Never wanted to dance

Ближе к четырём утра Дипперу пришло в голову, что вселенная, должно быть, состроила против него гнусный заговор и злостно делала всё, чтобы в голове было пусто, в глазах — сухо, а нужная степень трагизма в настроении колебалась где-то в пределах «бывает и хуже». Поначалу Диппер честно пытался страдать. Отсиживался в подсобке и заливался слезами, а потом, когда бесцельно рыдать наскучило, снова попытался напиться, но уже после первой стопки почувствовал острый приступ тошноты. Выпивки на сегодня было достаточно. Ему пришлось покинуть клуб, но там, на улице, стало хуже. Смертельно захотелось пожалеть себя. Это гадливое понимание ощутилось как никогда чётко, больно задело самолюбие, и Диппер начал чувствовать себя глупо. Чёрт, он уже не подросток. Он никогда не любил слезливые драмы, ему не нравилось копаться в себе, упиваться сожалениями и обидой. Всё то, что отравляло совместную жизнь с Биллом, ему не нравилось, но разводить трагедию теперь выглядело порывом ещё более нелепым. Может быть, если бы на улице шёл дождь, дул пронизывающий ветер и пальцы немели от холода, ему было бы проще поймать нужное настроение. Но нет. Как назло, было тепло и уютно — из круглосуточной пекарни вкусно пахло свежей выпечкой и кофе, а головная боль с тошнотой быстро прошли. За свои слова надо отвечать — так он считал, но до сих пор лажал со всем, что говорил Биллу или обещал самому себе. Сегодня он пришёл в клуб, чтобы помириться, так? Диппер устал. Ему хотелось домой. С улицы было видно, что к пяти утра в их окнах всё ещё горел свет. Пайнс прислонился к дереву у подъезда, задрал голову и прислушался к звукам пробуждающегося города. До этого он куда чаще слышал их за окном, пока ждал Билла домой со смены. А сейчас Билл сам ждал его. Непонятно только, чего он ждал, но лучше было разобраться в этом лицо к лицу, чем продолжать додумывать всё за своего партнёра. Не его вина, что Билл предпочитал отмалчиваться и в плане личной, интимной информации вёл себя с ним, как с чужим. Не его вина заключалась в недостатке доверия, но он и только он сам был виноват, что ждал от Сайфера вещей и поступков, которые тот ему не обещал. Слабоватый вывод за несколько месяцев долбежки лбом о неприступную стену, подумал Пайнс, но ведь всем надо с чего-то начинать. У него не было с собой ключей от квартиры, так что пришлось стучать. Дверь открылась очень быстро — словно Сайфер ждал у порога. — А ты хули без вещей? — С порога огорошил его тот. Помятый, злой, с растрёпанными мокрыми волосами и потухшим взглядом — выглядел тот удручающе. Диппер вздохнул. Видеть себя таким Билл позволял только самым близким, и, если уж начать выискивать положительные стороны эта почва для начала разговора определённо была благоприятной. — Вещи в мотеле, — Диппер закрыл за собой дверь и прошёл, почти не глядя на Билла, вглубь квартиры. — Я больной, что ли, в пять утра за ними мотаться? Билл сделал к нему шаг. Кажется, его слегка лихорадило — взгляд совершенно точно был нездоровым. — То есть, ты правда вернёшься? — Он тряхнул Диппера за плечи, как тряпичную куклу. В дополнение к нездоровому взгляду на лице расцвела абсолютно больная улыбка. С ней Сайфер всегда походил на капитально чокнувшегося. Раньше Пайнс ухитрялся находить в этом нечто привлекательное. Всё, что делал Билл в пределах здоровой части их отношений, казалось ему притягательным в той или иной степени, но сейчас он попытался взглянуть на Билла и на них вместе как бы отстранённо, критически. Критичный взгляд вызвал у него очередной приступ усталости. Оскал — маска. На другой маске, на третьей. Какой бы человек