Лечащий моё сердце

      Это было сродни безумному наваждению, нахлынувшему с внезапным приливом. Будто гигантская штормовая волна, и Немо — потерявшаяся в ней рыбка, выброшенная силой на берег. Он задыхался, беспомощно шевеля ластами, пытаясь вдохнуть сквозь жабры, а изнутри его горло опалял дикий жар, и никакого воздуха. Он медленно погибал, наслаждаясь предсмертной болью, которая возносила его на пик, меняя и совершенствуя. За несколько минут он успел от обычного себя превратиться в другого человека (или вернуться). Мрачный тоскливый сон, которым до этого момента был опоясан его мир, слетел, упав к ногам, будто шёлковый шарфик. Глазам открылось нечто невероятное — вдохновляющие яркие краски. И Немо терялся в них, судорожно хватая ртом.       А затем случилось нечто такое, что весь его мир буквально взорвался.       Он видит Джея перед собой слишком поздно, чтобы успеть смутиться или остановить процесс. В голове ни одной мысли, рука замирает на члене, не добравшись до налитой кровью головки, и в следующий миг он летит, ощущая приятный аромат кофейной горечи на своём языке. Чужой аромат.       На миг у него промелькнула мысль, что в этом есть что-то болезненное, что-то. неправильное, но Джей не позволил ему думать — зарылся пальцами в русые волосы, сжал с неожиданной силой, дёргая к себе, и прижался губами ко рту Немо, лихорадочно, жарко, с приглушённым стоном. Его язык скользнул внутрь, Немо перехватил его, вобрал в себя, чувствуя, как окончательно и бесповоротно теряет рассудок — губы мягкие, горячие, настойчивые ласкали его рот, слюна горчила от кофе, жар дыхания — частого, хриплого, тяжёлого — словно втекал в тело, опаляя каждый нерв. Немо чувствовал, как он дрожит, прижимаясь к Джею — грудью, бёдрами, сильными ногами, в которых звенел каждый мускул. тот зарывался в Немо ртом, не давая перехватить глоток воздуха, прикусывал губы, облизывал вкруговую, превращая поцелуй в сладкую, невозможную пародию на другие ласки, и Немо не выдержал, застонал, вжавшись в Джея одним судорожным движением бёдер. Там, под слоем вытертой холщи, было твёрдо и жарко, и Падалеки плавным ответным движением потёрся об него, не прерывая поцелуй. Это был полный, бесповоротный и рвущий крышу кайф, который ни в какое сравнение не шёл с тем, что Немо испытывал раньше.       До Джея.       Чувствуя Падалеки внутри, Немо терял голову. Он отзывался с такой силой, с какой тянется ребёнок к матери, желая забраться на руки и быть защищённым, но теперь в его поведении не осталось и намёка на детскость. Чем ненасытнее становились ласки, там требовательнее был Немо, словно в каждую новую минуту жаждал получить больше, чем уже имел, захватить всё, Падалеки целиком, навеки присвоив себе. А тот, казалось, был совершенно не против. Его взгляд, шальной и не щадящий нервы пациента, был полон блядского желания, когда, вставая на колени, Джей пропустил член Немо сквозь приоткрытые губы. Не зная, куда себя деть, как реагировать правильно, Немо повиновался слепым инстинктам. Он вцепился зубами в руку, стараясь не заорать, когда язык Джея устроил ему презентацию собственных возможностей. Пока его руки касались голых груди и живота, горячий вот вытворял невероятные вещи. Немо и подумать не мог, что человек способен на такое. А был ли Джей человеком? В этом Немо тоже сомневался.       Он чувствовал, как неизбежное накатывает волнами, приливая к низу живота. Всё сильнее, по мере того, с какой активностью двигалась на члене голова Падалеки. Немо пытался позвать его, но из горла вырвался лишь сдавленный хрип. Ещё секунда. Он опускает глаза и встречается взглядом с Джеем. В тёмных неводах, обрамлённых золотыми кольцами, столько нежности, помешенной на желании, что мысли рвутся в голове Немо, будто срывая звенья в стальной цепи. Ему хочется кричать о том, как нужен ему его чёртов доктор, его неспокойная чёлка, вьющиеся кудри, ресницы, на которых капли слёз, выступившие от усердия, когда в горло особенно глубоко проникает налитый силой орган. Ему нужно всё, весь Джей, без остатка, без стеснения, без глупых происшествий. Нужен вот так — открыто, рвано, горячо, мокро, бесстыдно. Нужен насовсем. Его врач, его друг, его любовник, его спасение.       Немо дёргает Джея наверх, притягивая к себе — напряжённого, почти каменного, в него будто вселился демон и сейчас смотрит на Немо из глубины обезумевших глаз, тёмных, огромных, заполненных жаждой. Немо сорвало, отпустило на все четыре стороны, и сразу же, не раздумывая, он бросается в омут. Впервые он целует мужчину сам. Нельзя сказать, чтобы он не представлял себе этого. Но каждый раз, когда перед глазами возникал образ Джея, касающийся его губ, Немо позорно сбегал. Нельзя, твердил он себе, непозволительно вот так привязываться к тому, кто по доброте душевной вызвался предложить свою помощь. Так твердили человеческие законы: не будь неблагодарной свиньёй, Немо Немо. Но сейчас они почему-то молчали, должно быть захлебнулись под напором сносящей волны.       Кто бы мог подумать… кто бы мог подумать, что в Джее есть такое. Что за броней спокойствия, которую Немо разрушил, скрывается самый настоящий шторм — жаркий, сбивающий с ног. Горячая ладонь обняла его член, освобождённый от путаницы белья, дыхание обжигало шею, и Немо в ответ нырнул рукой в штаны Джея и обхватил звенящую от напряжения плоть. От резкого рывка чужой ладони вверх он захлебнулся стоном и отзеркалил движение; Падалеки захрипел, прихватывая зубами кожу на горле Немо и что-то невнятно бормотал сбивчивым шёпотом. Немо нащупал его губы, впился в них, учащая ритм, и доктор подхватил его в синхрон, время от времени легко касаясь головки большим пальцем, и Немо повторил это движение, скользнув подушечкой по проступившей смазке. Джей с хрипом втянул воздух, убирая губы от его рта, напрягся, как будто внутри него разом натянули сотни, тысячи нервных нитей. Он смотрел в горящие зелёные глаза, а те глядели в ответ. Мгновение длилось вечность, когда от очередного мягкого движения Немо вдруг выдохнул торопливой скороговоркой:       — Джей, нет, нет, нет, я не… чёрт, я не могу… я… подожди, Джей… подожди, пожалуйста, Дже-е-ей…       Имя сорвалось в хриплый стон, и пальцы доктора залило влажным жаром, а ноздри защекотал запах — густой, млечный, терпкий. Рука Немо рука непроизвольно сжалась, и звёзды рухнули в пропасть над его плечом — он до крови закусил губу, чтобы не заорать, и слетел в безумный оргазм, выкрутивший его тело сладкой судорогой, острой и внезапной, как удар исподтишка.