попович, в его планы не входило, а, судя по свирепому выражению лица, он собрался именно лажать. Юра отвернулся, одновременно вытаскивая из кармана олимпийки наушники, и столкнулся нос к носу с Кацудоном. Тот расплылся в улыбке и сверкнул заблестевшим под линзами взглядом. Со зрением у Кацудона стало довольно плохо — он поговаривал об операции, но хотел дождаться окончания карьеры. Если он выиграет чемпионат, может быть, и закончит. Сделает операцию, уедет в Хасецу лежать в своих источниках. Витька ледовое шоу намутит, подгонит ему бабла — вряд ли станет кого-то еще тренировать, а то уже понабрал бы молодняк. Все-таки он никогда не хотел всерьез становиться тренером — просто придумал предлог, чтобы домогаться Кацудона, а потом уже оказалось некуда отступать. Раньше Юра этого не понимал. Для кого-то любовь важнее карьеры — или важнее только после того, как уже все выиграл? Как бы то ни было, Никифоров ушел, Джакометти уходит, Кацудон уйдет, он и так давно порывается. Гошка уйдет, ну, или еще сезон протянет, но сколько можно тянуть. Даже этому лоху Криспино уже двадцать пять, пора задумываться. Джей-Джею двадцать два, он тоже уйдет раньше. Все уйдут, а я, блять, останусь. — Юра, ты меня слышишь? — сказал Кацудон. — А? Что? — Как ты себя чувствуешь? — А что? Плохо выгляжу? — С макияжем нормально. — Кацудон улыбнулся, и Юра понял, что это он типа пошутил. Кацудон пошутил. Перед последним прокатом. Это что-то новенькое. Обычно он либо нервничает, если не уверен в своих силах, либо скачет вокруг, как бешеный, если уверен. Впрочем, не исключено, что эти состояния начинаются после разминки. Которая после Гоши. Юра обернулся как раз в тот момент, когда Попович менял ногу на вращении. Ну, по крайней мере, вращение выглядело неплохо. Начинается вторая половина, уже нет смысла далеко уходить. И музыку переслушивать нет смысла. Жизнь не имеет смысла. — Ты волнуешься? — спросил Кацудон. — Где Никифоров? — вместо ответа произнес Юра. Кацудон мотнул головой куда-то влево и заметил: — Не нужно волноваться. — Ну, пиздец. Хорошо, что ты сказал. А то я думал, что нужно. — Я имею в виду, — заулыбался Кацудон, — что тебе стоит собраться. Как ты будешь иначе бороться за золотую медаль? — Блин. Ты же знаешь, что меня от таких разговоров тошнит! Ты что, сам не хочешь эту медаль? — Конечно, хочу, Юра. Просто у тебя тоже есть шанс. И у Криса, и у Джей-Джея. — У Джей-Джея? — осторожно переспросил Юра. — Ты сам-то в это веришь? — О! Ты не видел, что он написал в Твиттер? — воскликнул Кацудон и полез в карман за телефоном. Пока он листал браузер, Юра обернулся еще раз взглянуть на Гошу и попал на начало хореографической дорожки. Почти конец, и Юра пропустил все прыжки, но, кажется, он не падал, хлопали вроде регулярно. — Вот! — Кацудон сунул ему мобилу, и Юра прочел трижды, а потом прикрыл глаза и сказал: — Господи, какой же он дебил. — Уголки рта поползли вверх, и Юра изо всех сил напряг мышцы лица, но избавиться от тупой улыбки никак не получалось. — Я тоже рад, что он не расстраивается, — согласился Кацудон. — И хорошо, что вы подружились. Джей-Джей очень добрый. — Он нихуя не добрый. Он тебя по льду размажет. — Юрио! — Кацудон засмеялся. — Ну, ладно, это мы скоро увидим. Сзади зашевелились, заговорили громче, и Юра понял, что музыка давно прекратилась. Гошка надел чехлы и прошествовал с Фельцманом в кисс-энд-край. Они с Кацудоном бок о бок дождались его оценок, и Гошка скатился ниже Криспино. Юра резко выдохнул, поджал губы, скрестил руки на груди, и тут у него над ухом раздался резкий щелчок. Юра, едва не подпрыгнув, дернулся всем телом то ли в направлении звука, то ли от него, и рука Джей-Джея схватила его чуть выше локтя. — Прости, феечка, я не хотел тебя напугать. Юра обернулся и, задрав подбородок, посмотрел в синющие глаза, которые блестели не хуже, чем у Кацудона с его линзами. — Я тебе не феечка. Лапу убери. Джей-Джей разжал пальцы и залыбился так, как будто ему по голове прилетело кирпичом. Может, вообще, и прилетело от кого-то. А то с ним надо общаться не один год, прежде чем избавишься от желания стукнуть его чем-нибудь тяжелым. — Удачи, Джей-Джей, — сказал Кацудон откуда-то