365 сказок

…Может быть, все пути и дороги — большая ошибка, попытка бегства от самого себя? Может быть, все миры — только бред обезумевшего от одиночества разума? Возможно, все истории уже рассказаны, а новые никому не нужны. Странники, путешественники, скитальцы — лишь несчастные тени, которые попались в клетку собственного отказа от реальности. Они шепчут свои сказки, но те теряют связность, утрачивают линии сюжета. Их не слушают и не слышат. Некому слушать, некому слышать. В этом мире им не место, а других миров нет. Может быть, всё есть обман, самообман, морок. Галлюцинация, жить которой бессмысленно, глупо и даже немного опасно… *** Я просыпаюсь в сером и пустом дне. Красок словно и нет, и не было никогда. Тишина — нет музыки, нет ритма, точно из этого мира вытащили самое его сердце. Даже порывы ветра на удивление лишены голосов… Оторвавшись от постели, я смотрю на собственные руки. Может, это всего лишь кошмар? Нет, сон не торопится отпускать. Холодный пол почти обжигает босые ступни. Одеяло колется, пальцы чувствуют боль, когда ударяешь в стену. Где я? И, наверное, кто я здесь? Мне приходится добраться до ванной, потому что только тут находится зеркало. Пустой и немного мутный кусок стекла, в котором моё отражение выглядит пугающе чужим. И безжизненным. Но я совершенно точно не умирал и не собирался. Да и не похоже это состояние на смерть. Больше на отсутствие чего-либо. Что же произошло? Но и память — пуста. В этом доме несколько комнат, они похожи одна на другую, слишком легко заблудиться и забыться, не находя ответа, где был, а где не был. Только коридор, ванная и кухня чуть отличаются друг от друга. Но всё однообразно серо. За окном унылый и тоже серый пейзаж, коробка за коробкой высятся многоэтажки, копии друг друга, они настолько одинаковы, что кружится голова. Когда на мгновение отвожу взгляд от окна, однообразные прямоугольники мерещатся мне и в комнате. Лишь немногим позже я понимаю, что это шкафы, кресла и диван. Во мне нарастает ощущение неправильности. Пусть я сбит с толку, пусть не могу чего-то вспомнить, но внутри меня что-то живо и требует ответов. Оно бьётся, и постепенно я подчиняюсь этому. Я будто бы запер в груди птицу, и она щебечет, рвётся, стараясь сломать клетку рёбер. Может, это моё сердце, но я даже не уверен, что в этом мире оно вообще во мне есть. Куда приятнее верить в птичью природу нарастающего волнения. К тому же из окна я не вижу других птиц, никаких. Даже чёрно-серые городские вороны, даже сизые голуби скрасили бы этот мир. Вот только их нет. Вполне вероятно, тут совсем никого нет. Кроме меня. Хотя не поручусь, что я хоть насколько-то тут… существую? *** Слушаю птицу в груди. В этом мире, лишённом ритма, кроме однообразного графического, ведущего только к застою, отсутствию динамики, к скуке в чистейшем её проявлении, птица вдруг начинает выстукивать для меня определённый темп. Звук внутри меня нарастает. И потому я желаю выпустить его. Мог бы и распороть грудину, да только так вышло, что под рукой нет ни одного ножа, никакого достойного инструмента. Я пробно шевелю губами, стараюсь подключить голос, но поначалу кажется, что мне вырвали голосовые связки. Ни звука. Пока внутри нарастает крик, наружу не вырывается ровным счётом ничего. Я сидел на полу, и стоило открыть собственную бессловесность, я подскочил и принялся отбивать ритм ногой. Пол не такой уж гулкий, его скрывает серый ковролин. В спальне получше, но комната слишком узкая, чтобы танцевать, а птица не позволила бы мне стоять на месте. Я вырываюсь на лестничную клетку. Места тут, конечно, отнюдь не больше, но зато оно звучит и гудит с каждым шагом, прыжком и ударом. Ритм скоро охватывает весь дом. Не знаю, сколько там этажей вниз и сколько вверх — я завис где-то на середине, в некоем сердце, но теперь сам стану источником звука и ритма, разгоню его, как кровь по венам. Поначалу, конечно, получается только шум, но я привыкаю, научаюсь владеть новым причудливым инструментом. Моя птица помогает в этом. Когда с губ срывается первый звук, стон, полуслово, меня охватывает самое настоящее счастье. С этим миром, с серостью и скукой можно сражаться. Что может быть более обнадёживающим?.. *** Закрывая глаза, я танцую, мой хриплый, забывший слова и самые звуки голос рвётся вверх и вперёд, я слышу отклик, отзвук, вихрящееся эхо. Мне уже начинает казаться, что вслед за неровной мелодией дом качается, потягивается, обращается живым существом, чтобы отрастить себе лапы и помчаться по улицам, пробуждая другие здания. Есть ли в этом мире кто-то ещё, что-то ещё? Теперь мне почти всё равно. Захваченный звуком, песней, что звучит в первую очередь внутри меня, песней, что растёт из меня, я забываю думать о чём-либо, даю себе возможность и право только чувствовать, только проживать этот момент. Снова и насквозь. *** …Может быть, ни путей, ни дорог не существует, может, скитальцы, странники и путешественники — бредят и лгут себе. Возможно, мир действительно похож на серую коробку, в которой ничего не происходит. Но здесь и сейчас я не желаю впускать в себя ни эти мысли, ни эту веру. Во мне поёт, кричит, бьёт крыльями птица! *** По лестнице вниз. Ритм уводит меня, разгоняя тишину. Я бы должен был давно осипнуть, но мой голос окреп и вместо того звучит потрясающе сильно и чисто. Толкнув дверь, я перепрыгиваю порог… В глаза ударяет слепяще-белый свет. На мгновение я вижу, как плавятся в нём пустые коробки домов. Этот мир оказался почти декорацией, не-реальностью, чем-то, придуманным второпях, а после забытым. Кажется, я падаю, лечу вниз, набирая скорость. Это точно убьёт меня, но сейчас я поразительно жив, птица во мне ликует и раскрывает крылья… У меня самого никаких крыльев нет, но я раскидываю руки и тут же чувствую рывок. В нарастающий ритм падения вмешивается боль, пронзившая спину, звук хлопка… Что-то рассекает воздух. И вот я уже могу управлять падением, оно оборачивается полётом. Страшно оборачиваться назад. Я не смотрю. Мы тонем в белизне, мы ликуем и поём, даже если в следующий миг нам суждено превратиться в крошево на дороге между мирами. Но ветер держит, ветер помогает лететь и кружить, ритм замедляется, но он живой, он динамичный, а мир внизу обретает краски, наливается светом и цветом. И мне не сдержать счастливой улыбки, пусть встречный воздушный поток пытается стереть её с губ. Всё же обернувшись, я вижу чёрные перья. Всё-таки они появились, наверняка изорвали мне спину… Впереди ещё одна дверь. И на этот раз я уже знаю, что делаю и зачем, помню, кто я есть. И музыка, что кутает меня коконом, никуда никогда не исчезнет. Она — я.