***
— Я даже не верю в то, что все это и правда закончилось, — разрушив утреннее молчание, она опять начинала разговор с того момента, где, казалось, остановилась в своих раздумьях. Но тогда мне не нужны были все эти объяснения, я понимал все её слова, разделял рассуждения. Это казалось слишком идеальным, поэтому я хватался за подобные моменты, выделяя им в голове отдельное место. Чтобы, знаете, запомнить и навсегда, чтобы уже ничто не смогло выбить из воспоминаний вот эти пробуждения с ней, с её мыслями. — Даже грустно как-то, — проведя пальцем вдоль ее позвоночника, я все ещё пытался насладиться ею, запомнить этот момент, когда она абсолютно обнаженная лежит на моей груди и никуда не торопиться… Я привык смотреть на пару дней вперед, мысленно растягивая свои мучения. Я говорил то, что она хотела бы слышать в данный момент. Глупенькая, но донельзя счастливая. Она не думает о предстоящих турах, о нашем разлучении, которое с каждой секундой лишь приближается. Я бы отдал все, лишь бы так же забыться на пару часов. — Зато теперь мы можем вот так вот лежать в кровати и не торопиться никуда, — а она все продолжала говорить о таком коротком счастье, а я все продолжал думать о том, что все это скоро закончиться. — Мой тур начинается через две недели, твой вообще через месяц, у нас ещё столько много времени, — она верила в то, о чем говорила, а я верил ей, закрывая глаза на все концерты, встречи и мероприятия, что будут в эти две недели. — Надо подумать куда можно будет выбраться, или, знаешь, улететь. Я хочу отдохнуть! — Улетим мы, а все твои грандиозные проекты, что ты запланировала на пару месяцев вперед, улетят с нами что ли? — усмехнулся, все же напомнив ей о тех же самых съемках в «КВНе» и записи нового альбома группы. Я любил возвращать эту блондинку в реальность из её же грез, где иногда было до ужаса приторно-сладко. Она мечтала, сталкивалась с реальностью, а потом разбитая приходила ко мне, раздирая душу своим усталым, иногда до безобразия жалким видом. — Какой-то ты слишком противный, — отодвинувшись от меня в знак своего недовольства, она надевала, до ужаса любимую ею, маску а-ля «Я обиделась, не приставай сейчас лучше ко мне». — А ты слишком вредная, — начиная наш спор, и я, и она наперед знали, чем закончиться все это. Поэтому оба улыбались, лежа на разных концах кровати… Она опять продумывала наперед ход своих действий. Я любил то, что только с ней я мог выпустить наружу ребенка, который сидит внутри меня, зная, что где-то рядом меня уже ждет такая же маленькая Поля. Мы были детьми, мы любили осознавать это, с головой погружаясь в какие-то, может и глупые, игры. С ней никогда не было Димы Билана, который рассудительно относиться ко всему и вся, ищет ответы на какие-то риторические вопросы. А со мной никогда не было Пелагеи, которую все привыкли видеть на телеэкранах или же концертах. Со мной была Поля, которая была слишком привередлива к еде, которая злилась и кричала, когда что-то шло не так, как она планировала, которая по утрам была до невозможности капризна, а вечерами невероятно сексуальна. Мы были просто Поля и Дима, которые редко когда появлялись где-то кроме своего маленького мирка. — А ты не умеешь мечтать, — я точно знал, что, отвернувшись от меня, она лежит и секунды считает до того, когда я все же отвечу, чтобы продолжить эти глупые, но такие наши, обзывания друг друга. Я любил ее дразнить… — Зато я умею любить, — легко прикасаюсь губами к ее плечу, неосознанно замечая, что она тут же покрылась мурашками, — Любить твои мечты, — поднимаясь к ее шее, я лишь выжидал того, когда она все же не выдержит и развернется ко мне. Я видел, как она прикрыла глаза, ожидая моих дальнейших действий, а я все так же тянул. — Врешь, — шепотом выдавила из себя эти слова, пытаясь сохранить свою независимость от моих поцелуев. Но мы же оба знали, что эта игра ею проиграна, просто кто-то не готов был так сразу признать свое полное поражение. — Любить тебя, — последний поцелуй за ухом, последний удар по её стене обиды. Она знала, что я любил её, я знал, что это взаимно и, казалось, большего в тот момент не нужно было ни мне, ни ей. — Ты играешь не по правилам, — все-таки приняв свое поражение, она повернулась ко мне лицом, позволяя мне закончить наш спор. В такие моменты страх доходил до отметки максимум, заставляя бояться за свои чувства, за свои отношения. Все было слишком хорошо, я даже представить не мог, что когда-нибудь нашей любви придет конец.Я говорил ей о любви, не замечая ее молчание в ответ.