365 сказок

Небо надо мной было антрацитово-чёрным, будто залитым густой смолой. Запрокинув голову, я всматривался в него бесконечно долго, оно же оставалось безучастным и пустым. Неуютное чувство, схожее с пронизывающим ветром, обняло меня и заставило наконец-то отвести взгляд. Здесь всё было измождённо-изогнутым, искажённым, иным. Окажись тут не странник, и он посчитал бы, что всё это нереально. Мне же пришлось принять, что и такая реальность существует и столь же весома и явственна, как любая другая. Я стоял неподалёку от перекошенных городских зданий. Что-то подсказывало — пора углубиться туда, пройти между бочкообразными конструкциями, угрожающе нависшими над разбитой дорогой. Я не взялся бы судить, что меня ждёт там, но ощущал требовательный зов дороги и повиновался ему. Город надвинулся на меня резко, всей своей мощью. Он был точно проржавевший в сердечнике, гулкий и пустой. Местами коррозия так обезобразила его, что хотелось закрыть глаза. Я лавировал между зданиями, тщетно выискивая правильное направление — улицы перекосились и смялись, точно были нарисованы на бумаге, которую кто-то скомкал. Впрочем, всё это пространство, весь этот мир был кем-то скомкан и растерзан, растерзан и скомкан. Чем глубже уходил я в него, тем сильнее чувствовал, насколько же он перекошен и искажён. *** Равнодушная чернота небес вскоре почти забылась. Её загромождали здания, крыши, башни, остовы конструкций, ни на что не похожих. Проходя мимо, я ждал, что порывом ветра все они придут в движение, угрожающе шатнутся, накренятся и наконец-то сумеют обрушиться, как давно желают. Только ветра не было, как не находилось даже намёка на то, что в этом мире есть солнце и случается рассвет. Я бы сравнил мир с Лимбом, с пространством, где каждому даровалось то одиночество, которое он вынести бы не сумел. И я тоже был здесь чудовищно одинок. Мне оставалось верить, что зов дороги выведет меня за пределы, но пока что я только углублялся, словно падал, а не шёл. Возможно, каждый мой шаг сталкивал меня всё глубже в бездну, что щерилась где-то позади зданий, усмехаясь моей наивности. Я ждал двери, но здесь не было дверей. Проёмы зияли пустыми глазницами, но чаще оказывались окнами. Город из бесконечных окон и ржавого металла, в котором было не отыскать арки выхода. В какой-то миг мне показалось, что смысл в том, чтобы пронизать собой эту реальность, точно я был иглой, протянуть дорогу, словно та — нитка. Мне негде было узнать, прав ли я, но я продолжал идти, хотя ни одна улица не вела прямо, ни одна не казалась надёжной. Грани и сколы — вот что я находил за каждым углом. *** Небо оставалось чёрным. Я прижался спиной к стене в тщетной надежде хоть немного отдохнуть. Прогулка по городу измотала меня так сильно, что я с трудом мог представить, сколько же времени кружу между остовов зданий в совершенном одиночестве. В последние часы за мной гнался нарастающий звук, похожий на стон. Он прокатывался по улицам и стихал ровно у меня за спиной. От его силы вибрировали ржавые стены и срывались жестяные листы. Возможно, город агонизировал и мечтал разрушиться до основания, а я всё никак не мог отыскать двери. Дорога — моя дорога — петляла и скрывалась в тумане, которого на самом деле ничуть не было. Я чувствовал сердцем, как она прячется, но я обязан был пройти по ней, вот только сил почти не осталось. Смогу ли я выбраться из Лимба, или мне придётся распахнуть себя вместо двери? *** Очередной поворот и очередной тупик. Над прогнувшейся крышей чернотой зияет небо. Я поморщился и развернулся, желая оказаться к небу спиной. Мне уже начинало чудиться, что оно смеётся надо мной, что этот