из-за спины, и Юра едва не застонал. Он все еще здесь? — Спасибо, Юри, — ответил Джей-Джей, глядя на Юру. — Я пойду Виктора поищу. — Да иди уже, иди, иди. Кацудон ушел, и Юра, поборов искушение потрогать свое лицо и убедиться, что на нем больше не блуждает придурковатая улыбка, спросил: — Хуле ты в Твиттер написал? Про мою медаль? — А я думал, ты не увидишь, — ответил Джей-Джей. — Ты вроде не читаешь перед соревнованием. — Да тут сорока на хвосте принесла. — И, кхм, с какой стати это твоя медаль? — С той, что ты от меня отстаешь, а моя программа сложнее. — О, Юрочка, это ведь ничего не значит, пока ты ее не откатал. — Или ты будешь делать дополнительный квад? — Ни в коем случае. Ты больше не возьмешь меня на понт. Я хороший мальчик, я слушаюсь маму и папу, и я у тебя выиграю. — Ты? Ты проебешь, Леруа, с таким треском, что вся Канада услышит. Они немного помолчали, а потом Джей-Джей заметил: — Сейчас самое время поцеловаться. — Только попробуй, — быстро произнес Юра, чувствуя, как щеки заливает краска. — И говори, блять, потише. Тут этот ненормальный таец бегает. — Юра! — крикнул Фельцман. — В чем дело там, а? Разминка уже! Юра отвел взгляд и сглотнул. Джей-Джей потрогал пальцами его плечо, но потом все завертелось, рядом оказалась Барановская, чуть поодаль громко верещал Никифоров, в полуметре тренер тайца тряс своей волосней, и Юра выскочил на лед, стараясь уже ни на кого не обращать внимания. После разминки на катке остался кореец, и Юра, не глядя по сторонам, убрался под трибуны. Джей-Джей на сей раз за ним не пошел, и Юра все-таки достал наушники, начал распутывать узлы, плюнул, чертыхнулся и убрал обратно в карман. Пока провозишься, уже наступит очередь Джей-Джея — хотя Юра так и не решил, надо ли идти смотреть. Частично посмотреть, в любом случае, придется, раз они будут друг за другом. Джей-Джей хотел бы, чтобы он смотрел, но Юра боялся то ли сглазить, то ли чего-то еще. — Плисецкий? — окликнули его со спины. Юра обернулся и — о нет, с Джакометти ему сейчас хотелось говорить меньше всего. Не то чтобы Юра испытывал к нему какую-то особую неприязнь, но как с ним нормально разговаривать, не понял до сих пор, поэтому только невнятно промычал в знак того, что да, это он, Плисецкий, ты не ошибся, чтоб тебя. — Я вот тоже решил, что не буду смотреть чужие прокаты, — продолжил Джакометти. — Несколько волнительно. Юра неопределенно повел плечами, надеясь, что он отстанет. Джакометти помолчал, а потом изрек: — В целом, это будет мое последнее выступление. Не считая гала. — А если ты не выиграешь? — не выдержал Юра. — В смысле, не выиграю даже место в гала? — усмехнулся Джакометти. — Нет. — Юра поморщился. — Не выиграешь золото. — Если? Я думал, ты у нас собираешься выиграть золото? — Какая разница? Я чисто теоретически спрашиваю. — А, ну, чисто теоретически, — протянул Джакометти. — Все равно последнее. — Почему? — Староват я, знаешь ли, Юрочка. Юра проигнорировал это обращение, хотя безнаказанно оно позволялось только Джей-Джею, да и то не всегда, и заметил: — Гошка старше тебя. — Попович? Ну, у каждого свой порог. Я рад, что он еще находит силы. — Черт, — сказал Юра. В стороне катка зашумели, заговорил голос из динамиков. Если он ничего не пропустил, то сейчас таец, пока не Джей-Джей. Вроде бы времени прошло немного. Заиграла мелодия — точно таец. Джакометти больше ничего не говорил, и Юра, пару минут помявшись, спросил его: — У тебя небось и мечта какая-нибудь благородная есть? — Мечта? — отозвался Джакометти. — В смысле? — Ну, там. Открыть школу фигурного катания для сирот? Фонд для травмированных на льду? — А. — Джакометти улыбнулся. — Столь конкретных планов у меня нет. Сперва долгосрочные каникулы. Семейная жизнь. Господи, блять. Точно, у Джакометти есть какой-то мужик. Юра замешкался, не зная, стоит ли продолжать об этом разговор. Джакометти небось еще фотки вздумает показывать, а времени уже мало. Будем тут сидеть и тереть о мужиках, прокаты свои еще пропустим, два, блять, пидораса. Все пидорасы, не продохнуть. Где Гошка вообще? Интересно, таец пидорас? А кореец? Может, они вдвоем и трахаются? Разминка пидорасов, епт. Юра не удержался и прыснул. Джакометти