Never wanted to dance

Дипперу было пятнадцать, когда одним прекрасным субботним утром Мейбл собрала их с родителями в гостиной для серьёзного разговора. Сказала, что беременна, и что срок достиг пятого месяца. Отец ребёнка оказался старше её на тринадцать лет. Обещал, что они поженятся и станут семьёй, но в результате лишь скрылся из города в неизвестном направлении, и все попытки отыскать его не увенчались успехом — Мейбл не знала даже полного имени. Она не собиралась отказываться от ребёнка и уж тем более — делать аборт. Мнение семьи по этому поводу ничуть её не волновало. Она так и сказала: я всё равно сохраню его и воспитаю, и неважно, с вашей помощью или нет. Разумеется, родители взяли на себя часть ответственности. А Диппер, вытерпев бесконечный поток весьма прозрачных намёков, что из его комнаты получится отличная детская, а денег на троих детей у семьи недостаточно, сам связался с двоюродным дедом в соседнем штате и договорился с ним о предстоящем переезде. Это было верным решением. Диппер не хотел дожидаться момента, когда родители скажут, что должен уехать, сами. Он и без того прекрасно отдавал себе отчёт в том, что семья ни за что не выберет его. Мейбл всегда была любимым ребёнком. Её будущий ребёнок был любимым тоже: куда там болезненному, нелюдимому и неуклюжему сыну, предпочитающему общество книг сверстникам и родным. От родителей Диппер ничего не ждал. Обидно было другое: то, что Мейбл, которую он всю свою жизнь считал самым надёжным и близким человеком, приняла такое решение, не поговорив с ним. Пускай даже не спросив совета — просто не поставив его в известность. Провожать Диппера никто так и не вышел. Мейбл на последних месяцах срока спала как убитая, мама была на дежурстве, отец то ли проспал, то ли вовсе не ставил будильник. Но даже в тот момент, ожидая такси посреди пустой и тихой гостиной, Диппер не ощущал себя настолько же чужим и жалким, как это было сейчас. Кажется, Билл ему нравился. Действительно нравился, и эти «подачки», как он сказал, действительно были его потолком. Максимум, который он мог ожидать: Билл захочет трахнуть его просто из спортивного интереса. Остатки самоуважения и гордости были похоронены в помойной яме. Собственная мотивация была ясна, но лучше от этого не становилось. Он едва не переспал сейчас с Биллом, потому что был влюблён в него и не мог надеяться на что-то серьёзнее перепиха в пыльной подсобке. Он выглядел жалко и прекрасно это осознавал, как и то, что шансов у него не было, и как теперь смотреть Сайферу в глаза, Диппер, некрасиво рыдающий посреди пустой подсобки и обнимающий сам себя за ссутуленные плечи, просто не представлял.

***

Любое ночное заведение по определению являлось крупным экономическим риском для владельца. Именно ночью предпочитала загораться доселе ни разу не забарахлившая проводка, крепкие стёкла разбивались даже от легчайшего дуновения ветра, в сигнализацию заползали пауки, совершала набеги малолетняя шпана, прилетали ураганы, случались наводнения, глобальное падение цен на нефть или новый мировой ядерный кризис — всё случалось ночью. И всё приносило с собой ущерб. А потом начинались бесконечные бои без правил со страховой фирмой, где надо доказывать, что ты не верблюд, возможно, полиция или длительные судебные тяжбы - в общем, все круги бюрократической преисподней. Владельцы ночных клубов относились к совершенно другой категории. Более ушлые и более предприимчивые по сравнению с теми, кто содержал, к примеру, доставшийся в наследство от родителей бар на пятнадцать мест, десять из которых занимали постоянные клиенты. Так же доставшиеся в наследство от родителей. К возможным рискам и ущербу хозяева ночных клубов относились более философски. Владелец того клуба, в котором торговал собой Билл, был близок к постижению дзена. Бывали дни, когда то ли Луна вставала под особенно паршивым градусом к какому-нибудь Урану, то ли мудаки