Never wanted to dance

— Эй, Билл! — Крикнул Диппер, как только нырнул с лестничной клетки в уютное тепло прихожей. — Билл, я дома! Смущённая улыбка у него, волнующегося, вышла кривоватой. В принципе, оказалось полезно выпустить пар, ляпнув Биллу худшую из вещей, вообще способных быть сказанными в их непростой ситуации, но чувство вины, навалившееся сразу после, стёрло всё удовлетворение подчистую. В руке Диппер сжимал плитку шоколада той единственной марки, которую Билл в принципе соглашался считать за съедобную. Попытка была откровенно слабоватой, но могла сгодиться для начала устной объяснительной. Диппер уже представлял, как это будет: Билл обзовёт его ебланом и дурно пошутит, Пайнс согласится, но как-нибудь заковыристо обзовёт его в ответ. А когда Билл в пылу перепалки начнет яростно и неосознанно поедать шоколад, дождётся, чтобы рот у него был занят, и извинится, как полагается. Не в первый раз. Чтобы раскаяться, Дипперу не понадобилось даже обещанного получаса — дойти до ближайшего магазина и обратно заняло каких-то десять минут, а дольше Пайнс, уже отошедший и порядком успокоившийся, заставить себя бесцельно блуждать не смог. Извиняться он не умел, хотя косячил достаточно часто, чтобы привыкнуть и научиться. Разумеется, план сработает и на сей раз, решил он и прошёл в опустевшую спальню. Каждый может сорваться, верно? Билл не виноват в полном отсутствии у него терпения, в конце-то концов, они просто передохнут до завтрашнего утра, начнут всё сначала и… Билла не оказалось ни в спальне, ни в гостиной, ни даже на кухне. Диппер позвал его по имени снова и настороженно замер, прислушавшись. Квартира была до неуютного большой, длинной и вытянутой, как кишка, да ещё и с качественной звукоизоляцией между помещениями: только сейчас с извилистого ответвления коридора, где находились ванная и уборная, Диппер расслышал приглушенный шум текущей воды. Быстро пройдя в ту сторону, Диппер сжал в пальцах дверную ручку и задержал дыхание. Его вдруг прошибло ледяной дрожью по позвоночнику. Дурное предчувствие. Казалось бы, ничего странного, но… Свет в ванной горел, вода шумела. Билл ему не отвечал. …когда Диппер ворвался в ванную комнату, Билл прямо в одежде сидел в ванне, окутанный густым влажным паром. Не оборачиваясь, не глядя на Диппера. Длинные чёрные волосы в воде рассеялись в толще густой шёлковой паутиной. Диппер вперился застывшим взглядом в угловато торчащие между слипшихся прядей плечи, показавшиеся ему ненормально острыми. Куда худее, чем ещё пару месяцев назад — Диппер ухватился за эту мысль, и от бесконечного, нечеловеческого по силе ужаса у него подломились коленки. Когда он вошёл, Билл уже держал тонкое бритвенное лезвие в руках. Заносил над запястьем, нацеливаясь — сейчас же он вскинул взгляд на новый источник шума и пусто, как-то очень растерянно приподнял уголки губ. Слова, как железной тёркой, ободрали горло и застряли там же. Диппер сделал шаг вперёд, задыхаясь, и слабыми пальцами запоздало перехватил чужое запястье. — О, — сказал Билл бесцветным голосом и улыбнулся снова — на самом деле, лучше бы он этого не делал, потому что всё стало сразу на несколько порядков хуже, — спокойной, умиротворённой улыбкой человека, который видел своё будущее до гробовой доски и не нашёл там ни потерь, ни болезней. — Привет. Ты рано. Бритва всё ещё подрагивала в сжимающих её пальцах. Мужчина покосился на неё будто бы немного недоуменно. Тяжелое оцепенение, охватившее и тело, и мысли, до сих пор не отпустило — в таком состоянии смотреть на свою холодно поблёскивающую проводницу в мир иной было легче, чем на белого, как льняное полотно, Пайнса. Билл действительно не рассчитывал встретиться с ним ещё раз. Уровень воды в ванне покачнулся и щедро плеснулся за край, когда ужасно неловкий, спотыкающийся и не отрывающий от Билла взгляда Пайнс перелезал к нему. Пальцы не гнулись, слушались