Совершенная месть

      Нихуевого такого самоконтроля требуется, чтобы не уебать кулаком Дженсену по роже, разбивая вдребезги дерзкую ухмылочку, застывшую на его красных от крови губах. Парень так и нарывается на новые побои, хотя и прекрасно понимает, что ответить ему нечем — в данном положение с зафиксированными над головой руками он может лишь трепать своим длинным языком и подставлять другую щеку под удар. А, ну еще у него есть ноги. Но у него вряд ли остались силы для внушительного пинка. Да и что он ему даст? Только очередной удар в живот. Его слабые укусы едва чувствуются, не говоря уж о том, что зубы не прокусывают резину. Джаред вынимает из его рта пальцы, с особым интересом наблюдая, как от губ к ним тянется тонкая розовая ниточка — смесь слюны и крови, а затем вытирает ее по гладкой щеке мужчины.       — Думаешь, ты первый, кто решил мне поведать о том, как зеки долбят шахты в задницах копов на зоне? — Джаред спокоен. Джаред прекрасно знает, что еще заставит Дженсена пожалеть о каждом сказанном слове и это помогает ему не раскрошить его голову на мелкие кусочки прямо сейчас. Он заботливо собирает с воротника майки мужчины невидимые нитки, а затем хватает ее обеими руками и с треском рвет вдоль тела, сдергивая ошметки с рук мужчины и скидывая их на пол. Обнаженный торс мужчины ходит вперед-назад, выдавая его учащенное дыхание. Джаред цокает языком, отмечая отличный фигурный рельеф и еще парочку темно-синих суррогатных татуировок, которые наталкивают его на одну более чем странную, но интересную идею. — Очень любишь тату? Ты забит, как дешевая шлюха из придорожного мотеля. На копчике наверняка красуется бабочка. — Джаред на секундочку отступает на шаг назад, прицениваясь к голой спине мужчины. Но нет, никаких бабочки там нет, только очередной кривой олдскул посреди лопаток. — А как относишься к пирсингу?       Было бы логично предположить, что все эти отметины остались еще со времен какого-нибудь детского исправительного учреждения, но ничего подобного в заведенном на мужчину личном деле отмечено не было. Наверняка не был — каким бы мудаком он не пытался выглядеть, повадки выдавали в нем холеное счастливое детство. Джаред заходит за его спину, включая настольную лампу, освещающую гараж приятным мягким желтоватым светом. К несчастью, после последней уборки, инициатором которой была Дженевьев, половину инструментов пришлось отдать ее отцу, чтобы разгрести место в гараже под прочий ненужный бытовой хлам, которого в доме молодоженов стало неимоверно много. — Ты там был когда-нибудь, Дженсен, ну, в тюрьме? Не считая предварительных заключений, конечно. Меня она не сильно пугает, а тебя?       Джаред подходит сзади к мужчине вплотную, опираясь подбородком ему на плечо и заглядывая вперед. А руки в это время едва не обнимают его вокруг талии, вот только сомкнуться им мешают предметы, которые держит Джаред и будто случайно демонстрирует их Дженсену: короткий нож с испачканном в каких-то пятнах лезвием и алюминиевую проволоку. Джаред почти мягко улыбается, поднимая проволоку повыше, чтобы и ему, и Дженсену было хорошо видно, а затем принимается лезвием ножа делать ее конец тоньше, острее. На пол летит мелкая серая стружка. Джаред подносит зачищенную проволоку к губам Дженсена и коротко приказывает: «Дуй». Наверное, мужчина уже догадался о его плане, но отказаться он не может — сделает только себе хуже. Джаред упирается рукояткой ножа в его живот и повторяет: «Дуй!». Когда последняя крошка слетает, Джаред проводит большим пальцем по острому уголку, проверяя, достаточно ли он хорошо. Чтобы пробить кожу. И решает — да, достаточно.       Джаред почти любовно кладет руку на грудь Дженсена, сминая между пальцами твердую бусинку соска.       — Ну давай, скажи еще что-нибудь… Например, правый или левый? — Джаред прицеливается и с первого раза не попадает, лишь оставляя поверхностную царапину на коже. Конечно, это он делает специально. — Упс, не вышло. Давай попробуем с другим? — Приходиться отложить нож, занимающий вторую руку. Освободившейся рукой Джаред хватает еще неповрежденную кожу и буквально выкручивает ее, заставляя мужчину морщиться и выпячивать грудь колесом. — Постарайся не дергаться, мразь! Не видишь, я тоже волнуюсь: это мой первый раз и все такое! Прости, что без анестезии!       Наконец, Джареду удается выловить удачный момент и вогнать проволоку в основание соска. Утонченная часть входит хорошо, а Джаред чувствует, как со странным звуком «чпокается» кожа, когда она выходит с другой стороны. Сначала проволочка входит хорошо, а зато потом хуже — ржавый кусок плохо идет, царапается, отчего из ранки брызгает кровь и стекает вниз, по пальцам Джареда и голому животу Дженсена. Угадать с размером не вышло и проволока едва не режет сосок попала, оставляя его мотаться на двух соплях. А Джаред тем временем сильнее прижимается к спине Дженсена, не позволяя ему отшатнуться от себя. Затем он загибает края, образуя круг, в который свободно входит палец — чем мучитель и пользуется, просовывая в кольцо кончик указательного и дергая его вперед. Оценив на прочность свою работу (чудо, что кольцо не вырывается), Джаред отпускает Дженсена, опять отходя к столу с «сюрпризами».       Прочиркав некоторое время ножичками за спиной у мужчины, Джаред на минуту затихает, а затем разворачивается к нему и начинает говорить:       — Я почти всю свою жизнь, начиная с 18 лет, посвятил борьбе с такими уродам, как ты, Дженсен, и с уродами уродливее тебя. И знаешь чего я так и не смог понять: откуда вы все, блядь, беретесь. Не от хорошей же жизни, верно? Идите по пути меньшего сопротивления? «Убивать, красть и грабить гораздо проще, чем зарабатывать честным трудом» — вы так рассуждаете? Или дело в каких-то принципах? Общество трахнуть типо захотел? Ты же уже взрослый для такого наивного дерьма, Дженс.