365 сказок

Миры дрожат и разбиваются на осколки, вновь собираются из звёздной пыли и опять распадаются искрами. Я стою посреди этой кутерьмы и жду чего-то совершенно конкретного, вот только в памяти пустота. Однако сердце убеждено — узнает, отзовётся, укажет, и мне приходится верить ему. Быть может, на самом деле я застрял во сне, в реальности, такой же зыбкой и податливой, как утренний туман, но меня это ничуть не беспокоит. Я вглядываюсь и даже почти вбираю в себя этот чудесный свет, эту звёздную пыль круговерти миров. — Я тоже ищу и жду, — проливается каплями певучий голос, и я оборачиваюсь. Королева чаш, те же алые глаза, те же тугие локоны, но на этот раз на голове сияет венец. Тёмное платье с неизменным корсетом расшито звёздами. Она пожимает плечами и отгоняет от себя хрустальную сферу свежерождённого мироздания. — Куда ты ушла? — до сих пор меня интересует этот вопрос, хотя сейчас я не помню даже, как она приходила прежде. — Вслед за светом, соскучилась по нему там, где умерло солнце. Она приближается, и вскоре мы стоим на расстоянии ладони друг от друга. Она чуть ниже меня ростом, запястья всё так же украшены лентами, но что-то всё же изменилось. — Тебе не понравилось солнце? — спрашиваю, пытаясь нащупать это самое изменение, но память отказывается служить, потому мне не сравнить и не вычислить. — Там не было воды совсем, — и она вздыхает. — Совсем без неё тоскливо. С пальцев Королевы чаш начинает струиться прозрачная влага, она взмахивает руками, и капли внезапно становятся мирами и звёздами. — Зато я научилась делать вот так. — Теперь ты рождаешь миры, — удивляюсь я этому чуду. — Только в сновидениях, — и она улыбается. Кажется, она стала спокойнее. Кажется, она стала старше. Хотя создание, которое выброшено из временного потока, будто бы не может стать старше ни на секунду. И в тот миг вспыхивает рядом ещё один мир. Я чувствую его притяжение и устремляюсь к нему. В последний момент она хватает меня за руку. *** Проснувшись, я некоторое время пытаюсь понять, удалось ли мне разрешить тот вопрос, что меня мучил, и какой это был вопрос. Только потом понимаю, что на балконе кто-то есть. Усаживаясь в постели, я дотягиваюсь до халата и набрасываю его себе на плечи, только потом иду к распахнутой стеклянной двери. В городе зима, и в комнате теперь очень холодно, босые ноги почти обжигает ветром. Королева чаш. Пришла со мной из моего сна. — Думала, ты заберёшь меня в другой мир, где есть солнце, — капризничает она, запрокидывая голову. Удивительно, как ещё никуда не падает её сияющая корона. — Тут есть солнце, — серое небо, конечно, пытается убедить нас в обратном. — Сегодня плохая погода. — Пусть так, — она разворачивается. — Ты замёрз. Что, тут холодно? Я понимаю, что она, должно быть, в своём мире, где осталась лишь тьма и вода, разучилась понимать разницу между теплом и холодом. Иначе ей было там не выжить. А может, она на самом деле умерла там? Это, конечно, было бы логично. Иначе почему бы ей бродить в поисках нового мира. Вот только смерть порой очень относительное понятие. — Ты мертва? — уточняю я, впуская её в комнату и накрепко закрывая балкон. — Не жива, ведь у меня нет мира, — она хмыкает. — Но и не мертва, потому что есть сама у себя. На полу остаются аккуратные лужицы, вода натекает с обнажённых ног Королевы. Я точно знаю, что она морская, даже пахнет водорослями, хотя сейчас её так мало, что этот аромат едва уловим. — Чаю? — спрашиваю почти невпопад. Она почти нелепо смотрит на свои ладони. — Я потеряла чашку. — Придётся найти для тебя новую. Мы вместе спускаемся на кухню, и она занимает место у окна. Пока вскипает чайник, пока я отмеряю заварку, Королева чаш смотрит на заснеженный город. Точнее, на тот кусочек улицы, что видно из кухонного окна. Ещё слишком рано, хоть и светло, почти никого на дороге нет. — Думаешь, он нескоро позовёт меня? — её голос снова напоминает звук капель — то, как они бьются по стеклу в дождь. — Никто этого не знает. Чайник вскипает, я заливаю заварку. Тонкий аромат фруктов плывёт по кухне. — Никто, — она проводит пальцами по стеклу. На мгновение за ним проступают очертания морского берега. — Жаль, что творить миры выходит только во снах. — Когда-нибудь ты одолеешь и другую реальность, — утешаю я, поставив перед ней прямо на подоконник узорчатую чашку. — Время меня игнорирует. Поэтому любое когда-нибудь — это никогда. Пока что никогда, — она смеётся, внезапно потеряв всю свою печаль и тоску ожидания. Может, её мир на самом деле очень близок? Но где? Она отпивает чай и прикрывает глаза. Её веки опять сияют перламутром, только теперь нет того чарующего ощущения, которое возникало, когда луч света очерчивал её постепенно, точно вырисовывал и создавал… Или он действительно вырисовывал и создавал? Королева чаш, лишённая своего королевства, была странно притягательна и очень красива. Но столько же непонятна. Она почти что казалась опасной. Интересно, тот её мир, полный воды и лишённый солнца… Не разрушился ли он, не рассыпался ли звёздной пылью во сне, где мы встретились сегодня? И такое может быть… — Он погиб, да, — Королева поворачивается и улыбается. — Ты ведь думал о нём, о моём… прошлом мире? — она выделяет голосом, подчёркивает, слово «прошлом» повисает на мгновение в воздухе, а потом падает тяжёлой каплей. — Значит, он мог стать пылью, из которой родится твой новый, — подмечаю я, чтобы не молчать. Она долго смотрит на меня, а потом резко встаёт. — Ты прав. Ты прав! За окном начинается снегопад, мягкие снежинки плавно опускаются, пролетая мимо окна, иногда касаются стекла, оседают на подоконнике. Я не понимаю, чем ей может помочь такая подробность, ведь звёздная пыль давно уже перемешалась, слилась с чем-то, а то и рассыпалась несколько раз… Но тут она вытаскивает из-за корсета сверкающий флакон, полный этой субстанции. — Я сумела собрать… Хоть что-то, — поясняет она почти с сомнением и вытаскивает плотно сидящую пробку. Облако звёздной пыли поднимается к потолку, и внезапно мы видим там черноту и тысячи созвездий разом. Она смотрит и улыбается, точно рассмотрела и что-то ещё. — Да, ты прав, прав, — шёпот уже почти похож на бред. Над нами колышется и дрожит полный создающихся миров купол, она протягивает ладони вперёд и вдруг взмывает над полом, устремляясь в самое сердце первозданной тьмы, откуда растут миры, куда уходят все мироздания. В начало и конец. И исчезает, поглощённая вспышкой света. За окном идёт снег, в кухне всё по-прежнему. Только чашка так и стоит на подоконнике да слабо-слабо пахнет морскими водорослями. Обрела.