едва. Горячая вода почти обжигала, хотя едва ли кто-то из них чувствовал сейчас её температуру. Вытащив лезвие у Билла из рук, Диппер швырнул его на пол, в противоположный угол ванной, а потом, ни слова не говоря, прямо в воде стиснул мужчину в объятиях настолько крепких и судорожных, что недобро хрустнули позвонки. Билл реагировал заторможенно. Двигался неуверенно, как если бы не совсем понимал, ему ли принадлежали эти руки и что вообще он делал с ними все двадцать семь лет до этого момента. Через пень-колоду справившись с собственными конечностями, он пристроил их у Пайнса на спине и отрешено подумал о том, что это чёртово полено даже сдохнуть нормально не даст. Всё равно сделает всё по-своему. Диппер вжимался в него так сильно, словно планировал тут же, на месте, собственными руками и придушить. Вместо этого он — Билл до сих пор не шибко понимал, почему, — находил линию челюсти, веки, виски и впалые щеки, тыкался в них лицом, не целуя даже, а будто бы проверяя на реальность, и продолжал удерживать с удивительной для своей комплекции силой. Его крупно трясло, спина под руками Билла дрожала, и сопел он тому на ухо, как марафонец после рекордной дистанции. Диппер всей ладонью коснулся щеки Билла и с таким ужасом заглянул в глаза, что стало понятно — в эту конкретную минуту на вразумительную речь он совсем не способен. — Зато водичка тёплая, — брякнул Билл, у которого речевой аппарат большую часть времени существовал автономно от всего остального. Ладони снова прошлись по щекам, быстро и сбивчиво огладили плечи, шею, тёмные пряди, облепившие худую мокрую спину. Ванная комната давно разлилась болотом и, вероятно, в ближайшее же время грозилась безнадёжно испортить соседские потолки. Вода продолжала литься — а толковых слов по-прежнему не было. Ситуация была из разряда "полный пиздец", и Пайнс вдруг подумал: я и не знал, что могу увидеть такое и остаться в здравом рассудке. Его, в отличие от Билла, накрыло осознанием сразу, но пережитый в первую секунду страх не отступал и, судя по скребущим в желудке и лёгких ледяным пальцам, основательно планировал перешагнуть в разряд полноценной истерики. — Не уходи, — шепотом попросил он и, скривившись, всё-таки расплакался — только вновь со всей силы стиснул Билла объятиях. — Ты, судя по всему, меня никуда и не отпустишь, — рассмеялся тот. Его с запозданием, но уже начало крыть истерикой такой же неотвратимой. Билл перешёл на громкое хихиканье, которое не давало ему и слова сказать. Перестать смеяться не получалось, как и сбавить громкость, как ни пытайся. Диппер сквозь надрывные всхлипы хихикнул тоже — получилось не слишком правдоподобно и как-то с избытком нервно, а потом попросил: — Не бросай меня. Я бы… не стал бы… Билл, пожалуйста, больше никогда… Лепет был невнятным и тонул во всхлипах. Разведённая Пайнсом сырость уже почти могла конкурировать с затопленной ванной — Билл почему-то нашёл это сравнение крайне забавным. — Чё ты там бормочешь? — Гаркнул он, закатываясь от смеха. Диппер не стал повторять. Он только обхватил чужое лицо ладонями, коротко коснулся лбом лба и с умоляющей, замирающей нежностью, не обращая внимания на громовой хохот, поцеловал в губы. …отпустило Билла так же резко, как и накрыло. Осознание того, что чуть было не произошло, случилось так же внезапно и внезапно же оказалось до невозможности жутким. Он застыл, широко распахнутыми глазами вытаращившись на отлипшего от него Диппера и задал себе очень интересный вопрос: а что было бы, если дурацкое полено не вернулось так быстро? Что, если бы дурацкое, самое лучшее и любимое сосновое полено отправилось топить свои больные отношения в спиртном в ближайший бар, как это сделал бы он? «Ты бы этого уже не узнал», — ехидно заметил голос во всех отношениях паскудного разума и притих, дожидаясь реакции. — А я тебе шоколадку принёс, — просипел Диппер и под водой взял его за