ни крылся за всей этой эмоциональной шелухой, Билл явно вжился в роль достаточно крепко, чтобы докопаться до него настоящего было практически невозможно. — Уже вернулся, — Диппер улыбнулся ему одними губами, — если ты не против. Билл глупо и совсем по-девчачьи взвизгнул, после чего шумно вдохнул и повис у него на шее, неразборчиво что-то в неё же бормоча. Весил он, несмотря на худобу, усугубившуюся за последнюю пару недель, как молодой телёнок, так что ноги у Диппера моментально подкосились, а из тщедушной груди вырвался сдавленный хрип. — Ты голодный? Пиццу будешь? — Улыбнулся Сайфер, наконец-то отлипнув. Правда, он до сих пор стоял слишком близко, а ноги Диппера всё ещё не держали. — Хочу тёплое одеяло и спать, — честно признался тот. — Может, попробуем выспаться, а? — Ну, как скажешь. — Билл пожал плечами, после чего неожиданно сник. — Ты… это, извини за сегодняшнее. Уставший, потрёпанный, очевидно вымотанный, он снова принялся активно храбриться, но Диппер всё равно отчётливо разглядел у него в глазах запрятанный поглубже страх. — Всё в порядке, — выдохнул он. Как думал сам, абсолютно честно. — Вылавливать тебя в клубе было не лучшей идеей. Идиотской идеей, вообще-то. В ряде прочих, не менее дурацких, так что лучше бы мы оба просто взяли и обо всём забыли. И без этого дерьма предостаточно, разве нет? — Кто ты такой и что сделал с Диппером? — Облегчённо рассмеялся Билл и хлопнул парня по плечу. — В душе я уже был, так что он весь твой, а я, пожалуй, лёжа тебя дождусь. Диппер кивнул ему и с удовольствием принялся стаскивать чужую опостылевшую за вечер рубашку. — Я очень рад, что ты рад меня видеть. — А вот это, в отличие от всего прочего, было по-настоящему честно.

***

К тому, что происходило после возвращения Диппера, Билл оказался не готов. Точнее, не готов он был к тому, что не происходило вообще ничего. После рабочих смен Диппер встречал его с ласковой улыбкой, целовал в щёку — и даже не требовал перед тем, как прикоснуться, немедленно смыть с себя чужие прикосновения, заводил разговор на ничего не значащие темы, а потом так же спокойно, без ставших обыденными сцен, шёл спать. В выходные он таскался с Биллом, куда тому только не заблагорассудится, и равнодушно принимал тот факт, что Сайфер платит за двоих — теми самыми деньгами, которые ещё недавно называл «из жопы вытащенными», — только глядел своими жутковатыми тёмными глазами странно, слишком уж отстранённо, и в целом вёл себя так… …как если бы ему было абсолютно наплевать — на то, что Билл катится в пропасть и тащит его за собой. Отнюдь не резиновое терпение дало трещину ближе к вечеру пятницы. Ощущение того, что всё неправильно, достигло своего апогея, когда Сайфер будто бы случайно обронил тщательно продуманное: — Колин просил заехать к нему после смены. Помнишь же его? Ничего, если я приеду позже? Диппер поднял нечитаемый взгляд от очередного медицинского справочника и пожал плечами. — У тебя какие-то проблемы? Тот преследователь… — Нет, — фыркнул Билл. — Его отправили на общественные работы. Но за это надо сказать спасибо. Пайнс совершенно не изменился в лице. — Не знал, что ты теперь и на дом выезжаешь. Кофе потом в круглосуточном купишь? И яблоки захвати. — Это… — Билл — опять же продуманно — со смущением хмыкнул, — это частный визит. А яблок тебе каких? — Любых, которые покислее, — Диппер снова вернулся к чтению книги. — И не шлялся бы ты по городу в потёмках, это тебе не клуб в двух шагах. Возьми такси или оставайся на ночь. — На ночь? — Переспросил Билл и нервно откашлялся. — Ты же понимаешь, зачем я туда еду, да? Пайнс легко и невыразительно улыбнулся. — Он