365 сказок

Снова мой путь лежал через холмы, сквозь разросшиеся травы, мимо цветущего боярышника и отцветающего тёрна к дубраве, уже зашелестевшей молодой и сочной листвой. Солнечный свет узорами ложился на тропу, проливаясь сквозь кроны деревьев, перекликались где-то в вышине птицы, пел жаворонок, да в отдалении изредка отрывисто вскрикивала кукушка. Я знал — за лесом, за второй грядой холмов волной накатывает грозовая туча, но двигалась она столь медленно, что до её появления здесь оставалась маленькая вечность. Вскоре я уже оказался под сенью дубов, и теперь мне было прекрасно видно, как переливаясь сизым и пепельным, фиолетовым и лиловым, туча наползала с севера. В воздухе пока не пахло дождём, только резковатый медовый запах цветущих трав висел в воздухе. Ветра почти не было, он спал где-то в ветвях, иногда чуть тревожа листву. Казалось, весь мир не замечает, как мягко подкрадывается ненастье. Мне же только оно и было нужно. Пока туча подбиралась ближе, я сбросил рюкзак и, торопясь, сбросил с себя рубашку, оставшись обнажённым до пояса. Если бы у меня хватало времени, я исчертил бы кожу множеством знаков, но сегодня на это не оставалось ни одной лишней секунды. Я сбросил и обувь, трава приятно холодила ступни. Остановившись в центре поляны, там, где на самом деле высились огромные врата, незримые никому, кроме странников вроде меня, я почти забыл, как дышать. Померкло солнце — туча наконец-то добралась до него, откусила кусочек, распробовав, а потом и сожрала целиком, отчего в её разросшемся брюхе появились жёлтые блики. Она наползала неспешно, но всё же быстрее, чем раньше, и вот уже закрыла почти всё небо собой. Птицы примолкли, а ветер проснулся. И с первым же порывом донёсся глухой отдалённый рокот. Гроза пробудилась внутри сизой своей крепости. Когда ударила первая молния, я закрыл глаза. Мне и без того было видно, куда наступать. Стараясь не сбиться с шага, я сделал несколько первых движений, ещё робких, ещё несовершенных. Первых движений танца, который я задолжал майской грозе. Капли коснулись кожи, побежали вниз, одна за другой. Дождь начинался несмело, редко ударял по листьям и травам, но всё же разошёлся, внезапно застучав дробью, задавая мне быстрый, почти невозможный ритм. Снова сорвался грозовой раскат, и с ним вместе помчался я, полетел по кругу, чувствуя и себя, и собственное тело, и дождь слитыми в едином порыве. Волосы мои сразу промокли и теперь били по плечам, я не открывал глаз, но знал и чувствовал, как смотрит на меня гроза. Молнии били так близко, гром грохотал, не умолкая, и наш танец был сплетением жизни и смерти. Я слышал сквозь шум ливня, что дерево рядом со мной загорелось. Потянуло терпким дымом, горечью, но эта шутка грозы не могла ни напугать меня, ни сбить с шага. Круг за кругом проходил я у самого портала, чтобы гроза разошлась сильнее, лучше напитала землю, отдала всю себя майскому миру. Я промок насквозь, моя кожа прониклась водой настолько, что я и сам стал дождём, и каплями, и даже смеющейся грозой. Это мои молнии ласкали землю и взрывали облака, это мои струи бежали ручьями по склонам холмов, увлекая с собой сухие травинки и мусор, это мой смех разносился громом по небосводу. Это всё был я. И это всё был не я. Возможно, я даже потерял себя в этом торжестве стихий. *** В себя я пришёл много позже. Я лежал на сырой траве, и мне всё равно не было холодно. Надо мной шелестела влажная крона дуба, сквозь неё проглядывали бело-синие клочки неба. Облака почти разошлись, от тучи, что громадиной нависала над холмами, не осталось никакого следа. Наверное, я бы не двигался ещё долго, если бы не голос, что окликнул меня, вырывая из размышлений: — Странник? Мне пришлось сесть и обернуться. Я не знаю этой девушки, никогда прежде не видел её, но она, очевидно, прекрасно знала, кто я сам. — Да? — уточнил я, не зная, что же тогда ей ответить. — Мне обещали, что здесь я найду дверь, но тут — только ты, — она качнула головой. Я видел, что она шла сюда сквозь ливень, опасаясь грозы и ветра. Её платье промокло, волосы висели влажными прядками, даже глаза, казалось, набрали чрезмерно воды, так и блестели переполненными омутами. — Здесь дверь, — подтвердил я, кивнув в сторону врат. — И если ты можешь проходить через границы миров, то она откроется прямо перед тобой. Но если же нет, то тут и нет никакой двери. — Я не знаю, — пожала она плечами. — Я только всегда искала дверь. — Не понимая, зачем она тебе? — Да. — Не понимая, что ждёт за ней? — Да. И это только казалось странным. Я улыбнулся и наконец-то поднялся. — Тогда иди, и дверь откроется. — Это звучит, как в сказке. — Ты и так в сказке, — я поправил всё ещё помнящие грозу волосы. — Иди же, иди. Обретай то, что искала. Недоверчиво и несмело она подвинулась вперёд. Недолго постояла напротив меня, словно стремясь разглядеть очертания врат, которые мне были видны отчётливо, а ей, очевидно, совсем не были знакомы. И всё же её хватило решимости сделать следующий шаг. Протянув ладонь, она коснулась незримого дверного полотна и замерла в удивлении, потом толкнула створку, и между двумя стройными молодыми дубами открылся прорехой вид иного мира, совсем не такой реальности. Там манило синевой море, пахло лавандой… Я знал, что на самом деле она, эта только начинающая путь девушка, выходит на перекрёсток, но для неё и он был уже совершенно иным. Она переступила порог, двери тут же захлопнулись. Во мне уснула, утихомирившись, майская гроза, двери были распечатаны и ждали иных путников, как всегда в тёплые дни. Перед зимними холодами я должен буду прийти сюда, чтобы босым танцевать с северным ветром, снежной бурей и холодом. И снова будут запечатаны врата. Но сегодня я открыл их как должно. Закатное солнце вызолотило дубраву, капли дождя, ещё непросохшие с его окончания, играли всеми цветами радуги, искрились, как лучшие драгоценные камни. Я был согласен простоять тут ещё долго-долго, чтобы налюбоваться всласть этой красотой, но собрал свои вещи и босиком пошёл через холмы к дому. Травы встали уже высоко, одуряюще пахло цветущими кустарниками, и мне хотелось унести это внутри себя, в сердце, оттого я шёл медленно и улыбался каждому шагу. Всё же, сколько бы миров ни притягивало мой взор, сколько бы их я ни прошёл, какие бы ни увидел, а в холмах навсегда осталось моё сердце. Оттого именно мне и следовало открывать и закрывать врата, через которые проходили странники, только начинающие свой путь. Когда-нибудь мне будет суждено закончить свой путь именно с их помощью…