Совершенная месть

      Дженсену как-то не сильно везет. По жизни еще как-то ничего так, но вот в этот конкретный момент дела идут вообще кошмарно. Коп не отстает ни на секунду, не давая передышки, словно тренер в спортзале заставляет работать-работать-работать. Кажется, после такой «работы» будет трудно ходить, если, конечно, он вообще выживет. Все будет адски болеть, хотя здесь, по большей части, будут виноваты синяки, порезы и иже с ними, чем реальная физическая нагрузка. Рука хрустит в плече, кажется, что еще немного провернуть — и сустав просто вылетит к чертям. И фиг его потом вернешь обратно. Дженсен думает, что с этим копом что-то точно не чисто: большинство парней из полиции, которых он встречал в своей жизни, могли разве что пистолетом угрожать, да убегать со скоростью света от испуга. Но этот… Здесь явно читается не простая полицейская подготовка. За всем этим кроется что-то большее. Наверное, надо было узнать заранее, с кем ему предстоит иметь дело, но Дженсен по наивности решил, что все ограничится лишь угрозами. Не вышло. А жаль.       Он шипит от боли, когда мужчина продолжает выворачивать ему руку, и, в общем-то, можно было бы уже сдаться, но он не был бы собой, если бы так поступил. Поворот в другую сторону — и коп отлетает к стене, благо, он не ожидал того, что «собачка» начнет кусаться. Попытка убежать не увенчалась успехом, мужчина кидается на Дженсена снова, не давая возможности даже вдохнуть воздуха. Приходится снова применять зубы, оказывается, это тоже хорошее оружие. Он мог бы и ногти пустить, если б они были, но увы. На войне все средства хороши, но, тем не менее, битву-то он проигрывает. Коп силен, на стороне Дженсена разве что ловкость и цепкость, но этого недостаточно, чтобы окончательно вырваться из рук этого говнюка. В чем резон был тащить его к себе домой? Вопросов море, но задавать их просто нет времени, потому что на шею давит сильная рука. Дженсен жадно хватает воздух губами, прежде чем вырваться из захвата, а потом поскальзывается и неловко падает лицом в лужу, выплеснувшуюся из чайника. Хорошо, что она хотя бы остыть успела, а то в придачу к руке была б и рожа ошпарена.       Все, что после — детские барахтания в луже весной. Они с копом валяются на полу, мокнут оба, периодически раздавая меткие удары, и шипят мстительные слова. Дженсен снова пытается провернуть трюк с ляганием по яйцам, но теперь мужчина более сосредоточен, поэтому ничего не выходит, только ногу проворачивают так, что, кажется, она хрустит где-то в колене. Но, тем не менее, в обиде он не остается, когда хватает копа за пальцы, выворачивая их в сторону и вверх, заставляя того заорать от боли. Так-то лучше.       — Хуевая у тебя тогда работа, — он бросает невзначай, когда вообще может произнести хоть слово. А потом получает кулаком в челюсть, снова падая на пол. Вода отвратительно хлюпает уже везде. Дженсен дергается, пытаясь сбросить с себя тело, но мужчина слишком силен. А еще слишком много весит, черт бы его побрал. В этот раз вывернуться никак не получается, а голова уже горит от каждого нового удара. Дженсен тихо воет, не теряя надежды лягнуть мужчину, но все бесполезно, когда один из сильных ударов все-таки его выключает. Последнее, что пролетает в голове в этот момент — «опя-я-я-ять»,       Вокруг снова снег. Белый, пушистый. Как в детстве. Всем ведь известно, что когда мы вырастаем, снег меняет свою структуру, становится совсем не таким, как был раньше. Вот и Дженсену кажется, что он попал в далекий Неверлэнд — страну, где не нужно расти и чувствовать эту тупую боль во всем теле. Он плывет по этому белому морю, как будто так и нужно, как будто так делают все, а потом проваливается в какую-то яму по пояс и уже не может выбраться. Дженсен все ниже и ниже опускается в снег, словно в зыбучие пески, пока все тело не немеет, а потом он резко открывает глаза. Снега нет и в помине. Только боль и какое-то тупое отчаяние. Руки привязаны с двух сторон к какой-то балке, голова вообще ничего не соображает, а на лице явно уже застыла кровь. Дженсен почти ничего не соображает, голова так и норовит опуститься на грудь и больше не подниматься, но он не может позволить этому случиться. Слишком просто он сдался. Слишком… Хотя как выбираться из этого говна он все равно не знает. Со связанными за спиной руками еще можно разобраться, но теперь эта задача ему не по силам. С губ срываются первые хрипы, но положения это, естественно, не спасает. Копа нигде не видно, но едва Дженсен фокусирует взгляд, как эта тварь появляется перед его взором. Его руки воняют этой мерзкой резиной, а пальцы оказываются во рту. Дженсен пытается укусить, но челюсти уже плохо его слушаются, поэтому он лишь слабо прикусывает, едва ощутимо. И как только пальцы покидают его рот, он фокусируется на том, чтобы выдать все, на что он способен. Потому что глупые разговоры и угрозы — это все, что он сейчас может.       — Ой, ну что ты, не так уж и заебал, я же только начал, — он улыбается разбитыми губами и чувствует, как это, блин, больно. — А вот ты меня и правда заебал, какой храбрый коп, ух ты боже мой, — он дергает ногой, пытаясь лягнуть, но, естественно, ничего не получается сразу. — Какая же ты тварь, хуесос несчастный, думаешь, отомстишь так? Ни-ху-я-шень-ки, — он смеется почти безумно. В его положении только это и остается. — А потом тебя посадят, вот круто будет? Вряд ли ты найдешь хорошего адвоката, тебя надолго закроют. Знаешь, как в тюрьме бывает? Пустят по рукам, станешь чьей-то новой шлюхой, ух, классные перспективы? — он облизывает губы, чувствуя металлический привкус. — Хочешь так? Покалечишь меня еще или убьешь, не миновать тебе дыры в заднице, пидарас, — Дженсен выплевывает слова копу в лицо. — Говноед, чтоб ты сдох.