присунет тебе в любом случае, так пусть хоть ночлежку обеспечит. Билл никогда не был склонен к разного рода поэтическим метафорам, предпочитая даже мысленно выражаться предельно ясно и часто нецензурно, но именно в тот момент ему пришло в голову, что, наверное, именно так разбивается сердце. О полное равнодушие человека, ради которого сумел принять твёрдое решение изменить жизнь. — Сосна… что с тобой? — Спросил он неожиданно высоким, ломким голосом. — В каком смысле? — В таком. С тобой что-то не так, но я не могу понять, что. — Причёска? — Задумчиво протянул Диппер. — То, что Уилл натворил у меня на голове, уже сплошь заросло, представляешь? — Да ладно? — Фыркнул Билл. — Сосна… не валяй дурака. Что происходит? — Объясни нормально, о чем ты. — Ты… другой. — Билл так и не смог подобрать лучшего слова. Распсиховавшись, выдернул из рук Пайнса справочник, которым тот продолжал загораживаться, и заговорил, задыхаясь от едкой злобы напополам с отчаянием. — Тебе как будто на всё плевать, и на меня в том числе. Ты или молчишь, или разговариваешь с таким видом, будто ненавидишь меня, но не можешь послать куда подальше. И за эту неделю я ни разу не слышал, как ты смеёшься. Ты даже не улыбаешься… и нет, вот это вот вежливое растягивание рта не считается! У меня такое чувство, будто сижу на бомбе с часовым механизмом, и таймер уже закончился. Диппер, пожалуйста, — мужчина глубоко вдохнул, — поговори со мной. Я сейчас готов раскаяться, кажется, вообще в чём угодно, так что ловил бы ты момент. — Поговорить — это в смысле устроить тебе скандал, начать рыдать, подраться и выслушать, какая я неблагодарная эгоистичная дрянь? — Диппер подчёркнуто вопросительным движением вскинул брови и тяжело вздохнул. — Билл… Я думал, мы оба понимаем, что происходит. — Я не понимаю. — Так не могло больше продолжаться, верно? Кому-то из нас нужно было сдать позиции и успокоиться. Ты победил. Мои поздравления. Наслаждайся. — Диппер всё-таки улыбнулся ему самым краешком рта, старательно задушив вновь невесть откуда прорвавшуюся в голос загнанную обиду. — Я сейчас не пытаюсь тебя укорить, кстати. Что вышло, то вышло, но тебе следует сделать лицо попроще. Ты ведь с самого начала этого хотел. — Я не этого хотел. — Билл тяжело плюхнулся на диван рядом с Диппером и начал теребить разлохматившийся с одного края уголок справочника. Диппер прислушался к рваному ритму протяжно и тупо ноющего сердца, прикрыл глаза и опустил голову ему на плечо. — Разве нет? — Я не хочу, чтобы ты был таким через силу. Я не хочу, чтобы ты страдал. Я не хочу, чтобы ты катился на дно вместе со мной, — выдохнул Билл и с размаху стукнул себя толстой довольно-таки книгой по лбу. — Какой же я идиот, господи. — Тогда у нас много общего, — хладнокровно заметил Диппер. — Я ведь правда верил, что это возможно. Что ты будешь счастливее, если выберешь не работу, а меня. Что меня тебе будет достаточно. Я всё это время самоутверждался за твой счёт и был уверен, что если человек вроде тебя будет со мной, я смогу относиться к себе лучше. Глупо, правда? Пожалуй, больше разговаривать не о чем. Ты ведь сам говорил, что я тебе нужен, потому что нормальный. — Я надеялся, что ты… — «Поможешь мне измениться», — хотел было сказать Билл, но вместо этого получилось: — Сосна, мы всё проебали. — Проебали, — согласился Диппер, даже не попытавшись возразить. - Всё, от и до. — И что будем с этим делать? — Даже не представляю, — ответил парень и почему-то очень отчётливо вспомнил уроки физкультуры в школе, когда его и остальных заставляли играть в волейбол. Мяча Диппер боялся, а потому никогда не успевал отбить его так, чтобы