притаскивали с собой других мудаков — и случались драки. Крепко принявшие на грудь клиенты беззастенчиво ломали мебель, били посуду, нападали на персонал, и иногда даже охрана не могла справиться с разбушевавшимися стареющими и молодыми пидорами. Тогда самые разумные использовали крысиную стратегию: покидали тонущий корабль, на ходу вызывая полицию и скорую. …С чего началась очередная заварушка, никто точно сказать не мог. Кто-то кого-то зацепил, кто-то кому-то врезал, кто-то на кого-то повалился. Минут за пять пьяные и потому очень гордые мужики устроили словесную перепалку, но этого показалось мало, и тогда они принялись радостно чесать друг о друга кулаки. Кому-то разбили о голову бокал, кто-то вскрикнул и схватился за сломанный нос. Уилл, в двух метрах за спиной которого всё и происходило, спокойно допил свою Маргариту, а после перелез через барную стойку, где в безоспасности уютно пристроился у бармена под боком. Охрана упустила момент, когда надо было вмешаться, а потому решительно не справлялась. Билл, восседая на диванчике поодаль и перекинув ноги в высоких ботфортах через коленки настороженно замершего клиента, наблюдал за происходящим с меланхоличным любопытством человека, видавшего за свою жизнь всякое. Кто-то разбил бутылку о стойку и принялся размахивать «розочкой», влетевшего в толпу охранника вырубили прицельным ударом кулака по челюсти. Билл проследил за траекторией его падения и встрепенулся, когда в самом центре потасовки без труда углядел знакомую кудрявую макушку. Диппер выглядел откровенно потерянным. Обнимал швабру, взирал на происходящее вокруг шальными глазами и, по всей видимости, решительно не понимал, что ему делать и как выбираться на безопасное место. Почуяв в нём лёгкую жертву, один из дерущихся, с залитой кровью головой, ринулся к нему аж с другого конца потасовки. Пайнс этого, само собой, не видел, зато прекрасно видел Билл со своего насеста. Махнул рукой клиенту — мол, посиди немного, — и встал. Мужчина даже не заметил того, что остался в одиночестве, настолько увлёкся зрелищем. …человека, уже замахнувшегося, чтобы врезать Дипперу, снесло в сторону и опрокинуло на пол. Пайнс, тихо ойкнув, порывисто вцепился в швабру, а Билл тем временем со всей дури врезал ещё одному посетителю, который не то спутал его с кем-то из обидчиков, не то просто был слишком пьяным, чтобы различать лица. Мужчина оказался крепким, так что одного удара ему не хватило. Но разворачиваясь к Биллу для второго захода, он запутался в собственных ногах и всем немалым весом грохнулся на пол, где и остался лежать. К сожалению, он оказался не единственным, кто нашёл Сайфера интересным. Дрался Билл совсем не так, как танцевал, но выглядело это всё равно жутко, завораживающе красиво. Он как будто отяжелел, стал менее вертким, но странным образом ухитрился сохранить лёгкость и быстроту движений. Следующему налетевшему на него человеку он с разворота ударил по печени, другому зарядил коленом в живот и добавил тяжёлую оплеуху по голове. Бил жёстко, будто вовсе не заботился о последствиях. Так легко и решительно причинять людям боль мог бы не каждый — Сайфер мог без малейших заминок. Парочку ударов он всё-таки пропустил и теперь красовался живописно разбитой губой и ссадинами, которые уже к утру обещали обрасти синевой. Дипперу не повезло оказаться в самом центре драки, и его, наверное, давно бы довели до травматологии, если бы не Сайфер, которому пришлось вырубить минимум шестерых, прежде чем в толпе дерущихся образовалась лазейка, в которую они и скользнули. — Бедовый ты, Сосна, — сетовал он себе под нос, стараясь не споткнуться об уже потерявших сознание и цокая костоломными каблуками по засыпанному осколками полу. — Очень бедовый. Пайнс шарахался от каждого, кто попадался им на пути, что существенно замедляло продвижение к чёрному ходу, так что Биллу пришлось тащить его почти волоком, стальной хваткой