252-253. Ручей
28 ноября 2017 г. в 23:15
Пробиваясь сквозь заросли трав, бежал у подножия холма ручей, и светлое августовское солнце сияло в чистых струях. Ручей напевал что-то неразборчиво и едва слышно, подхватывал палочки и лепестки цветов и мчался, мчался вперёд, стремясь узнать как можно больше. Как вдруг на берегу заприметил склонившуюся в печали иву и, заинтригованный, разлился озерцом у её корней, чтобы послушать историю и только потом побежать дальше.
Ива была молчалива и задумчива, длинные косы ветвей плавно покачивал ветер. Печаль её оказалась настолько глубокой, что ручей не смел даже обратиться к ней и совсем притих.
— Зачем ты прибежал сюда? — спросила вдруг ива, и ручей ошеломлённо понял, что она обратилась к нему.
— Мой путь лежит к далёкой реке, я желаю вместе с ней бежать к морю, но, увидев твою печаль, захотел разгадать её тайну.
— А в этом нет совершенно никакой тайны, — отозвалась ива мягким голосом. — Моя печаль — это печаль любви.
— Отчего же любовь, такое прекрасное и сладкое чувство, приносит тебе столько страдания?
— Оттого, юный друг мой, что она безответна.
— А разве такое бывает? — ручью ничего не было известно об этом.
— Как видишь, я пример тому, — и ива замолчала, полоская длинные пряди ветвей в воде.
Ручей задумался, и омут у корней ивы стал ещё глубже. Как же так, ива говорит, что любовь бывает безответной? Но такой не встречалось ручью. Стрекозы и бабочки над его водами всегда находили пару, сплетались корнями в любви полевые цветы на берегах, юноши и девушки пускали венки по волнам, признаваясь в любви друг другу. Неужели во всем мире только ива осталась одна-одинёшенька?
Ручей решился спросить:
— А кого же ты любишь?
— Молодого охотника, что приходит сюда каждый третий день и проверяет силок, спрятанный между моих корней, — ответила ива медленно. — Завтра должен он прийти, и я жду этого мига, как если бы он был последним в моей жизни.
— Вот как, тогда и я подожду с тобой, — решился ручей и принялся устраиваться удобнее в отвоёванном у трав русле.
К закату ручей уже образовал озеро, ива отражалась в воде и теперь могла оценить свою прелесть и красоту. В округе не было более стройного, более гибкого дерева, с прекрасными ветвями, спадающими до самой земли. Вдохновлённые шепотками ручья, бабочки задремали среди листвы, расцветив ивовые ветви и украсив их, не сдержался соловей, спрятался в листве и залился вдохновенной песней. Утром же выпала роса, и ива оделась самыми чистыми, самыми яркими из всех самоцветов.
Когда солнце засияло в них тысячами радуг, на поляну ступил охотник. Был он красив собой, высок, широкоплеч, носил шляпу с широкими полями, тёмный охотничий костюм и длинный плащ, задевающий кончики трав. Высокие охотничьи сапоги испачкала болотная грязь, и было ясно, что добрался он сюда издалека.
Молча проверил силок у корней, словно и не замечая красоты ивы, а потом уселся на берегу озерца, в тени ветвей, и закурил длинную трубку. Над водой поплыл сизым туманом терпкий дым. Ива стояла, не шелохнувшись, стремясь не спугнуть своё редкое счастье, а охотник думал о чём-то, глядя на воду, неспокойную воду.
— Раньше ведь здесь не было омута, — проговорил он вполголоса и вдруг погладил иву по тонкому стволу. — Уж не ты ли наплакала это светлое озерцо, пока меня не было поблизости?
Конечно, ива ничего не ответила, совершенно смутившись. А охотник поднялся.
— Верней тебя я никого не встречал, и хоть ты молчишь о своих чувствах, я знаю, ты всегда убережёшь меня и дашь приют. И пусть в силок у твоих корней не попала ни разу даже самая мелкая и глупая мышь, но я рад приходить к тебе. Как жаль, что ты не девушка, и я не могу привести тебя в свой дом как жену.
С этими словами охотник снова погладил иву по тонким ветвям и отправился прочь по делам, насвистывая песню, мотив которой, печальный и медленный, надолго ещё отпечатался в памяти ивы и подслушавшего ручья.
— Так выходит он любит тебя, — прожурчал ручей.
— Но нам не бывать вместе, — отозвалась ива печальнее, чем прежде.
— А может, есть возможность поправить эту несправедливость? — ручей нетерпеливо помчался прочь. — Доберусь до матушки-реки и спрошу её, она много где текла и знает всё-всё на свете.
— Беги... — с грустью ответила ива, не веря в его слова и продолжая горевать о несбыточном счастье.
Ручей на закате соединился с матушкой-рекой, и та долго радовалась его приходу, лаская сильными струями.