руки. — Где-то на полу валяется. Размокла уже, наверное. Билл посмотрел на него совсем другими глазами. Выдохнул, на секунду прикрыл глаза — и сорванным из-за недавнего хохота голосом вдруг просипел: — Можешь кое-что сделать для меня? Помнишь, — он сглотнул. — Помнишь, тогда, у клуба, когда там была драка… Помнишь же? Я сказал тебе, что ты теперь моё, потому что ты как боевой трофей, помнишь? — Поняв, что не сумеет связно донести гениальную — кого ты обманываешь, Билл, больной ты ублюдок, — мысль до адресата, мужчина чертыхнулся и принялся выбираться из ванной, поливая и без того мокрый пол новыми потоками воды. Подобрав закинутую в угол опасную бритву, он вернулся к Дипперу и сунул лезвие в его безвольную от страха руку. — Вырежи мне вот здесь свою отметку, — попросил Билл, ткнув пальцем в своё предплечье с внутренней стороны. — Я тоже буду твоим трофеем. Диппер уставился на него с самым что ни на есть бестолковым видом и машинально перехватил лезвие удобной стороной. — Совсем ебанулся, — уверенно резюмировал он. — Какой ты, блядь, наблюдательный. — Я что, мастер резьбы по дереву? — А какая разница, — легко отмахнулся Билл. Оставив руку на бортике, он утёк под воду как можно ниже и попытался прийти в себя, но ни черта у него, конечно же, не вышло. — Лучше бы кольца купил, — вздохнул его парень, отстранённо удивляясь тому, как легко воспринял и посчитал правильным, уместным это дикое предложение. В самом деле, ничего социально приемлемого на ум не шло. Хотелось дать Биллу в морду, но Диппер не посмел бы. Что там хрустальная ваза — кажется, ничто и никто не могло сейчас заставить его трястись над чем-либо больше, чем над этим больным на всю отбитую башку гондоном. Он низко опустил голову и вздохнул: — Честное слово, если будем седые оба к тридцатнику, будем заикаться и гадить под себя — я тебе всё это ещё припомню. Сайфер согласно булькнул в ответ. Острое лезвие даже с лёгким нажимом глубоко и без труда вспороло кожу. На смуглом предплечье у первой вырезанной полосы просочились крохотные алые бусинки. От новых, чуть более протяжных порезов Билл фыркнул и ухмыльнулся, и Диппер прикусил губу, быстро заканчивая простой схематичный рисунок с другой стороны. — Ты погляди-ка, как ровно, — одобрил Сайфер. Кажется, эту ёлочку он уже где-то видел. Тут же вспомнилась: похожая была на его футболке, которую Сосна забрал себе в первую же неделю после переезда и с тех пор носил, снимая только на время стирки, пока Билл в пылу очередной ссоры безнадёжно не испортил её, облив красным вином прямо из бутылки. Надо бы купить полену новую на замену, подумал Сайфер. Подумал — и устало, но широко и светло улыбнулся. Его постепенно отпускало. Диппер же продолжал встревоженно квохотать. — Очень больно? — беспокоился он. — Надо бы обработать и залепить. Пойдём отсюда, а? — Не, — мотнул головой Билл. — Тут тёпленько. Наверное, это было правильным ответом, потому что Пайнс, будто решившись на что-то, вдруг криво улыбнулся и вложил лезвие ему в ладонь. — Полагаюсь на твою фантазию. Только без всяких писек и «тут был Билл», очень тебя прошу. Билл усмехнулся уголком рта и тремя скупыми, чёткими движениями вырезал у него на внутренней стороне локтя небольшой треугольник. Почему именно треугольник, он не особо задумывался — да и Пайнсу вроде бы всегда нравилась похожая татуировка у него на бедре, — а от подумал до сделал у него всегда была очень короткая дорога. Поморгав ещё пару мгновений на свою работу, он добавил треугольнику кривоватый глаз, после чего коротко приложился губами к порезу и буркнул, не поднимая взгляда: — Буду за тобой приглядывать. Именно это простое действие добило его окончательно. Он выбрался из ванны, на ходу стаскивая с себя мокрые тряпки и буквально валясь с ног от накатившей слабости. Шатаясь и пересчитывая плечами все углы, поплёлся к кровати, как подкошенный рухнул на неё и отключился.