Горите в аду

      Утро выдалось морозное, жестокое. Особенно для тех, кто оставляет кухонные форточки открытыми, и к ним медленно, сквозь довольно большую щель, пробирается леденящий воздух, щиплет своими холодными касаниями кончик носа и пальцы ног, покусывает уши и заставляет дрожь пробегать по всему телу. В такие моменты лучше прижаться к кому-то тёплому, мирно сопеть на ушко и спать дальше, ведь выходной и никуда не надо идти, по долгу стоять в пробке и звонить начальству, долго извиняться за опоздание и тихо ругаться на весь мир, но при этом никак не спасая ситуацию.       Холодные пальцы осторожно касаются плеча и не находят тёплого пухового одеяла. Не открывая глаз, пытаясь нащупать кусочек ткани, Антон глухо мычит, всё ещё объятый сном. Парень не доволен. Ну, а кто бы радовался, будучи совсем ледяным в зябком полу сумраке своей комнаты, совсем уже пустой, такой она казалась самому молодому человеку, но только после того, как тот осмелился распахнуть свои изумрудно-зелёные глазки, растерянно хлопая густыми ресницами. А вся причина в том, что юноша искал «камин» рядом с собой, но так и не смог нащупать его, почувствовав пустую и достаточно прохладную ткань простыни.       «Неужели он мог уйти?» — думает Шастун и наклоняется ближе к полу, поднимает упавшее одеяло и обращает внимание на смятую постель рядом с собой. Ещё пару часов, всего-то несколько мгновений назад он был тут, громко сопел в белоснежную подушку и был так близко, на сколько больше никогда не сможет приблизиться.       Арсений ушёл так же незаметно, как сходит первый снег во время последних осенних месяцев, как прорастают почки на деревьях или как заканчивается шоу «Импровизация» после начала выпуска. Он посчитал, что так будет правильно, боялся ответственности и того, что произошло. Бежал от самого себя и собственных чувств, как спортсмен пробегает последний, победный километр, с той же скоростью. Попов не привык выражать настоящие чувства, не умел пересилить себя и принять что-то из ряда вон выходящее. Конечно, удобнее обвинить весь мир, фанатов, шипперов, чем самого себя… Грустно, не честно и совершенно отчуждённо чувствовали себя два молодых человека, будучи уже на расстоянии друг от друга.       — Глупец! Идиот! Мерзавец, — восклицает Попов и бьёт кулаком в большую парадную дверь своей квартиры.       — Как можно быть таким эгоистом, — вслух ругается Арс, размахивает руками и садится на край большой кровати, что стоит в его спальне и, уже молча, продолжает корить себя. Он толком не знает, как будет смотреть в глаза Антону на следующих съёмках, как сможет объяснить свой побег… Может стоит отшутиться и отмазаться? Якобы, да брось, мы же пьяные. Оставить всё как есть? И как в таком случае не казаться трусом?       — Никак, — тихо отвечает мужчина собственным мыслям.

