365 сказок

Не всякие сказки выражаются фразами, не каждая из них сразу же выливается в ровные строчки, а какие-то и совсем не готовы к этому. Чувствуя нечто ускользающее и эфемерное, непередаваемое словами, но музыкальное по сути своей, я взял альбом, а потом отобрал из жестяной коробки несколько акварельных карандашей. Пока тон ложится на бумагу, я представляю, чем он станет — цветком, абстрактной формой, бабочкой… Это, ещё нерождённое, перекликается с эфемерностью, что окутывает меня. С тем самым источником, из которого временами ткутся сказки. И вот исчезает и время, и пространство. Вероятно, и я сам едва не растворяюсь. Остаётся… Небо? Сказка, невысказанная словами, прорастает сквозь альбомный лист. Остаётся следить за тем, как она разворачивается. Может быть, мне когда-то снились эти миры, эти небеса, возможно, когда-то это была часть моих путешествий. Я словно слышу, как перешёптываются между собой сновидения, я рисую рассвет, в который хотел бы войти, рассвет, который зачем-то ждёт меня. *** Рассвет разливается мягкостью полутонов, облака высоки и прозрачны. Я стою на дороге, что петляет между холмами. Мне не нужно знать, куда она ведёт, мне не нужно даже идти по ней. Рассвет распускается цветком, и я вижу, как стрела дороги вонзается в солнце. Вот теперь я начинаю движение. Я чувствую ритм, и каждый шаг становится танцевальным па. Я танцую рассвет, и солнце встаёт потому, что тоже вливается в ритм. Я танцую этот мир, и потому мне нет необходимости знать, что же там скрыто на другом конце дороги. *** Я рисую этот мир акварельными карандашами. Я дотрагиваюсь до листа влажной кистью, и краски текут, сливаются, образуя новый полутон, переход, удивительное сочетание. Изображение живо, оно дышит, оно дрожит от каждого касания. Каждый штрих наполняется внутренним сиянием, и я заворожён этим настолько, будто кисть и карандаш — не в моих пальцах. Через меня изливается на бумагу сказка. Я — проводник. *** Я — странник, которому суждено пройти через новый, расцветающий в первых лучах солнца мир. Меня окружает музыка, и, доверяясь ей, я танцую в рассветном ветре, забывая касаться дороги. Полотно нестерпимо блестит, изгибается аркой, спешит прочь от меня. *** Наконец я останавливаюсь. Передо мной дорога резко уходит вниз, сбегает с холма. Необыкновенно, несбыточно, непонятно, но там плещется море, и на берегу, на скалах, конечно же, растёт маяк. Сегодня не моя очередь зажигать его, меня не ждёт смотритель, я словно наблюдаю картину, в которую пока не имею права войти. Я вижу иллюстрацию, но не прочёл историю. Коснувшись пальцами хрустального воздуха, я отступаю, но не отворачиваюсь. Солнечный луч дробится радугой в стекле фонаря. Маяк дремлет в рассветном сиянии. *** Маяк. Она искала маяк десять тысяч веков, исходила так много миров, что никто не сумел бы их сосчитать. В её груди росла и ширилась искра, от которой должна была зажечься путеводная звезда, восхитительная звезда маяка. Вот только подходящего всё не было. Холодные и тёплые моря и океаны показывали ей столько маяков, что она сбилась со счёта, время утекало сквозь пальцы, и она постепенно стала стройнее, словно высохла. Её волосы побелели насквозь, а глаза стали светло-голубыми. Тонкими запястьями можно было рассекать солнечные лучи. Она несла в груди искру, и та становилась всё больше, всё ярче. Казалось, что из этого света и только стала состоять его носительница. А маяк… маяк всё ещё жил где-то в тенях. Брошенный, покинутый всеми, кто за ним когда-либо ухаживал, он ветшал и разрушался, потому что в нём не было ни капли живительного сияния. Она мечтала найти его прежде, чем разрушение полностью сожрёт его. Впрочем… она знала, что силой своей горящей души сумеет поднять его из руин. Однажды в пути её застала гроза. Ливень был такой силы, что промочил насквозь. Она шла, сбиваясь с шага, влажные волосы облепили лицо и спину, плащ ни от чего не спасал. И только внутри сияла спокойно и ярко искра, ставшая давно настоящим пламенем. Она шла, не замечая, что давно потеряла дорогу. Двигалась, не зная больше ничего иного. В такой темноте, среди косых струй дождя поиск почти утратил смысл, но она продолжала идти на чистом упрямстве, прислушивалась, в надежде уловить за голосом бури голоса моря. Но грохотал гром, а молния била так часто, что воздух был пронизан электричеством. Наконец она споткнулась, упала, больно ударившись коленями о влажные мелкие камни, и тогда подняла голову, намереваясь спросить у неба, за что оно сегодня так ожесточилось против неё. В яркой вспышке молнии она увидела тёмный остов маяка. Поднявшись, пусть боль в коленях была нестерпимой, а кровь так и бежала по влажной коже, она бросилась к тёмному провалу двери. Маяк был так стар, что не закрывал своего нутра ни от ветра, ни от путников, ни от смерти. Лестница внутри обрушилась, но ничто не было способно удержать ту, что несла маяку своё пламя. Она коснулась стены, и с грохотом грома ступени из чистого сияния возникли над полом, словно зазывая её наверх. Она поднималась так быстро, как только могла, забыв о боли и усталости, о промокшей одежде. Путь её наконец-то был закончен, и она ликовала, радовалась, смеялась. Хрустальное стекло колпака давно дало трещины, оно замутилось и теперь рыдало с ливнем. Она же провела ладонью по груди, точно собирала на пальцы собственную душу. Ветер, свободно влетавший сюда, не сорвал с её губ ни слова, ни вскрика. Когда ладонь очертилась сиянием, она увидела, что маяк оживает, обновляется и пронзает мглу, указывая путь. Кто-то тронул её за плечо. Обернувшись, она улыбнулась смерти. *** Передо мной лежал лист с рисунком акварельными карандашами. На нём в рассветном сиянии высился маяк, вечный маяк, который десятки тысяч лет будет указывать дорогу странником многих и многих миров. Я смотрел на плавные переходы красок, а внутри меня всё ещё жила история той, что зажгла этот маяк собственной жизнью. Иногда сказки бывают такими странными, иногда они не высказываются словами, а порой рассказывают о том, что некогда случилось и больше не произойдёт никогда. Солнце вызолотило листву в саду, оно спешило укатиться за горизонт, и я, взглянув на это, внезапно принял решение. Мне был нужен рассвет. Мой рисунок стал дверью, и я прошёл сквозь, не сомневаясь ни в чём. Теперь у меня было разрешение пройти по камням, что так блестели в возрождающемся солнце, приблизиться к маяку и заглянуть внутрь. Разрушена ли лестница по-прежнему? Насколько крепки его камни? Как ярко он сияет по ночам? Так сказка начала новый виток.