кто-то другой мог переиграть проигрышный ход. Он либо сбегал, либо откидывал мяч куда придётся… — Я не хочу тонуть в этом дерьме вместе с тобой, — неожиданно выпалил он. Выпалил — и первый же удивился тому, как звонко зазвенела сталь в прежде плывущем от неуверенности голосе. По лицу Сайфера ничего нельзя было прочитать. Он отточенными, скупыми движениями выудил из шкафа выходную одежду, втиснулся, не спеша, в джинсы, застегнул пуговицы рубашке, затянул ремень. И только когда взял в руки расчёску, позволил себе посмотреть Дипперу в глаза. Будь Билл в состоянии более живом, воодушевляюще было бы увидеть, как в потухшем взгляде загорелось то самое выражение, которого он не наблюдал последние несколько дней и по которому успел порядком соскучиться, пускай даже лично для него ничего хорошего этот взгляд не предвещал. Живое выражение, протестующее. Почти озлобленное. — Я тоже этого не хотел, Сосна. — Но сделал, — спокойно резанул Диппер. — Видишь ли, — очень серьёзно ответил ему Билл, — я ведь тоже полагал, что ты будешь тем, кто поможет мне выбраться из… всего этого. Ты, вроде как, подписался. Все эти громкие слова, пламенные признания… Не припоминаешь, нет? Так вот, Сосна: я на тебя положился, а ты сложил лапки, повис камнем у меня на шее и мало того, что не вытянул, так ещё и сам сиганул в ту же яму. Если бы не сухой, начисто лишенный эмоций тон, Билл, наверное, сам поверил бы в собственные слова. Внутри будто выжгло, иссушило намертво. Он говорил что-то и сам до конца не слышал, что именно. Ощущение надвигающегося финала давило неподъемным грузом всё время их отношений, но сейчас впервые стало чем-то большим, чем просто предчувствием. Конец уже наступил. Наверное, даже не в этот момент, не за этот вечер и даже не за неделю, не за месяц до него. Они были обречены изначально. Билл расписался на собственной эпитафии вместе с трудовым договором в клубе, а Диппер… Диппер мог жить дальше. Хорошо жить. Счастливо, правильно. Как того заслуживал. Билл сглотнул горечь в горле и чуть качнул головой, отворачиваясь к окну. Если по-честному, Диппера здесь вообще быть не должно. — Ты был прав, — продолжил Билл куда тверже, чем надеялся это произнести. — Хватит с нас. Где тут выход, ты в курсе. Полагаю, двух дней тебе хватит, чтобы собрать вещи и разобраться с жильём. Я поеду после работы к Уиллу, задержусь у него. — Ты действительно хочешь закончить всё… вот так? — Спросил Пайнс. — Разумеется, нет, Сосна. Но давай честно — ещё сильнее я не хочу, чтобы ты тут драматично гробил из-за меня свою жизнь. — Знаешь, ты прав, — неожиданно весело улыбнулся Диппер и не узнал сам себя. По ощущениям это напоминало замену батарейки: только что он был готов впасть в летаргический сон и не просыпаться больше никогда, а потом короткий щелчок, и… — Я не хочу продолжать портить из-за тебя свою жизнь. Потому садись и пиши увольнение по собственному. Не будет этой твоей блядской во всех отношениях работы — отвалится куча проблем. Ты хотел, чтобы я взял всё в свои руки? Беру. Себя, тебя, жизнь — всё беру. Билл расхохотался. — Заявление, говоришь… В верхнем ящике стола, Сосна, взгляни. Семнадцать экземпляров от разных дат. Ещё немного — насобираю на целую коллекцию. — Я схожу с тобой. — Нет, не сходишь, — очень устало скривился Билл. — Ой, да прекрати, Сосна. Хватит. Себя не жалеешь, так хоть меня пожалей. — Поразительный, блядь, прогресс, — фыркнул Диппер и снова подумал, как прав был Сайфер в самом начале их знакомства. Он — в самом деле занудная, упрямая сучка, которая не видит ничего дальше собственного носа. Вариант выхода из получившегося кошмара — без