— Но что же ты не весел, малыш мой? — наконец спросила она, чувствуя, как ручей ускользает и что мысли его далеки от соединения.
— О матушка-река, — обратился к ней ручей, — на моем берегу стоит прекрасная ива, красивее которой никого не встречал я за время своего пути. Она влюблена в охотника, да и тот не оставил её и тоже испытывает к ней чувства. Но чтобы он смог привести её к себе в дом, должна ива стать человеком.
— Да, люди не живут с деревьями, — согласилась река и задумалась. — Что ж, вопрос нелёгок, но есть на моих берегах домик одной старушки, которая могла бы посоветовать иве, как поступить.
— Как мне отыскать этот домик? — заторопился ручей.
— Я отнесу тебя к нему, — и река подхватила его.
Старуха рыбачила на берегу, когда к ней обратился ручеёк и принялся упрашивать помочь иве. Была старуха на вид благообразна и мудра, тёмные одежды украшал мех, а на шее в несколько рядов висели деревянные ожерелья. Седые космы волос белым пухом обнимали голову, и хоть лицо скрывала сетка морщин, глаза были ясными и цепкими.
— Помочь горю ивы можно, если она не испугается потерять свои корни. Пусть в тот день, когда снова придёт охотник, попросит она срубить её.
— Срубить? — удивился ручей.
— Именно так, — важно кивнула старуха. — Пусть он срубит её и опустит в твои воды, а дальше магия, которую я тебе подарю, сама сделает своё дело.
— Хорошо, — зазвенел ручей. — Так я и скажу иве.
***
Ночью, накануне очередного прихода охотника, ручей объяснил иве, что она должна сделать, чтобы воссоединиться с возлюбленным. Ива не сомневалась в словах ручья, и хоть было ей тревожно, но все же решилась просить о страшном. Когда утром охотник опустился у корней, ива заговорила с ним, касаясь легко и невесомо его плеч нежными ветвями.
— Если ты и вправду любишь меня и хочешь видеть своей женой, сруби и опусти в эту воду, тогда я стану принадлежать тебе.
— А если ты погибнешь? — резонно переспросил охотник.
— Не погибну, если ты действительно любишь меня, — ответила ему ива. — А если нет, то смерть принесёт мне лишь облегчение.
Покачал головой охотник, но всё же в два удара разрубил тонкий серебристый ствол и опустил деревце в воду озера. Преображение началось немедленно, проступили из ствола очертания тела, стали ветви волосами, образовались прекрасные округлые плечи, тонкие руки с длинными пальцами, изящные ступни...
С ивы сошла кора, и теперь в водах ручья лежала нагая и прекрасная девушка со светло-серебристыми волосами. Глаза её были закрыты, а грудь едва заметно вздымалась — девушка дышала водой. Поразился красоте охотник и вытащил деву из воды, уложив на плащ, не удержался и покрыл её лицо поцелуями, коснулся мягких полных губ, высоких скул, тонкой шеи.
— Ах... — простонала она и села, стыдливо прикрываясь от него.
— Как же прекрасна ты, — прошептал он.
— Превращение свершилось, — рассмеялась она.
Но не успел ручей порадоваться воссоединению пары, как появилась на его берегу лисица.
— Не бывать вашей совместной жизни, — протявкала она.
— Отчего же? — загородил от зверя свою любовь охотник.
— Потому что здесь и сейчас я проклинаю вас от имени всех обманутых девушек, — и лиса помчалась прочь.
— Но ведь ты не обманул меня, — прошептала ива.
— Нет, — ответил ей охотник. — Не обращай внимания на злые слова лисы, нам нужно собираться домой.
Он подхватил иву на руки и унёс прочь. Ручей сразу же помчался к матушке-реке и рассказал ей всё, что случилось. И река опечалилась.
— Злая лиса наложила страшное проклятие на несчастную иву. Придёт охотник в селение, и каждый мужчина там захочет себе его деву. Будет биться он за неё и погибнет, а девушку сожгут на костре, потому что посчитают за ведьму.
— Как же избежать столь страшной судьбы? — испугался ручей. — Это ведь я повинен в том, что ива стала девушкой.
— Не знаю, милый мой, возможно, та старуха расскажет об этом.
Ручей снова побежал к старухиному домику. Та как раз стирала бельё в речной воде. Сбивчиво пересказал ручей всё, что узнал, и попросил совета и помощи.
— Этой беды можно избежать, — согласно кивнула старуха. — Но только если ты подаришь и юноше-охотнику, и деве-иве эликсир, который превратит их в птиц.
— В птиц?
— Да, они станут парой белых лебедей, и ты сможешь оберегать их, а они счастливо будут жить в травах на твоём берегу.
