365 сказок

Я сидел на холме и смотрел, как долина внизу постепенно кутается в туманную шаль. Скрадывались очертания пышных кустов, пропала из виду серебристая лента речушки, скрылись высокие травы. Только пение сверчков звенело и звенело сквозь сизую дымку, прорываясь к небу, удивительно чистому, синевато-фиолетовому. Крупные звёзды можно было срывать, как цветы. Они чуть заметно дрожали, точно хотели потанцевать, но оказались слишком крепко прикручены к небосводу. Я откинулся на спину, приминая траву, и вгляделся в наступающую ночь. Было спокойно и тепло, но спать не хотелось ни капельки. Ещё вчера я бежал от промозглого февраля, а сегодня нашёл настоящий август, и нельзя теперь было так просто покинуть это место. Хотелось напитаться любимым месяцем, стать сосудом, в котором он плескался бы подобно дорогому вину. Ароматы пряных трав, сверчки и звёзды… И совсем немного яблочно-медовых нот. Вот мой личный августовый рецепт. Улыбнувшись, я прикрыл глаза на мгновение, а когда снова открыл, надо мной парила стайка светлячков. Блуждающие огоньки, отливающие синевой и изумрудной зеленью, кружились и танцевали. Я вытянул руку вверх, один из светлячков тут же опустился мне на пальцы. Крупный, словно недовольный чем-то, он долго устраивался удобнее, но всё же вспорхнул и скрылся в ночном небе. Наверное, там было поинтереснее. — Какой прекрасный мир ты нашёл. Я повернул голову на голос и узнал свою давнюю знакомую. Её меч лежал на траве между нами, в рукояти мрачно горел тёмно-алый камень. — Ты только из битвы, — угадал я. — Пришла по твоему имени, — она кивнула и недовольно поморщилась, а потом закатала рукав рубашки, показывая повязку на предплечье. — Засмотрелась, вот и… — Скоро пройдёт, — мне не нужно было видеть рану, чтобы почувствовать, насколько она пустячная. — Это да, — она тоже улеглась в траву. — А что, тут всегда август? — Вот этого не знаю, но если бы так, запомнил бы путь в этот мир, — я усмехнулся. — Я бы тоже, — она помолчала. — А вчера я была у северного моря. Но там царил декабрь, кажется, вечный. — Наверное, там было непросто, — я представил валы холодных волн, хрустящую ледяную корочку на камнях в полосе прибоя, обледеневший маяк… — Непросто, — она усмехнулась. — И холодно, а я… как всегда. Ну ничего. Смотритель маяка приютил потом. Вокруг разлилась звенящая сверчками тишина, звёзды смотрели нам в глаза и перемигивались между собой. — Хорошая ночь, — она чуть повернула голову. — Но мне нужно больше действия, я не могу вот так. Я тихонько рассмеялся. — В этом между нами разница, я ценю такие моменты, а ты стремишься сквозь них пробежать. — Зато нам не скучно, — она села. — Куда пойдёшь потом? — Пить февраль, — теперь и мне захотелось сесть. Я поймал кисточку травы и пропустил сквозь пальцы, ощущая, как она нежно покалывает кожу. — На самом деле я тут решил немного отдохнуть от него. — Февраль… Я давно не виделась с февралём, чаще всего оказываюсь в каком-то… ноябре. Мне это было понятно. Ноябрь порой становился настоящей клеткой, занимал собой всё пространство, не позволяя другим месяцам занять положенные места. И было особенно мучительно пытаться прорываться сквозь ноябрьскую белую пелену, изукрашенную обнажёнными ветвями деревьев. Впрочем, февраль для меня тоже стал ловушкой, из которой не получалось улизнуть надолго. — Вот, например, на той неделе… — она замолчала, точно ей показалось напрасным обозначать какой-либо временной промежуток, — я застряла в ноябре посреди бескрайней степи. Сухие травы шуршали под ногами, начинался снегопад, всё дышало отрешённой бесстрастностью. А небо открывалось прямо в пустоту. Или было пустотой. Она запустила ладонь в волосы. — Тяжело. Я безмолвно кивнул. Тот мир был мне знаком. Когда-то я шёл и шёл по этой степи, не зная, то ли остаться там, то ли кидаться на иллюзорные стены, разбивая в кровь и пальцы, и душу, чтобы вырваться из ноября. — Но здесь август, — снова заговорила она. — И он пьётся, поётся и дышит. Как же чудесно. Снова нас кутала тишина, а звёзды стали ярче. Несколько сорвалось вниз, расчертив небеса, и это было удивительно красиво, но никто из нас не загадывал желаний, мы уж слишком привыкли полагаться только на себя. — Февраль затянулся, — признался я чуть позже. — Переполнен водой вперемешку со снегом. Влажный, даже сырой, холодный… Не хочу больше февраля. — Но вынужден к нему вернуться, — она сочувствующе погладила моё плечо. — Это ничего, пока есть возможность сбежать от него на минуту. — Да… И мы снова погрузились в молчание. Ночь тут была короткой, на востоке небо уже начинало неумолимо светлеть, а туман в долине внизу поредел, обнажая тёмные купы деревьев. — Мне пора, — тут она поднялась, волосы каскадом упали почти до земли. — Удачи, — кивнул я. Дверь раскрылась в тот же миг, и моя воительница, подхватив меч, унеслась в иную реальность, а я снова улёгся на траву. Мне отчаянно не хотелось возвращаться в февраль из любимого августа, но тот уже нарастал внутри. Сначала в сердце раскрывалась льдистая почка, выпуская странный листок, похожий на снежинку, потом внутри всё холодело, напитывалось промозглой влажности. А росток февраля всё набирал силы, раскрывался, захватывая всё больше места. В какой-то момент мне даже показалось, что он сейчас вырвется из меня и заполонит этот мир, а может, просто вывернет меня наизнанку. Пора было идти. Поднявшись, я последний раз глянул на зазолотившийся восток, на долину внизу и туман. Высветилась арка двери, и я шагнул через порог, оказавшись сразу посреди февральского сквера. Шёл снег, светлое до сплошной белизны небо зацепилось за крыши многоэтажек. — Привет, февраль, — безрадостно прошептал я и поспешил через слякоть и набирающий силу снегопад к дому. Росток февраля внутри ревниво вытеснил август, оставив только воспоминания. *** …Уже позже, когда я отогревался чаем на кухне, а за окнами накатывал вечер, погружая город в лиловый сумрак, под дверь кто-то просунул конверт. Промокшая, но плотная бумага, никакой подписи, нет даже печати. Повертев послание в руках, я опустился на стул у окна и аккуратно надорвал по краю. В кухне резко запахло травами, звёздным вечером, почти запели сверчки. В конверте был август — маленький кусочек, несколько метёлок травы, совсем немного медового аромата, капелька от сияния танцующих светляков… Я вытащил сложенный вчетверо листок, осторожно развернул его и прочёл: «Ты забыл свой август на холме, я решила, что будет лучше прислать. P. S. Я справилась с ноябрём, удачи тебе в феврале». Теперь уже я не мог не улыбнуться. Письмо с августом легло в нагрудный карман моей рубашки. Больше мне был не страшен февраль вместе со всеми его снегопадами, ростками в груди и плачущими сосульками над балконом…