впившись под локоть. Иногда Диппер бросал на него наполовину восхищённый, наполовину растерянный взгляд, но Билл не обращал на него внимания. До служебного выхода парни добрались почти без проблем. Пару раз на них замахивались — один раз кулаком, другой раз каким-то куском стекла, но Билл успевал вовремя увернуться. Вывалившись на улицу, он первым делом рухнул, как подкошенный, на ступеньки маленького крылечка и от души выматерился. Судя по тому, что находились они здесь в одиночестве, остальные сбежавшие предпочли воспользоваться основным выходом. Диппер, крупно дрожащий и зачем-то продолжающий обнимать швабру, молча смотрел, как Сайфер, одетый лишь в чёрное с золотом переплетение ремней, утирает тыльной стороной ладони кровь с разбитой губы и трет ссадину на скуле. Тёмные волосы растрепались, путанными прядями легли на мускулистые угловатые плечи, и слегка раздувались в такт порывам лёгкого ночного ветра. Начало марта в этом году, к счастью, выдалось на удивление тёплым, иначе им обоим, в разной степени раздетым, пришлось бы нелегко. Пайнс, которому не досталось ни разу, помедлил какое-то время, прежде чем, продолжая прижиматься к швабре, совсем тихо поинтересовался: — Как ты? — Нормально, — спокойно ответил Билл и сплюнул на землю немного крови. — Ты меня спас. Они бы меня… если бы не ты… — Свою благодарность можешь выразить сигаретой. Я сейчас бы собственную ногу скурил, веришь? — Усмехнулся Сайфер. Диппер молча протянул ему целую пачку с вложенной внутрь зажигалкой. А потом сел рядом, стараясь лишний раз на Сайфера не смотреть. В блёстках, перепачканных кровью, со сбитыми костяшками, с потёкшей тушью и всё ещё на чертовых каблуках в сочетании с чёрными нейлоновыми чулками, пошедшими стрелками, тот выглядел слишком хорошо, пожалуй. А может, дело было в пережитом стрессе. Или в том, что они не общались около двух недель. — Считай, что твой долг списан, — непривычно открыто улыбнулся Билл, прикуривая. Со стороны и не скажешь, что прямо сейчас в его сознании нарождалось что-то… ослепительное. Несложно догадаться, что Сайфер не был склонен к альтруизму. В этом свете его последний порыв выглядел даже более нелепо, чем мог бы выглядеть в исполнении кого-то другого. А всего-то и надо было, что представить, как эти пьяные и ни черта не соображающие скоты будут бить его Сосну — обижать которую позволительно было ему одному. Продолжая обниматься со шваброй, Диппер упёрся о неё лбом и сказал совсем тихо: — Спасибо. — Пожалуйста, — немного ворчливо отозвался Билл, а потом, опять же, не раздумывая, сложил голову Дипперу на плечо и как само собой разумеющееся, констатировал: — Ты теперь моё и даже не вздумай спорить. Моя боевая награда. — Сделаешь из меня чучело и поставишь на полку? — Нервно хихикнул тот. Спорить, что характерно, и не подумал. — Я не могу придумать, как смешно пошутить на тему чучела. Эти мешки из меха и опилок несмешные. Тут Диппер не выдержал. Всхлипнул и, повернув голову, всего на секунду ткнулся губами в его макушку. Для него никто и никогда не делал ничего подобного. Приступ острой, щемящей до боли благодарности нахлынул, да так и не отпустил. — Ссадины надо обработать, — негромко заметил он. — До меня близко, можно дойти пешком. Только ты без одежды совсем. — Я бы прошёлся по городу… в рабочем, — хихикнул Билл, моментально переходя на режим «кисули». Расстёгнутую форменную рубашку Диппер стянул с себя и, оставшись в одной футболке, накинул на Билла. Полноценно та бы вряд ли налезла на него, но в накинутом состоянии выглядела почти терпимо — и частично прикрывала откровенно блядский прикид. — Идём, — сказал Диппер и, поднявшись на ноги, протянул ещё сидящему Биллу руку. — Только швабру взять с собой не забудь. Я серьёзно. Занимательный аксессуар. — Нахуй иди, а? — Беззлобно огрызнулся Диппер. Пальцы Билла он сжал в своих едва ли осознанно и тут же потянул мужчину в сторону нужной улицы.