потери друг друга! — всё это время был на поверхности, а он самозабвенно занимался тем, что топтался на ровном месте скандалами и истериками. Как будто самосожаление вместо настоящих усилий когда-нибудь работало, в самом деле. Языком трепать каждый дурак способен — а ты пойди и сделай. Может быть, каждый действительно должен сам вытаскивать себя из дерьма, вот только, мелькнуло в голове наполненное досадой, не всегда получается выбраться без посторонней помощи. В голове наконец-то прояснилось. Диппер ещё раз прокрутил в голове цепочку мероприятий на ближайшее время и удовлетворённо улыбнулся. — Считай, что я жалею нас обоих. В последнее время ты выглядишь, как человек, который готов покончить с собой из-за пролитого кофе. Если уйду, боюсь даже представить, как всё сложится. — Если ты уйдёшь, то сможешь вернуться к нормальной жизни. Ты большего достоин, Сосна, а я без тебя… — Билл запнулся и тут же навесил на лицо живописную ухмылку. — Да что со мной станется? — Прости, любимый, но с этих пор ты теряешь право голоса, — заявил Пайнс и, нахально отодвинув Билла от шкафа, начал шариться на полках с вещами в поисках любимого свитера. — А ты никак мессией себя возомнил? — Билл… — Парень тяжело вздохнул, разворачиваясь к нему. — Знаешь, мне нужно перед тобой извиниться. От неожиданности тот едва не поперхнулся — и, судя по слишком напряжённому взгляду, окончательно перестал пытаться вникнуть, что с ними обоими происходит. — Я постоянно называл тебя мудаком, хотя, на самом деле, сам недалеко ушёл. — Диппер опустил голову, подошел к Биллу вплотную и взял его за руку. — Тебе нужна помощь. Поддержка, забота, любовь, всё вместе и по-отдельности тоже. Я же все это время просто трепал тебе нервы, но, по сути, ничего полезного не делал. Прости меня за это. Я был слишком зациклен на себе. — Ну, точно святоша, — Билл закатил глаза. — Или это такая разновидность народной забавы? «Выслушай Сайфера и сделай наоборот». Вроде как я обращаюсь с тобой, как сраный эгоист, использую и вопреки здравому смыслу держу при себе — ты брыкаешься, споришь и рассказываешь, какая я сука. Я пытаюсь поступить правильно — «нет, Билл, у тебя нет права голоса, я остаюсь!». Сам-то себя со стороны слышал? — Меня критикует королева последовательности и здравого смысла, — фыркнул Диппер. — Имеет смысл прислушаться, определенно. — Ой, какая прелесть. Сосна, ты не умеешь в сарказм, смирись. — Завали ебало и позволь мне уже побыть мужиком! — Волосатая грудь в комплекте прилагается? — Катись ты в жопу, Сайфер. — Диппер нервно рассмеялся и уже привычным жестом опустил щеку ему на плечо. — Неужели так сильно хочешь от меня избавиться? — Тебе со мной плохо, — просто выдохнул Билл, зарываясь пальцами в путаные кудряшки. — А мне от этого ещё хуже. Я сволочь, Сосёныш, знаю. А с тобой — сволочь в кубе как минимум, но всему есть пределы. — Ага. К слову, до сих пор не понимаю, почему в тебя влюбился, — немного неразборчиво сказал парень всё в то же плечо. — Я остроумный и обаятельный. Красивый, со вкусом одеваюсь, слежу за гигиеной рта, умею залихватски ругаться, в том числе на португальском… Почти не фальшивлю во время пения, потрясно смотрюсь на каблуках, способен наизусть цитировать отрывки из Уэллса, и, кроме того, мой гель для душа восхитительно пахнет зелёными яблоками, и кожа на лице такая мягкая, что… — Ты обзывал меня занудной сучкой и страшилищем. — Зато потом организовал самое шикарное свидание с конной прогулкой и петтингом под открытым небом! — Ты меня чуть не изнасиловал. — А тот вьетнамский караоке-бар помнишь? Я посвятил тебе песню, а ты потом весь вечер делал вид, будто