Возьмак знает, что делать

Утро одарило Иорвета и Геральта некоторыми неприятности: было жарко, невыносимо душно, хоть и не так, как в Вергене, но солнце уже взошло, а непередаваемая знойность накрыла эльфийский городок. Удивительная смена дня и ночи поражала не только приезжих: ночь приносила с собой прохладу, лёгкий ветер, пронизывающий всё тело, и романтическое настроение. Стоило только наступить утру, как вся картина невообразимым образом менялась: вместо освежающей прохлады главным блюдом стала духота, а в качестве приправы и десерта были комки пыли и затхлость. Эльф повернулся на другой бок, слегка поморщился и опёрся руками о кровать, приподнимаясь, и, словно после знатной попойки, приходя в себя. В голове стоял дикий гул, хотя Иорвет не припоминает, чтобы пил на днях. С ведьмаком начинаешь теряться не только в днях, но и в своих воспоминаниях, отчего остроухий более не уверен в том, что могло быть, а что было выдумкой его воображения. Геральт сидел чуть поодаль: на деревянном стуле, с осанкой «я-никогда-не-горблюсь», в своём стиле и широко расставленными ногами. Беловолосый терзал карту: контракт на горгулий затянулся и на лбу Иорвета показалась морщинка. Такое происходило всякий раз, если дело касалось ведьмака. Эльф обречённо выдохнул и осмотрел сидящего: на нём была рубашка, которая вскоре потеряет свою белизну, штаны с сапогами, ножны, которые начинались с правого плеча и заканчивались на левом бедре и были пока пустые, краешек цепочки медальона, что слабо поблескивал, а также собранные в хвост волосы, открывающие затылок и уши. «Цинтрийский маятник…» – промелькнуло в мыслях одноглазого и он усмехнулся: эта причёска, если её можно было так назвать, шла ведьмаку и привлекала намного больше, чем краснолюдская ерунда или эльфийские мотивы – смотреть на Геральта, у которого волосы были бы распущены, и не ухмыляться было нельзя. Иорвет приподнимается и слабо потягиватся: делить ложе с Белым Волком несколько проблематично ввиду его габаритов и нахальства. Предводитель белок чувствует, что руки и ноги затекли, и отчего резким движением поднимается с кровати, и пытаясь быстрее сбросить с себя это неприятное чувство. В последнее время эльф часто испытывает некий дискомфорт или лишние стеснения, и объяснение этому всегда было одно: Геральт из Ривии – причина бед и негодования эльфа, а так же его «неравнодушия» и слишком вольных мыслей. Эльф быстро преодолевает жалкие три шага между ними и решительно, даже нетерпеливо, обнимает со спины и обвивает шею, образуя из рук замок. – Долго ещё будешь возиться с этим? – спрашивает Aen Seidhe и гордо вздёргивает нос, указывая на карту и контракт, мол, «эй, мой идеальный Геральт идеален во всём». Некая напыщенность и типичная эльфская гордость мелькает во всех его выражениях: будь то вздох или взгляд. – Я же тебе не говорю, как правильно ненавидеть dh'oine или командовать отрядом лучников? – сообщает Волк и полуоборачиваясь, заглядывает в глаза эльфу, показывая и выражение лица, и прищур, и губы, сомкнутые в улыбку: после многозначительно трётся носом о запястье, и, слегка приоткрывая губы, проводит языком по коже и мягко целует. – И то верно, – тихо проговаривает Иорвет и ухмылка сходит на нет, а от былой заносчивости не остаётся и следа. Вот так Геральт из Ривии оголяет великого и непокорного Иорвета, грозу Флотзама, разыскиваемого в Темерии, Каэдвене и Редании.