Подхватив эликсир, ручей помчался к дому охотника и девы. Те действительно уже убедились, что проклятье существует, и ива боялась выйти на улицу, только за высокой изгородью двора позволяла себе прогуляться. Ручейку она очень обрадовалась:
— Неужели счастье и горе идут рука об руку? — спросила она, когда отзвенели слова приветствия.
— Если вы выпьете эликсир и станете парой лебедей, то горе проклятия минует вас, — горячо убеждал ручей.
Ива немедленно позвала охотника, и вместе они выпили эликсир из призрачных ладоней ручья. В тот же миг обернулись парой лебедей и покинули негостеприимную деревню, радуясь свободе, любви и счастью. Целый год жили они у озерца, где когда-то повстречали друг друга, целый год наслаждались жизнью, и не было никого счастливее их.
И вот — царская охота промчалась по берегу озера. Вздумалось молодому королевичу набить дичи, чтобы вскружить голову заморской принцессе, гостящей этим летом в его королевстве. Но какой бы дичи не приносил он ей, а всё не нравилось милой гостье. Она воротила нос от кроликов и лис, испугалась мёртвого волка, пожалела убитого оленя, не оценила фазанов и куропаток.
Опечалился юный царевич и, отослав свою свиту, возвращался домой в одиночестве берегом реки. Он увидел небольшую хижину, у порога которой сидела, покуривая трубку, старуха.
— А скажи мне, старуха, — обратился к ней королевич, — чем я могу удивить заморскую принцессу, какой дичью?
— Лёгкий вопрос, — выпустила изо рта дым старуха. — Ты можешь удивить её парой белых лебедей, что живут на берегу потайного озерка, здесь, неподалёку.
— Что же в них удивительного?
— Прежде они были людьми, а ещё раньше — ивой и охотником, — усмехнулась старуха. — В их сердцах живёт настоящая любовь. Если ты принесёшь их обоих к столу принцессы и она отведает хоть кусочек, то станет навеки твоей.
— Вот как, — рассмеялся королевич. — Что же ты хочешь за эту информацию, старуха?
— Хочу, чтобы ты привёл сюда отца, — отозвалась старуха мрачно. — Ибо он забыл меня, и моё сердце жаждет мести.
— Хорошо, — легко согласился королевич, давно мечтавший прибрать к рукам власть. — Завтра я приведу сюда царскую охоту, и отец мой будет здесь.
Он выполнил обещание, к полудню следующего дня у дома старухи остановилась царская охота. Королевич протрубил в рог, и будто на его зов из леса рванулась к старому королю лиса, проворная и злая. Никто не сумел остановить её, так стремительно она кинулась, вцепилась в горло королю и разорвала ему артерию.
В ту же секунду один из лесничих поразил лису ножом, но на землю упали бездыханными и король, и его убийца. Королевич же не видел всего этого, стремясь скорее достигнуть озерца и убить лебедей.
Они и вправду были там, и он поразил одного за другим меткими выстрелами из лука. Подхватив прекрасную добычу, он поспешил назад, где и увидел свершившуюся месть. Пришлось ему натягивать маску печали, хоть душа трепетала и ликовала. В тот же вечер прекрасная принцесса отведала плоти лебедей и дала согласие королевичу.
Ручей был безмолвным свидетелем и предательства старухи, которая оказалась лисой, и смерти оберегаемых им лебедей. Безутешный, прибежал он к матушке-реке.
— Что же делать теперь? — спрашивал он её. — Как же мне быть? Всё, во что я верил, оказалось таким печальным.
— Это всё люди, — горько отвечала река. — Не могу позволить королевичу взойти на трон, завтра же сокрушу плотину, пусть станет его город моим, поглощу каждый дом и задушу всякого, кто будет недостаточно чист.
Ночью рухнула плотина, поток воды с рёвом обрушился на город, уничтожая всё на своём пути, спаслось лишь несколько жителей, да и те предпочли бы умереть. Никого не пожалела суровая река, ничего после себя не оставила.
Бежал ручей сквозь высокие травы и размышлял о печали всего произошедшего, о том, как тесно сплелись любовь и смерть, как чужая зависть руководит жизнью, как горестно и печально всё завершилось.
Как вдруг услышал голоса, переговаривались парень и девушка.
— Вот бежит ручей, — говорил он. — Никогда не пей его воды.
— Отчего же? — девичий голосок был звонок и лёгок.
— Он приносит несчастье влюблённым. В водах его течёт желчь и зависть, злость и страхи. Он — сын той реки, что поглотила столицу, а значит, в нем часть того ужаса.
— Да, ты прав, пойдём же скорее отсюда.
Они помчались прочь как на крыльях, а ручей вдруг понял, что был единственным виновником всей цепи событий. Не было предела его боли, просочился он сквозь землю, чтобы никогда больше не видеть солнечного света.