365 сказок

С реки дул восхитительно прохладный, немного отдающий водорослями ветер. Горячий песок был ровно таким, по которому приятно ступать босыми ногами. От сосен, подступающих очень близко к языку пляжа, шёл густой смолистый запах. …Я попал в этот мир, как это часто происходило, почти случайно: по дороге к холмам повернув на улочку, которой никогда прежде не ходил, и едва ли заметил, когда одна реальность сменилась другой. Сначала меня встретили сосны, а потом из-за них блеснула река, и, очарованный, я двинулся к воде. …Где-то на песке осталась моя обувь, а кромка берега длилась и длилась. И я шёл всё дальше, ни о чём не думая и ничего не желая, только бы продолжать путь под ласковым солнцем. Ветер растрепал мои волосы в очередной раз, и я не стал их собирать. Река звала к себе, и наконец я решился ей ответить. Сбросив одежду, я вошёл в поток, почти сразу ощутив ласковое касание течения. Вода оказалась чуть зеленоватой, будто бы мягкой, она обнимала и покачивала, обещая, что плыть можно долго и совсем без усталости. В какой-то миг я нырнул, сразу обнаружив, что мне не нужно воздуха. Я плыл под водой, погружаясь всё глубже и не испытывая никакого страха. Поначалу я и не видел ничего, кроме зеленоватого тумана реки, в котором редко-редко проблёскивала чешуя рыбин. Но скоро я стал различать дно внизу, где дремали раковины и мерно колыхались водоросли, я увидел, что этот мир сильно отличается от наземного и, наверное, тогда же перетёк вместе с потоком в ещё одну реальность. Я дышал водой, она была внутри меня, она текла во мне, и в чём-то я сам стал ею, принял на себя роль бегучей реки. Это я был рыбой, и рыбы плыли во мне, и я был водорослями, и они качались в моей груди, повинуясь воле потока. Вскоре мне пришло в голову, что тут нет никакой поверхности, что из этой глубины нельзя подняться, нельзя всплыть, нельзя поднять голову, чтобы вдохнуть воздуха. Но мне он стал совершенно не нужен здесь, моё тело обрело черты рыбы, и серебрилась уже моя чешуя в зеленоватой, немного мутной воде. Я двигался всё дальше, хотя уже не имел никакой цели, я забыл об обуви и одежде, оставшихся на берегу, и ничто не тревожило меня, пока вдруг не ощутил я укол, не почувствовал, как внутри меня зреет разрыв, разрез. Мигом позже я уже был распорот, вскрыт, окрасил воду вокруг алым и понял, что это шаманский клинок пророс сквозь, выбрался наружу, чтобы что-то сказать мне. Кровь закружилась вихрем, взбаламутив ил дна, прогнав мелких рыбёшек, заставив водоросли тревожно качаться взад и вперёд. И я утратил рыбье тело так же легко, как получил, а затем вокруг меня сгустилась темнота и… *** Я лежал на берегу, на горячем песке под глубоким небом, на котором словно кистью были выписаны облака. Неподалёку поскрипывали, качая ветками на ветру сосны, да плескала порой волна, набегая на берег. Мимо меня неслась куда-то река. Я увидел и свою обувь, и свою одежду, они, пусть и были разбросаны, но лежали недалеко. Да и пляж оказался не таким уж протяжённым, а скоро обрывался, упираясь в заросли осоки. То ли моё путешествие на дно реки мне привиделось из-за жаркого солнца, то ли река выбросила меня из себя, заставив всё измениться, но здесь и сейчас я сидел почти обнажённый на горячем песке и мог только вспоминать о дивной зелени, о плескучих рыбах и блёстках серебряной чешуи на собственной коже. Новая дверь увела меня в мир, где было много прохладнее. Там стоял лиственный лес, мрачный и готовый вступить в осень, там не бежала река, и я увлёкся новой дорогой, почти оставив мысли о том, что на мгновение сам стал частью потока. *** Когда я вновь пришёл в свой дом, стояла ночь, немного после двенадцати. На кухне я долго сидел у стола, никак не находя в себе сил, чтобы сделать чай. Казалось, я что-то утратил, совершенно точно оставил где-то позади, и теперь нужно было узнать, что же это такое. Как назло, любые размышления давались с трудом. Уже решившись всё-таки сварить кофе, я замер с туркой, запамятовав, в какой именно банке мой любимый сорт. И в этот самый миг ко мне постучали. Я открыл дверь и впустил в дом девушку. Длинные и влажные волосы её падали почти до пола, тёмно-зелёные глаза, каких не бывает у людей, казались мне очень знакомыми. Её черты лица были текучими, такими странными, словно ни один фотоаппарат не сумел бы их запечатлеть, ни одному художнику не под силу было бы нарисовать портрет. — Река, — узнал я. — Странник, — кивнула она. — Ты оставил у меня частицу себя, но я не просила такого подарка. Мне кажется, что ты потерял… — Да, мне тоже, — согласился я, так и не понимая, что бы это могло быть. — Пойдём, — она взяла меня за руку и увела в гостиную, где усадила у камина, сейчас пустого и спящего. — Ты и сам не понял, что это пропало. — Вероятно, — я чуть улыбнулся. — Что это? — О, так и не скажешь, правда? — она засмеялась и устроилась почему-то на подлокотнике моего кресла. В ней всюду была текучесть и плавность, всюду сквозила мягкость и свежесть, ей точно было удобно в любой позе, как будто самую малость она была ещё и кошкой. — Так что? — уточнил я, всматриваясь в неё и узнавая под кожей проблески плывущих рыб. — Я отдам, — и она положила ладонь мне на грудь и закрыла глаза. В единый миг я очутился и на том самом, прожаренном солнцем берегу, и в собственной гостиной. Я чувствовал ветер, и смолистый запах, и свежесть реки, и привкус водорослей, и в то же время домашнее тепло, лёгкий аромат кофе и благовоний. Раздвоившись таким образом, я в то же время стал более цельным, стал более собой, чем был прежде. Река же не спешила отпустить, вновь протекла во мне, сделав меня частью себя, и лишь после этого отстранилась. — Вот теперь всё. И мне больше не требовался ответ, что же такое я потерял на дне. *** Во сне той ночью я опять был потоком, я бежал с гор, нёсся, не жалея сил, сметал на пути мосты и внезапно разливался тишиной и спокойствием в долинах. Я смешивался с океаном, а потом опять обретал русло, я дышал и был водой. Утром мне показалось, что мои волосы всё ещё мокры, а глаза стали зелёными, полными той мутной зелени, что и воды реки. Всё это было наносное и ненадолго, только путь и движение, только очередная трансформация, но мне казалось, что она сделала для меня много больше других.