365 сказок

Когда я вошёл, в таверне, как повелось у странников, снова рассказывали истории. И когда я вошёл, один как раз говорил нараспев, прикрыв глаза. Пришлось осторожно замереть у стены, чтобы не вспугнуть чужую сказку. Я и не заметил, когда мне передали кружку с чем-то терпким на вкус. Зачарованный рассказом, я слушал, слушал… И казалось, что время остановилось, что стало не нужным дышать. *** У неё на ресницах дрожал закат, стлалась степь за спиной, будто терпкий дым, она шла лишь вперёд, никогда назад, не мечтая о встрече с другим таким. У неё на плече расцвела лоза, алой краски закатной так ярок цвет. А глаза у неё точно бирюза, и других таких ясных не сыщешь, нет. Столько разных дорог исходила вдоль, а иные, пожалуй, что поперёк. Сколько раз предлагали другую роль, отказалась от всех, ведь дала зарок. Средь глуши лесной засыпала раз, да услышала волчий багряный вой. Не сомкнуть тогда этой ночью глаз, пусть хоть сотней дорог исходил герой. У костра она села, подобралась, ожидая, что стая придёт за ней. Замолчали вдруг волки в тот самый час, стало ярко в лесу от других огней. На поляну к ней странный народ шагнул, танцевали без музыки и молчком. Прокатился над лесом ужасный гул, кто-то вышел вперёд — морда пятачком. — Ты зашла к нам в угодья, — он молвил так. — Не уйти тебе, дева, и не мечтай. Этой ночью мы видели в небе знак, что с тобою повенчан наш дивный край. Ты прошла уже сотню чужих дорог, так силён твой дух! Ждёт твоя звезда! Нам нужна королева, жестокий рок умолять заставляет, дрожит слеза. — Я ни с кем не связала судьбы своей, — отвечала она, не страшась ничуть. — И не стану терпеть даже королей, ведь в свободе я вижу дороги суть. Я с рассветом покину волшебный лес, вы ж ищите другую, зачем вам я? Взвился, вскрикнул так громко лукавый бес: — Присягаем мы все, в том судьба твоя. — Становись мне женой, — вышел вдруг вперёд лесной царь, красоты такой дикой был, что не знал таковую людей народ, он бежал бы от страха, от страха выл. Посмотрела она — он рогат и бос, но в глазах у него мутных звёзд туман, вместо жезла в руке держит белу кость, кривит губы слегка — он не верит сам. — Не нужны мне угодья твои, народ и не нужен короны рогатой круг. Отпусти меня, царь, тут не мой черёд, в моей памяти будешь всегда ты друг. — Ты красива и гордая, как олень, я такой и не видел. Ты солнца свет. Ты останься со мною хотя б на день, на закате об этом мне дашь ответ. Делать нечего, вновь развели костёр, пусть она и сидела, не шевелясь. Говорил лесной царь, на язык остёр, танцевала вокруг вся лесная мразь. Когда солнце взошло, стало так тепло, кроны свет пропускали столь золотой, что забылась она. — Улыбнись светло, — попросила его. — Мой лесной король. Протянул он ей руку и вдоль дубрав повёл мягкими травами, как в раю. Проходили рекой, вдоль бобров застав, пили так из ручья как саму зарю. Птицы пели ликующий солнцу гимн, забывала странница о путях. А в рогах короля различила нимб, он же вдруг предложил танцевать в лугах. И гудели шмели, клевер буйно цвёл, пахло мёдом, и яблоком, и травой. Не боялась странница диких пчёл, жизнь предстала пред нею такой простой. На закате он задал один вопрос: — Хочешь вечность со мной по полям гулять? Ей ответить бы «Нет», но он в ней пророс, и сказала лишь «Да», толку ль отрицать. В тот же миг славный луг стал болотом лишь, лес встал тёмный, лихой, полный воронья. — Королевой ты станешь в ночную тишь, нарекаю своей я теперь тебя. Мир наш проклят, родная моя, навек, нам с тобой за него и нести вину. И хоть прежде была ты лишь человек, я такую встретил тебя одну. Когда кончится бедствие, встанет лес, солнце, птицы и счастье вернутся к нам, а пока что, любимая, я — твой бес, не пущу тебя в бегство, настигну сам. И мираж растворился в крови её, схлынул сладкий дурман из прекрасных глаз. Так манила дорога. Брала своё, но на пальце зажегся обман-алмаз. Не привыкла сдаваться и славу петь, не желала такого в своей судьбе. И легко ей привиделось: Выход — смерть. Нанесла она рану клинком себе. Обагрились ладони у короля, он держал на руках и взывал к богам, от проклятья очистилась та земля, но король тому вряд ли был рад и сам. Умирала странница, свет от звёзд угасал в глазах её… Бирюза. Царь лесной не жалел капель дивных слёз, уходила странница Сквозь и за. Говорят, что её можно встретить вдруг, среди звёздных дорог всё же бродит, да. Никогда не застынет, не тянет рук, и за ней не идёт по пятам беда. Улыбнётся если — к концу пути, а коснётся, значит, ко встрече с тем, кто готов вместе с вами к концу пройти, кто готов пережить ветер перемен. От проклятья очистила целый край, и вставало там солнце — багровый круг. Но тоскует уж вечность рогатый царь, для неё что остался лишь только друг. *** История закончилась, но ещё долго никто не смел заговорить. Потом странник поднялся и, чуть шатнувшись, двинулся к двери. Его провожали взглядами, и с каждым шагом чудилось, что в его фигуре что-то не так. На самом деле он не был стар, тело его выпрямлялось, плечи разворачивались, он словно становился выше. На самом деле он не был сед. Волосы каштановой волной упали на плечи. На самом деле не был он и человеком. Каждый, кто только умел, ощутил в нём иную силу, иное могущество. На самом деле он не был странником, и путешествие его показалось всем горьким. И никто не отвёл глаз, все смотрели, удивляясь, но молча. Он шёл сквозь зал таверны будто бы целую вечность. Двери распахнулись перед ним сами собой, выпуская не на дорогу между мирами, не в полную звёзд пустоту портала, не на очередной перекрёсток, а в мир полный солнца, цветущего клевера, запахов дикого мёда. Вот он перешагнул порог, ветвистые рога с запутавшимся в них солнечным лучом, едва не зацепили проём. Лесной царь захлопнул дверь за собой. — Он всё ещё ищет, — раздался голос. — Всё надеется, что она угомонится и вернётся в дивный край, краше которого нет. — Только душа её и есть дорога, — прошептал я.