365 сказок

То на севере, то на западе вспыхивали зарницы, раздавался отдалённый рокот грома, как будто какое-то огромное существо ворочалось и порыкивало во сне, не желая пробуждаться. Иногда срывались редкие и крупные дождевые капли. Я замер на балконе, ожидая, куда позовёт меня зарождающаяся гроза. Воздух словно истончился, можно было услышать так ясно резкие вскрики стрижей, потревоженных надвигающейся стихией, что метались под чёрным куполом облаков, совершенно неразличимые в своей быстроте, можно было разобрать, как неспокойно дышит город, опасаясь и желая грозового ливня одновременно. Ночь, обнимавшая меня, была темна и неспокойна. Из сада доносился сладкий запах отцветающих ирисов и мешался с ароматом жасмина, ветер доносил этот коктейль прямо ко мне, сплетая его с запахом предгрозовой свежести и слегка увлажнённой земли. Уже несколько дней утро начиналось ясным рассветом, когда небо нежно лучилось и в его высоте было не отыскать облаков. До четырёх город не отпускала жара, а потом приходили тучи, пожирали солнце, заставляя сумерки прийти куда раньше положенного. На закате солнечный свет вырывался из плена и расцвечивал крыши и окна, небо и улицы под ним золотом. Свет был такой мягкий и такой текучий, и не мерк, даже если шёл лёгкий дождь. Он угасал как-то сразу, обращаясь чернотой. И каждую ночь на горизонте ворчала гроза, но так и не приходила, так и не уводила с собой. Я ждал её приглашения. Наконец налетел порыв ветра, влажный и восхитительный. Закрыв глаза, я переждал его, не оборачиваясь, не шевелясь. И когда ветер улёгся, то понял, что дорога позвала меня снова. *** На этот раз я оказался в степи, где всё ещё блуждал июнь. Надо мной широким шатром раскинулся грозовой фронт. Молнии ветвились, то ли врастая в землю, то ли поднимаясь из неё, и непрерывный оглушительный рокот заставил на мгновение зажмуриться и заткнуть уши. Дождь всё не начинался, и я двинулся сквозь высокие травы, размышляя отвлечённо, коснётся ли молния меня или не заметит среди тёмного волнующегося травяного океана. Впереди высилось несколько раскидистых дубов, они тревожно шумели, и приближаться к ним уж точно было опасно. Но я того и не желал. Больше всего я хотел упасть в траву и всмотреться в небо, пока дождь не смешается со мной. И чем дольше я шёл, чем громче грохотал гром, тем нестерпимее была эта жажда. Я опустился в травы именно тогда, когда сорвался ливень. *** И снова стал водой. *** Ощущение оказалось вовсе не таким, как когда я был рекой. Я не тёк и не плыл, я падал, бесконечно падал, и в то же время никак не мог упасть и удариться о землю. Теперь мне не приходилось опасаться молний, не нужно было волноваться из-за простуды или того, что я промок насквозь. Я не был среди травы, где осталось, подобно одежде, моё тело. Я сам для себя стал ещё одной дверью, сам вышел сквозь неё и не торопился вернуться. Кружение и падение, бесконечность, заключённая среди ночного ливня, — вот чем я был в те мгновения, вот что являла собой эта ночь. *** Я отыскал себя позже, в иной реальности, куда увлёк меня дождь. Очнувшись на берегу озера, я долго лежал во влажной траве, вспоминая головокружительное путешествие. Несколько раз за эту ночь мне казалось, что я уже и не захочу опять обрести самого себя, вспомнить о физических ощущениях, о зове тысяч путей, о неоткрытых дверях. Но, конечно, и помнил, и слышал. И вернулся. Реальность, принявшая меня в последний миг путешествия, была тягуче-сонной, спокойной, мягкой. И здесь приятно было отдохнуть, но не хотелось задержаться надолго. Очень скоро я, всё ещё слишком текучий, сорвался с места, выискивая тропу, которая уведёт меня прочь. Компас в груди бился медленно и неровно, не нащупав ещё нужную дверь. Я пробирался через заросли папоротников, иногда останавливаясь и глубоко вдыхая лесные ароматы – отсыревшей хвои, переспевшей земляники, внезапный сырой и грибной дух. Из земли выступали корни, тропинка скоро совсем зачахла, но я продолжал двигаться, всё надеясь обнаружить правильное направление. Стемнело, а может, кроны стали гуще, и только тогда я вышел к хижине. Окна её были закрыты ставнями, а покосившаяся крыша навевала ощущение, что тут никого давно не бывало. Вот только мне не нужен был дом, а только его дверь. Поднявшись на скрипящее крыльцо, я повернул ручку. *** Меня опять встретила Река, я опять вгляделся в её глаза, полные зелёной мути. Она улыбалась. — Теперь ты дождь? — она присмотрелась ко мне. — Нет, всё ещё странник. Но тебе идёт быть водой. — Может быть, — не стал я спорить и наконец понял, где оказался. Очередной перекрёсток, где сплеталась тысяча путей. — Тебе вот туда, — указала Река. — Если ты хочешь попасть домой в июль. — А если не хочу? — Вот эта дорога приведёт в июньскую грозу, а вон та — в сентябрьский дождь. Здесь есть даже декабрьский ледяной ливень, хочешь? — она засмеялась. — Пожалуй, лучше дом, — признал я. — Тогда спеши, дверь скоро захлопнется. Она толкнула меня в спину, и мне пришло в голову, что лучше всего будет побежать. Я помчался, как несутся ручьи, как летят птицы, как с гор спускаются потоки. Я ворвался в свой мир в самое сердце ливня. *** Прошло несколько дней, и они полнились ленивым солнечным жаром, а ночью ничто не ворчало, не рокотало, не ворочалось над холмами. Город спал тихо, и не было пронзительно чёткости небес, когда каждый звук порождает многократное эхо. Грозы обходили город стороной. И всё-таки я каждый раз выходил на балкон, вслушивался и всматривался, пытаясь найти хотя бы вспышку на горизонте, услышать хотя бы отдалённый грохот, похожий больше на шёпот. Отчего-то мне хотелось опять обернуться ливнем. И в то же время я понимал, что это в какой-то мере невозможно. Я изменился, больше не в силах становится влагой, дождём и рекой. Я остался странником. Снова меня звали дороги и пути, опять скользили мимо двери, но я не торопился в путь. Сначала мне нужно было понять, что именно со мной сделала вода, насколько она меня переменила. Ответ, однако, всё не находился, и от этого было спокойно и неспокойно одновременно. *** Гроза пришла ещё через неделю. Мощная, иссиня-чёрная она навалилась на город грудью, растеклась по крышам и заблистала молниями. Я выскочил под первые струи ливня и запрокинул голову. В этой грозе чувствовалось присутствие кого-то ещё. А точнее, я знал, кого именно. И теперь, улыбаясь, ощущая прикосновения прохладной влаги, я понял наконец-то во всей полноте, зачем обращался влагой, рекой и дождём. Мне казалось, что цельным меня сделала Река, но нет. Только сейчас ощущал я истинную цельность. Почти растворяясь в дожде, я опять ощутил во всей полноте суть странника.