365 сказок

Свет постепенно угасал, уходил, словно небо истончилось и сквозь прорехи в оболочке стало убегать сияние дня. Успокоился ветер, улёгся на крыши домов, растёкся по ним теплом, дыханием вечера. Среди улиц, давно уже чересчур пустых, я чувствовал себя листом в потоке, зацепившимся за выходящий со дна корень. Вокруг что-то двигалось, что-то жило, а я оставался свидетелем меркнущего света. Где-то вдали, за остовами зданий, за позвоночниками мостов, за встающим тёмной стеной лесом, умирало солнце, последний луч блеснул в осколках стёкол верхних этажей, и вот и его не стало. Этот город всякий раз представал передо мной живым, но разрушенным. И каждое наше свидание я чувствовал всё то же — будто во мне и внутри меня было больше гибельного недвижья, чем в осыпающихся стенах и разбитых кирпичах, чем в тронутых разрушением дорогах. С одной стороны, всё здесь было немного условным. То, что когда-то могло называться зданиями, сейчас обретало новое имя — руины ли, почва, быть может?.. То, что некогда именовалось дорогой, обращалось тропой, а после и совсем бездорожьем. Я в этой системе имел некую определённость, являл собой нечто совершенно конкретное. Потому никак не мог понять, есть ли мне место в том, что медленно, неуловимо и невесомо меняется. Ещё утром эти вопросы мало занимали меня. Утром здесь было так много сияния, так много солнца, и в его лучах всё казалось конкретным и ясным. Теперь же, в текучих сумерках, чей цвет не поддавался описанию, искажались черты, текли и изменялись границы. На самом деле этот мир и не был миром в полном смысле этого слова. Он вмещал в себя осколки, обрывки иных реальностей, разрушившихся, павших под пятой времени. Он был лишь собранием, а может, даже мусоркой, почти что кладбищем разных миров. Он был перекрёстком, где сходились грани. Отчего я остановился здесь так надолго, почему не пробежал из конца в конец, отчего не открыл дверь куда угодно прочь?.. Теперь, в этом вечере, почти захлебнувшись в сумерках, ощущая себя листом, что потерялся в потоке и намерен утонуть, я чувствовал, что здесь так много, так бесконечно много дверей… И ни одна не подходит мне. *** На углу следующей улицы рассыпалось стекло, в нём отражалась чистая синева небес. Издали казалось, что это и есть осколки небосвода, сгруженные прямо на серый камень порушенных плит. Хотелось — до нестерпимого трепета в груди — собрать их, а после взмыть в вышину, приладить на место, чтобы удержать истекающий свет. Конечно, эти мысли были иллюзорны, мимолётны и самую каплю безрадостны. Однако я всё же приблизился, будто если бы поймал собственный взгляд в одном из осколков, то нашёл бы ключ. Или путь? Или дверь? Или… себя? *** — Тебе не кажется это безумием? — он возник из тени, отодвинулся от стены и дал себя узнать. Мне пришлось улыбнуться в ответ. Сонный лекарь. Разве ему тут место?.. — Возможно, но это же моё безумие, так пусть будет? — я вздохнул. — Нет-нет, оно не твоё, это место само по себе немного… — он не договорил. — И ты сам здесь не потому, что безумен. Не потому, что личный изъян привёл тебя сюда. Ты не смог уйти из-за того, что безумна эта реальность. — Я с трудом понимаю, — пришлось признаться. — Но что тут делаешь ты? — Ищу сны, конечно. Кому-то же нужно искать их, несчастных, больных, искалеченных… Кому-то нужно ставить их на ноги и отпускать к законным владельцам. А ты… ты можешь мне помочь, — Сонный лекарь осмотрелся. — Я знаю, где сон. Но не могу открыть для него нужную дверь. — Здесь сотни дверей, — я тоже огляделся. — Так много, что я и не знаю, какой предмет тут