прокатывающийся стоном звук — его смех. Я упрямо зашагал вперёд, пока новая волна не нагнала, не рассыпалась в шаге от меня. Быть может, я потерял все ориентиры, может, компас внутри меня начал ошибаться? Я споткнулся и с трудом удержал равновесие. На дорожке передо мной издевательски поблёскивал ключ, сломанный ключ, как намёк, что ни один замок тут уже не будет открыт. Стиснув зубы, я напомнил себе, что всё равно смогу выбраться. Могу уйти прямо сейчас, но мне действительно хочется знать что там, в бездне. Я даже не был уверен, лгу ли себе. *** Город мог быть и сетью, ловушкой, в которую я сам себя загнал, куда попал так неосмотрительно, куда зачем-то погрузился, как в антрацитовую пустоту небес. Я запрокинул голову, выискивая там ответ, но тьма, разлившаяся там смолой, молчала, не собираясь обращать на меня внимание. И тогда я впервые ощутил пробуждающийся внутри меня гнев. Дорога вела меня по кругу. Здесь не было двери. Когда город в очередной раз попытался напугать меня криком, я развернулся к набегающей волне лицом. Мне было уже всё равно, что я увижу, безразлично, что я нарушаю правила, будто бы прописавшиеся внутри, едва я переступил порог. Нужно было что-то разрушить или преступить, чтобы всё изменилось. Чтобы обрушилось небо. *** Чернота надо мной качнулась, пришла в движение, застонала и понеслась вниз. Я ждал, что окажусь погребён под ней, что обрушатся остатки зданий, но внезапно всё обнял чёрный туман, морок, мгла. И, закрыв глаза, я представил, как пробиваюсь к двери. Теперь я двигался вслепую, но так как будто было куда правильнее. Хоть мне не нравилась мысль о правильности, я почти побежал, растрачивая последние силы так щедро, словно их у меня оставалось ещё безгранично много. Что-то ударило меня по спине, но тут же я споткнулся о порожек и провалился в иной мир. На меня уставилось звёздное небо, сине-фиолетовое, столь высокое, что никогда не смогло бы упасть. *** Вернувшись домой, я долго сидел в гостиной, глядя на огонь в камине. Искажённый мир антрацитовым небом не отпускал меня, точно я забыл разрешить какую-то важную загадку. Я не находил ни вопроса, ни ответа, лишь тягостное чувство незавершённости, заставлявшее вздрагивать и ёжиться. Мне нужен был совет, но я не знал, у кого его попросить. Да и шевелиться ничуть не хотелось. Убаюканный живым теплом, я скоро задремал, тут же опять оказавшись в городе, в его ещё более искажённой, гротескной копии. И снова мне пришлось бежать изломанными улицами, а небо надо мной угрожало рухнуть в любую секунду. Из безнадёжности сна меня вырвало прикосновение к плечу. Дёрнувшись, я огляделся и понял, что это кот, теперь прижившийся в моём доме, пробудил меня. — Чернота? — спросил он понимающе. — Наверное, — возможно, так можно было окрестить эту реальность. — Ты всё ещё бредёшь по собственному излому, — он разлёгся у огня. — Неудивительно. — Откуда тебе известно про излом? — Август говорил не только с тобой. Устроив голову на лапах, он замолчал, и я только вздохнул. Похоже, внутренние дороги давались мне плохо. Нужно было учиться заново бродить по путям и тропам, по таким путям и таким тропам, что раньше мне не попадались. — Насколько вероятно, что тот город — я сам? — спросил я кота. Он шевельнул хвостом. — А насколько ты бы хотел быть им? — О, нет… — Вот тебе и правда. Это не ты, — он зевнул. — И ты тоже, конечно. Но не так. — Очень понятно, — но всё же я понимал, хоть не мог объяснить. Прикрыв глаза, я услышал, как со стоном разлетелось на куски антрацитово-чёрное небо. Небо, жившее во мне, внутри меня, в центре меня, где каким-то образом приютилось лютое одиночество, целая чёрная бездна.