мы не знакомы, — Билл, против воли и как-то даже неожиданно для себя, усмехнулся, утягивая парня обратно на диван. — И не так уж я отвратительно тогда пел. — Вообще-то, это были самые страшные звуки в моей жизни, — очень серьезно ответил Пайнс. — Эй! Я же не корчу кислые рожи, когда ты заворачиваешь мне на смену бутерброды, а я потом крошки выгребаю из кожаных трусов! Потому что романтические порывы надо ценить. Особенно те, которые от чистого сердца. — Это все потому, что ты даже жрёшь через жопу… Стоп. Как-то неправильно прозвучало. — Вот только давай без выпадов в сторону жопы! Не ты ли пьяненький говорил мне, что на такой и жениться не жалко? — Ты мне до старости это припоминать будешь? — Не выдержал Диппер и расхохотался в голос. — Люблю, когда ты смеёшься, — расплылся в улыбке Сайфер. Глаза у него всё равно остались грустными и усталыми, но лёд в них самую малость оттаял. Он чуть качнул головой, а потом сполз ниже, прямо на пол, и по-собачьи устроил подбородок у Диппера на коленях. — Улыбка тебе к лицу. Становишься самым красивым человеком на свете. — А до этого, как по первоначальной версии, страшилище, да? — До этого — симпатичный мрачный хмырь, — уверенно кивнул мужчина. — Я в такого тебя влюбился, не забывай. — Так, пока всё идет нормально, — улыбнулся Пайнс. — Теперь чмокнемся пару раз, я оденусь, и понесем заявление в клуб. — Твоя наивность убийственна. И помчимся мы, надо полагать, на единороге, по радуге. — Только если пообещаешь больше никогда не пытаться выть при мне серенады. — Встречное предложение: я продолжаю петь, но не чаще одного раза в месяц. — Предлагаю заменить пение на какой-нибудь секс-марафон. Однозначно больше пользы будет! — Сосна, а у тебя выездные документы в порядке? — Чего? — Настороженно нахмурился Пайнс. — Махнём из города, а? — Горячечно зашептал Билл. — Прямо сейчас? Закинем в рюкзак шмотки и сланцы — и в аэропорт. Первым же самолетом Испанию, или Италию, или Грецию… на любой подходящий рейс, неважно, куда именно. Подальше отсюда. — Сначала уволишься, — не терпящим возражений тоном припечатал Диппер. — Потом — хоть к черту на рога. — А жить мы на что будем, над этим ты думал? У тебя скоро начинается ординатура, и брать кредиты ты не станешь, даже не пытайся. Значит, отстегиваем разом около двухсот штук. А ещё аренда квартиры, мои собственные долги, счета от адвоката… Может, с милым рай и в шалаше, но в коробке под мостом — сильно сомневаюсь, лапуля. — Восстанови квалификацию и работай в больнице, как белый человек. — Звучит настолько утопично, что я сейчас расплачусь, — Билл кивнул, нахмурившись, и даже не попытался изобразить менее тоскливый взгляд. — Но если это очередной приступ самопожертвования, я тебе ухо отгрызу, так и знай. — Самопожертвования? — Тебе вроде бы нравилось истязать себя, лёжа на алтаре наших отношений, — хмыкнул он. — Драматизм во все края хлестал. Даже нынешней сцене до этого далеко. — Ты — невыносимый говнюк, Сайфер. Просто. Блядь. Невыносимый. — Диппер покачал головой. — Ты, наверное, еще не понял… Я теперь константа в твоей жизни. Смирись. — Расскажи, Сосна — на какой распродаже стальные яйца урвал? — Они у меня такие и были, ты просто не вглядывался, — расхохотался Диппер, равнодушно отмечая тот факт, что в его смехе все чаще стали звучать те самые нотки, которыми он так восторгался у Билла. — Твои укатились, мои прикатились. Всё последовательно. — Как интересно. Дай-ка глянуть? — А лобызаться? Что угодно, лишь бы оттянуть момент решительных действий. Впрочем, эта отсрочка даже пришлась Биллу по вкусу, пускай и делала горше начало — или конец начала? — конца.