не таит створки. — Снов тут тоже порядком, — он засмеялся. — Пойдём. Мы двинулись вниз по улице, обходя остовы странных механизмов, лавируя между упавшими фонарными столбами, между обломками зданий. Было тихо, так тихо, что наши шаги казались громом. Но всё же тишина так быстро поглощала любой отзвук, что мы её будто и не нарушали. Когда же раздался негромкий плач, мы оба повернулись в нужную сторону. Сон — зверь с человечьим лицом — сидел у стены. Глаза его были слепы, лапы стёрлись до крови. В нём был и ещё какой-то изъян, и я неуверенно посмотрел на Сонного лекаря. — Разве его можно спасти? — Будь это не сон, то было бы почти нельзя. Он шагнул вперёд, опустился на колени перед зверем из чьих-то фантазий, коснулся ладонью лба. — Всё не так, всё не то… — голос его затих, чтобы мгновением позже зазвенеть по всему городу разом. — Ты уйдёшь в свой мир и там будешь спасён. Сон лизнул ему руку. И тут же я увидел дверь. Пусть не мою, но зато к этой у меня был ключ. Спустя миг сон исчез, а город, молчаливым кольцом каменных объятий сжимавший нас, словно нахмурился. Точно мы отобрали у него игрушку. Словно он не хотел отпускать сны. — Он вообще никого не желает отпускать, ему одиноко, — поймал мою мысль Сонный лекарь. — Но ты не слушай его. Каждому — свой путь. *** Следующий сон показался мне ростком дивного цветка. Лекарь коснулся и излечил его, мы открыли дверь, и цветок исчез. Потом мы спасли бабочку, бьющуюся в пустом фонарном теле, затем — птицу в силках проводов. Сны обретали простую форму, понятную мне плоть, но я чувствовал — они больше, чем кажутся. Сонный лекарь споро выполнял свою работу. Мы обошли едва ли не весь город, спускались в подвалы, поднимались по обрушивающимся под ногой лестницам на крыши. Мы видели так близко чёрное небо, в котором отчего-то не было звёзд, мы касались холодных камней. Но мне всё чудилось, что я тут — слишком твёрд, пока пластичная реальность перерождает себя. И разве это не означало смерти?.. Наконец осталась лишь одна дверь. Сонный лекарь смотрел на меня устало. — Ты тоже похож на сломанный сон, — сказал он. — Думаешь о чём-то, что растёт чернотой в груди. Такое бывает со сновидениями. — Так может, я здесь всего лишь чужая фантазия? — мне хотелось бы улыбнуться, вот только это не прозвучало шуткой. — Нет, ты снишь сам себя, зачем-то не выпуская из этой клетки. Посмотри, эта дверь — моя, не твоя. Но она последняя здесь. Значит, тебе нужно проснуться. — Проснуться. Я забыл как это. Понимание, знание ушло вместе с последними каплями, последними крохами солнечного света. — Пожелай? — предложил Сонный лекарь. *** Не так-то просто было открыть глаза. Я свернулся клубком, я обратился во что-то мягкое и не имеющее формы, я… пробуждался так долго. Но потом послышались звуки — балкон был открыт. Почудился аромат кофе — кто-то, наверное, на кухне. И тело вдруг обрело очертания, налилось знакомыми ощущениями. Я смог открыть глаза. У кухонного окна, удерживая совсем маленькую и хрупкую фарфоровую кофейную чашку, стоял Сонный лекарь. К его ногам жалась лисица, яркоглазая рыжая бестия. Мы нашли её там, среди руин. — С пробуждением, — он не повернулся ко мне, а лисица тявкнула. — Значит, я сам загнал себя в сон? — мне было почти смешно. — Ты сам стал своим сном, — и тут он взглянул в мою сторону. — Но я умею лечить сны. Теперь уже был его черёд исчезать. Я успел только перехватить хрупкий фарфор. Перевернув чашку на блюдце, в очертаниях кляксы от кофейной гущи я рассмотрел город, тот самый, что стал пересечением граней, перекрёстком, кладбищем и ловушкой для снов.