***

      Солнце садилось быстро. И не успел этот день начаться, как уже линия горизонта заливается красным-красным светом, уходящего светила. Завтра будет тепло. Если закат красный — значит и день будет тёплым.       Арсений сидит за небольшим столико в гостиной и постоянно поглядывает на часы. Минуты бегут неумолимо медленно и опять это дурацкое чувство ответственности наседает. Мужчина сжимает переносицу и хочет уже сорваться с места, нацепить куртку и вызвать такси, чтобы приехать к этому своему другу раньше и дать ему в морду, прежде чем тот успеет произнести и звук, но его останавливает щелчок входной двери.       — Арс, какого хрена ты дверь не закрываешь, а если бы это был не я? Задница ты тупорылая, — ворчит вошедший Сергей и плюхается на диван рядом с приятелем, — чего какой загруженный?       Матвиенко ставит на стол тёмно-зелёные бутылки с красивой надписью «Heineken» и в упор смотрит на грозное и недовольное лицо Попова.       — Ты что-то натворить успел?       — С чего такая уверенность? — неожиданным для самого себя, писклявым голосом произносит брюнет и делает вид, что прочищает горло. Ну не покажет же он свою оплошность, хотя уже поздно метаться.       — С того, что ты пискля необразованная, — мужчина с собранными в небольшой хвостик волосами и густой бородой приподнимает бровь и кивает головой, мол кого ты обмануть пытаешься, актёр погорелого театра.       — Серый, представь ситуацию. Вот нравится тебе девушка, а она, ну допустим, не подходит твоему вкусу. Да и вообще, никто из окружающих людей не оценил бы такого выбора. Что бы ты сделал?       Армян на секунду потерял дар речи. Оклемался и открыл одну бутылочку пенного и подал её другу, задумчиво произнося: «С кем хочу с тем и мучу, я сам себе хозяин!»       Попов негромко усмехается, смотря на друга, который выглядел сейчас, как важный павлин, показывая всю свою важность и независимость от окружающих. Жаль, что сам Арсений не мог похвастаться такими же качествами.       — Так что там у тебя за девушка?       — Какая девушка?! — не скрывая удивления интересуется первый.       — Ну, ты же мне про какую-то девушку втирал, я подумал, что у тебя кто-то есть, — хмыкнул Серёжа, — так есть или нет?       — Нет, кротко отвечает Арсений и уходит от разговора, отпивая из бутылку три-четыре глотка залпом.       — И как ты пьёшь эту гадость, — морщится трезвенник, отводя взгляд, — здоровый образ жизни, Арс, намного лучше этой дряни.       — Завидуй молча, ЗОЖник.       — Иди ты, алкаш, — он закатывает глаза и откидывается на диван.       Голубоглазый, с задумчивым взглядом, мужчина, иногда задумывался о том, что делает сейчас мальчуган с зелёными проникновенными глазами и волосами, цвета первой, только что созревшей пшеницы. Ему нравилось называть Антона именно так, в силу их разницы в возрасте, и, как казалось самому Арсению по складу мысли. Двадцать семь лет — это же ещё совсем сопливое состояние мыслей, вечное рвение к веселью, пьянки, вечеринки. В тридцать четыре уже не тянет на подобное, ну, по крайней мере не так сильно, хотя и сам Попов любил повеселиться, но меру тоже знал не всегда. Ему всегда нравилось считать, что он старше Шастуна, это предавало ему какой-то уверенности и хоть как-то объясняло его стремление позаботиться о нём, помочь советом или дать подзатыльник, когда тот начинал веси себя неподобающе.       Антон так часто матерился, задирался. У него был достаточно хороший склад ума, а чувство юмора несравненное. И всё Арсу казалось настолько идеальным и сочетаемым, что порой становилось так страшно, даже кровь замирала в венах. Наверное, по этой причине Арсений всё чаще давал себе под дых мысленные удары, дабы прекратить все мысли об этом весёлом, но порой таком замкнутом шкете. Да, не такая уж и большая разница в их возрасте, но рядом с Шастуном Попову хотелось быть старше и мудрее.       И кто знает о том, что тот самый юморной мальчуган стоит на балконе и выкурил уже почти две пачки своего любимого Винстона и почти допил бутылку не любимой русской водки «Деревенька». Зрелище не из приятных. Нет, Антон не был убит горем, не собирался рыдать в подушку. Ему было крайне неприятно. Ведь ОН ушёл, не успело солнце выйти из своего ночного убежища, а теперь оно заходит, разливаясь багровым цветом по небу, а Шастун, будучи нелепым свидетелем всего этого, провожает его, вспоминая, как оно ушло вчера.       Сейчас он докурит, сделает ещё два глотка и уйдёт спать. Просто потому что так нужно. Утром он поест, потому что так нужно. Почистит зубы, потому что так нужно. Забудет про Попова, потому что так нужно… Но не понятно только одно. Кому это нужно? Антону, который ожидал хотя бы увидеть то, как Арс уходит. Или Арсений, который почти ненавидит себя за свою неправильности и эгоизм, который он проявил, уходя от такого тёплого и крепко спящего юноши.