с улыбкой покачал головой. — Вырастешь, поймешь, Юрочка. Поторопись, если хочешь посмотреть на Джей-Джея. Юра окинул его подозрительным взглядом, и Джакометти пожал плечами. Нет, вряд ли он что-то знает. В конце концов, из своей как бы дружбы они тайны не делали, а то совсем можно вскрыться. Юра неопределенно взмахнул рукой — Джакометти вполне определенно помахал в ответ, и он вышел из подтрибунного помещения, успев застать последний прыжок и комбинированное вращение тайца. Неподалеку толклись Витька со свининой, и Юра, навострив уши, по их разговору понял, что таец довольно ощутимо налажал, упав с четверного прыжка и коснувшись рукой льда на каком-то тройном, не считая прочих грязных выездов и долгих заходов. Широкая спина Джей-Джея в красной олимпийке маячила впереди у бортика. Натали Леруа придерживала его за локоть и что-то говорила, Джей-Джей отвечал, склоняя голову на бок и поворачивая на четверть оборота. Юра всмотрелся, пользуясь тем, что его не видят — хорошо, что зрение у него нормальное, а не как у Кацудона. Джей-Джей красивый. Ну, наверное, красивый. Юра ненавидел об этом думать, но о чем тут еще думать? Зря он выперся, надо было сидеть до последнего под трибунами. Джей-Джей красивее, чем Витька, которого какие-то бабские журналы выбирали мужчиной года. Правда, на Джей-Джея в Канаде тоже дрочат. Хотя это все равно все не по-настоящему, небось, просто ищут, кто в Гугле популярнее и фотки шлепают. Таец хлопнул Джей-Джея по плечу и что-то сказал ему, сияя лыбой во все лицо. Таец точно пидорас, и с корейцем он не трахается, а если он хочет потрахаться с Джей-Джеем, то, блять, только через мой труп… — Юр. — Перед ним вдруг, словно из-под земли, возник Фельцман, о существовании которого Юра несколько забыл. — Ты в порядке? Готов? — Готов, — буркнул Юра. Может, подойти поближе? Отсюда он точно не увидит какое-нибудь неочевидно неверное ребро. Или лучше и впрямь не видеть? Но Фельцман встал рядом, и Юра уже не мог от него отойти — это значило бы показать, что прокат Джей-Джея его интересует сильнее, чем прокаты Кацудона и Джакометти, которые, вроде как, были его основными соперниками и которых он смотреть не собирался. Как выступят, так и выступят, ему уже будет без разницы. Джей-Джей, вволю покатавшись туда-сюда в артистичных позах, перешел к тройным прыжкам. Юра припомнил то, что он писал — каскад с акселем переехал ближе к концу. А так — сальхов, риттбергер и отдельный аксель, стоимость по нарастающей. С его позиции все казалось неплохо, но кто знает этих судей. На дорожке и последующем вращении в либеле Юра перестал сжимать кулаки и заставил себя расслабить руки. — Четверные все-таки во второй? — спросил его Фельцман. — Да, — ответил Юра. — Три или два? — Два. — Ну, он хотя бы не сумасшедший, — задумчиво произнес Фельцман. Юра бросил на него вопросительный взгляд, но он продолжал смотреть на лед. Джей-Джей чисто выполнил каскад из двух тулупов, и Юра забыл про Фельцмана и опять впился ногтями в ладони. Тройной каскад тоже топ, и выглядит красиво. Четверной тулуп — недокрут? Нихера отсюда не видно, надо было идти к бортику. Но родители Джей-Джея не переполошились, значит, наверное, все в порядке. Только высота не слишком большая, выдыхается. Двойной каскад, который перекочевал из первой половины — вот тут явная хуйня, едва выехал, точно пойдет в минус. Прыжок во вращение, следом хореографическая дорожка. И остался еще один прыжок — тройной флип? — Готовься, — посоветовал Фельцман, когда началась дорожка. Юра повернулся к нему, Фельцман бросил взгляд на его лицо и неожиданно мягко добавил: — Ну, что ты, Юра? Уже нет времени переживать. Действительно — нет времени и нет смысла. Юра скинул олимпийку на руки подоспевшей Барановской, Джей-Джей с видимым трудом, но чисто прыгнул свой флип, и Юра поспешил к дверце, пока он не закончил вращение, чтобы стоять у бортика, когда он остановится, но Джей-Джей остановился вполоборота к нему и долго махал зрителям, прежде чем, наконец, развернуться и подмигнуть. _______________ * сомневаюсь, что кто-то еще об этом не знает, но, на всякий, "le roi" (произносится так же, как "Leroy") с французского — "король"